Текст книги "Французский орден особиста"

Описав замысловатый зигзаг, дорога стала подниматься на вершину холма. Впереди в знойном мареве возникли окраины Льевена. Внезапно Василия отвлек оклик. Мужчина – француз лет сорока, по внешнему виду шахтер, – просил о помощи. У его ног лежал велосипед, переднее колесо было спущено. Василий нажал на тормоз, съехал на обочину и бросил взгляд на «шахтера». Добродушное выражение на лице мужчины сменилось злобным оскалом. «Засада!» – обожгла догадка, и рука скользнула в карман. Достать оружие он не успел – «шахтер» в стремительном броске сшиб его на землю. В следующее мгновение, словно из-под земли, возникли еще трое здоровяков. Василий пытался отчаянно сопротивляться, но силы были неравны. Порика скрутили, запихнули в машину, стоявшую в кустах, отвезли в крепость Аррас и бросили в застенок. Там за него взялись гитлеровские костоломы, но так и не смогли выбить никаких признаний. На одном из допросов Порик был убит.

Лишив Василия Порика, совсем еще молодого, 24-летнего парня, жизни, палачи не смогли убить светлую память о нем. В плен Порик попал в начале июля 1941 года, военный опыт у него был совсем небольшой, но он проявил себя настоящим героем. Всего за год, с июля 1943 года по 22 июля 1944 года, отряд под командованием Порика пустил под откос 11 немецких эшелонов с военными грузами и живой силой, взорвал два железнодорожных моста, уничтожил более трехсот немецких солдат, сжег 14 военных автомашин.

Спустя двадцать лет после его гибели – 21 июля 1964 года – Указом Президиума Верховного Совета СССР лейтенанту Василию Васильевичу Порику было присвоено высокое звание Героя Советского Союза посмертно. Он стал единственным из числа советских граждан, воевавших в составе французского Сопротивления, кто удостоился этой высокой награды.

Не забыли о Василии Порике и во Франции. В 1968 году в городке Энен-Льетар на могиле героя был установлен памятник, а на стене Аррасской крепости среди имен участников Сопротивления высечено и его имя. Позже французский писатель Андре Пьеррар написал о Василии книгу «Юноша с розой». В 1970 году на Киевской киностудии имени Александра Довженко о Порике был снят художественный фильм «Узник Бомона»…

Поклявшись отомстить за гибель Василия Порика, его соратники Михаил Бойко, Алексей Крылов, Иван Федорук вместе с бойцами из отряда Колесника и другими боевыми группами, действующими на севере Франции, в одну из ночей одновременно атаковали несколько немецких частей и частей французских коллаборационистов. До полного освобождения Франции оставалось недолго – уже с осени 1944 года ее территория стала глубоким тылом союзных армий.

Поражение фашистской Германии на всех фронтах становилось все более очевидным для Сталина, Черчилля и Рузвельта, и в новых реалиях военно-политической обстановки на передний план для них выходила не столько цена победы, сколько то, кто воспользуется ее плодами. Вопросом номер один было, как далеко в идеологическом и военном плане продвинутся в Европе границы двух несовместимых систем, социалистической и капиталистической. Полного согласия по этому и другим послевоенным вопросам не было даже между, казалось бы, близкими по духу союзниками: США и Великобританией, с одной стороны, и Францией – с другой.

Растущее влияние компартии Франции, подкрепленное боевой мощью партизанских отрядов и подпольных организаций, не без основания порождали у британских и американских политиков серьезнейшую тревогу. Коммунистическая экспансия, с наступлением Красной армии надвигающаяся на страны Восточной Европы, становилась такой же реальностью и для Западной Европы. Компартии во Франции и Италии усиливались с каждым днем, а их лидеры все более настойчиво заявляли о своих претензиях на победу и на власть.

Генерал де Голль вынужден был с этим считаться. В представлении премьера Великобритании Черчилля и президента США Рузвельта на плечах генерала де Голля к власти во Франции вполне могли прийти коммунисты. Могли, но этого не произошло.

