Текст книги "Записки разумного авантюриста. Зазеркалье спецслужб"

Тайна жизни

Около 5100 года от с. м.

Преддверие пути

 
На взмах руки всего одно движенье…
Взгляд мастера все так же ощутим.
Победы нет, как нет и пораженья,
С движеньем мастер вовсе неделим.
Движенье вновь располовинит воздух,
Движенье вновь несет с собою смерть,
Но взгляд учителя – как вековечный посох,
Поднявший небо и подперший твердь.
Все сцеплено в единое мгновенье,
И ученик опять повержен вниз,
В руках учителя искусство вдохновенья —
Как шаг над пропастью на узенький карниз.
Движение движеньем отзовется,
На взмах лишь взгляд способен дать ответ,
А сердце мастера всегда спокойно бьется,
И тайны жизни как искусства нет.
 

Разноцветная шумная толпа всколыхнулась и раздалась в стороны, образуя узкий коридор, постепенно расширяющийся к одному из двух помостов. На одном, украшенном дорогими коврами и стягами, в окружении множества пестрых халатов и дорогих поясов, огражденный от толпы несколькими рядами обнаженных мечей и пик, в шатре восседал Сын Неба – император Китая. А на другом, голом дощатом помосте, отделенном от людей одним рядом ощетинившихся пик, одиноко и гордо возвышалась плаха.

По образовавшемуся живому коридору, окруженный стражниками, шагал человек, которого знали почти все собравшиеся. Лицо заключенного было спокойно-сосредоточенным, грудь ровно вздымалась и опускалась в такт дыханию, руки привычно заложены за спину, и если бы не помост с плахой и конвой с обнаженными мечами, можно было бы подумать, что он, как обычно, прогуливается среди цветущих деревьев своего небольшого сада.

Но он шел к помосту с плахой на нем и должен был взойти на него с западной стороны. С той самой стороны, куда ежедневно заходит солнце, а с северной стороны поднимается палач, чтобы поставить последний штрих в его жизни. Он знал, что оклеветан одним из тех людей в шелковых халатах с дорогим поясом, что окружали беседку императора. Он знал, что не успел сделать всего, на что был способен, и что труд всей его жизни, тщательно нанесенный на несколько больших свитков, он в знак благодарности за доброе к себе отношение отдал начальнику тюрьмы, надеясь, что труд послужит людям, которые будут жить после него.

Но он не знал, что начальник тюрьмы после долгого и тяжелого скандала из страха наказания поддастся уговорам жены и предаст огню то, что собиралось с огромным трудом, и что единственным достоянием потомкам останутся записи его ученика, который сможет сохранить и продолжить великое искусство своего учителя. Но не в полном объеме, а только в части того, что он успел усвоить сам.

Никто из свидетелей казни, кроме одного человека, не знал, каким образом знаменитый врачеватель и бывший лекарь императора Хуа-То может сохранять спокойствие и бодрость духа в такую сложную минуту.

У-Пу стоял в толпе, прижимая к груди небольшой ящичек из лакированного дерева с инструментами и несколькими свитками своих ученических записей, которые он тщательно вел, следуя по стопам своего великого учителя. У-Пу знал, что искусству владения собой в любой ситуации Хуа-То обучался долгие десятилетия, изменяя и дополняя старую систему лечебной гимнастики Кун-цзы, и в конце концов создал основу новой, более практичной системы Би-цзинь-чжи, которая базировалась на подражании движениям пяти животных: медведя, обезьяны, аиста, тигра и оленя.

В комплексе с другими упражнениями эта гимнастика не только позволяла предупредить многие заболевания, излечиться от них, продлить жизнь, всегда быть бодрым и собранным, но и давала возможность человеку, постоянно практикующему эти упражнения, прекрасно владеть своими чувствами и эмоциями в любой ситуации. А в случае внезапного нападения последователь системы Хуа-То имел намного больше шансов остаться в живых в схватке с несколькими нападающими, чем любой другой житель Поднебесной.

