Электронная библиотека » Ильдар Абузяров » » онлайн чтение - страница 25

Текст книги "Мутабор"


  • Текст добавлен: 14 января 2014, 00:06


Автор книги: Ильдар Абузяров


Жанр: Современные детективы, Детективы


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 25 (всего у книги 32 страниц)

Шрифт:
- 100% +
4

– Да, именно. Или вас не пугает перспектива оказаться в роли телки его гарема? Тогда мы придумаем пытки поизощреннее. Не забывайте, мы в восточной деспотии! Думаю, вам хорошо известно, что масло, в отличие от дистиллированной воды, кипит при температуре тысяча градусов. Как вы насчет пытки кипящим маслом? Вам не жалко свой член? Или что вы скажете, когда вам начнут вырывать один за другим ваши прекрасные зубы?

Пока Гураб-ходжа перечислял одну за другой уготованные Чилиму пытки, Омар, изображая все больший испуг, продолжал считать. Он без труда восстановил в голове картинку на шахматной доске. Но вместе с решением этой проблемы в голове вдруг всплыло, что имя Саур можно перевести как «бык». А бык он и есть бык!

Цепочка из пяти дней, проведенных под хлебным небом Кашевара, складывалась в линию домино. Пазлы сходились, и теперь Омар вдруг отчетливо понял, что на самом деле Буль-Буль Вали, и Ревес Максут-паша, и друг юности эмира и мэра были одним и тем же лицом.

Совершенно чудесным образом – вот она, удача! – он купил набор шахмат, которые в последний момент забыл в Петербурге. Захвати он их с собой, ему бы не поздоровилось. Ведь эти шахматы оказались ключом к сокровищам Буль-Буля Вали, а на самом деле геолога, нашедшего какие-то алмазные копи, сообщившего об этом в телеграмме и убитого бандитами ни за что в квартале красных фонарей.

– Так значит, – радостно воскликнул осененный догадкой Омар, – друг эмира Буль-Буль Вали, он же Балык-Малик, он же агент Ревес Максут-паша, – это всего лишь талантливый ученый-бессребреник, нашедший алмазные залежи. Религиозный геолог-аскет, которого, по высшему настоянию эмира и мэра, возвели в ранг святого и в честь которого на берегу озера разбили комплекс-усыпальницу.

– Для вас, европейцев, он, может быть, просто хороший человек и замечательный ученый, а для нас святой, последний шейх мутаборитов, посланный спасти нашу страну. Даже безбожник эмир и мэр, не верящий никому и ничему, преклоняется перед чистотой и светлой личностью своего друга. Вам и невдомек, что это был за человек…

– Знаю, знаю, – остановил Гураба-ходжу Омар, – всего скорее, он перед смертью проглотил добытый им алмаз, а потом изъеденный рыбами труп освободил камень, и он угодил в руки простому дехканину Хабибу.

– Вы имеете в виду Хабиба-бея? Но вы забыли, что Буль-Буль Вали явился ему во сне и указал на камень, хотя раньше Хабиб-бей не видел этого человека в глаза.

5

– Ну хорошо! – наконец просчитал все возможные вариации Омар. – Допустим, я нарисую вам карту, а вы купите этот участок по дешевке, организуете концессию, и вся прибыль от добычи с приисков достанется вам? А мне какая в том выгода?

– А что, вы в вашем положении наберетесь храбрости мне возразить и воспрепятствовать? – ехидно спросил министр внутренних дел.

– Нет. Я не возражу, я попрошу, – тоже ехидно заметил Омар, – попрошу двадцать процентов. Как и прописано в законодательстве Кашевара. Все-таки это я нашел клад!

– Двадцать процентов! Да вы себе представляете, о какой сумме идет речь? – взбесился министр. – Вы просто грабитель нашего народа. Хотите стать очередным западным колонизатором-эксплуататором?

– А вы разве не собирались продать всю концессию какой-нибудь западной корпорации-эксплуататору за свои двадцать процентов?

