Текст книги "Зять для мамы"

Презентация, кажется, завершилась успешно, и они попрощались с генеральным и его заместителем. Когда они сели с Галиной в машину, она решила дать себе немного успокоиться.

– Ну что, какие впечатления? – обратилась к менеджеру. Пока та что-то говорила, Марина посмотрела на себя в зеркальце, поправила прическу, не забывая согласно кивать по ходу рассказа. Кажется, она успокоилась. Можно повернуть ключ зажигания…

Добравшись до центра города, она предложила своей сотруднице:

– Галина, если у нас сегодня нет ничего срочного, то я тебя подвезу поближе к дому, а в офис заезжать не стану. Думаю, Лиза с ребятами справятся сегодня без нас.

На необычное предложение начальницы Галина, не дрогнув ни одной мышцей лица, согласно кивнула.

Марина с благодарностью подумала: «Вот за что я ее уважаю, так это за умение управлять эмоциями. Не зря девушка занимается восточными единоборствами».

…Она высадила Галину и поехала домой. Открыла дверь и почувствовала запах нежилого помещения вперемешку с кошачьими отходами. На звук поворачиваемого ключа прибежали коты, похудевшие от питания сухим кормом, и стали тереться об ее ноги. Небывалое событие!

Везде лежала многослойная пыль. Господи, сколько же длился ее парашютный роман? Что значит «длился»? Он что, уже закончился?

– Как я устала! – пожаловалась котам Марина. – В моем возрасте жить в таком темпе!.. И зачем?..

Холодильник был пуст. Она заставила себя спуститься на первый этаж своего дома, где теперь был магазин «24 часа», купила корма котам, себе – апельсинов и томатного сока, потом, подумав, еще овощи и курицу и отправилась к себе на кухню.

Сначала она заранее позаботится о трудовом коллективе, которому предстоит выполнить большой фронт работ, – то есть о себе. Чтобы, когда этот фронт работ будет выполнен и у нее, то есть у коллектива, иссякнут силы и энергия, она могла накормить его жарким с курицей…

Обеспечив продуктовый тыл, она взяла в руки тряпку, швабру и ведро с водой…

Часам к двенадцати ночи квартира приобрела жилой вид, коты взбодрились, а Марина, лежа на диване, смаковала курицу. Домашний телефон она по-прежнему держала выключенным, а звонки на трубку фильтровала. Пропущенных с именем Роман накопилось более двадцати.

– Завтра мы с тобой поговорим, Роман Викторов, – сказала она, глядя на светящийся монитор телефона. И заснула с тарелкой в руках…

Рано утром, под струей прохладного душа, она приводила свои мысли в порядок. Увлечение «парашютным спортом» пропало так же внезапно, как и налетело. У нее есть своя жизнь, такая же ценная, как и Валеры Климова, Ванечки, Геннадия или Романа. И зачем превращать ее в чью-то игрушку или экспериментальную площадку? Она понимала, что объяснение с Викторовым будет не из легких, что проще всего нажимать кнопку телефона, а вот увидеть бесшабашные глаза, почувствовать на теле сильные и ласковые руки и… отказаться от них… Это посложнее прыжка с парашютом.

«Но не страшнее, чем оказаться в родильной палате», – ехидно сказали ей обе Марины. В последнее время они были на редкость единодушны.

Она вышла из подъезда и увидела… Викторова, картинно облокотившегося на переднюю дверцу черного джипа. Он улыбался.

– Что случилось? Ты заболела? К тебе приехали дальние родственники?

– Роман, я хочу сама решать, когда и куда мне ехать, понимаешь?

– Борешься за независимость?

– Ты все верно понял.

– Кажется, мы говорили что-то о любви? – спросил он уже без улыбки.

– Мы никогда не говорили о любви. Больше – о затяжном прыжке. Для меня он закончился…

Она боялась, что как только он прикоснется к ней, то вся ее ненадежная ограда из слов и интонаций рухнет, как и она сама. Но он, к счастью, был слишком уверен в себе. Открыл дверцу машины, сел за руль, потом высунулся из салона:

– Мои координаты тебе известны. Передумаешь – позвони.

На ватных ногах она прошаркала к своей «тойоте», посидела, приходя в себя и освобождаясь от эмоций. Она знала только одно средство, которое возвращало ее к жизни уже не раз, и собиралась воспользоваться им снова. Она повернула ключ зажигания, выжала сцепление и тронула машину с места, как будто это машина, а не она просыпалась от долгого, странного сна.