У-Пу представил ясно, как утром учитель, проснувшись, начал проделывать упражнения своего комплекса. Вначале он выполнил несколько упражнений из дыхательной гимнастики Ци-гун, затем приступил к Цзинь – разминающим упражнениям: сначала стоял неподвижно с широко расставленными ногами и в такт дыханию поднимал и опускал руки. Затем следовали упражнения, разминающие руки, – от кончиков пальцев сильная рука Хуа-То скользила на вдохе к локтю, на выдохе – обратно.

Когда руки налились приятной тяжестью, мастер привычно заложил их за спину и в такт с дыханием стал описывать небольшие круги, мягко передвигаясь по маленькой и темной камере, перенося вес тела с одной ноги на другую. Описав несколько замысловатых фигур, он стал разгибать и сгибать свое тело, делая руками плавные вращательные движения, то поднимая руки высоко вверх, то опуская их почти к самой земле.

Скоро по телу разлилось приятное тепло, Хуа-То остановился, сел и, сосредоточившись на дыхании, закрыл глаза. Он сидел долго, и только когда через сердце прошла упругая волна приятного пожара, мастер поднялся и приступил к системе «цзянь» – растягивающим упражнениям. Мышцы приятно пружинили, напоминая, что в свои шестьдесят семь лет великий врачеватель полон сил и жизненной энергии. Хуа-То медленно кружил по маленькой темнице, выбрасывая и поднимая руки, вытягивая шею, сгибаясь в пояснице, сгибая и выпрямляя ноги, попеременно поднимая их. Движения были свободными, пружинистыми, дыхание ровным и тихим, мысли текли сами собой, не мешая друг другу.

Их хозяин сейчас ясно понял, как можно вылечить молодую дочь своего соседа, которая вот уже несколько лет тяжело больна и с каждым днем все приближается к печальному финалу. Он понял, почему не меняет своей активности удивительная точка, названная «стократным сборщиком» или «точкой императоров». Она оставалась активной во все времена года, во все фазы лунного месяца, в разное время суток. Хуа-То понял, что эта таинственная точка, часто используемая им во многих рецептах, просто не имеет тайны, и в этом заключается вся ее таинственность – она просто не вписывалась в те законы, которые он постиг, применял и совершенствовал.

Мысли все текли и текли вместе с движениями. Наконец мастер остановился, сделал глубокий вдох и вместе с выдохом снова сел. Он был готов к тому, что для него приготовили вчерашние пациенты, те люди, которых он спасал от недугов, вредных привычек, смерти.

У-Пу не ошибся, все было именно так. И теперь его учитель спокойно подходил к помосту. Их глаза встретились лишь на несколько мгновений, но ученик понял все, что хотел передать ему учитель. Многолетняя специальная тренировка, развившая интуицию ученика, позволяла ему видеть за жестами, взглядами, словами людей, поэтическими строками гораздо больше, чем можно себе предположить. Хуа-То отвел взгляд и пошел к помосту, на который уже поднимался палач.

Узник поднялся по ступеням и, вместо того чтобы пасть на колени лицом в сторону шатра Сына Неба, в последнем порыве вымаливая прощение и право на жизнь в этом жестоком, но прекрасном мире, спокойно подошел к плахе, опустился рядом с ней на помост и положил голову на гладкую поверхность, пропитанную кровью многих людей, чтобы оставить последний автограф на своем последнем врачебном предписании – предписании искусства жизни.

ФРГ. Министр Шмидт, перестройка, гласность, демократия, новое мышление, единоборства. 1985 год

Начало пути

 
Лишь водная гладь и живая луна над водой
Способны о мире великом всю правду сказать.
И если тоска после музыки точит порой,
Причину в себе и в природе не стоит искать.
Пусть умер отшельник – Даос, унеся свой секрет,
Пусть яшму волшебную вечно хоронит вода,
И если не может быть найден вопроса ответ,
То вечную истину дарит учитель всегда…
 

