Текст книги "Полный курс русской литературы. Литература второй половины XIX века"

1. Проблематика произведения построена на соотнесении фольклорных образов и конкретных исторических реалий.

Проблема народного счастья – идейный центр произведения.

Образы семи мужиков-странников – символический образ России, тронувшейся с места (произведение не окончено).

2. В поэме отразились противоречия русской действительности в пореформенный период: а) Классовые противоречия (гл. «Помещик», «Последыш»); б) Противоречия в крестьянском сознании (с одной стороны народ – великий труженик, с другой – пьяная невежественная масса); в) Противоречия между высокой духовностью народа и невежеством, косностью, неграмотностью, забитостью крестьян (мечта Некрасова о том времени, когда мужик «Белинского и Гоголя с базара понесет»); г) Противоречия между силой, бунтарским духом народа и смирением, долготерпением, покорностью (образы Савелия – богатыря святорусского и Якова верного, холопа примерного).

3. Отражение революционно-демократических идей связано в поэме с образом автора и народного заступника (Гриша Добросклонов). Позиция автора во многом отличается от позиции народа (см. предыдущий пункт). Образ Гриши Добросклонова имел своим прототипом Н. А. Добролюбова.

4. Отражение эволюции народного сознания связано с образами семи мужиков, которые постепенно приближаются к правде Гриши Добросклонова от правды попа, Ермилы Гирина, Матрены Тимофеевны, Савелия. Некрасов не утверждает, что крестьяне восприняли эту правду, но это и не входило в задачи автора.

5. «Кому на Руси жить хорошо» – произведение критического реализма:

а) Историзм (отражение противоречий жизни крестьян в пореформенной России (см. выше).

б) Изображение типических характеров в типических обстоятельствах (собирательный образ семи мужиков, типические образы попа, помещика, крестьян).

в) Самобытные черты реализма Некрасова – использование фольклорных традиций, в которых он был последователем Лермонтова и Островского.

6. Жанровое своеобразие:

Некрасов использовал традиции народного эпоса, что позволяло ряду исследователей трактовать жанр «Кому на Руси жить хорошо» как эпопею (Пролог, путешествие мужиков по Руси, обобщенный народный взгляд на мир – семь мужиков).

Для поэмы характерно обильное использование жанров фольклора: а) Волшебная сказка (Пролог), б) Былина (традиции) – Савелий, богатырь святорусский, в) Песня – обрядовая (свадьба, уборка урожая, песни-плачи) и трудовая, г) Притча (Бабья притча), д) Легенда (О двух великих грешниках), е) Пословицы, поговорки, загадки.

Лирика

1. Ранний романтический период (40-е гг.). Произведения этого периода носят на себе печать ученичества. Первый сборник удостоился резкого критического отклика Белинского. Главная тема периода – тяжелая судьба «маленького человека» (влияние «натуральной школы»). К этому периоду относятся стихотворения: «Вчерашний день…» (1848), «В дороге» – социальная элегия, «Когда из мрака заблужденья…», «Еду ли ночью по улице темной», «Тройка», «Перед дождем», цикл «На улице». Основной принцип поэтики – идти от конкретной сцены к художественному обобщению. Поэт еще не делает революционных выводов, а лишь сочувствует, сострадает своим героям.

2. Воспевание крестьянской демократии. Главная тема – жизнь деревни, быт крестьян. Поэт использует образы природы для передачи общей атмосферы народного страдания (природа скорбит вместе с народом). Стихотворения: «В деревне», «Несжатая полоса», «Забытая деревня».

3. Поэзия революционной демократии (со 2-ой половины 50-х гг.). Сотрудничество, а затем должность редактора в журнале «Современник». Печатается в «Колоколе» Герцена и альманахе «Полярная звезда». Основная идея творчества – идея гражданского служения, борьбы за гражданские убеждения. Стихотворения: «Поэт и гражданин», «Размышления у парадного подъезда», «Песня Еремушке», «Железная дорога» (1864), поэма «Кому на Руси жить хорошо» (1876—1877).