Она ехала к своим ребятам: Валерке Климову, Ванечке, Лизавете и Галине. Почту от Алены и Ипполита она снова, как делала это в последнее время, посмотрит за компьютером в офисе.

Глава 27. Перемены

Ее маленький коллектив впервые принял участие в тендере на крупный заказ. Они готовились к презентации своего проекта. В случае если представители обратившейся к ним фирмы благосклонно отнесутся к творческим предложениям дизайнеров, они получат очень крупный заказ.

Валера с Ванечкой наклеивали на черный картон цветные эскизы оформления коридоров, залов и рабочих кабинетов. Галина с Мариной еще раз проговаривали пояснительный комментарий к ним. Лиза готовила комнату переговоров: выравнивала по только ей видимой границе стулья и кресла, расставляла цветы в вазах, заправляла кофеварку, готовила чашки для кофе и чая, стаканы для воды, как вдруг раздался ее вопль:

– Валера, где коробка конфет, которую я вчера купила?

Она могла бы не спрашивать – вопрос чисто риторический, так как Валера поедал все сладкое, которое попадалось ему под руку.

– А я тебе сколько раз говорила, – укоризненно посмотрев на расстроенное личико Лизы, напомнила ей Марина, – покупай больше и делай заначки. Если знаешь, что он такой прожорливый, значит, прячь.

– Да я же эту коробку в шкаф убрала, – возмутилась Лиза.

– Ты же на ключ не закрыла? Не закрыла.

Валера во время этого диалога самозабвенно обрезал ножницами кромки белой бумаги, как будто речь шла вовсе не о его феноменальных способностях.

– Погоди, Валерка, когда-нибудь у тебя задница просто слипнется от такого количества сладкого, – ворчала Лиза на невозмутимого и, как всегда, взлохмаченного дизайнера. До начала презентации оставалось полчаса.

– Давай, Лизавета, быстренько беги в магазин и докупи все, что нужно, – подавая деньги, прервала ее монолог Марина.

Когда прибыли представители заказчика – трое солидных дядечек, как прокомментировала их высадку из «мерседеса» глазастая Лиза, комната для переговоров была в идеальном состоянии… Лиза тихонько разлила чай-кофе и ушла к себе на телефон. Юноши сидели в компьютерной комнате. Марина соблюдала незыблемое правило работы большинства студий: с заказчиками общается только менеджер проекта и руководитель. Дизайнеры берегутся как зеница ока.

Презентация проекта началась. Галина рассказывала с энтузиазмом, на вопросы отвечала с явным удовольствием. Марине оставалось только следить за лицами слушателей и вмешиваться, почувствовав наличие сомнений у кого-то из них. Но, судя по реакции представителей заказчика, Галина, как и сами эскизы, была убедительна. После минутной паузы в разговоре один из топ-менеджеров, обменявшись взглядами с коллегами, одобрительно сказал:

– Ну что ж… По-моему, прекрасно. Мы обратились в несколько фирм, но ваша работа, на наш взгляд, и оригинальна, и лучше других соответствует нашим представлениям о функциональности. Мы будем работать с вами, так что готовьте договор.

Ей очень хотелось вслух сказать: «Ура, отлично, мы молодцы!»

Но она выдержала, как говорят менеджеры, формат встречи и была сдержанна, как будто такие контракты сыплются на нее каждый день. Как только за мужчинами закрылась дверь, вся ее малочисленная команда завопила от радости.

Марина уже собралась предложить это событие отметить чаепитием с тортом, как на трубке высветился незнакомый номер телефона.

– Я слушаю, – все еще улыбаясь сказала она невидимому собеседнику.

– Это Марина Васильева? – спросил ее низкий женский голос с хрипотцой, выдававшей заядлую курильщицу.

– Да, это мой номер.

– Я Анастасия Шум, мы можем где-нибудь встретиться?

– Да, конечно, – обрадовалась Марина бывшей приятельнице. – Дома я бываю поздно, приезжайте ко мне в офис. – И назвала адрес.