– С чего вы взяли? Я как раз всецело помышляю о нуждах своего многострадального Кашевара, который уже довели до кипения. Вы знаете, что творится на улицах! Люди уже не могут терпеть своей бесправной, нищей жизни! – проговорился Гураб-ходжа. – Они ставят палаточный лагерь и протестуют против итогов выборов и скотского существования. Вы со своими подельниками из фонда добились того, за чем приехали.

– Думаю, вы тоже этого добивались!

– Не будем терять времени на пустую перепалку! Предлагаю вам свободу и сумму, равную двадцати тысячам евро. Заметьте, делаю это только из уважения к вашему мужеству и из-за человеколюбия. Вы прекрасно понимаете, что сейчас я могу вызвать Саура.

– Ну хорошо, я согласен, – вздохнул Омар, – вы перечисляете на мой счет шестьдесят тысяч евро, по десять тысяч за каждый день, проведенный в Кашеваре, – так я оцениваю свои страдания. А еще, еще вы в ближайшее время даете мне возможность встретиться с консулом Англии и доиграть с Ширханом-эфенди партию в нарды. Если вы хорошо осведомились о моей персоне, то должны знать, что я очень люблю интеллектуальные игры и ненавижу недоигранные интересные партии. Иначе стал бы я покупать тот шахматный набор и с вами сейчас торговаться.

– Хорошо, – скрепя сердце согласился Гураб-ходжа, – будут еще какие-нибудь пожелания?

– Во время игры в шахматы я люблю пить чай с молоком и фруктами. Так что прошу: принесите в камеру как можно больше еды, лучше прямо сейчас. А я вам обещаю, что после того, как вы выполните все мои требования и отвезете меня в банк, чтобы я мог лично перевести деньги в Лондон и заблокировать свой счет, а затем дадите переговорить с консулом, вспомню для вас карту в мельчайших подробностях.

– Не слишком ли много вы хотите съесть? – ухмыльнулся Гураб-ходжа.

– Не думаю, что это очень много. Вы же понимаете – мне нужны гарантии. Гарантии, чтобы подготовить себе пути к отступлению после того, как я поделюсь с вами секретом, благодаря которому я все еще остаюсь живым.

– Хорошо. Вам принесут еду и чай. И переведут в чистую и светлую комнату гостя.

– Не надо никакой комнаты гостя. Я хочу, чтобы компанию мне составили некоторые мои сокамерники. Как аристократ, я не привык ужинать в одиночестве. Да, чуть не забыл. Еще я хочу дочитать книги, которые ваши фанатики у меня отобрали.

6
Алмазная иголка бессмертия
(глава из второй книги)

Где-то ближе к вечеру пятницы к Алмазу Алексеевичу подошел начальник смены и сообщил, что его ждет хозяин. Точнее, вызывает. Алмаз Алексеевич поднялся по железной лестнице – наверх, в контору. Прошел по коридору и очутился в офисном здании. Здесь чистенько и светло. Подвесные в клеточку потолки, новые перламутровые двери и аквамариновый линолеум.

Кабинет с двумя красавицами секретаршами находился на последнем этаже. Пройдя по коридору, Алмаз вошел в предбанник кабинета шефа, где находились аж три молоденькие девицы. Как на подбор: рыженькая, беленькая и темненькая. Почти раздетые, разве что прикрытые щавелевым листком.

– Тьфу ты, стыдобища! – Почему-то в сознании всплыли ходившие по заводу слухи о том, будто хозяин вывозил таких курочек в «Кур и щавель».

Сам Алмаз Алексеевич уже давно стал замечать, что его больше возбуждают одетые, чем раздетые женщины. Наверно, это старость. С одетыми у него был шанс отделаться легким флиртом, найти пути к отступлению. А здесь, в кабинете, он был приперт тремя девицами к стенке. Там он сидел на стуле, ожидая своей очереди и смущаясь, пока его не пригласили в кабинет.