Дорога вилась меж горных уступов и скал, все дальше и дальше уводя У-Пу от дворца императора Цао-Цао с его страшными интригами и нескончаемой суетой. Этого сына наложницы, взобравшегося на трон по лестнице из мертвых тел своих братьев – наследных принцев крови. Дорога уводила дальше и от добрых и умных глаз Бо-И, чем-то очень похожих на глаза Хуа-То. Иногда дорога превращалась в едва заметную тропку, вьющуюся между камнями, и ехавший верхом на лошади У-Пу боялся сбиться с пути, хотя четкого представлении о том, куда он направляется, у него не было. Было важно быстрее уйти, скрыться, чтобы улеглись страсти, утихла ненависть, чтобы завистливый взгляд и горячий топор не прервали еще одной ни в чем не повинной человеческой жизни. Но куда конкретно отправиться, У-Пу еще окончательно не решил.

Дорога была похожа на его Путь. До недавнего времени У-Пу шел по широкой дороге, проложенной Хуа-То. Конечно, было много неясного, незнакомого, но был опытный и мудрый учитель, который помогал в трудную минуту, подсказывал, где можно споткнуться, за каким поворотом могут встретиться неожиданности. А сейчас, когда осталась лишь память о направлении Пути Хуа-То, перед У-Пу была узенькая тропка. Эта тропка могла в любой момент потеряться в зарослях догадок или между камнями изживших себя догм. На этой тропе можно было споткнуться, оступиться и сорваться в пропасть мистики и лжеуспехов. Наконец, эта тропа могла завести в непроходимые дебри лженаучного невежества, где гибель неминуема.

Только потеряв учителя, можно в полной мере оценить его значение для себя. Нет того, кто мог бы ответить на еще не заданный вопрос, кто мог одним взглядом, жестом, одним словом передать больше, чем солидный труд в десять тысяч иероглифов. У-Пу сейчас остро ощутил свое одиночество, ничтожность и никчемность. По сердцу прошел щемящий холодок, к глазам внезапно подкатили слезы, но, сделав несколько дыхательных упражнений и сконцентрировавшись на дороге, У-Пу вновь обрел спокойствие и, интуитивно чувствуя, куда ведет тропинка, несколько ускорил шаг лошади. День медленно завершал свой путь, предоставляя место ночи, чтобы утром вновь сменить ее и приняться за работу, продолжая бесконечную и никогда не надоедающую игру двух таких непохожих и поэтому всегда неразлучных сил.

Сумерки постепенно накидывали свою мерцающую пелену на окружающее, и с каждой минутой эта мерцающая пелена, затемняя все, что находилось внизу, постепенно высвечивала все, что располагалось наверху. Скрывались из глаз очертания листьев и веток, очертания придорожных растений, меняли свое обличье замысловатые камни. Все сливалось в единую темно-серую массу. А в вышине все отчетливей вырисовывались звезды, раскрашивая небо множеством созвездий, вычерченных пытливым человеческим разумом из мириад отдельных светящихся точек. Это было похоже на нежную мелодию лютни, когда низкие тона постепенно уступают место более высоким, и как завершение мелодии, оставляющее в душе самое большое впечатление, внезапно появилась луна, освещая мир своим голубовато-стальным светом.

Неожиданно и как-то по-особенному привлекательно впереди и выше дороги среди зарослей замаячил огонек. Он слез с лошади и, ведя ее за собой, пошел к огню, осторожно пробираясь через кустарник.

У костра, около прочного и аккуратного шалаша, больше похожего на хижину, сидел старичок. Глаза его были закрыты, губы что-то шептали, и от этого седая борода подрагивала и меняла свой цвет в отблесках костра. У-Пу осмотрелся. Около шалаша он увидел камень с выбитым на нем иероглифом ДАО, а рядом с камнем – маленький родничок, вытоптанную площадку, место для костра, обложенное камнями, каменный стол из плоского валуна и несколько коряг, приспособленных для сидения. На костре стоял котелок, в котором кипела какая-то жидкость, распространяя вокруг дурманяще-влекущий запах неизвестных У-Пу трав.