Ситуация во Франции с самого начала ее оккупации в 1940 году была не похожа на ту, которая сложилась на оккупированной территории СССР после вторжения вермахта 22 июня 1941 года. Буквально с первых дней и недель войны в СССР возникли стихийные партизанские отряды. Многие советские войсковые подразделения, оказавшиеся в окружении и не имевшие возможности пробиться к своим, формировали партизанские объединения. Чуть позже на базе заброшенных за линию фронта специальных разведывательно-диверсионных подразделений государственной безопасности и армейской разведки было сформировано несколько десятков отрядов. Очень скоро партизанские отряды стали курироваться специальными структурами НКВД, Главным разведуправлением Генштаба Красной армии и созданными при ГКО штабами партизанского движения, а 30 мая 1942 года начал работать Центральный штаб партизанского движения при Ставке Верховного главнокомандования. Партизанское движение в СССР превратилось в мощный многонациональный фронт за линией фронта, оказывавший огромную помощь частям и подразделениям Красной армии в достижении победы над врагом. Такова была историческая традиция – давать отпор внешнему агрессору, каким бы сильным он ни был. Уже через пару месяцев после начала войны на территориях, занятых нацистскими войсками, земля в буквальном смысле слова горела под ногами оккупантов.

Совершенно иная ситуация была в большинстве европейских стран, в том числе и во Франции.

Интересные данные об особенностях французского Сопротивления представил один из «серых кардиналов» французских спецслужб деголлевской Франции Константин Константинович Мельник. Родившийся в Париже в семье эмигранта первой волны, он считал себя русским, хотя среди его предков были и украинские казаки. Дед Мельника по матери – Евгений Сергеевич Боткин – был личным врачом последнего русского императора, он и погиб вместе с царской семьей, сохраняя верность присяге. А сам Константин Мельник стал одним из известнейших на Западе специалистов по разведке и шпионажу, а если еще точнее – по спецслужбам СССР и России.

В 1946 году Мельник окончил Парижский институт политических наук и до 1952 года работал в Министерстве внутренних дел Франции. Затем его пригласили в американскую корпорацию стратегических исследований RAND, это вовсе не означало, что он стал «американским шпионом» – с 1955 года Мельник был представителем RAND в Париже.

В 1958 году, после возвращения генерала де Голля к власти, Мельник занимал должность технического советника премьер-министра Франции. В 1959–1962 годах он координировал работу французских спецслужб, осуществляя официальные контакты между секретными службами Французской Республики, США, ФРГ, английской МИ-6 и аналогичными структурами других стран НАТО. После 1962 года Константин Мельник занимался преимущественно издательской деятельностью. Умер он в возрасте 86 лет 14 сентября 2014 года.

В самом начале XXI века к изданию на русском языке готовилась его книга «Современная разведка и шпионаж».

Сидя в уютном парижском кафе Le Procope, основанном в далеком, 1686 году, Константин Мельник вдруг сам вышел на тему «странной войны с Германией» 1940 года и гитлеровской оккупации Франции. Он обстоятельно рассказал о том, как «в истинно французском стиле» развивалось партизанское движение и выстраивалась общая система французского Сопротивления. Мельник сам принимал в Сопротивлении активное участие – был связным и информатором подпольщиков-маки – и мог поведать многое из того, что редко становилось достоянием широкой читательской аудитории.

Продержавшись всего 43 дня, французская армия – самая массовая в западной части Европы – 22 июня 1940 года полностью капитулировала. В городе Виши тут же было организовано коллаборационистское профашистское государство во главе с бывшим героем Первой мировой войны маршалом Анри Петеном. Небольшая часть французской армии при «непонятном, странном и молчаливом» бездействии вермахта сумела эвакуироваться на Британские острова вместе с генералом де Голлем, и во всей Франции наблюдалась просто идиллическая мирная обстановка. Работали кафе и рестораны, театры и кинотеатры, проводились разнообразные выставки и регулярные демонстрации мод. Жизнь подавляющего большинства французов шла спокойно и размеренно. Германские «кавалеры» флиртовали с француженками, французы подобострастно улыбались людям в серой военной форме. Зато французских, испанских и немецких коммунистов, а также французских евреев некоторые ретивые жители охотно сдавали гестапо, СД или просто полиции. Это горькая правда – только за три первых летних месяца 1940 года около сорока тысяч французов добровольно записались в осведомители гестапо и Абвера. Руководители германских секретных служб и не ожидали такой инициативности со стороны местного населения. К концу 1940 года, буквально за полгода после вторжения, в «Легион добровольцев против коммунизма» записалось более трех тысяч французов, а в будущую фашистскую дивизию «Шарлемань» – более семи тысяч человек. Почти 50 тысяч французов записались во «французскую милицию», которая была прообразом отрядов «полицаев» на оккупированных советских территориях. Эти «милиционеры» сдали в гестапо около ста тысяч евреев, большинство из которых не вернулось из лагерей смерти.