Холеный, красивый, со здоровым цветом лица хозяин чувствовал себя в огромном помещении кабинета вольготно. Отполированные подлокотники крутящегося стула отражали хризопразы светодиодных ламп, спрятавшиеся в пазухах подвесного потолка, словно у Христа за пазухой.

– Здравствуйте, Алмаз Алексеевич, вы, наверное, уже догадываетесь, зачем я вас пригласил? – поздоровавшись, перешел с места в карьер хозяин приисков.

– Предполагаю, – сухо ответил Алмаз Алексеевич.

– Что же, это разумно. Вы уже знаете, что мы бы хотели перевести наше предприятие в Петербург – в свободную экономическую зону. Но с собой мы бы желали взять только проверенных, честных и трудолюбивых людей. Но тут – вот незадача! – нам из милиции одна бумага пришла о возбуждении уголовного дела. Понимаете, о чем я?

Алмаз Алексеевич молчал.

– Я думаю, вы человек честный. Тридцать пять лет уже работаете и доросли до мастера. Такие кадры нам нужны. И в то же время мы не можем оставить без внимания инцидент со скальпелями. Я вот что думаю, Алмаз Алексеевич, если вы пойдете нам навстречу и чистосердечно признаетесь, кто вас надоумил, какая у вас сеть, то мы тоже сможем пойти вам навстречу и закрыть дело.

– А можно мне кипятку сначала выпить, – попросил Алмаз Алексеевич.

– Агаточка, принеси, пожалуйста, чаю и кофе, – попросил Диамант по коммутатору. И тут же принялся вновь уговаривать Алмаза сдать всех своих подельников. И тогда он останется в обойме завода.

Через минуту, ляцкая каблуками, вбежала с расписным подносом красавица брюнетка Агата.

– А можно, я письменно все изложу? – попросил Алмаз, выслушав хозяина.

– Да пожалуйста, – протянул листы формата А4 Диамант Петрович. Принимая их, Алмаз Алексеевич сделал как бы неловкое движение, и листы разлетелись по комнате во все четыре стороны. Рефлекторно Диамант принялся их ловить и собирать. В одну секунду Алмаз Алексеевич высыпал в чашку кофе горстку микроскопических отходов производства – алмазных крошек. В книжках по истории, которыми увлекался Алмаз Алексеевич, он читал, что таким образом убивали императоров Византии и Рима, жрецов Египта и Вавилона, шахов Индии и падишахов Ирана, королей Франции и герцогов Англии. Осколки через кровь попадают в сердце и рвут даже самую эластичную мышцу. А еще могут прорвать желудок или кишку и вызвать перитонит.

– Спасибо вам за все, – поблагодарил Алмаз Алексеевич хозяина, когда листы бумаги были собраны. – Вы так чутки. Давайте, что ли, чокнемся для храбрости. Выпьем за процветание завода, прежде чем я напишу то, что хотел.

Диамант, чувствуя некоторую неловкость от всего происходящего, чокнулся со стариком. И большим глотком выпил всю чашку. Потому что кофе надо пить, пока тот горяч. Лучше ощущаются вкусовые качества.

Алмаз Алексеевич, чуть отпив чая, сел на стул и написал заявление об уходе. Внизу заявления он подписал: «Сожрал? Как бы кишка оказалась не тонка».

Глава 6
Сделка с совестью
1

Приспособившись к житию-бытию в тюрьме, я думал, что самое страшное уже позади. Но когда мне резко до потемнения в глазах заломили руки, я понял: самое ужасное еще впереди. Бакланы подняли меня в шесть часов и прямо в нижнем белье вытолкнули из камеры. Не дав надеть штанов, мне на голову накинули мешок. Затем, ни слова не говоря, пинками, как скот, погнали напрямик, через бурелом неизвестности.

Они подгоняли меня, потому что сам бы я никогда не осмелился идти с завязанными глазами неведомо куда. Оказывается, даже по прямому коридору не так-то просто идти, будучи слепцом. Если бы и пошел с мешком на голове, то аккуратно, бочком и на ощупь, а не полными широкими шагами, твердо ступая на пол. Да и то шагов через десять неминуемо остановился бы от страха.