Отшельник открыл глаза, посмотрел на пришельца проницательным взглядом, и У-Пу почувствовал этот взгляд на себе, словно старичок подошел и ощупал его с головы до ног. По спине пробежал неприятный холодок, и У-Пу внутренне собрался, готовый к любому повороту событий. Но именно в этот момент старичок встал, поклонился и жестом пригласил своего позднего гостя к огню. У-Пу привязал лошадь к дереву и, сняв мешок с продуктами, положил его около хозяина шалаша, поклонился ему и сел, молча поглядывая на огонь и бурлящий отвар.

Старичок бросил в котелок пучок травы, который он достал из мешочка, висевшего у него на поясе, принес из шалаша две глиняные чашки и черпак, налил из котелка в обе чашки вкусно пахнущую жидкость и одну из них протянул У-Пу. Чашка приятно грела ладони. У-Пу медленно перекладывал ее из ладони в ладонь, дожидаясь, пока отвар остынет, а затем с наслаждением маленькими глотками пил терпковато-сладкую жидкость. По телу постепенно разливалось тепло, которое незаметно окутывало У-Пу. Он почувствовал, как отяжелели руки и ноги, обмякло тело, хотел повернуть голову к отшельнику, но провалился в вязкую пучину сна…

Встреча в пути

 
В зал войдя, сними одежду
Суеты и стань обычным,
Не хватайся за надежду —
Сложное считай привычным.
Делай просто и спокойно,
Не беги, не лезь вперед,
Проиграв, держись достойно —
Мастерство всегда придет
Незаметно, тихо, скромно,
Как из сказки добрый зверь.
Знай, в искусстве все огромно —
От успехов до потерь.
 

У-Пу спал. Сон его был глубок, но тревожен. Ему снилось, что он легко и быстро шел, а вернее, почти скользил по тропинке, которая вилась рядом с дорогой. Он передвигался специальным отработанным скользящим шагом, перекатываясь с пятки на носок, словно с горки на горку. Этот быстрый, динамичный шаг все дальше уводил его от города, от страшной площади, где только что был казнен человек, которого У-Пу любил и уважал не меньше, а возможно, и больше своих родителей.

Еще на площади У-Пу заметил, что за ним пристально наблюдают двое людей, облаченных в крестьянскую одежду. Их лица были хорошо знакомы ученику придворного врача – это были воины из специального отряда охраны императора, и У-Пу часто встречал их, когда вместе со своим учителем проходил в дворцовые покои. Один из них, коренастый, широкоплечий, что-то быстро говорил своему напарнику, показывая на деревянный ларец, который У-Пу держал в руках. Второй, более молодой, худощавый, со свежим розовым рубцом на щеке, по-кошачьи сощурил глаза и, поклонившись коренастому, исчез в толпе.

А толпа волновалась, словно хлебное поле на ветру перед грозой, за которой последует отрезвляющий после нестерпимой жары поток холодного дождя. Порывы ветра то резко пригибают колосья к земле, то легко колышут их верхушки. Ветер постоянно меняет свое направление, и не ясно, с какой стороны ожидать первой волны крупных, обжигающих капель дождя. У-Пу воспользовался очередным движением толпы и, проскользнув, стал пробираться, постоянно лавируя между людьми, которые шепотом обсуждали только что увиденное, стараясь не встречаться при этом с глазами собеседника. А собеседник, опустив голову, в свою очередь старался не глядеть в лицо говорившего, чтобы не выдать свои мысли и чувства.

Ученик великого врача быстро проник к воротам и выскользнул за крепостную стену. Он твердо решил идти в даосский монастырь, расположенный между горными сопками, видневшимися вдалеке, слева от города. Но У-Пу хорошо знал, что теперь, когда учитель казнен, а все другие ученики отреклись от того, кто еще вчера был их кумиром, он один остался продолжателем и последователем того дела, которое вместе с последним взглядом передал ему Хуа-То.

ФРГ. Обмен верительными грамотами с министром Шмидтом. Рядом полицайхаупткомиссар Декк. 1980-е годы

У-Пу прекрасно понимал, что телохранители императора будут преследовать его. Им приказано завладеть ларцом с инструментами Хуа-То и его, У-Пу, записями. В них изложены истины, открытые Хуа-То, а знание этих истин делало их обладателя многознающим. Это способствовало утверждению власти человека, которому судьба предначертала быть простым лекарем и верноподданным законов Неба, рожденных не среди мерцающих в ночи звезд, а в холодных покоях императорского дворца. Там, где кишели лесть, зависть, злоба, жадность, невежество и всепоглощающее желание власти.