Было также создано и «французское гестапо» – Carlingue, с кадровым составом почти в 35 тысяч. Общее число активных коллаборантов, помогавших германским карательным и репрессивным органам, составляло более трети миллиона. (Численность населения на 1940 год составляла 41 214 000 человек.)

Мельник со злой хитринкой за стеклами очков улыбнулся, сделал глоток красного вина, затянулся сигаретой и продолжил свои откровения.

Первый выстрел «сопротивленцев» на территории Франции прозвучал только 21 августа 1941 года, когда война уже вовсю полыхала на территории СССР, противостоявшего вермахту совсем по-иному, чем французы. Член подпольной коммунистической партии Франции Пьер Жоржес застрелил в парижском метро офицера германских кригсмарине Антона Мосера.

Активно противодействовать германским оккупационным властям и германским вооруженным силам французы начали только со второй половины 1943 года, после того как вермахт уже проиграл сражения под Москвой, Сталинградом, на Кавказе и на Курской дуге. Основу немногочисленных конспиративных групп составляли французские, испанские и немецкие коммунисты, патриотически настроенные представители русских эмигрантских кругов и бежавшие из концлагерей солдаты и офицеры Красной армии.

В 1944 году, особенно после открытия Второго фронта, отряды и группы Сопротивления стали разрастаться. К началу августа 1944 года численность «сопротивленцев» достигла почти полумиллиона человек, но удивительное дело – тех, кто хотя бы раз участвовал в вооруженных стычках с фашистами, насчитывалось не более 135 тысяч человек, из них около 60 тысяч – испанские коммунисты и республиканцы, примерно две тысячи – немецкие коммунисты, бежавшие из концлагерей и находившиеся, как и испанцы, на нелегальном положении во Франции, и почти пять тысяч – русские из числа бывших военнопленных и эмигрантов. Наиболее активные операции проводили интернациональные испанские, русские и немецкие боевые отряды, а среди французов самыми активными были коммунисты и голлисты, но из-за разницы политических платформ и внутренней военно-политической конкуренции они конфликтовали между собой.

К середине 1944 года только 40 из 90 департаментов Франции включились в противодействие откровенно проигрывающим германским оккупантам, но в Сопротивление спешили записаться французы по всей стране, чтобы потом не быть обвиненными в коллаборационизме и сотрудничестве с бошами. По официальным данным, к началу 1945 года в рядах Сопротивления числилось уже более миллиона французов.

Не подлежит сомнению, что в рядах французского общества были истинные патриоты, не смирившиеся с оккупацией, жертвовавшие своими жизнями во имя освобождения Франции. Но до второй половины 1943 года число таких было ничтожно мало.

– В этом кроется суть традиционно французского характера, – затянувшись сигаретой и сделав очередной глоток вина, грустно констатировал Константин Мельник. – На первом месте для французов только собственное благополучие, а если говорить о свободе выбора, то в ней всегда присутствует презрение ко всем окружающим. Французы – сильнейшие индивидуалисты, готовые ради собственной выгоды предать и продать кого угодно…

Понять логику Константина Мельника, в общем-то, несложно. Он родился во Франции, был участником Сопротивления в годы войны, затем получил прекрасное образование и большую часть своей жизни проработал на политические и секретные институты Франции и НАТО. Но при этом он так и остался русским, которого в самые важные моменты всегда отодвигали на задний план. Для продвижения по карьерной лестнице Мельнику неоднократно предлагали отказаться от своего происхождения, поменять имя и фамилию на французские, и тогда… Но внук доктора Боткина не захотел и до конца своих дней остался русским по духу человеком. Он часто любил говорить о себе: «Я всегда остаюсь старинным русским человеком».