– Куда меня ведут? – непроглядная тьма не давала ответа. Холодный пот прошибал насквозь, каждая капля казалась смертельной пулей или холодным дулом. Мышцы онемели. Они были так напряжены, что пот катился исключительно по прямым линиям и поворачивал только вместе с моим телом.

Куда меня так поспешно тащат? К Ширу? Но в такую рань Шир пьян в стельку.

Я знал, что в Кашеваре периодически бесследно исчезают люди. А в тюрьмах Кашевара происходят расправы над неугодными, которые после выдают за самоубийства или смерть от сердечной недостаточности.

Сейчас вздернут в карцере на двери, а потом созовут пресс-конференцию по поводу суицида…

2

Но меня, к счастью, отвели не в подвал для приведения смертного приговора и не в карцер, а в приемное отделение, где всучили в руки какие-то тряпки.

– Одевайся! – приказали мне бакланы.

– Я никуда не пойду без адвоката, и не пытайтесь, – я не видел собеседников и говорил в никуда, словно я не адекват. И потом, мне казалось, что если я оденусь в гражданское и покину тюрьму, это могут выдать за попытку бегства.

– Не пойдешь сам, тогда тебя вынесут ногами вперед! – упоминание адвоката вызвало неподдельное веселье в рядах тюремщиков. – И никакой Шир тебе не поможет!

Так мне не оставили выбора. Точнее, я сам лишил себя выбора, подумав, что благоразумнее будет переодеться. А потом под лязг засовов и замков меня уже вывели на улицу. Открытыми частями тела: носом, шеей и кистями рук – я почувствовал, что ведут меня лицом на холод. А когда меня опустили головой на что-то холодное, я решил, что вот он, мой бесславный конец. Сейчас опустят еще и на шею что-нибудь холодное. Камень или лопату, топор или секиру.

Но меня не лишили головы, а затолкали в какой-то ящик, может быть в багажник. Затем машина сорвалась с места и помчалась. Это была иномарка, потому что меня сразу начало укачивать. В машинах с жесткими подвесками я чувствую себя легче.

Куда они меня везут? В лес? Если дадут лопату в руки и заставят копать яму, то значит, точно конец.

3

Когда меня вытащили из нагретой дыханием машины на прохладу воздуха, я это почувствовал даже не носоглоткой, а затекшими запястьями, которые освободили от наручников. Затем с головы сняли мешок, и я увидел, что меня привезли и правда будто в прохладный тенистый лес, только вместо мощных пихтовых и чинаровых стволов вокруг возвышались объемные мраморные колонны.

Я сразу узнал это место, этот мертвый колонный лес. Из приемного покоя тюрьмы меня доставили в резиденцию эмира и мэра. На портике, над лестницей, распластав крылья и хищно свесив огромный клюв, нависал бронзовый орел. С каждой ступенькой казалось, что я теряю связь с землей, что эта гигантская птица, этот символ солнца, отрывает меня от земли и несет к себе в гнездо.

Поднявшись по гранитным ступеням без перил и пройдя по мраморным коридорам, я оказался в обитой шелком (под ним, должно быть, еще тик и пух) приемной эмира и мэра. Ходики на стене тикали так, словно заикались. Ожидание было невыносимо. Туда-сюда ходили несколько секретарей и руководителей пресс-службы.

Особенно выделялся пресс-секретарь. Он то и дело, между выполнением поручений, бросал на меня любопытные взгляды, будто что-то припоминая. Судя по тому, как он, наконец, широко улыбаясь, подошел и протянул мне руку, мои предположения оправдались.

– Я вас знаю, – сказал он, пожав мне руку, – вы известный писатель.

– Вы не знаете, – спросил я, – долго меня еще будут здесь держать?

– Сейчас у эмира делегация из Китая. Затем на прием записан посол России! Потерпите, видите, сколько важных людей ожидает аудиенции.