Мачеха Ипполита не заставила себя долго ждать, примерно через полчаса подъехав к студии на «ауди». Это была невысокая, с крупной головой и крупными волевыми чертами лица женщина, не выпускавшая из рук сигарету. Войдя в помещение студии, которое начиналось сразу от двери, без всяких холлов и коридорчиков, она оценивающе оглядела светлую легкую мебель, цветы в светлых кашпо и прозрачных вазах, черно-белые крупные фотографии на стенах, дизайнерские столы, заставленные компьютерами вперемежку с кусками цветного картона… Не делая разницы между интерьером и Мариной, так же оглядела и ее, в зародыше остановив готовое сорваться с губ хозяйки приветствие.

– Мои деньги пошли тебе на пользу. – Поискала мусорную корзину, выкинула туда окурок и стала закуривать следующую сигарету.

Офис-менеджер Лиза беспомощно посмотрела на свою начальницу бездонными синими глазами.

У Марины появилось такое ощущение, будто она со всего размаху шлепнулась животом на лед. Но она взяла себя в руки и предложила Анастасии пройти в комнату для переговоров.

– Хм… для переговоров, – тряхнула Шум темными жесткими волосами и с достоинством проследовала за Мариной. Та, пропустив гостью вперед, показала глазами Лизе, что все в порядке, беспокоиться не о чем, и предупредила:

– Меня в офисе нет.

Усадила мрачную Шум в кресло, предложила чай-кофе, услышала резкое «нет», села напротив и только после этого уточнила:

– О каких деньгах идет речь?

– О тех, что ты выручила, продав мою квартиру.

Повисла пауза, во время которой Марина заправила кофеварку, приготовила две маленьких порции, разлила по чашкам, поставила одну перед гостьей, другую – себе. Она была совершенно спокойна.

– Послушай, Настя. – При этом имени Шум подняла бровь, усмехнулась, но промолчала. Марина, наблюдая за ее лицом, продолжала: – Честно говоря, я обрадовалась твоему звонку. Я собиралась рассказать тебе о фантастическом стечении обстоятельств, когда в моей семье оказался сын, приемный сын, моей подруги студенческих лет. Как я совершенно случайно об этом узнала, как… – Она остановилась, поймав на себе жесткий взгляд журналистки. – Если помнишь, я писала тебе о том, что Ипполит попал в довольно затруднительное положение…

– А вы им воспользовались… – ухмыльнувшись, закончила за нее Анастасия.

– Кого ты подразумеваешь под словом «вы»?

– Тебя и твою дочь.

– И что же мы такое совершили, в чем ты нас обвиняешь?

– Твоя дочечка вынудила Пола жениться на себе. Потом вы воспользовались тем, что он до смерти боялся попасть в армию, уговорили дать вам доверенность на ведение всех его юридических дел и за его спиной продали квартиру. Моя сестра мне все рассказала.

Марина, услышав бредовую версию «ненормальных родственников» Ипполита, вспомнила материну присказку: «Кто первым обкакал, тот и прав». Первой была сестра Анастасии Шум.

…Когда Коржиков и Шум решили расстаться, квартира, принадлежавшая журналистке, оказалась пустой. В ней никто не жил, а прописан был только Ипполит, на которого мачеха и оформила жилье после того, как записала его залогом на случай провала своего проекта. Это была своего рода уловка, если спонсор захочет возместить убытки. На самом же деле получалось, что ничего не подозревающий пасынок должен был расплачиваться за авантюризм мачехи.

За жильем нужно было смотреть, пока ничего не подозревавший Ипполит осваивал азы экзотической профессии. Старшая сестра Анастасия попросила младшую – Елену – присмотреть за квартирой. Елена не просто присматривала, а стала в ней жить вместе с сыном, сдавая свое жилье. Она надеялась, что квартира в конечном счете достанется ей. Когда же выяснилось, что спонсор не намерен ждать возвращения Шум из Швеции и хочет возместить убытки от ее провалившегося проекта за счет продажи квартиры, оставленной в залог, Елена ничего не нашла лучше, как в срочном порядке продать все, что было ценного в этой квартире, включая носильные вещи бывших хозяев. Для этого доверенности не требовалось. Ипполиту, естественно, не досталось ни копейки.

Понимая, что речь идет о неблаговидных действиях родной сестры Анастасии, Марина все-таки рассказала, как было на самом деле.