* * *

Успехи войск союзников и отрядов французского Сопротивления не были бы столь значительными без активных наступательных действий Красной армии на Восточном фронте. Сталин, выполняя свое обещание, данное на международное конференции в Тегеране главам США и Великобритании, распорядился начать стратегическую операцию по освобождению Белоруссии. Получившая кодовое название «Багратион», она началась 23 июня и продолжалась до 29 августа 1944 года. Войскам фашисткой Германии был нанесен сокрушительный удар. Только за один месяц, с 23 июня по 23 июля, в жерновах советских войск было перемолото: убитыми – более 381 тысячи немецких солдат и офицеров, в советский плен сдались 158 480 человек, выведено из строя 735 танков и самоходок, уничтожен 631 самолет и 57 152 автомашины. К исходу операции «Багратион» группа армий «Центр» фактически перестала существовать.

Командование вермахта разрывалось на два фронта. Главная угроза исходила от Красной армии, и чтобы сдержать ее натиск, была выведена значительная часть войск из Франции. Это окончательно предопределило незавидную участь оккупантов и коллаборационистов. Вот тут-то воинственной стала «практически вся Франция».

«Воинственной» – да, но до этого воинственность парижан была направлена против союзников, освобождавших страну от фашистов. Солдатам вермахта за первые недели после высадки союзнических войск в Нормандии удалось взять в плен более двадцати тысяч американских, британских и канадских солдат, и 17 июля 1944 года, в тот же день, когда по улицам Москвы проводили пленных немцев, оккупанты решили устроить что-то подобное в Париже. Французы повели себя мерзко: они не только освистывали колонну, но и кидались камнями, женщины подскакивали и давали пощечины солдатам, и конвоирам иногда даже приходилось вмешиваться. Это не фейк – сохранились фотографии того печального шествия. А спустя чуть больше месяца те же самые парижане будут швырять камни и выкрикивать проклятия уже пленным немцам.

Восемнадцатого августа 1944 в Париже начались стихийные вооруженные выступления, город покрылся баррикадами. К вечеру 21 августа было освобождено 61 из 80 кварталов Парижа и три четверти парижских пригородов. Двадцать четвертого августа первые танки генерала Филиппа Леклерка ворвались в столицу, и на следующий день немецкий гарнизон в Париже капитулировал.

Двадцать шестого августа 1944 года в Париж прибыл генерал де Голль и организовал грандиозную демонстрацию на Елисейских Полях. Франция освобождалась от оккупационной удавки, а остатки гитлеровских войск все дальше откатывались к границам Германии.

Позже было установлено, что самый значительный вклад в разгром оккупантов и коллаборационистов внесли партизанские отряды, костяк которых составляли бывшие советские военнопленные. Действовали они в основном в северных районах Франции. Только за шесть месяцев, с февраля и по август 1944 года, ими было уничтожено более 3500 гитлеровцев, взято в плен 650 солдат и офицеров, повреждено девять линий электропередач, подорвано три важных железнодорожных моста, пущено под откос 65 воинских эшелонов, уничтожено 76 паровозов и свыше тысячи железнодорожных вагонов, захвачено около сотни боевых автомашин, три тяжелых артиллеристских орудия, 15 миномётов, более пятидесяти пулеметов, уничтожено несколько значительных артиллерийских складов, складов с вооружением, баз ГСМ и колонн военных автозаправщиков. В качестве боевых трофеев партизаны забрали себе большое количество немецких автоматов, карабинов, пистолетов и ручных гранат. «Русские» партизанские отряды непосредственно участвовали в освобождении Парижа, Тулузы, Лиможа, Клермон-Феррана, Нима и ряда других важнейших городов Франции.

Когда к концу августа 1944 года силами союзников был практически полностью освобожден север Франции, партизанские отряды вышли из подполья. Первые встречи с офицерами и солдатами регулярных частей США и Великобритании оставили в душе Колесника – Рябова и его боевых товарищей противоречивые чувства. Рябов не высказывал их вслух и доверил только своему дневнику.

«2 сентября.

Едва англичане заняли Фреван, как солдаты в красных, а офицеры в темных беретах тут же разбрелись по городу и принялись осаждать бистро и кафе.