Тема народного заступничества. Стихотворения: «Памяти Добролюбова» (1864), «Памяти приятеля» (посв. Белинскому), поэма «Белинский» (1855), «Пророк» (о Чернышевском) (1874), «Кому на Руси жить хорошо» (образ Гриши Добросклонова).

4. «Элегия» – поэтическое завещание Некрасова.

 
Вчерашний день часу в шестом
Зашел я на Сенную,
Там били женщину кнутом,
Крестьянку молодую.
 
 
Ни звука из ее груди,
Лишь бич свистал, играя,
И Музе я сказал: «Гляди!
Сестра твоя родная!»
 

Муза Некрасова – это не идеальный женский образ, воплощение совершенства и красоты, но сострадание, воплотившееся в образе крестьянки.

Стихотворение было впервые опубликовано в газете «Колокол» (1860). А. И. Герцен так прокомментировал эту публикацию: «Мы очень редко помещаем стихи, но такого рода стихотворение нет возможности не поместить».

Само название стихотворения («размышления») указывает на одические традиции Ломоносова и Державина. Однако традиции переосмыслены Некрасовым, «высокие» некрасовские слова не однозначны, как у Ломоносова. В тексте стихотворения явно прослеживается перекличка с одой Державина «Вельможа». С первых строк поэт обличает лжеторжественность, «парад холопства, торжество холуйства»:

 
Вот парадный подъезд.
По торжественным дням
Одержимый холопским недугом,
Целый город с каким-то испугом
Подъезжает к заветным дверям;
Записав свое имя и званье,
Разъезжаются гости домой,
Так глубоко довольны собой,
Что подумаешь – в том их призванье!
А в обычные дни этот пышный подъезд
Осаждают убогие лица:
Прожектеры, искатели мест,
И преклонный старик и вдовица.
 

В отличие от оды Державина (в которой к вельможе приходят просители, в том числе и вдова) у Некрасова появляются просители-мужики – символический образ деревенской России. Поэт рисует крайнюю степень нищеты, горя и униженности крестьян. «Крест на шее и кровь на ногах» выступают символом страдания и подвижничества. Швейцар прогоняет просителей, не приняв «скудные лепты».

 
И пошли они, солнцем палимы,
Повторяя: «Суди его бог!»
Разводя безнадежно руками,
И покуда я видеть их мог,
С непокрытыми шли головами.
 

Затем поэт вводит читателя в покои вельможи, погруженного в негу и роскошь. В самом стихотворении эта часть отделена, резко меняется размер и рифмовка.

 
Ты, считающий жизнью завидною
Упоение лестью бесстыдною,
Волокитство, обжорство, игру, —
Пробудись!
 

Описание старости вельможи, его «аркадской идиллии» резко контрастирует с общим содержанием произведения. Поэт не дает вельможе умереть на родине, к которой тот не причастен:

 
Убаюканный ласковым пением,
Средиземной волны, – как дитя,
Ты уснешь, окружен попечением
Дорогой и любимой семьи
(Ждущей смерти твоей с нетерпением).
 

Авторское отношение проявляется в строках:

 
                                   … герой,
Втихомолку проклятый отчизною,
Возвеличенный громкой хвалой!..
 

Напряженный лиризм стихотворения разрешается стоном-песней, в которой предстает обобщенный образ русской земли:

 
     … родная земля,
Назови мне такую обитель,
Я такого угла не видал,
Где бы сеятель твой и хранитель,
Где бы русский мужик не стонал!
 

В кульминации стихотворения появляется тема Волги – извечной героини русских народных песен:

 
Выдь на Волгу: чей стон раздается
Над великою русской рекой?
Этот стон у нас песней зовется —
То бурлаки идут бечевой.
Волга! Волга!.. Весной многоводной
Ты не так заливаешь поля,
Как великою скорбью народной
Переполнилась наша земля, —
Где народ, там и стон…
 

Завершает стихотворение мучительный вопрос, обращенный к народу:

 
              …Эх, сердечный!
Что же значит твой стон бесконечный?
Ты проснешься ль, исполненный сил,
Иль, судеб повинуясь закону,
Все, что мог, ты уже совершил —
Создал песню, подобную стону,
И духовно навеки почил?..
 