Ага, значит, Китай и Россия начали какой-то спешный торг? Я огляделся. Помимо меня в комнате сидело несколько депутатов – не последних в Кашеваре людей. Все как один высокопоставленные чиновники, а по совместительству уважаемые и влиятельные лидеры северного, южного и западного кланов – Хамза Алханов, Арслан Баев и Асад Султанов. Глядя на них, сразу становилось понятно, что они жулики и воры. Абсолютно клановая коррумпированная страна.

4

Только теперь, вглядываясь в лица высокопоставленных респектабельных людей, я начал немного успокаиваться и узнавать окружающих. Был здесь и министр финансов с лицом хомяка и с бегающими глазками суслика – Усама Бекин.

Видя его по-предательски неспокойные глазки, я вдруг размечтался. А вдруг меня после выборов или в честь выборов отпустят на свободу? Обычно после успешных коронаций деспоты востока делали широкий жест в адрес заключенных. Такова традиция. Но до амнистии, разумеется, со мной поговорят, обсудят, прощупают мою позицию. А потом уже предложат сделку.

Когда меня спустя пару часов, наконец, препроводили в кабинет эмира и мэра, мне в глаза сразу бросились две вещи – огромные шахматные фигуры, расставленные на полу по всему периметру комнаты, и на фоне их – щуплая субтильная фигура эмира и мэра, утопающая в военном френче.

Этот военный «сюртук» эмир надел то ли чтобы угодить делегации из Китая, то ли, наоборот, чтобы показать пренебрежение к ней и намекнуть, что будущий император Кашевара уже находится в Кашеваре. И что силы противостоять давлению у генералиссимуса вооруженных сил Кашевара еще есть.

Но так ли это? С экрана телевизора или на трибуне эта фигура казалась мне значительней. А теперь она выглядела скорее жалкой. Какими бы экстравагантными и сумасбродными поступками Эмир не отличался, за ними сквозили чувство абсолютного одиночества и незащищенности. Могущество-сумасбродство эмира подтверждало и убранство его кабинета. На обеденном столе правителя Кашевара предметы китайского сервиза были расставлены так хаотично, как мог определить только его величество случай шахматной партии. Круглоголовые и словно затянутые в талии ремнем маленькие аккуратные стаканчики для чая. Носастые, как слоны, чайники, хвостатые, как кони, кальяны, массивные, как лодочки-ладьи, посудины с халвой и пахлавой.

Поначалу эмир даже не взглянул в мою сторону. Он будто давал мне время освоиться или, наоборот, вызывал чувство смятения и неуверенности. Он стоял ко мне спиной, и только восседавшая на троне Кашевара белотигровая кошка разглядывала меня с нескрываемым любопытством.

5

Впрочем, ошарашивать и сбивать с толку – была излюбленная тактика общения эмира.

– Говорят, по просьбе Ширхана, ты пишешь в тюрьме книгу, – не успел я разглядеть все предметы интерьера, как мэр неожиданно пошел в атаку и начал разговор.

– Да, пишу, – согласился я. Ибо глупо отрицать то, что стало известно самому эмиру.

– И что это за книга? – спросил эмир. – Можно полюбопытствовать?

– Это плохая книга! – признался я. – Но не потому, что Ширхан плох, а потому что сама книга получается пошлой!

– Не надо писать пошлых книг! – дал резонный совет эмир. – Зачем тебе это?

– Я живу за счет книг! – как бы возразил я. – А в тюрьме я за счет них выживаю!

– Но книги книгам рознь! – заметил эмир. – Зачем тебе эти сказки про белого бычка? Зачем разогревать умы черни? Зачем будоражить их души и беспокоить их тела? Ты же знаешь, им и так ничего не светит, – этим пассажем эмир, видимо, давал понять, что не стоит призывать к светлому будущему через потрясения. – У нас слишком бедная страна, чтобы всем сразу стало хорошо. Она еле держится на плаву. Это только на первый взгляд она суверенна. А на самом деле она вся в долгах. Она продана и перепродана.

