Текст книги "Мутабор"
Автор книги: Ильдар Абузяров
Жанр: Современные детективы, Детективы
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 12 (всего у книги 32 страниц)
День третий
Среда. 6 октября
Глава 1
Висячие пешки. Жертва фигурой
1По договоренности, следующая встреча с пожирателем пешек должна была состояться в среду утром. Фигура в обмен на информацию – таковы были требования грабителей, и Бабенко через электронную почту уведомил преступников, что готов на все условия. Взяв с собой охранников салона «П. А. Карабанов», Бабенко направился в условленный сквер находящейся за гаражным кооперативом на Соколе.
В Питер ездить не пришлось, потому что накануне, это Бабенко выяснил по телефону, коллекционер Грегор Стюарр от сотрудничества категорически отказался. А временной отрезок, отведенный Карабановым для Бабенко, истекал, и нужно было что-то предпринимать.
– Фигура с собой? – развернул Бабенко листок бумаги, когда паренек приблизился и осторожно сел на скамейку в метре от него.
– Да, – кивнул паренек.
– Где? – вытянул руку Бабенко. – Покажи!
– Нет, – отчаянно замотал головой и зашелестел пальцами паренек, мол, сначала информация.
И тут Бабенко достал из кармана и распахнул перед глазами немого сохранившееся со времен службы удостоверение ФСБ.
Мол, читай внимательно. Вот тебе информация к размышлению.
Бабенко видел, как расширяются от удивления глаза паренька. Как тот поджимает потихоньку ноги, готовясь сорваться с места и рвануть отсюда.
Поскольку Бабенко сел на лавочку специально так, чтобы отступать парень мог только к гаражному кооперативу, то не очень волновался, когда паренек, вскочив, бросился бежать именно в том направлении.
С издевательской улыбкой – «Смотри, прямо олимпийский чемпион по одновременной игре в шахматы и бегу с препятствиями!» – Бабенко наблюдал, как парнишка грациозно, словно лань, перемахнул через забор и стремительно скрылся между гаражными рядами.
– Беги-беги, – ухмыльнулся Федор Сергеевич, – далеко не убежишь!
2И действительно, через несколько минут уже скрученного паренька затолкали в гараж. Он и опомниться не успел, как его связали и подвесили на крюк.
– Говори! – крикнул Бабенко, снимая пальто и пиджак. – Кто тебя послал, на кого ты работаешь?
В ответ паренек только мычал и мотал головой.
– Хватит мычать, – засучивал рукава Бабенко, – я же знаю, ты не глухонемой, ты просто плохо знаешь русский. И стесняешься. Можешь говорить на своем, у нас есть переводчик.
Второй раз за полчаса глаза паренька округлились.
– Видишь, мы все о тебе знаем. Мы навели справки даже о твоих родных. Так, что это у нас здесь такое? – детектив залез пальцами в карман куртки мальчишки. – Ааа, пешка! Какая грубая работа, умыкнул пешку со стола, стоило сопернику отвернуться. Нечестно, нечестно. Понятые, есть у нас понятые? Надо составить протокол по понятиям.
Тут же, как из-под земли, в гараже появились понятые. Пара знакомых Бабенко, которые должны были прикрывать отход к Ленинградскому проспекту.
– Интересно, может, у нас еще что-то есть? – Бабенко снова залез в карман к пареньку тонкими пальцами и выудил оттуда маленький пакетик с белым порошком. Федор Сергеевич хранил этот порошок со времен деятельности в органах, применяя его в исключительных случаях экстренной надобности.
– О-о, героин! Смотри-ка ты, герой, какая удача! Партия больше пяти грамм тянет на десять лет заключения.
– Казлипидораси, это не мое, – разродился тирадой подвешенный за яйца.
– Кого это волнует? Сейчас составим протокол и упечем тебя лет на двадцать.
– Я ничего не знаю, – заговорил немой, – меня наняли только с этой пешкой.
– Кто нанял? Когда? Ты знаешь этих людей? Давай быстро выкладывай, откуда такой интерес именно к этому набору?
Но паренек лишь качал головой, мол, я ничего не знаю, меня наняли. Единственное, что удалось выяснить: его наняли за десять тысяч рублей.
3Глядя на то, как мужественно отнекивается паренек, Бабенко все никак не мог взять в голову: и чего это он так упирается? Почему он готов сгинуть за своего хозяина? Ведь он всего лишь пешка в чужой игре, и ему таким макаром никогда не стать королем. Он всегда приносится в жертву ради достижения конечного результата. Ради получения преимущества на доске с любой пешкой, не задумываясь, расстаются.
Впрочем, – обойдя подвешенного паренька, посмотрел на проблему с другой стороны Федор Сергеевич, – пешка кажется малозначимой фигурой лишь на первый взгляд. С упорством, достойным уважения, она двигается всегда вперед и отличается особой отвагой. Никогда не отступая, пешка или погибает, или становится самой нужной фигурой на шахматном поле. Она способна преобразиться и в слона, и в коня, и в туру. Способна даже занять место сокрушавшего всех налево направо, но уже выбывшего ферзя. Или стать с его могуществом на одну доску. В жизни, как и в шахматах, случается, что победу его величеству приносит маленькая, но упрямая и смелая пешка.
– Все, хватит, – остановил допрос Бабенко. – Я тебе верю. Но скажи напрямик, ты бы ведь не связался с посторонними людьми? То есть с местными, потому что местным ты не доверяешь. Вспомни, тебя ведь наняли твои же соотечественники из Кашевара?
– Да, кашеварские, – признался парень, – только я их не знаю и раньше не видел. Они на базаре ко мне подошли. На рынке я работаю.
– Отлично, кем работаешь-то, щипачем? – улыбнулся Бабенко. – Ну, мне-то ты можешь признаться.
– Нет, не щипачем. Грузчиком работаю.
– Каким грузчиком? Хорош заливать-то! Что ты мне вазелин втираешь? Посмотри на свои пальцы: у тебя ни мозолей, ни царапин. Ладно, я почему спрашиваю? Вдруг ты мне пригодишься.
– Нет, я тележку толкаю. В рукавицах. Честно говорю! Здесь и тележки достаточно. Нормально денег выходит.
– Все понятно. Развяжите его, – сказал Бабенко. – Понятые, подпишите протокол! Он у нас теперь на крючке. Никуда не денется. Слышь, ты, Абрек. Иди сюда и подписывай протокол. Когда надо будет связаться, я тебе позвоню, и ты немедля явишься ко мне на допрос.
– Да-да. Хорошо, – растирал затекшие руки, пожиратель пешек, чтобы подписать нужную бумажку.
– А теперь дергай отсюда. И чтобы ты мне больше не попадался!
4Последняя фраза была излишней. Бабенко знал, что вряд ли еще увидит этого паренька. Ему сегодня же купят билет и отправят восвояси. Пешка свою миссию выполнила.
Впрочем, радость Бабенко от отыгранной пешки и выигранной позиции была недолгой. Когда он, хвастаясь, по телефону рассказал Карабанову о проделанной работе, Карабанов разразился тирадой похлеще той, что выдал из себя скрученный паренек. Будто это не пожирателя пешек, а Карабанова подвесили за яйца.
– Ты что! – орал он в трубку как недорезанный. – Почему действовал не посоветовавшись? Какого хрена взял моих охранников! Теперь мой магазин спалят живьем! Я этих товарищей знаю! Как я теперь смогу спать спокойно?
– Да кому, нахрен, будет нужен твой магазин, когда в дело вмешалось ФСБ. Тем более что этот паренек у нас на крючке. Он будто бы отпущен под подписку о невыезде. Протокол составлен. Паспортные данные переписаны.
– Да ты спятил! Ты думаешь, если они чурки, то чурбаны? Они быстро нас раскусят и отомстят. Терпеть они не могут, когда к ним относятся без уважения. Я их хорошо знаю. Такой погром учинят!
– Послушай, я их тоже хорошо знаю. Один мой бывший коллега отлавливал их пачками на улице и отбирал документы. Затем, шантажируя, то и дело выманивал из них бешеные деньги! Им даже в голову не приходило идти жаловаться в консульство. Бараны, они и есть бараны. Теперь они ниже травы будут и на выстрел к твоему магазину не подойдут. И потом – для тебя же главное прибыль. А ты уже и так, считай, два раза продал дорогущий шахматный набор, который я тебе и возвращаю.
– Нет, так мы вопроса не решим! – давай завтра встретимся во время обеденного перерыва и поговорим обстоятельно!
Глава 2
Солнечный удар
1Омар проснулся в час между замерзшей птицей и голодной собакой. Он сел на землю и потер глаза. Затем еще раз. Затем еще. Он тер глаза тыльной стороной ладони так яростно, словно собирался высечь из них искру. После глаз он принялся отчаянно растирать руками другие части тела. За ночь, проведенную в кустарнике, Омар задубел так, что не мог думать ни о чем, кроме как о тепле. Выпавшие на долю Чилима лишения привели к тому, что его кожа огрубела и стала твердой и непробиваемой, как панцирь у рака. Ей явно не хватало коралловой ванны с горячей водой и мыла с экстрактом ламинарии. И это уже не говоря об уютном внутреннем дворике отеля, лавровой зелени и спелых плодах граната, растущих на дереве прямо перед окном.
По приезде в Кашевар Омара очень удивило, что многие местные жители на таком солнцепеке ходят в шерстяных свитерах и даже кожаных куртках. Словно насмехаясь над местным обычаем, Омар выходил из отеля в одной хлопковой рубашке. Но, как известно, хорошо смеется тот, кто смеется последним.
– Что же холодно-то как, что ж так холодно? – бубнил себе под нос Омар, пока не вспомнил, что этой ночью он опять разговаривал с рыбой.
А ведь точно – замер он, уловив мелькнувшую под толщей воды в глубине сознания тень, – прошедшей ночью ему опять снилось, что с ним говорят рыбы, шевеля своими пухлыми губами. «Так, может, я так сильно замерз, потому что весь сон находился с ней под водой? Но что от меня хотят эти бедные создания? И когда все это прекратится?!»
Закрыв глаза, чтобы лучше видеть тени, Омар сосредоточился на разговоре с рыбами. Вот, раздувая жабры, сазан жалуется ему на то, что пресной воды в мире все меньше и экология водоемов все хуже. А вот корюшка сетует, что ее уже вылавливают на корм попугаям. И только она обмолвилась о попугае, как под конец сна заявился птенец Элиот с петицией, что не может есть полутухлую рыбину.
– Надо же! – открыл глаза Омар и тут же захлебнулся в потоке яркого света. – Во сне я видел своего расфуфыренного какаду, жалующегося на то, что мы совсем не уделяем ему внимания!
Но где тогда ответственная и сердобольная Гюляр? Что с ней случилось? Впервые Омар почувствовал, что дома творится неладное. Дохлая рыба – скверный знак. Кажется, ощутив тревогу за невесту, Омар и проснулся.
Вскочив на ноги, Чилим принялся прыгать, разогревая кровь, – так ему не хотелось перевоплотиться в безголосую корюшку. Он даже скакал на одной ноге – то ли для того, чтобы увеличить нагрузку, то ли подражая цапле.
В гуляющих волнах, как в кривом зеркале, Омар видел, что его лососевая рубашка помялась и поблекла, лицо покрылось изрядным слоем щетины.
Без со́мов в кармане ты рано или поздно оказываешься в желудке у сомо́в. Еще с детства Омар знал, что большой сом, затаившийся в коряжнике озера, может проглотить собаку и маленького человечка.
«Надо поскорее уносить ноги от этого гиблого места, – решил Омар. – В жаркий полдень здесь, слов нет, хорошо, а ранним утром затхлая вода дает ощущение ненужной сырости и гнили в поджилках».
2Кашевар – место парадоксов. Это Омар понял, стоило ему опять оказаться в старом городе: глинобитные дома с балконами, высокие дувалы, мечети, украшенные резьбой по ганчу, простой люд кругом, встречаясь с которым, Омар не разбрасывал свою энергию налево-направо, распахнув рубаху, а шел мимо притаившихся в многочисленных арках магазинчиков и кафе, весь ощетинившийся и ссутулившийся. Он группировался, боясь любым лишним движением растерять остатки тепла.
Скрестив руки на груди, он по-прежнему тер свои плечи, наблюдая, как торговец пряностями ловким движением ладоней зачерпывал из больших мешков корицу и кориандр, чтобы растереть пахучие экзотические травы и поднести к носу жестом заправского дегустатора. Он не торговал, он колдовал. Торговец специями с седой бородой, походивший на старика-волшебника, в столь ранний час чародействовал над своим чудодейственным экзотическим товаром, а Омар по-прежнему думал только о тепле. «Вот бы мне немного жгучего перца», – даже не думал, а инстинктивно чувствовал, откуда исходит тепло.
Как по команде, он останавливался у газующих машин и возле распахиваемых на миг дверей магазинов и лавочек. Он ловил струю теплого воздуха, готовый, как птица, расправить крылья под этим потоком.
На радость Омару, кукурузу здесь не варили, а жарили на углях. Жаровни и хлебные печи для Омара, загребавшего жар жабрами, были сущим спасением. Но чем больше Омар согревался, тем нестерпимее он хотел есть, потому что тепло приходило вместе с ароматами еды…
– Холодно, теплее, еще теплее, горячо, горячий завтрак, – твердил Омар себе под нос детскую считалку. Ноги сами несли его туда, откуда пахло едой. На узкие улочки старого города, где полно забегаловок и мусорных баков с отходами. На рынок, где в мини-печках торговцы и ремесленники готовят себе кушанье кушари – из нута, риса, коричневой чечевицы и кукурузы.
И вот уже Омар шел на запах пищи вслед за отвисающей слюной, словно на поводке. Когда ты голоден, ты идешь только за своей слюной. Потеряв всякий стыд, он готов был нагибаться и поднимать выпавшие из рук кашеварцев крошки хлеба и рыбы, рыться в мусорных баках и пакетах.
«А чем я отличаюсь от прочих? – успокаивал себя Омар, вынимая ошметки, засохший фруктово-травяной чай и полусгнившие фрукты из мусорных баков. – Целые районы кашеварцев, словно черви или личинки, живут на переработке мусора, зарабатывая всего по сто сомов в месяц».
На площади, где одна сердобольная старушка кормила уличную свору собак, он хотел было прикинуться одним из четвероногих друзей этой бабки и ползти к еде на четвереньках. Он даже подумал, что подслеповатая старушка не определит в нем человека, тем более он не брился второй день и жесткая щетина с каждой секундой все более походила на волнистую шерсть.
3«Я превращаюсь в собаку, – ужасался Омар, – и истекаю слюной-рефлексом Павлова». Он чувствовал, что поселившийся в нем зверь уже начал грызть и глодать его изнутри. Теперь Омар готов был биться насмерть за кусок хлеба, готов был сам дойти до каннибализма и вцепиться в глотку какого-нибудь жирного шашлычника, пропитанного запахами жареного мяса, лука и помидоров.
О каком достоинстве может идти речь, когда человек полностью зависит от своего желудка и просто не в силах больше ни о чем думать, кроме как о еде? У палатки с пончиками и беляшами он смотрел на сальные руки раздатчиков. Он готов был целовать эти руки, слизывая с них масло и жир. Голод не только беда-злость. Он еще и драма-унижение.
Поистине, голод способен сделать из самого обычного человека опасного зверя. И тут уже не до иронических ухмылок и усмешек. Сознание голодного человека мутно, истощенный голодом практически невменяем нравственно. Воля бездомного бродяги атрофирована. Он подчиняется лишь элементарным, животным инстинктам, переходящим в болезненную страсть.
Омар с ненавистью смотрел на дразнящего его лавочника со снисходительной ироничной улыбкой на морде.
– На, на, возьми, – протягивал тот недоеденный кусок хлеба с мойрой и тут же убирал руку.
– Сука! – сказал Омар.
– Сам такой, – разозлился лавочник, – хочешь есть, а работать не хочешь?! Все в этом городе хотят есть, пить, веселиться! А работать никто не хочет! Все развращены, потому что власть сама не работает, а только ворует, а потом на эти деньги жрет и веселится. А все заботы о государстве ложатся на плечи простых лавочников и дехкан. Думаешь, нам легко вставать ни свет ни заря и ишачить до самой ночи? А налоги, а поборы, а препоны, а коррупция? – завелся лавочник. – Цены на электричество подняли в три раза! А все потому, что летом эмир и мэр продал воду водохранилища нашему соседу! Понадеялся, что осенью пойдут дожди. Сам видишь, осень в этом году какая сухая! Вода в итоге подорожала, хлеб из-за засухи вырос в цене вдвое. А водохранилище без воды не дает электричества. Люди жгут керосинки, передвигаются по темному городу. Хочешь есть – иди работать!
Омар не больно слушал лавочника. Он уставился на голову рыбы, торчащую между двух пухлых губ разрезанной булки.
– Съешь меня, – призывала булка.
– Сожри меня, – соблазняла рыба.
И тут Омар вспомнил, что ночью рыба умоляла его убрать правительство, которое так поступило с водохранилищем и теперь качает воду для водопровода из городских озер, почему и грозит исчезновение многим видам пресноводных.
– Ладно, на, возьми, – протянул сэндвич лавочник и опять убрал руку, – но если обещаешь мне помочь разгрузить австрийскую плитку.
– Я согласен, – не думая, согласился в рабство за гамбургер Омар. – Где машина?
– Она не смогла сюда проехать по этой узкой улочке. Стоит на большой дороге в нескольких кварталах отсюда. Но ты не отчаивайся. Как разгрузишь, дам тебе чечевичную похлебку, бутылку воды, хлеба и немного сомов, – разглагольствовал торговец, пока Омар жадно глотал хлеб с рыбой.
4Кашевар – город контрастов. Ночью Омар не знал, куда ему укрыться от холода, а днем передвигался короткими перебежками, стараясь из пекла открытого неба скорее попасть в спасительную тень. Вот она, проекция мира – полоса белая, полоса черная. Точнее, не полоса, а квадрат. Весь Кашевар был разбит на квадраты кварталов, бесконечных лавок, мастерских и забегаловок. И Омар таскал на своем горбу по этим кварталам квадраты темной и светлой плитки.
«Еда – не только источник насыщения желудка, но и источник тепла», – думал Омар, чувствуя, как холодеет спина от обильного пота. Коробки с керамической плиткой можно было перетаскивать на руках, прижав к груди, а вот тяжелый напольный керамогранит приходилось взваливать на плечи и спину и нести, сгибаясь в пояснице, используя лишь гужевую тягу ног.
«Кто я, – вопрошал Омар, снова и снова возвращаясь за плиткой, – человек или ишак Сизифик, довольный своей рабской участью?»
Тяжелая механическая работа и правда делала из него осла, упрямо вращающего жернов судьбы вокруг собственной оси. Спину и ноги ломило от боли.
«Нация бывает только там, где одна группа народа прекращает нещадно и несправедливо, не предоставляя прав на нормальное существование, эксплуатировать другую», – твердил Омар заученную со школы истину.
Сначала он еще слышал выкрики: «Эй, посторонись, хайван!» и «Куда ты прешь, маймун?!» – но вместе с болью в мышцах как-то разом пришла глухота к посторонним звукам. Омар уже не обращал никакого внимания на обидные слова и тычки.
На востоке есть пословица: «Осел понапрасну не кричит». И Омар терпел и молчал, как бы ему ни было тяжело. А еще в Кашеваре говорят: «Ишак луже мочу должен, а волку мясо». Мол, что должно случиться, то неминуемо произойдет.
Так что лучше понапрасну не дергаться, а делать, что должно. Омар уже успел приглядеться и понять, что местные работяги так и живут. Особенно не усердствуя и никуда не спеша, они терпеливо выносят на своем горбу то, что им уготовила судьба.
Задумчивый ишачок с глазами мечтателя и челкой хиппи всегда останавливается, учуяв либо запах волка, либо мочу ослицы. Замирание на полушаге помогает порой избежать гибели. И только по большим праздникам, напившись мочи ослицы – местной ракии – и учуяв запах свободы, работяги начинают истошно распевать во все горло свои ослиные песни.
Но это мало что меняет в их судьбе.
5Судьба! Одно дело – местные, а другое – не подготовленный к здешнему климату иностранец. Чужаку, даже с баулом теплого воздуха на голове, порой приходится труднее, чем аборигену с тяжелой ношей, ибо жара в Кашеваре проявляет себя по-особенному. Поначалу Омар старался ее не замечать. Печет себе, ну и ладно. Змеиная жара лучше, чем собачий холод. Но в какой-то момент подкравшаяся на расстояние удара жара дала о себе знать сполна, и на Чилима обрушилось южное кашеварское солнце.
Поначалу у Омара, при большой влажности, резко пересохло во рту. Занятый новым ощущением, он даже не услышал грохота свалившейся с плеча коробки с ценной австрийской плиткой. Только увидел большую груду осколков да толпу тут же собравшихся зевак. Черные пробоины и разверстые рты. Не до конца осознавая, что стряслось и почему задрожала земля под ногами, он вместе со столпившимися людьми, среди которых мелькнуло и лицо торговца книгами Абдулхамида, смотрел на все происходящее как бы со стороны. Сбросив с плеч ношу, Омар стал ощущать себя легко. Расколотые по диагонали плиты походили на прорезавшиеся за спиной крылья. В какую-то секунду Чилиму показалось, что им овладела невесомость и он поднялся высоко в небо и оттуда наблюдал, как подлетевшие мальчишки вынимали из упавшего короба на свет божий треснувшие пластины. Но Омар не собирался ловить выпускаемых из груды глянцевых осколков солнечных зайчиков. Там, в небе, он вдруг отчетливо понял, что все несчастия, что свалились на его голову, и должны были произойти именно с ним. Ибо вся наша жизнь предначертана на небесах и требует лишь подтверждения-сложения на земле. Так из осколков небесного макета выкладывают разрушенную мозаику бытия на полу.
От осознания столь неприятного факта у Омара опустились руки. Он понял, что дальше не в силах не только летать, но и передвигаться и даже отводить глаза. Впав в ступор, он вперил взгляд в землю, а когда поднял глаза, то увидел перед собой разъяренную красную физиономию хозяина.
Искривленный рот, толстые губы и жирный блестящий палец тыкали ему в лицо разбитой плиткой. Собравшиеся вокруг, пытаясь что-то внушить Омару, пинали его словами. Но Омар совершенно не боялся угроз хозяина. Скорее, они ему казались мнимыми и смешными. После тех побоев, что ему учинило солнце, не пугала Чилима и перспектива быть избитым.
В какой-то момент Омар подумал, что было бы забавно укусить третирующее его светило за жирный с прилипшими ворсинками пыли солнечный палец. В следующую секунду он попытался это сделать, пошире открыв рот, и цапнул лоснящийся перст. Тут же на Омара посыпался такой шквал ударов и пинков, что он не устоял на ногах. А палец хозяина, угодивший глубоко в глотку, вызвал рвотный рефлекс.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.