У-Пу не пошел налево к горным сопкам, между которыми был спрятан монастырь, а повернул направо в долину, чтобы оторваться от преследователей и, сделав крюк, тайными тропами, открытыми его учителю монахами, пройти к потайному ходу, ведущему прямо в покои старого наставника Бо-И, которого много лет назад Хуа-То чудесным образом спас от тяжелого недуга.

Было ясно, что только Бо-И сможет помочь хотя бы на время удалиться подальше от того места, где за стремление понять, помочь, облегчить страдание, спасти от смерти платят изысканной неблагодарностью, тончайшими кружевами интриг и наветов, открытой и тайной злобой, которые неизменно заканчиваются встречей с очаровательно-страшным созданием, именуемым смертью.

Внезапно У-Пу услышал за ближайшими кустами тихий шорох и понял, что Меченый, как про себя назвал его У-Пу, не зря ухмылялся, растворяясь в толпе и исполняя повеление Коренастого. В то же мгновение из кустарника выскочили шестеро. Двоих У-Пу сразу узнал – Коренастый и Меченый, и еще четверо здоровых молодых солдат-телохранителей. Их кулаки были плотно сжаты, в глазах горел огонь ненависти и подчинения. Мощные тела напряглись. Эти люди-автоматы готовы были броситься и разорвать его на части.

Меченый медленно приблизился и, с издевкой глядя на ненавистного ему лекаришку, достал из-за пазухи свиток и стал читать:

– Вы порождаете смуту в Поднебесной. Употребляете законы извечного Дао во вред подданным нашего Великого и Пресветлого покровителя. Вы не уважаете авторитетов Великих Врачевателей Поднебесной. Извращаете уже известные законы и правила врачевания, а поэтому творите зло народу, что наш Велемудрый правитель допустить не может. А посему по повелению главы Великого Небесного совета вы должны дать отчет в своих поступках и мыслях. Этого требуют правила почтительности и человеколюбия.

Закончив читать, Меченый еще раз ехидно улыбнулся, свернул свиток, убрал его за отворот халата и вдруг попытался резко схватить ларец и оттолкнуть У-Пу. Но тот, подавшись в направлении толчка, отклонился назад и в сторону, разворачиваясь к Меченому полубоком, и вдруг незаметно сделал к нему шаг. Меченый, выведенный из равновесия, описал дугу и упал, ударившись головой о камень.

Коренастый что-то коротко крикнул, и четверо головорезов бросились на У-Пу. Но У-Пу не зря так долго и тщательно изучал гимнастику пяти животных и ее модификации, созданные его великим наставником. Он крепко прижал к себе ларец левой рукой, присел, скручиваясь влево, согнув спину и прикрыв голову согнутой рукой именно в тот момент, когда первый из нападающих, подбежав, попытался ударить У-Пу в голову. Кулак скользнул по руке, закрывающей голову, а У-Пу, выпрямившись и раскручиваясь вправо, резко ударил нападающего ребром ладони по боковой поверхности шеи.

Тот захрипел и, упав, преградил доступ к жертве еще двум нападающим. А У-Пу тем временем уже встречал атаку второго воина, он увернулся от удара в грудь, разворачивая корпус вправо и одновременно нанося хлесткий удар противнику открытой ладонью правой руки. Когда тот, вскрикнув, стал падать, У-Пу отшвырнул его ударом ноги в живот и тут же сделал кувырок в сторону, уходя от серии новых ударов. Вскочив на ноги, У-Пу увидел, что оба воина бросились на него. Он резко выпрыгнул навстречу своим противникам и с силой выбросил вперед обе ноги, нанося своим врагам страшный удар в грудь. Телохранители отлетели в стороны, как две половинки сухого чурбака, расколотого точным ударом топора.