– Но пока они слушают эти сказки про белого бычка, им хотя бы на мгновенье становится легче, – вставил я свои три копейки. – И потом, кто заложил Кашевар за три…

– Пусть лучше работают, чем надеются на сказки, и однажды эта страна расцветет! – прервал меня эмир. – А пока я единственный гарант какого-то будущего! Потому что если меня не станет, некому будет скреплять плохо соединимое воедино. Некому будет держать эту страну, и Кашевар растащат по кусочкам и перепродадут все ее недра за миллионы.

– А почему, – спросил я, – почему мы всегда рассчитываем только на природные ресурсы? Почему не поверили в свой народ? Почему не освободили его от коррупции и чиновничьего произвола? Почему не дали проявить предпринимательскую жилку и развиться? Почему задавили всяческую оппозицию, оставив только карманную крысу?

– А тебе так уж хочется, чтобы оппозиция была не крысиной? – лукаво посмотрел на меня эмир, будто именно меня и подразумевал под крысиной оппозицией.

– Почему за долгие годы Вашего правления нельзя было попытаться развивать высокие технологии, – продолжал я спорить по инерции, – создать здесь аналог силиконовой долины?

– Потому что нет ни финансов, ни прочих возможностей! – повернулся ко мне снова спиной эмир, словно обращаясь ко всему народу. – Кадры решают все. Вот ты. Ты вроде как признанный писатель, элита нации. А скажи, стал бы ты жить здесь, если бы у тебя была возможность уехать, например, в Бельгию?

– Не знаю! – пожал я плечами.

– А я знаю. Не стал бы! Ты даже книги пишешь на русском языке, потому что это развитый язык. Потому что это язык книжной традиции. Потому что, выпуская книги на этом языке, можно и найти читателей, и заработать. Когда я только пришел к власти в этой стране, я тоже мечтал сделать все, как нужно. Я мечтал освободить свой народ, избавить его от кумовства и коррупции во власти…

Я промолчал.

– Но потом передумал. Пока мы едины, последовательны и тоталитарны, я еще могу что-то выторговать и выжать из нашей ситуации, – он сказал именно «тоталитарны», а не «толерантны».

6

– Послушайте, – сказал я эмиру, – в своей книге я тоже поставил героев в такие обстоятельства, из которых им трудно выбраться. Но если Вы даруете мне свободу, обещаю, что я начну писать другую книгу.

– Какую другую? – вопросительно вскинул бровь эмир и мэр.

«Как я могу тебе верить? – читалось в его стальных серых глазах. – Мне проще залить твое горло бетоном, а руки свинцом».

– Если я тебя отпущу сегодня, если дам полную свободу слова, то это воспримется как моя слабость, – наконец сказал эмир и мэр, – на меня тут же набросятся крысиная оппозиция и стервятники и сожрут с потрохами. Но я обещаю тебя отпустить через несколько дней, если ты только пообещаешь мне написать другую, хорошую книгу.

Делая нажим на слово «другую», эмир и мэр, видимо, подразумевал книги об эволюции, а не революции.

– И не надо больше писать для Ширхана. Он думает, что если займет мое место, то сможет управлять лучше меня. Наивный… Не пройдет и года, как его порвут на куски его же дружки-подельники. А может, вмешаются и прочие обстоятельства, – многозначительно закончил эмир.

– Хорошо, я не буду больше писать эту хрень, – пошел я на попятную. – Раз мне обещана свобода, сегодня же я отпущу своих героев на все четыре стороны. И пусть делают что хотят.

– Вот и правильно! – кивнул эмир.

– А сам засяду за великий роман! – продолжил я вдохновенно. – И обещаю, что это будет великая книга.

Я обещал, а сам чувствовал, как дрожит мой голос фальшивой ноткою. И эта фальшь шла из глубины души и живота. Потому что нельзя по заказу или обещанию написать великую книгу. Потому что нельзя вообще написать хорошую книгу, совершая сделку с совестью.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации