Текст книги "Приключения «Идиота»"

Я устало пожала плечами.

– Я не знаю. Во всяком случае, пока не знаю. Надо подумать.

Марго посмотрела на меня, как смотрят на больных детей, но задала только один вопрос:

– Вы можете доверить мне своего Достоевского на несколько часов? – Я слегка замешкалась. Но она продолжила: – Если вы не доверяете мне… – начала было она, но я перебила ее.

– Я доверяю вам.

Она удовлетворенно кивнула и снова продолжила:

– Если боитесь за меня, то это лишнее. Нужно все сделать грамотно, и тогда никакого риска не будет. И давайте больше об этом не думать. А думать мы сейчас будем конструктивно. У меня есть человек, который может помочь нам в этом деле. И он сейчас здесь, у меня на приеме. Он такой же гость, как и вы. Правда, мистическое совпадение?

Да, если не знать, что к Марго я попала по чистой случайности, то можно было бы предположить, что такое совпадение легко подстроить.

Марго покрутила диск на старомодном фарфоровом телефоне, стоявшем на столике рядом с ее креслом (я даже сначала решила, что телефон игрушечный) и пропела в трубку:

– Мишенька? Окажите мне любезность, зайдите прямо сейчас в мой кабинет, мне надо с вами посоветоваться. Спасибо, мой дорогой, жду. – Марго положила фарфоровую трубку на рычаг телефона и улыбнулась нам одной из самых лучезарных своих улыбок.

Мне пришла в голову еще одна неприятная мысль.

– Марго, а стоит ли посвящать в это дело еще кого-то. Ведь человек может оказаться нескромным или болтливым.

– Не может. Миша совершенно надежный человек, – отрезала Марго, и я ей почему-то сразу поверила.

В кабинете ненадолго повисла тишина, но мне снова в голову пришла очередная мысль.

– А что мы будем делать с оригиналом? – спросила я.

– Оригинал может храниться у меня. Это абсолютно безопасно. Для всех, – тихо сказала Марго. И я снова ей поверила.

Через несколько минут в кабинет вошел молодой человек весьма приятной наружности. Черные блестящие волосы были расчесаны на пробор. Дорогой костюм хорошо сидел на его ладной фигурке. В пространстве Миша передвигался плавно, слегка по-кошачьи, а взгляд его голубых глаз был вкрадчивым. Но общее впечатление он производил вполне положительное. Эдакий мачо с хорошими манерами.

Марго поднялась ему навстречу, протягивая обе руки – то ли для поцелуя, то ли просто по привычке. Миша тепло чмокнул ее в щечку и этим ограничился.

– Знакомьтесь, это Миша. Его называют «Королем подделок». – Марго сказала это таким будничным голосом, словно представила нам обыкновенного вице-спикера Государственной Думы. Но я уже стала привыкать к ее необычной манере общения. Миша дружелюбно кивнул нам головой, и Марго вкратце изложила ему суть дела. Вернее, только ту его часть, которая касалась непосредственно изготовления дубликата книги. Миша все внимательно выслушал и попросил взглянуть на предмет. Я вспомнила, что книга по-прежнему лежит в машине, и позвонила Виктору с просьбой доставить нам книжку как можно быстрее.

Когда Достоевский наконец прибыл, Миша аккуратно взял его в руки, повертел во всех направлениях, зачем-то понюхал, затем полистал, внимательно рассмотрел значки на полях и удовлетворенно отложил книгу в сторону.

– Сейчас у нас глубокая ночь, – констатировал Миша неоспоримый факт. – Если мы прямо с утра найдем такой же экземпляр, то есть, из аналогичного тиража и того же года, то я гарантирую вам к четырнадцати часам готовый материал. – Миша был деловит и краток.

– А где можно найти такой же экземпляр, – поинтересовалась Марго.

– Да в любой зачуханной библиотеке, – усмехнулся Миша. – Эта книжка никогда не была дефицитом, ее издавали бешеными тиражами.

– Главное условие – полная скрытность. Так, так, так, – Марго барабанила пальчиками по поверхности инкрустированного столика. – Я, пожалуй, прямо с утра позвоню одной даме. Она как раз работает в нужном нам департаменте. Например, что-то вроде срочной ревизии школьных библиотек или что-нибудь такое же неприметное. Она человек крайне сообразительный, думаю, все получится. Часам к двенадцати книга будет у нас. Это предельный срок.

– Хорошо, – сказал Миша, – двух часов мне будет вполне достаточно, чтобы изготовить дубликат.

Я вертела головой, слушая их тихий малоэмоциональный диалог. Словно бы два добрых друга советовались, какого цвета шторы надо купить в спальню, а какие на дачу. Ведь сейчас на улице лето! Какие школьные библиотеки? Кто там в них сейчас сидит? Но, по спокойному тону Марго я поняла, что буквально через пять-шесть часов, то есть, как только почтенные российские граждане изволят проснуться, то некоторым из них придется слегка попотеть. А может и не слегка. А еще меня позабавил тот факт, что Мишина гипербола про «зачуханные библиотеки» мгновенно ассоциировалась у Марго таким странным образом. Бедная российская школа! И как у нас в таких библиотеках всякие Ломоносовы и Ландау вырастают?

Когда все технические вопросы были улажены, Марго повернулась к нам с Ленкой и ласково сказала:

– Вот и все. Где-то между двумя и тремя часами пополудни я передам вам новый экземпляр книги. А сейчас вам просто необходимо поспать.

Я была полностью с ней согласна. А Ленка тем более, потому что она давным-давно спала, свернувшись калачиком в роскошном золоченом кресле. Я бесцеремонно растолкала Ленку, и, дотянув ее до машины, где она снова провалилась в глубокий сон, я последовала ее примеру – удовольствия и нервотрепка – это две вещи, которые изматывают больше всего на свете.

Когда мы вернулись домой, было уже почти четыре часа утра. Глаша успела разложить все вещи и книги по местам, и квартира приобрела свой привычный вид. Мы с Ленкой, совершенно измочаленные, завалились спать, даже не дотянув до ванны.

Наутро, вернее, к обеду, я проснулась и поняла, что выспалась. Слава богу! Если бы я не выспалась, то день пошел бы насмарку. Такой у меня организм. Если я как следует не высплюсь, то хожу потом весь оставшийся день как сомнамбула, больная и злющая, и тупо жду вечера, в надежде выспаться следующим утром.

Я сладко потянулась, вылезла из-под одеяла и пошлепала в душ. После душа я почувствовала себя совсем человеком и поняла, что зверски хочу есть. Точно! Ведь вчера, пока не нагрянули все эти неприятности, я и собиралась удрать с этого голодного банкета, потому что страшно захотела есть. Я сейчас уже и думать забыла об этом! Вот что делают с нормальным человеком здоровый сон и отличный душ.

Глаша приготовила на завтрак салат из моих любимых морепродуктов. Я обожаю итальянский салат под названием «Фрутто ди маре». Ничего замысловатого там нет. Просто слегка обжаренные кусочки кальмаров, осьминогов, креветок, мидий и всякой прочей морской живности в теплом виде разложены на листьях салата с дольками болгарского перца, и вся эта красота приправлена чуточкой оливкового масла. Бесподобно вкусно и полезно!

Потом мы с Глашей выпили по чашечке кофе, и я снова залезла в Интернет, поковыряться и посмотреть, не появилось ли что новенького из интеллектуальных развлечений. Вчерашняя наша «пати» как-то не весьма удалась, и я испытывала перед Ленкой легкое чувство вины. В Интернете все было по-прежнему. Из интересностей – только заявленное на сегодня открытие художественной выставки неизвестного мне авангардиста. Ну и ладно! Значит, пойдем приобщаться к прекрасному. И я пошла будить Ленку.

Через полтора часа мы с Ленкой, раскрашенные в свой самый выгодный боевой раскрас и одетые согласно случаю, важно вплывали на выставку. Очередь там оказалась непролазная. Но нам повезло, Ленка встретила знакомого художника, а он имел самое непосредственное отношение к организации этой выставки – он был личным другом авангардиста, чьи картины сегодня выставлялись. Художник поволок нас знакомиться с автором, и мы попали в самую гущу артистической тусовки.

Кого здесь только не было! А я думала, что арт-бомонд в это время еще дрыхнет. Видимо, не весь. Самые интеллектуально продвинутые ходили от одной картины к другой, со знанием дела прищуривали глаз, обсуждали форму и колористику, и вообще делали вид, что они в этом отлично разбираются.

Но мне, как в свое время Станиславскому, хотелось воскликнуть на всю галерею – не верю! Вместо этого я скромно отирала стенку в обществе автора, который уже полчаса пытался объяснить мне, что все искусство, которое было до авангарда – это глубокое ретро, почитаемое, но устаревшее. Я так не думала, но чтобы не расстроить юбиляра, скромно помалкивала.

Ленка слушала художника, раскрыв глаза и рот одновременно. Я выяснила, что она была на таком вернисаже второй раз в жизни. Первый раз ее мама водила на выставку детского рисунка, когда Ленка училась в третьем классе, и она мало что запомнила. Но здесь ей явно нравилось. Особенно художник-авангардист. Да, его речь действительно была пылкой и убедительной. Но вскоре он мне окончательно наскучил, и я решила прогуляться по выставке самостоятельно. Извинившись, и объяснив, что я люблю сосредотачиваться на искусстве в одиночестве и получив вдогонку благодарный Ленкин взгляд – похоже, она положила глаз на этого авангардиста, – я стала медленно перемещаться по выставке, рассматривая работы.

Некоторые были действительно потрясающе хороши. Такое яркое и тонкое смешение красок, такие грациозные линии, переплетающиеся в абстрактные узоры. Они могли означать все, что угодно, и, если никто не зудел тебе в ухо про авторский замысел, то было намного интереснее самостоятельно разгадывать, что означают эти линии и цветовые решения на полотнах.

В целом, выставка производила впечатление весеннего сада, перемешанного с мартовским небом и апрельскими прозрачными ручьями в альпийских горах. Это было действительно очень красиво. И я даже простила авангардисту его гипертрофированное самомнение, что, впрочем, совсем не редкость у гениальных безумцев. На то они и гении, чтобы отличаться от нас, простых смертных, и им многое позволено.

Так я переходила из зала в зал, наслаждаясь и впитывая в себя радость и многоцветье мира.

– Правда, красиво? – голос рядом с моим ухом отрезвил меня и вернул из радужных грез в действительность. Я посмотрела на источник голоса – ничего особенного, мужик как мужик, в клетчатой рубашке и джинсах.

– Да, красиво, – согласилась я.

– Вы извините, я просто наблюдал за вами, вы так увлеклись картинами, что ничего вокруг не замечаете.

– А что я должна замечать на выставке кроме картин? – холодно парировала я.

– Действительно. Вы правы.

Я смягчилась. Мужик был явно не грубиян.

– Меня зовут Антон. Я художник.

О господи, опять художник! Ну, а чего же я ожидала на выставке картин? Не слесаря же сантехника.

– Очень приятно, Татьяна, – мой голос был похож на дуновение арктического ветра, который только что достиг юга. Но, рассудив, что быть очень строгой с художниками нельзя в силу их профессии – это же не работа, а диагноз – я смягчилась еще больше. Просто я терпеть не могу, когда ко мне пристают с целью познакомиться.

– А вы какой художник, тоже авангардист?

– О, нет, – Антон улыбнулся, – я обыкновенный, реалистичный.

– А-а-а. – Мое «а» получилось какое-то слегка разочарованное, и чтобы исправить неловкость я сказала. – Я люблю реалистов.

Антон оживился.

– Правда, а что же вы делаете на этой выставке?

– Так получилось. Для общего развития.

– Бывает.

Снова повисла неловкая пауза.

Очень вовремя пискнул мой мобильник. Это пришла «смска» от Марго: «Все в порядке. Мой курьер отчитался о доставке». Ух ты! Это означало, что Достоевский благополучно вернулся в родные пенаты. Вернее, его не совсем точная копия. Я посмотрела на часы. Была половина третьего. Бедные библиотекари!

– А хотите, я покажу вам свои картины? – Антон с надеждой смотрел мне в глаза. Мне стало его жалко.

– Вообще-то у меня не очень много времени. Но, так и быть, показывайте. Если это не далеко.

– Нет, что вы, это рядом. Здесь же много разных залов, и, если знать дорогу, можно быстро пройти куда угодно, и все получается легко и просто. Видите эту дверь? Если пройти через подсобные помещения, то окажешься в мастерских. Пойдем? – Он почему-то перешел на «ты».

Если честно, мне не очень хотелось сейчас смотреть новые картины – во-первых, еще не улеглись впечатления от авангарда, а во-вторых, я почувствовала, что страшно устала и проголодалась. Но Антон так преданно и как-то по-детски смотрел мне в глаза, что я снова согласилась.

Он открыл дверь, и мы оказались в помещении, заваленном старыми подрамниками, свернутыми холстами и еще всякой художественной всячиной. Здесь было довольно темно, и Антон взял меня за руку и сказал:

– Не бойся, здесь рядом.

И это было последним, что я запомнила. Дальше меня поглотила темнота.

Глава 15

Я очнулась от сильной тошноты и головной боли. Во рту был привкус какого-то металла. Я лежала на старом матрасе в углу художественной мастерской. Это я определила по въевшемуся во все предметы запаху красок, растворителей, холстов и еще чего-то художественного и не очень.

В дни студенческой юности мы посещали подобные места, заваливаясь в них большими не совсем трезвыми толпами, и с тех времен мне запомнился этот характерный запах. Вокруг меня лежали рулоны бумаги, стояли натянутые на рамы холсты и уже готовые картины. Я попыталась восстановить в памяти цепь произошедших со мной событий. Цепь получалась прерывистой, но кое-что у меня получилось. Я помнила, что мы с Ленкой пошли на вернисаж, там мы смотрели картины, потом я ушла гулять по выставке самостоятельно. А потом был провал в памяти. Я попыталась пошевелиться, но резкая боль в кистях рук сказала мне, что руки у меня связаны за спиной. Вот это номер! Кто же меня так? И главное, за что?

Я услышала звук отпираемого ключом замка и затихла. В мастерскую кто-то вошел. Этот кто-то двигался почти бесшумно, но я определила, что он движется в мою сторону.

И вдруг я услышала то, чего никак не ожидала услышать в подобном положении.

– Татьяна Петровна, вы где?

Более неподходящей фразы я не слышала ни разу в жизни. Подумав, что я уже, пожалуй, ничем не рискую, я откликнулась:

– Я здесь.

Мой таинственный визави протиснулся ко мне в угол за шкаф, которым я была отгорожена от всей остальной комнаты – мои глаза привыкли к полумраку, и я смогла рассмотреть, где нахожусь.

– Здравствуйте, Татьяна Петровна.

Более дурацкую ситуацию трудно себе представить. Я валяюсь на грязном матрасе на полу в художественной мастерской, связанная и беспомощная, а какой-то идиот приходит ко мне и, вместо того, чтобы мне помочь, говорит мне «Здрассте»! Я взорвалась.

– Послушай, кретин, кто бы ты ни был, развяжи мне руки.

– Не могу. Этого нельзя делать.

– Что-о-о-! – Я взревела от возмущения, как раненная корова. – Ты что, сдурел, развяжи меня быстро.

– Татьяна Петровна, тише, не шумите. А то они услышат, и тогда все провалится.

– Что провалится, идиот?! Пусть все проваливается вместе с тобой. Но сначала развяжи мне руки.

– Татьяна Петровна, – голос вошедшего стал строже, – выслушайте меня. У нас мало времени. Я должен вам передать, что у вас будут просить отдать им Достоевского. Вы отдайте. Обязательно отдайте, а то вам могут причинить неприятности. Его уже можно отдать, уже не страшно. Это пока все. Простите меня, но я должен идти. А если я вас развяжу, то они поймут, что что-то не так и насторожатся. А этого нельзя допустить. Простите, ради бога. Но вам потом все объяснят.

Стоп! Где-то я это уже слышала. «Я тебе потом все объясню». Так говорил мне Вадим. Но сейчас это был не Вадим, а совершенно посторонний человек. Кто же мне, наконец, объяснит, что происходит!

– Послушайте, кто вы? Кто вас прислал?

Мои мысли метались, как бешеные антилопы. Что за личность меня сейчас посетила? Что он там лопотал про Достоевского? Я и без этого дурня знала, что Достоевского уже можно отдавать. Я ничего не понимала. Может, это Марго что-то напутала и прислала курьера, чтобы он лично сказал мне, что книжка уже в безопасности? Но это было полной чепухой! Марго понятия не имела, что мы с Ленкой собирались на выставку!

Все это промелькнуло в моей голове в считанные мгновения. Не найдя ответов на свои вопросы, я снова возопила:

– Эй, вы! Где вы там?

Но в ответ я услышала лишь тихий шорох закрывающейся двери.

И тут у меня сдали нервы. Я взвыла, как сто разъяренных слонов. Я рвала матрас ногтями и металась по полу раненным тигром. В общем, весь животный мир сейчас вылез из меня, частично подтвердив теорию Дарвина.

Мне было все равно. Пусть придут и убьют меня, а я скажу им в глаза все, что о них думаю.

Я кричала в голос:

– Сволочи! Развяжите меня! Где вы, мерзавцы?

Мерзавцы не заставили себя ждать.

Дверь распахнулась с громким стуком.

– Чего орешь, дура! Очнулась, так лежи спокойно. Я же говорил, с ней проблем не оберешься. – Две пары ног протопали ко мне за шкаф.

Первый был высокий здоровенный дядька, от него разило потом и почему-то еще и дорогим парфюмом. Странная смесь. А второго я где-то видела. Антон! Точно. Это же тот художник, который хотел показать мне картины. Но почему он стоит и не собирается меня спасать?

И вдруг я все поняла. Как я могла попасться на такой простой фокус! Видимо, обедать надо все же вовремя, а то мозги на голодный желудок плохо соображают.

– Не будет с ней никаких проблем. – Антон был спокоен и дружелюбен. – Правда, Танечка? – Он смотрел на меня с легким превосходством.

– Дурак ты, Антоша. – Я удивилась собственной наглости. – Меня же искать будут, я же на выставку не одна пришла.

– Никто вас, Танечка, искать не будет. Вашей подруге уже позвонили с вашего же телефона, что у вас разболелась голова и вы поехали домой, а телефончик свой здесь забыли. А ее вы просили не беспокоиться и развлекаться на полную катушку. И поскольку ваша подруга сейчас не совсем трезвая – у нас тут на выставке фуршет наметился, то она с радостью согласилась вас не беспокоить. Вот так.

– Ах ты сволочь, ты меня сюда заманил. А зачем, спрашивается. Ну, какой ты мужик после этого, а?

Но Антон был непрошибаем.

– Нормальный я мужик. И мне деньги нужны, а то с этим творчеством можно ноги протянуть. Вот и приходится иногда подрабатывать на стороне. Мне поручили одно деликатное дело, и, я думаю, вы мне в этом, уважаемая Татьяна Петровна, поможете. С удовольствием или без – не важно. А сейчас нам с вами надо кое-куда съездить.

– Куда? Никуда я не поеду! – я ревела как разъяренный бизон, но Антон был спокоен и деловит. Он молча поднял меня с матраса и поставил на ноги, словно деревянную куклу.

– Если вы будете паинькой, то с вами ничего плохого не случится. – И он поднес к моему носу тряпку, пахнущую какой-то препротивной химией. Я снова провалилась в небытие.

Когда в моей голове рассеялась очередная порция тумана, я поняла, что меня куда-то несут. Лёгкий ветерок приятно освежал мои несчастные, измученные химической вонью, легкие. Из этого напрашивался вывод – я не в помещении, а на улице. Моя голова болталась, как собачий хвост, и я определила, что вишу на плече у типа, от которого разило потом и французским одеколоном одновременно. Эта дикая смесь отрезвляла меня быстрее, чем свежий воздух. Я вспомнила, что меня украли, и что от моего похитителя разило таким же своеобразным амбре.

На небе яркими фонарями горели звезды. Цикады в кустах разрывались от старания – стрекот стоял на километр вокруг. Видимо, был самый разгар ночи. Это что же получается: на выставку мы попали днем, на матрасе я очнулась ближе к вечеру, а сейчас, похоже, глубокая ночь? Нормальная у меня культурная программа сложилась.

Мысли в голове были непослушными и думались как-то нехотя. Но где-то далеко в глубине сознания упрямо стучалась мысль: думать, надо думать, а то черт знает что такое получается. Меня без моей воли усыпляют какой-то дрянью и увозят в неизвестном направлении.

Понемногу мысли стали собираться в стайки и слушать мои указания.

Первое – надо все систематизировать. Выставка. Ленка. Мой новый знакомый Антон, он же вероломный похититель. Драный матрас. Очкарик с дурацкими советами. Снова Антон. И наконец я, любимая, вверх тормашками на плече вонючего мужлана.

Фух! Логическая цепь восстановлена, теперь можно двигаться дальше.

Тем временем, меня внесли в какое-то помещение. Ночь была темной, а свет, видимо, намеренно не зажигали. Я бы тоже в такой ситуации свет зажигать не стала. Вдруг соседи любопытные попадутся. Или еще что-нибудь. Осторожность не повредит.

Меня аккуратно пронесли через несколько комнат и опустили на кровать. Я благоразумно прикрыла глаза и изобразила безвольное спящее существо. Так, по крайней мере, у меня будет время на принятие решения. Какого именно, я пока понятия не имела.

Дверь за пахучим мужчиной закрылась, и я снова смогла открыть глаза. Понемногу привыкнув к темноте и оглядевшись по сторонам, я удостоверилась, что никакая непосредственная опасность мне не угрожает.

Комната была довольно большой и при свете луны и звёзд я разглядела вполне приличную обстановку дачной спальни. Запах здесь тоже был приятным. Пахло свежим деревом и еще чем-то неуловимо домашним. Странное место для тюрьмы. А в том, что это моя новая тюрьма, я нисколько не сомневалась. Зачем же меня тогда было связывать и куда-то увозить?

Как любой современный человек, хорошо знакомый с киношной романтикой детективных сериалов, я стала действовать по усвоенным с детства стандартам. Перво-наперво надо попробовать освободить руки – для побега одних свободных ног было маловато. Я села на кровати и стала извиваться змеей, всячески пытаясь ослабить веревки. Покрутившись эдак минут пятнадцать и слегка выбившись из сил, я поняла, что с веревками мне не справиться. Ладно, наплевать. Что у нас там в программе следующим номером? Попытки звать на помощь отпадают.

Я встала и тихонько подошла к окну. Деревянные половицы предательски поскрипывали под ногами, и я ступала, тщательно выворачивая ступни и для верности высунув язык. Язык – это так, детский рефлекс. А вот насчет ступней я где-то читала. Оказалось, книги иногда тоже врут. Деревяшки скрипели под моими ногами, нисколько не обращая внимания на мои почти профессиональные балетные «па».

Я подошла к окну и выглянула во двор. И ничего. Темнота, непроглядный черный мрак и ни одного огонька вокруг.

Я вернулась и легла на кровать. Невеселые мысли нагрянули кучей, и я уже чуть было не начала отчаиваться. Вот дура! Далась тебе эта книжка. Ведь знаешь же, чем такие детективчики иногда заканчиваются. И чего ты добивалась? Справедливости? Так ее люди уже две тысячи лет восстанавливают, все восстановить не могут. А может и дольше.

Так я лежала и ругала себя почем зря. Время тянулось медленно и ничего не происходило.

Видимо, это обстоятельство понемногу отрезвило меня. А что, собственно, произошло? Ну, увезли тебя неизвестные дяди в неизвестном направлении. Ну и что. Никто ведь еще не приходил и никаких претензий не предъявлял. Вот когда придут, тогда и надо будет думать, что им отвечать. А сейчас можно пока подумать о более полезных вещах. Например, что это за очкарик и откуда он взялся на выставке? Да еще и не помог мне, сволочь, в таком пикантном положении! Стоп. А что он мне там советовал, дурья башка. Ну, конечно! Отдать книжку. Вот так просто! И все мои мучения коту под хвост. Он мне не сказал, кто его прислал, но я шестым чувством уловила откуда подул ветер. И что же это получается? А получается, что Вадим все это время незаметно от меня самой наблюдал за всеми моими художествами, и, значит, он и сейчас может быть где-то рядом. Какая же я идиотка! Но послушайте, граждане, меня просто использовали в качестве живца! Вот гад! Я этого ему никогда не прощу! А еще тихоней прикидывался.

От возмущения я готова была уже лопнуть, как вдруг услышала, что по коридору кто-то идет. Предательский пол скрипел не только под моими ногами. Не зря говорят – нет худа без добра. Я мысленно стала готовиться к непростому разговору. А то, что разговор может быть непростым, мне подсказывал мой детективно-сериальный опыт. Обычно бандит, входя в комнату жертвы этакими кошачьими неторопливыми шагами, потирает руки в предвкушении медленной расправы. Он хищно и злорадно улыбается, щурит глаза, как кот перед банкой сметаны, и только что не мурлычет от удовольствия. Но о том, что обычно происходит после, мне думать совсем не хотелось. Говорят, что у приговоренного к казни вся жизнь прокручивается перед глазами как ускоренный фильм. Это может понять только тот, кто был на моем месте. И я вас клятвенно заверяю: это – чистая правда!

Шаги приближались, и я зажмурила глаза. Зачем я это сделала, я понятия не имею. Наши инстинкты иногда работают независимо от нас. Скрипнула дверь, и я почти физически, кожей, почувствовала в комнате присутствие постороннего человека. И еще – будете смеяться – по запаху. Что-то у меня сегодня перегруз в этом плане. Наверное, сегодня Всемирный День Парфюмера.

Человек постоял немного около двери, а потом просто включил свет. Такого поворота событий я не ожидала. То ли от неожиданности, то ли от того что нервы были натянуты до предела, я издала дикий вопль и открыла глаза. У двери стоял мужик и откровенно меня разглядывал. Мой рот перестал издавать звуки и закрылся сам собой. Вот так мы и застыли оба, разглядывая друг друга. Я – лежа на кровати, а он – стоя посреди комнаты, как деревянный чурбан. Так прошло минуты полторы. Мои глаза, наконец, привыкли к свету, а мозги обрели способность здраво соображать. И чем больше я смотрела на моего визави, тем сильнее расширялись его глаза. Да и мои, видимо, тоже не отставали. Дело в том, что передо мной возник через много-много лет мой задушевный друг и одноклассник Колька Косой. Не передать словами, сколько с ним было излазано заборов и съедено недозрелых соседских яблок. Но самое интересное, что этот субъект был по уши влюблен в меня с пятого по десятый класс. То есть, ровно до того момента, как судьба развела нас по разные стороны жизни.

Понемногу осознав происходящее, я почувствовала такое облегчение, что из меня буквально фонтаном вырвался смех. Я хохотала, как сумасшедшая, представляя, как мы с Колькой сейчас выглядим со стороны. Я, лежащая на кровати и связанная, как Муха-Цокотуха, и он – злобный старичок-паучок. Это же умора! Колька, с которым мы играли в казака-разбойника, лазали по подвалам и крышам, как настоящие мушкетеры-тимуровцы, и вдруг он – мой похититель.

Колька растерянно уставился на меня, истерично хохочущую и извивающуюся на кровати. Любой психолог вам скажет – чтобы победить противника, надо действовать нетрадиционно. Куда уж нетрадиционней!

Нахохотавшись досыта, я села на кровати и сказала:

– Коль, развяжи мне руки, а то у меня уже все тело затекло. Это первое. А второе – я хочу есть. И чаю. Пока всё. – Я вела себя почти нагло. Но из босоногого детства я хорошо помнила, что с Колькой надо вести себя именно так. Он всегда был неуправляемым элементом. И поэтому понимал только язык приказа или силы.

Колька послушно подошел ко мне и развязал руки. Ура! Сработало! Я растирала затекшие запястья и делала вид, что все, что со мной сейчас происходит – абсолютно естественная ситуация. Вроде как, меня каждый день похищают бывшие одноклассники, а я у них потом прошу чаю, и мы вспоминаем былое за чашечкой этого чудесного напитка.

Закончив упражнения с запястьями, я подняла голову и посмотрела на него в упор.

– Ну, здравствуй, друг мой. Так это ты за мной охотишься? – Мой голос был насмешлив.

– Да. Судьба иногда преподносит нам неожиданные сюрпризы. – Колькин голос был и знакомым и незнакомым одновременно. В нем появились басовитые ноты человека, привыкшего отдавать приказы. Я на мгновение почувствовала себя неуютно. Может, моя самонадеяннось излишня? Ведь, столько лет прошло, человек мог и измениться. И ко мне охладеть. Холодок подул в моей душе. Но я быстро прогнала этот незваный сквознячок и решила гнуть свою линию. А что мне еще оставалось?

– Присаживайся, поговорим. А то как-то неудобно мне снизу вверх на тебя смотреть, – мой голос был весел и игрив.

Колька хмыкнул, но предложение мое принял.

– Это ж сколько мы не виделись? Лет пятнадцать? Больше? – я изобразила на лице самую свою обворожительную улыбку. Может, сработает?

Видимо, действительно сработало. Напряжение, царившее в комнате как невидимый электрический ток в розетке, вдруг куда-то исчезло. И нас словно прорвало. Посыпались бесконечные «а помнишь…, а помнишь…» И мы навспоминали такую кучу всего, что я думала, как это может быть, чтобы в памяти столько всего хранилось. И как мы намазали вареньем стул учительницы по физике, и как полезли в соседский сад за яблоками, а там оказалась здоровенная собака, которая укусила Кольку за ногу. И он после этого месяц хромал. Но Колька в отместку эту собаку приручил, и мы в тот сад все же залезли, пусть на месяц позже, но с полным комфортом – собака ластилась к Кольке, а он ее гладил и кормил колбасой на радость мне и нашим друзьям. Яблок мы тогда объелись до отвала, но от немытых фруктов всей дружной стаей загремели в больницу. Вот смеху было! Но позже. Сначала никто из нас смеяться не мог по физиологическим причинам.

Мы сидели и вспоминали, а время шло и шло. Наверное, прошел целый час, когда чьи-то шаги снова тихо заскрипели в коридоре. Колька сразу посерьезнел и приложил палец к губам. Я замолчала на полуслове. Колька подошел к двери и резко открыл ее перед чьим-то носом.

– Ну, чего подкрался, Карась, плыви отсюда. Не видишь, я с человеком разговариваю.

Тот, кого звали Карась, невнятно оправдываясь, поскрипел назад.

Колька поплотнее прикрыл дверь и повернулся ко мне. По его выражению лица я поняла, что детство кончилось. И все воспоминания вместе с ним.

– Тань, ты, конечно, извини, но дело – прежде всего. Ты ведь догадываешься, почему ты здесь. Мы старые друзья, но бизнес есть бизнес. И меня просто не поймут. Поэтому давай по-хорошему.

Я посмотрела на него в упор.

– А то что? Убивать меня будешь?

Колькин взгляд стал тоскливым. На скулах обозначились желваки. Он помолчал немного, словно собираясь с мыслями.

– Убивать тебя и вместо меня кому найдется. Ну, а зачем? Ты верни то, что тебе не принадлежит, и дело с концом.

– А если не верну? – Я хотела немного потянуть время и посмотреть, что из этого получится. Здесь меня «дурой» имел право назвать любой человек, даже я сама.

– Зачем тебе неприятности. Верни книгу, и тебя отпустят домой.

– А что же вы у меня ее до сих пор не забрали? – я почти откровенно издевалась.

Колька взорвался.

– Если бы мы знали, где ты ее прятала, давно бы забрали, и ты бы здесь не сидела! Мы уже в твоей квартире все обыскали, нет там ни хрена! А еще и домик у вас дебильный, фиг попадешь вовнутрь. Столько «бабок» на эту вашу сантехническую контору извели, пока туда втерлись. – Колька окончательно завелся. – Знаешь что, ты и раньше любила меня помучить. Только учти, то время прошло. И сейчас я уже совсем другой человек. И разговариваю пока с тобой я один. А ты знаешь, сколько народу еще хотело бы с тобой пообщаться?!