Перед учеником знаменитого лекаря стоял последний и самый серьезный противник. Коренастый медленно шагнул, в его руке был крепко зажат обоюдоострый нож. От первых двух выпадов У-Пу ловко увернулся, уклоняясь в сторону и как бы обтекая своего соперника сбоку, стараясь проникнуть к нему за спину. Третий выпад Коренастого был очень быстрым. Правая рука с ножом, чуть задев халат, проскочила мимо, а У-Пу, сделав шаг вперед-влево и развернув влево корпус, подставил под живот Коренастого свое правое колено, нанося сильный встречный удар. Одновременно он нанес удар правой рукой по запястью Коренастого, и смертоносное оружие выпало из руки опытного воина. Второй удар рукой был нанесен по шее сзади, и Коренастый рухнул, уткнувшись лицом в землю.

У-Пу поднял нож, посмотрел на поверженных врагов и только сейчас заметил, что все они, кроме Коренастого, не были вооружены, понадеявшись на силу своих тренированных кулаков. У-Пу исполнил закон Дао – он лишь защищался от внезапного нападения и не мог отнять жизни тех, кто только что посягал на его собственную жизнь, но посягал на нее с голыми руками. Лишь Коренастый был достоин смерти. Но, повернув его, У-Пу опытным взглядом врача сразу определил, что Коренастый уже не нуждается ни в его мести, ни в его врачебной помощи. Хитрость, коварство и оружие ничего не стоили против эффективных упражнений гимнастики Хуа-То, как и кулаки сильных и многоопытных бойцов.

У-Пу отбросил далеко в сторону нож и быстро пошел к горным сопкам. Дойдя до развилки дороги, он резко повернул и ступил на тропы, которые кроме него были известны только старым монахам.

Поздно вечером он пролез через потайной ход и постучал в дверь покоев наставника Бо-И. Старый монах ласково принял ученика своего друга. Два дня У-Пу отдыхал в закрытой келье, рассказывая Бо-И о том, что произошло с ним и с учителем. А на третий день Бо-И, снабдив У-Пу лошадью, запасом пищи на несколько дней пути и теплой одеждой, отправил нового врача туда, где было более безопасно продолжать великое дело познания всеобщего закона развития Вселенной – закона ДАО.

У-Пу проснулся рано – лучи солнца едва успели лизнуть склоны горных хребтов. Он ощутил дурманящий запах сухих трав и увидел, что лежит в шалаше на подстилке. Быстро выбравшись наружу, У-Пу застал свою лошадь мерно жующей траву. Время от времени она наклонялась к большой охапке сена, лежавшей у ее ног. Он заметил, что на импровизированном каменном столе ему оставлены чашка с каким-то отваром и горстка сушеных фруктов. Его мешок нетронут и лежит там же, где был положен вечером.

Солнце наконец полностью вышло из-за гор и осветило лучами небольшую полянку. У-Пу хорошо помнил наставление Хуа-То: «Человеческий организм требует напряжения и движений, только этим нельзя злоупотреблять. Когда тело находится в движении, из него изгоняется плохой воздух, кровеносные сосуды становятся проходимыми и болезни не имеют для себя питательной почвы. С этой целью древние использовали дыхательную гимнастику. Они упражнялись, как медведь, вертели головой, как сова, они изгибались и массировали поясницу, они приводили в движение суставы. Они предохраняли себя от свойственных старости недугов. Моя система называется „Игра пяти зверей“. При ее помощи можно предохранить себя от болезней и укрепить силу. Если заниматься ею по-настоящему, то вы не будете знать забот, тело будет легким и аппетит хорошим».

Эти слова У-Пу тщательно занес в свитки и неукоснительно им следовал. Вот и сейчас он растер лицо от подбородка ко лбу, размял уши от мочки к верхушке, старательно размял ладони и суставы пальцев. У-Пу приступил к дыхательным упражнениям гимнастики Хуа-То. Он переносил вес тела с ноги на ногу, делал один-два шага, изгибая или скручивая тело, поворачивая голову, производя замысловато-округлые движения руками. Причем каждая смена движений соответствовала определенной фазе дыхания. Вскоре многократное повторение пяти основных движений привело к нужному результату. Тело разогрелось и стало гуттаперчиво-подвижным, в каждом движении чувствовалась легкость и сила. Закончив гимнастику, У-Пу умылся водой из родника, тщательно вычистил зубы порошком, сделанным из коры дуба, поклонился камню с магическим иероглифом и приступил к трапезе, оставленной для него Даосом-отшельником.

Он не заметил и не почувствовал, что те глаза, которые встретили его вчера вечером, сегодня внимательно наблюдали из-за деревьев за каждым его движением, за каждым его поступком. Эти глаза умели распознавать истинную суть людей, умели за внешним видеть внутреннее. Отшельник появился неожиданно и сел рядом с У-Пу как раз в тот момент, когда У-Пу заканчивал завтрак.

– Вы ученик лекаря из Сюиту [9]9
  Сюиту – в Сюиту Хуа-То получил образование врача.


[Закрыть], – не то спросил, не то констатировал старец.

У-Пу наклонил голову в знак согласия. Даос встал, почти не касаясь головой низкого входа, вошел в шалаш и вскоре появился, держа в руках свиток, изрядно потрепанный с краев. Было видно, что он несет это свиток так бережно, словно в руках у него была чашка с горящим маслом, пролить которое было бы небезопасно.

Хозяин шалаша приблизился к У-Пу, поклонился ему и произнес:

– Я знаю, что случилось с вашим наставником. Мы были знакомы. Однажды он помог мне избавиться от недуга в спине, который меня мучил. Это было в обители Бо-И.

Даос показал У-Пу ухо, на котором ясно были видны две полоски, оставленные раскаленной иглой на разветвлении и нижней ножке вилки, образованных складками ушной раковины. У-Пу хорошо были известны такие рубцы после прижигания. Он сам часто прижигал эти зоны больным, страдающим болями в области поясницы.

– Я излечился от недуга благодаря искусству вашего учителя. Но, кроме того, я развил некоторые упражнения, которые ваш наставник показал мне когда-то. Я наблюдал за вами. Вы постигли основы Дао, вы храните наставления мудрых и следуете им. Теперь у меня появилась возможность отблагодарить вашего учителя, хотя его уже нет. Я передаю вам свои записи с упражнениями дыхания и движения. Вот уже более двух полных животных циклов [10]10
  Животный цикл – двенадцатилетний период.


[Закрыть] я ежедневно практикую эти упражнения, постепенно усложняя их, и старые недуги не беспокоят меня.

Вы по достоинству сможете ставить рядом со своим именем иероглиф И-шен [11]11
  Иероглиф И-шен означает врач, медицина.


[Закрыть].

Но чтобы достичь высокого предела, вам необходимо постоянно совершенствовать свои навыки. И еще, вам нельзя ехать этой дорогой. Два дня назад по ней проскакали воины Сына Неба, они ищут вас. У перевала будет сделан завал, и вас поймают. Это будет нарушением законов Добродетели и противоречит истинному Пути. Я покажу вам тропы, по которым вы сможете обойти перевал и спуститься в долину. Вы должны отправиться к Чжан Чжун-Цзы в Наньян. Это просвещенный человек, а его книги – первоклассное руководство к лечению.

Курс офицеров госбезопасности Китая в Москве

Курс офицеров спецназа госбезопасности Монголии

Вы сможете многому научиться у этого врача. А чтобы он принял вас, как вы этого заслуживаете, передайте ему вот это. – Старичок снял с шеи маленький и невзрачный камешек с разноцветными вкраплениями.

Даос передал У-Пу свиток и амулет, который молодой врач принял с глубоким поклоном. Старичок вышел на середину поляны, на мгновение замер, обратившись лицом на восток, и вдруг, будто сухой лист, сорванный порывом ветра с ветки, закружился по поляне. Он выполнял сложные и непредсказуемо изменчивые движения. Его танец был похож на порхание бабочки. Сам старичок, маленький, сухой, мускулистый, в своем широком халате, рукава которого развевались при каждом взмахе, напоминал мотылька, невзрачного и блеклого, когда он сидит на ветке, но мгновенно преображается, как только крылья поднимут маленькое серое тельце в воздух и закружат его в замысловатом танце в лучах утреннего солнца.