Это стихотворение – эпитафия, написанная в форме послания. Образ Добролюбова, созданный в стихотворении, во многом навеян и образом Чернышевского, и героями произведений Чернышевского (Рахметов). Добролюбов предстает в стихотворении как гражданин, подвижник, посвятивший жизнь служению родине.

 
Суров ты был, ты в молодые годы
Умел рассудку страсти подчинять.
Учил ты жить для славы, для свободы,
Но более учил ты умирать.
 
 
Сознательно мирские наслажденья
Ты отвергал, ты чистоту хранил,
Ты жажде сердца не дал утоленья;
Как женщину, ты родину любил,
 
 
Свои труды, надежды, помышленья
Ты отдал ей; ты честные сердца
Ей покорял. Взывая к жизни новой,
И светлый рай, и перлы для венца
Готовил ты любовнице суровой…
 

В стихотворении создан обобщенный образ революционера-демократа, пророка и просветителя, способного переделать мир на разумной основе. Некрасов показывает, каким горем стала для друзей, потомков и родины смерть Добролюбова.

 
Но слишком рано твой ударил час,
И вещее перо из рук твоих упало.
Какой светильник разума угас!
Какое сердце биться перестало!
 
 
Года минули, страсти улеглись,
И высоко вознесся ты над нами…
Плачь, русская земля, но и гордись —
С тех пор, как ты стоишь под небесами,
Такого сына не рождала ты,
И в недра не брала свои обратно:
Сокровища душевной красоты
Совмещены в нем были благодатно…
Природа-мать! Когда б таких людей
Ты иногда не посылала миру,
Заглохла б нива жизни…
 

В стихотворении использованы многие образы и мотивы Пушкина. «Элегия» перекликается с «Деревней», «Памятником», «Вновь я посетил…» (обращение к юному поколению), «Эхо». Стихотворение делится на 4 части. В первой поэт размышляет о «теме старой – «страданий народа»:

 
Толпе напоминать, что бедствует народ
В то время, как она ликует и поет,
К народу возбуждать вниманье сильных мира —
Чему достойнее служить могла бы лира?..
 

Вторая часть посвящена размышлениям Некрасова о себе как поэте.

 
Я лиру посвятил народу своему.
Быть может, я умру неведомый ему,
Но я ему служил – и сердцем я спокоен…
Пускай наносит вред врагу не каждый воин,
Но каждый в бой иди! А бой решит судьба…
Я видел красный день: в России нет раба!
И слезы сладкие я пролил в умиленьи…
«Довольно ликовать в наивном увлеченьи, —
Шепнула муза мне: – Пора идти вперед:
Народ освобожден, но счастлив ли народ?..»
 

Третья часть посвящена размышлениям о судьбах крестьянства в пореформенной России. Поэт приходит к выводу, что за 13 лет (с 1861) перемен к лучшему не произошло. Некрасов видит противоречие между безрадостной жизнью крестьян и гармоничностью природы.

В четвертой части поэт-деятель благословляет народный труд и проклинает «народного врага». Однако стихотворение заканчивается пессимистически:

 
И песнь моя громка!.. Ей вторят долы, нивы,
И эхо дальних гор ей шлет свои отзывы,
И лес откликнулся… Природа внемлет мне,
Но тот, о ком пою в вечерней тишине,
Кому посвящены мечтания поэта, —
Увы! Не внемлет он – и не дает ответа…
 

Общественно-политическое развитие и поэзия второй половины XIX века

Поэзия во второй половине XIX века, являясь частью общего литературного процесса, испытывала на себе те же влияния, что и литература в целом. В соответствиями с теми тенденциями, которые были определены еще западниками и славянофилами, в поэзии оформились и продолжали развиваться две линии – «западная», черпавшая материал, технику, а подчас и темы в западных литературных образцах, и «народная», обращавшаяся прежде всего к устному народному творчеству. Если в первой половине века, в творчестве таких поэтов, как, например, Пушкин и Лермонтов, эти две линии переплетались, образуя синтез (напр., сказки Пушкина и его же «байронические» поэмы, «Песня про грозного царя…» и «романтические» герои Лермонтова), то позже между ними наметился определенный разрыв. В первую очередь это определялось тем, что демократизация общественной жизни открыла в литературу путь разночинцам и крестьянам, т. е. представителям низших сословий. Не имея связи с наследием мировой культуры (чаще всего из-за отсутствия систематического образования) они естественным образом обращались к народному поэтическому наследию, черпая свои образы и поэтику именно в нем.

Данные тенденции были усилены резкой политизацией общественной жизни, а соответственно, и литературы, как накануне отмены крепостного права, так и после него. В этом сказалась специфическая роль русской интеллигенции в общественном развитии страны (см. в разделе, посв. Достоевскому, «Миросозерцание Достоевского» Н. Бердяева), которая, не имея социальной опоры в обществе, вынуждена была лавировать между самодержавной властью и огромной массой трудового люда, основное число которого составляло крестьянство. Обращая свои взоры в сторону представителей «народа», интеллигенция часто идеализировала «мужицкую массу», стремясь в ней увидеть ту силу, которая будет в состоянии изменить облик страны к лучшему. По существу, не зная народа, не имея представления о его чаяниях и истинных интересах, интеллигенция в большинстве случаев выдумывала своего рода «миф о мужике», который и был основным источником ее вдохновений.

Политизации общественного сознания (и в особенности литературы) в то время во многом способствовала журналистика и деятельность таких изданий, как «Современник», «Отечественные записки», «Колокол» и др. Уже само провозглашение «темы народа» в литературе становится политической акцией, а печатание поэта «из народа» – своего рода демонстрацией либерального взгляда. Особая роль упоминавшихся изданий состояла еще и в том, что они не только удовлетворяли спрос на ту или иную «литературную продукцию», но в первую очередь создавали его. Многие разночинцы свое образование в области общественных наук (все из-за той же невозможности по материальным и иным причинам получить систематическое высшее образование) черпали именно из этих изданий (см. напр. «Бесы» Достоевского).

В противовес народнической волне, борясь за «чистоту искусства», русские поэты-«парнасцы» (напр., Тютчев, Фет, Майков и проч.) отстаивали его свободу от политизации и право настоящего искусства не быть инструментом в достижении сиюминутных, пусть и высоких, социальных задач, а говорить о вечном, входя органичной составной частью в русло мировой литературы.

Если в первой половине XIX века демократические идеи в основном привносило в общество дворянство (вплоть до отмены крепостного права в 1861 г.), то после реформы процесс «демократизации» общественного сознания ускорился на порядки. Во-первых, реформа прошла не так, как предлагалось демократами, а политические и социальные изменения не носили системного характера. Власть по-прежнему противилась любым попыткам реформировать себя. Во-вторых, в искусство, литературу, науку и другие области, как уже отмечалось, хлынули разночинцы, привнеся в них с собой свое собственное мировоззрение (по большей части материалистическое). Противостояние между обретшими в обществе вес разночинцами и самодержавной государственной машиной начиная с 70-х гг. постепенно усиливалось, общая обстановка накалялась. Что касается литературы, то и здесь полемика из русла эстетического и философского постепенно перетекла в русло политическое. Засилие материализма («натурфилософии») в демократическо-революционной среде, разделение всех представителей интеллигенции на «материалистов» и «идеалистов» вело к проецированию таких подходов и на общественно-политические задачи (напр., литературная и критическая деятельность Н. Г. Чернышевского, Д. И. Писарева). Образование и просвещение народа, которые проповедовала часть интеллигенции, поначалу воспринимались в качестве одной из основных задач народниками, но затем, в виду того, что это, с одной стороны, не приносило быстрого осязаемого результата, а с другой – наталкивалось на преграды в виде того, что реальный жизненный крестьянский уклад не особо нуждался в тех знаниях и нововведениях, которые «ходоки в народ» несли ему, – образование и просвещение ушли на второй план, а на первый вышли задачи чисто политического толка: как то борьба с самодержавием и имперской государственной машиной.

Подобная расстановка сил определила и положение дел в литературе.