Вели они себя довольно беспечно. Их танки и броневики стояли на площадях совершенно открытыми. Несколько семидесятимиллиметровок были брошены прямо у дороги, куда их дотянули тягачи. Хорошо, что немецкие самолеты уже несколько дней как не появлялись над городом…

Итак, пришла наша долгожданная свобода. Сколько мы мечтали о ней! Сколь труден и тернист был наш путь к победе. Но на душе у нас почему-то неспокойно. Мы еще чего-то ждем. Ведь война не кончилась. Да и неизвестно, как отнесутся к нам англичане. Теперь мы размещаемся в одном из пустующих зданий. Живем открыто. Узнав, что во Фреване есть русские партизаны, к нам то и дело приходят гости – французы. А сегодня заявились несколько английских солдат во главе с длинным белобрысым сержантом. Все они были навеселе. Сержант знал несколько русских слов. Пытался поговорить с нами по-русски. Но без переводчика разговора не получилось. Отыскали переводчика, уже немолодого француза. Английские солдаты слушали его с большим вниманием. „О!“ – то и дело восклицал сержант и удивленно крутил головой…»

С приходом союзников отряда Колесника расположился в городе Энен-Льетар. Александру предстояло заняться важным делом – подготовить подробный отчет о деятельности отряда. И не только своего, но и отряда Порика, бойцы которого после гибели командира присоединились к ним.

Серьезным подспорьем к отчету послужил дневник.

«6 сентября.

Второй день сижу и пишу. Что получится – не ведаю. Но тружусь, что называется, в поте лица. В рапортах лишь голые цифры. Без них, конечно, не обойтись. Особенно без таких, как у пориковцев. Тринадцать спущенных под откос поездов, приведено в негодность сто семнадцать вагонов. Сожжено пять складов, разгромлен лагерь восточных рабочих, а рабочие освобождены. Перехвачено двадцать пять грузовиков. Что касается телеграфно-телефонных линий, то их выведено из строя километры, а количество убитых немцев достигает тысячи.

И тем не менее все это лишь цифры. Поэтому стараюсь беседовать с людьми. Вчера разговаривал с Михаилом Бойко, Алексеем Крыловым, Иваном Федоруком. Все они – сподвижники Порика, его верные помощники. А сегодня их рассказ дополнил Охотин…»

В те сентябрьские дни 1944 года Франция напоминала огромный кипящий котел, в котором смешались войска союзников, подразделения, подчинявшиеся генералу де Голлю, отряды французских коммунистов и многочисленные партизанские отряды. Британские и американские политики всерьез опасались перехода Франции под политический контроль коммунистов во главе с Морисом Торезом. А партизанские отряды, как полагали в Лондоне и Вашингтоне, и не без оснований, могли стать базой для высадки советского военного экспедиционного корпуса. Ни Черчилль, ни Рузвельт не собирались делить лавры победителей на Западном фронте со Сталиным, и потому генерал Эйзенхауэр и его подчиненные предпринимали все возможное, чтобы не только разоружить советских партизан, но и постараться взять их под свой полный контроль, разделить на основе социальных и политических идей, переманить наиболее неустойчивых на свою сторону.

Ни Колесник, ни другие командиры советских отрядов об этом и не подозревали. Они рвались на родину, чтобы помочь Красной армии, и потому хотели попасть в Париж, где уже начали действовать советское посольство и советская военная миссия. Вернуться на родину можно было только через них.

В Энен-Льетаре Колесник и его ребята занимали пустовавшее здание гимназии. Все еще шли бои с разрозненными группами гитлеровцев и местных коллаборационистов, укрывшихся в лесах, и обстановка была напряженной. Дверь в кабинет Колесника не закрывалась, телефон раскалялся от непрерывных звонков, поступавших из центрального штаба Сопротивления Франции и от командиров групп. Охрипшим голосом Колесник – Рябов отдавал распоряжения и принимал доклады.

Внезапно гвалт, царивший в коридоре, перекрыл густой бас Петриченко:

– Хлопцы, посторонись! Дайте пройти!

Прошла секунда, другая, и Петриченко, ворвавшийся в кабинет, с порога выпалил:

– Василич, ну, цэ уже ни в яки ворота не прет!

– Тише, товарищи! Тише, Андрей! У меня уже голова трещит! – потребовал Колесник и встретился взглядом с Петриченко.

В глазах товарища полыхал гнев, лицо кривили гримасы. Швырнув фуражку на диван, Петриченко плюхнулся на стул, смахнул со лба бисеринки пота и прорычал:

– Вот же сволочи! Прибить их всех мало!

– Да что произошло, Андрей? Ты можешь спокойно сказать?

– Василич, якэ тут на хрен спокойствие, когда ци гады такэ творят!

– Кто? Что творят?

– Ты представляешь, эти гребаные союзнички, американцы то бишь, прошерстили нашу группу.

– Как прошерстили? Что-то я не понял.

– А вот так. Они, гады, требуют, шоб хлопцы сдали свое оружие.

– Что?! Но это же… – У Колесника не нашлось слов.

– Цэ еще не все, Василич. Они переманивают к себе наших хлопцев! Кое-кто из чехов и поляков уже переметнулся к ним.

– Но… Такого не может быть! – не мог поверить Колесник.

– Василич, я шо, по-твоему, придумал! Надо поднимать ребят та идти на выручку! – торопил Петриченко.

Кипя от гнева, Колесник готов был поднять всех «в ружье» и броситься отбивать товарищей у американцев. Однако идти на танки и тяжелые орудия с автоматами и пулеметами было бы чистым безумием, поэтому, остыв, он решил искать помощи в советской военной миссии. Порывшись в дневниковых записях – к тому времени их набралось на девять тетрадей, – он нашел парижские телефоны, снял трубку и набрал номер. Ответил дежурный; выслушав его, капитан заверил, что доложит руководству, и потребовал не лезть на рожон. Ничего другого не оставалось, как запастись терпением и надеяться на то, что в миссии разберутся с конфликтом и поставят на место зарвавшихся американцев.

Военные миссии как таковые просуществовали недолго – вскоре на смену им пришли другие структуры.

Двадцать третьего октября 1944 года Совет Народных Комиссаров СССР утвердил «Положение об уполномоченном Совнаркома СССР по делам репатриации граждан СССР из Германии и оккупированных ею стран». Управлению уполномоченного было предписано заниматься розыском перемещенных советских граждан за границей, обеспечивать их содержание в сборно-пересыльных лагерях и переезд на родину. По их прибытии в СССР подразделения Управления решали вопросы, связанные с распределением, расселением и трудовым устройством репатриантов. Одновременно ими осуществлялись мероприятия по репатриации иностранных граждан, находящихся на территории СССР и на освобожденных территориях Восточной Европы, а также мероприятия по обеспечению временного содержания граждан в советских транзитных лагерях и приемно-передаточных пунктах.

Основным источником информации для вчерашних узников фашистских лагерей и бойцов отрядов Сопротивления стало интервью главы нового ведомства, в недавнем прошлом военного разведчика – руководителя Главного разведывательного управления Генштаба Красной армии генерала Филиппа Голикова. Оно было опубликовано 11 ноября 1944 года в газете «Правда», и в нем Голиков назвал вещи своими именами:

«…Люди, враждебно настроенные к Советскому государству, пытаются обманом, провокацией и т. п. отравить сознание наших граждан и заставить их поверить чудовищной лжи, будто бы Советская Родина забыла их, отреклась от них и не считает их больше советскими гражданами. Эти люди запугивают наших соотечественников тем, что в случае возвращения на Родину они будто бы подвергнутся репрессиям. Излишне опровергать такие нелепости… Советская страна помнит и заботится о своих гражданах, попавших в немецкое рабство. Они будут приняты дома как сыны Родины. В советских кругах считают, что даже те из советских граждан, которые под германским насилием и террором совершили действия, противные интересам СССР, не будут привлечены к ответственности, если они станут честно выполнять свой долг по возвращении на Родину».

Назначая генерала на столь ответственную и весьма специфическую должность, Сталин исходил из опыта работы Голикова в военной разведке. Искушенный политик, Вождь хорошо знал, на что способны давний противник России Черчилль и британские политики. Заглядывая в будущее, Сталин понимал, что после победы над фашистской Германией рано или поздно возобновится ожесточенная борьба двух непримиримых систем – социалистической и капиталистической. В будущей войне, где не будет ни линий фронта, ни тыла, важную роль начнут играть спецслужбы и их агентура. Главную опасность, исходившую от них, Сталин видел в том, что засланные в потоке репатриантов шпионы, диверсанты и террористы будут охотиться за секретами, стрелять, взрывать и инспирировать бандитскую и повстанческую деятельность на присоединенных территориях Западной Украины и в республиках Прибалтики. Важнейшим вопросом были и чуждые духовно-нравственные ценности, которые неизбежно хлынут в СССР с многомиллионными потоками неотфильтрованных, непроверенных репатриантов.

Сталин рассчитывал на то, что такой опытный разведчик, как Голиков, сможет создать эффективную систему организационных и оперативных мер, которая, подобно ситу, отсеет в потоке репатриантов тех, кто несет угрозу советскому государству.

Именно на это и был нацелен Голиков, когда приступил к формированию аппарата представительств советских миссий по делам репатриации за рубежом. Наиболее ответственным участком на тот период являлась Франция, и потому он назначил туда военного разведчика генерал-майора Василия Михайловича Драгуна. Голиков хорошо знал Драгуна лично и не сомневался в его высоком профессионализме.

Убежденный коммунист, участник Гражданской войны, выпускник инженерно-командного факультета Военной академии механизации и моторизации РККА имени Сталина, Василий Драгун на службу в разведку поступил в сложном, 1937 году. За семь лет он прошел все ступеньки от помощника начальника отдела до заместителя главы военной миссии СССР в Великобритании (помимо прочего, Драгун в совершенстве владел английским языком).

Получив назначение на самостоятельный участок во Франции, он энергично взялся за дело. В качестве штаб-квартиры он выбрал особняк на проспекте Бижо в Париже и занялся подбором сотрудников. Спустя месяц, в начале ноября 1944 года, миссия начала полномасштабную работу. Усилиями Драгуна и его немногочисленного аппарата было открыто 130 репатриационных сборных пунктов и основной сборный лагерь, действовавший в пригороде Парижа, в Борегаре (Beauregard en Sein-et-Oise). Менее чем за два года миссией было разыскано, проверено и отправлено из Франции на родину, в СССР, 102 481 человек, что по штатам военного времени соответствовало почти двенадцати полнокровно укомплектованным стрелковым дивизиям!

Но все это будет впереди. А сейчас, после разговора с дежурным по военной миссии, Колесника терзала только одна мысль: как поступят американцы с его бойцами, остававшимися у них в качестве заложников? Представитель советской военной миссии в Энен-Льетар пока что не появился.

Начало смеркаться, у Колесника иссякло терпение, и он уже порывался отправиться на выручку бойцам, когда с улицы донесся требовательный звук автомобильного клаксона. Во двор въехал седан темного цвета, над его капотом развевался красный флажок с государственной символикой СССР – серпом и молотом. Из седана вышел майор молодцеватого вида и что-то спросил у куривших бойцов. В глаза Колесника, смотревшего в окно, бросилось изменение, произошедшее в форме советских военнослужащих. На плечах майора были погоны, и они придавали ему более строгий, по-настоящему военный вид.

Одернув гимнастерку, майор решительно направился к входу в штаб. Колесник невольно подтянулся; возвратившись к столу, он принялся наводить порядок и прислушивался к тому, что происходит за дверью.

– Смирно! – прозвучала команда дежурного по штабу.

«Молодцы, ребята, не подкачали! Пусть майор знает, у нас настоящая воинская часть, а не махновщина», – с теплотой подумал Колесник.

За дверью раздались уверенные шаги, затем она распахнулась, и на пороге возник майор.

– Здравия желаю! – поздоровался Колесник и представился: – Командир советского партизанского отряда Сил внутреннего сопротивления Франции лейтенант Александр Колесник.

– Здравствуй, лейтенант, – ответил крепким рукопожатием майор, назвал свою фамилию: Храмов – и отметил: – Молодец, служба у тебя поставлена как надо.

– А как же иначе, товарищ майор! Как говорится, там, где заканчивается порядок, там заканчивается армия.

– Все правильно, лейтенант, – похвалил Храмов и уточнил: – Так это ты звонил в миссию?

– Я, товарищ майор! – подтвердил Колесник и, не в силах сдержать душивший его гнев, выпалил: – Товарищ майор, это уже ни в какие ворота не прет! Американцы вконец обнаглели! Мало того что задержали моих бойцов, так еще переманивают их к себе. Если так дальше пойдет…

– Не у тебя первого, лейтенант! – оборвал Храмов.

– Да как так можно, товарищ майор? А еще союзники называются!

– А вот так. Ну да ладно, скоро твои бойцы будут здесь, – не стал углубляться в болезненную тему Храмов. Задержав взгляд на Колеснике, он спросил: – Как у тебя с чаем, лейтенант?