Отшельник исполнял свой танец внешне неспешно и плавно, но в этой медлительности У-Пу почувствовал такую огромную внутреннюю силу, которая никак не вязалась с маленьким и невзрачным обликом отшельника. Движения закончились так же неожиданно, как и начались.

Даос остановился лицом на запад, на мгновение замер и вдруг, как бы сбросив с себя огромный груз, очнулся и вышел из того состояния, которое охватывает человека, когда он полностью отдается своему делу и не обращает внимания на окружающее. У-Пу зачарованно смотрел на отшельника, понимая, что сейчас прикоснулся к таинству искусства и еще раз воочию убедился, как можно развить и совершенствовать навыки дыхания и движения.

Отшельник снабдил У-Пу некоторыми травами, которые могли пригодиться в практической деятельности врача, объяснив, какие отвары и настои из них можно приготовить. Таких прописей У-Пу еще не знал, и поэтому он тщательно записал все в своем дневнике, пополняя копилку человеческой мудрости, собирая крупицы знаний, открытых и увековеченных народным опытом.

Даос проводил У-Пу до горного хребта, объяснил, как надо пройти, чтобы, миновав перевал, выйти в долину, и, распрощавшись, растворился в зарослях.

Сердце У-Пу билось ровно и спокойно, мысли несли его вперед, и казалось, что будь он сейчас не на лошади, а на крылатом драконе, то вряд ли он смог бы передвигаться быстрее. Теперь у него появилась цель. У-Пу вновь ясно почувствовал свой Путь, подобно путнику, который, потеряв в сумерках тропинку и плутая в чаще, внезапно вышел на широкую и знакомую дорогу, по которой он не однажды ходил.

У-Пу двигался всю ночь и весь следующий день, в чем ему помогал волшебный отвар старика Даоса. К вечеру второго дня, уже спустившись в долину, он сделал себе маленький временный шалаш из веток и травы и заснул крепким, здоровым сном человека, уверенного в том, что завтра вновь взойдет солнце, продолжая свой круговорот, согревая землю, растения, живые существа, отдавая им часть себя и ничего не беря взамен. Все великое дарит окружающему себя, мириады своих невидимых добрых частиц, образующих тончайшее и неповторимое кружево жизни.

Испытания в пути

 
Слова и звуки,
Мысли, имена,
Разбитая громада,
Дождь песчинок…
 

Город У-Пу заметил издалека. Был базарный день, из всех дальних и близких поселений крестьяне и сельские ремесленники везли товар на продажу в город.

Словно множество маленьких ручейков, впадающих в более крупные реки, группы крестьян сливались в толпу на месте пересечения троп с дорогами. И словно реки, впадающие в море, эти дороги направляли всех идущих по ним к городским воротам.

А на главной городской площади, недалеко от апартаментов наместника области, уже разворачивали свои лавки купцы, крестьяне суетливо выкладывали свой товар из повозок и корзин, стараясь расхвалить его громче соседа, чтобы быстрей и выгодней все распродать. Ремесленники по-деловому, но тоже быстро расставляли свои изделия, отчего площадь становилась похожей на пестрый, расцвеченный множеством красок ковер.

Люди продавали и покупали, обменивали товар на товар, спорили, торговались, ругались, любезно беседовали, посылали проклятия, молили небо об удаче. Все это полностью занимало их. Каждый был занят своим делом.

Никому не было дела до молодого человека, который ничем не выделялся в этой многоликой и многоголосой толпе. Никому, кроме одного из многих людей, находившихся на площади. Этот человек умел рассчитывать действия других, и поэтому, увидев молодого лекаря среди множества входящих на центральную площадь, он по-кошачьи сощурил глаза, улыбнулся чему-то своему и уже не отрывал своего цепкого взгляда от того, кто сейчас интересовал его больше всех на бескрайних просторах Поднебесной.