В первой половине XIX века литература в определенной степени «открывала» для себя фольклор и вековое наследие народа. Появлялись сборники сказок, былин, песен и т. п. Это был период сбора информации, время, когда общественное сознание по-новому взглянуло на литературное наследие нации, когда оказалось, что фольклор, достояние самых низших слоев населения, представляет собой не только этнографическую, но и культурную, эстетическую, литературную ценность. Безусловно, работа по сбору форльклора и его систематизации проводилась и позже, но это уже была именно каждодневная «работа», ее результаты не были открытием не только для широкой общественности, но и для исследователей. Пришло время осознать все это наследие и, в соответствии с этим, понять истинное предназначение народа, его чаяния, историческую миссию и перспективу будущего развития. По этому «меридиану» и произошло разделение общества. Приверженцы поэтапного развития, планомерного внедрения культуры и образования в массы считали, что Россия должна (вне зависимости от того, европейский путь она изберет, или свой собственный) стать цивилизованной частью Европы и всего мира и что единственно возможный для этого путь лежит через восприятие всего того культурного, эстетического и интеллектуального багажа, который был накоплен человечеством. Отсюда – в их произведениях упор делается на ценности общечеловеческие. Говоря русским языком и на «русские» темы, они поднимали вечные проблемы, не особо стремясь подделываться под вкусы масс или потребности текущего момента (напр., Тютчев, Фет, А. К. Толстой). Однако в условиях общей политизированности жизни такая позиция вызывала критику со стороны революционно настроенных разночинцев, обвинения в безразличии к «страданиям народа», в «парнасском» отношении к литературному творчеству, приверженности «искусству ради искусства» и проч. Часть литераторов, черпавших свое вдохновение в фольклорной традиции, обращались (тематически и эстетически) к прошлому народа, пытаясь в нем найти ответы на мучившие общество вопросы. Это относится, в частности, к поэтам, вышедшим из крестьянской среды (напр., А. Кольцов, Н. Клюев). Они связывали свои надежды с патриархальным бытом деревни, общинным укладом жизни, возрождением вековых традиций. У «революционных демократов» они также вызывали раздражение, их обвиняли в консерватизме, приверженности отжившим жизненным истинам, ветхозаветной старине, «раскольничестве» и т. п. Особенное неприятие у разночинной интеллигенции, которая в своем большинстве была настроена атеистически, вызывала религиозность мировоззрения как крестьянских поэтов («традиционная религиозность»), так и «парнасцев» («философская религиозность»). Будучи в подавляющем своем большинстве материалистами и приверженцами «натурфилософии», они рассматривали бытие человека лишь в материальной плоскости, а вследствие этого считали, что внешняя, «материальная» перестройка государственного механизма должна привести к желаемому идеалу «равенства и братства». Отсюда – основными причинами всех бед были объявлены самодержавие и религия, которая воспринималась исключительно как один из столпов, на которые опиралось самодержавие. Влияния, пришедшие в Россию вместе с позитивизмом французских философов и материализмом немецких мыслителей, дали необходимую теоретическую базу для подобных воззрений. В последней четверти XIX века мало кто сомневался, что самодержавие и вся система государственного устройства Российской империи нуждается в реформировании, расходились лишь во мнении, что именно надо реформировать и как. Революционные демократы считали, что изменения могут быть произведены в короткий срок (революционно) и при этом не исключали насильственных способов (о роли интеллигенции в судьбах России см. ниже статью Н. Бердяева). В определенной степени революционные демократы узурпировали «тему народа», присвоив себе право говорить от его имени (впрочем, это было характерно не только для них). Любые попытки оспорить их цели и методы, а также программные заявления, наталкивались на враждебность и публичные обвинения в ренегатстве и реакционерстве (напр., именно в этом был обвинен Ф. М. Достоевский после появления романа «Бесы», в котором он попытался показать неприглядные и просто опасные тенденции в русском революционном движении).

Все вышесказанное естественным образом отражалось как на общих целях литературных групп, так и на тематике произведений и их идейной направленности.

Такое положение вещей сохранялось вплоть до начала XX века. Его кульминацией стал расцвет литературы и искусства рубежа веков, получивший название «Серебряного века русской поэзии», в котором все означенные противоречия окончательно обострились и в котором они достигли своего апогея.