– Если ты считаешь, что в деле фигурировала доверенность на мое имя, это легко проверить. Ты меня извини, Настя, но ты не там виноватых ищешь. Ты встань перед зеркалом – и сразу увидишь истинного виновника потери квартиры. В конце концов, у меня есть адрес воинской части твоего приемного сына, и ты можешь сама к нему съездить и расспросить. Вот, пожалуй, все, что я могу тебе сказать.

В глазах бывшей приятельницы мелькнуло сомнение, и она уже не так уверенно, как прежде, предупредила:

– Я все проверю. Если окажется, что ты приложила руку к этому делу, будешь отвечать. Если нет – извинюсь. Ты меня знаешь. Я своим принципам не изменяю.

Она решительно поднялась с дивана, вышла из переговорной, и ее шаги прозвучали по направлению к выходу.

Который раз за последнюю неделю Марина процитировала строчку из письма Ипполита: «Вы не виноваты в том, что у меня ненормальные родственники». Каково было бы его удивление, узнай он, что его бывшая теща общается не только с мачехой, но знакома и с его родной матерью!

Алла стала звонить Марине чаще, и теперь их разговоры касались не только Ипполита, но приобретали светский характер, как было раньше. То ли виной тому была их встреча в элитном клубе, то ли время, притупившее остроту потрясения, то ли одиночество обеих женщин.

…Алена по-прежнему дисциплинированно писала весточки о своей жизни в новой семье, и в речи Марины все чаще стали появляться непривычные русскому уху названия городов: Сильвашвараде, Липице, Хортобадь, Дебрецен… Аленка рассказывала, как они были на Слете пастухов и как удачно там на скачках выступил Янош. Потом она писала, что они были на международных соревнованиях и лошадь Яноша перед самым финишем повредила ногу, а потом они поедут на традиционный бал Анны, который проводится в Балатонфюреде с середины девятнадцатого столетия…

Как-то, прочитав очередное сообщение о травме лошади Яноша и о том, что на ее лечение потребуется много времени и денег, Марина не выдержала и написала:

Алена, дорогая! Скачки, лошади, балы – все это хорошо и замечательно. Вот только как насчет твоей учебы? Не забудь, что ты – самостоятельная единица, а не приложение к увлечениям своего мужа. А еще также не забудь, что он – совладелец всего тамошнего хозяйства, и если он не получит диплом, то печалиться не будет – у него есть возможность получать деньги из другого источника. У тебя же единственный источник – это твоя голова, твои знания и твой талант. И даже ради самых красивых глаз в мире не стоит забывать о себе.

Я помню твои слова о том, что ты никогда не позволишь никому разрушить твою семью и что ты будешь закрывать глаза на похождения мужа, если они возникнут.

Знаешь, я сейчас много общаюсь с господами-бизнесменами и их женами. Так вот, несмотря на сверкающие шейки и ушки, ухоженные ручки-ножки, мне их жаль. Потому что они смирились с ролью «приложения». Эта роль хороша для тех, кому Бог даровал только внешность.

У тебя, помимо внешности, есть еще ум и талант. Зарывать их в конюшнях мужа, по-моему, преступление. Помни, первым, кто заметит, что красивый сосуд пуст, будет именно муж.

Ты как-то обвинила меня в том, что я держу отца и непонятно почему ушла от него. Это не совсем так. Я рано вышла замуж и так же, как и ты, была от мужа без ума. Все говорили про его талант, и я встала в этот же хор, забыв о том, что и сама чего-то стою. Рядом со мной не оказалось человека, который бы сказал мне: «Марина, ты талантлива, ты просто обязана расти. И тогда ты всегда будешь интересна и своим детям, и своему мужу». Я была одна, молода, житейски глупа и влюблена.

Наконец наступил день, когда Геннадий перестал обсуждать со мной свою работу – я ничего не могла ему посоветовать или поддержать, я была от него далека. Я могла рассказать ему про то, хорошо ли ты кушала и какой по счету вылез у тебя зуб... Я не поражала его воображение нарядами и прической... Произошла обычная метаморфоза: я стала его домашним приложением – постирать, погладить, приготовить... Я стала ему неинтересна. Но самое главное, я перестала быть интересна себе! Понимаешь, себе! Вот что самое страшное.

Когда мы не защищаем свои интересы, не поддерживаем свое автономное существование, растворяясь в чужой жизни, мы становимся скучными и пресными – себе, мужьям, любовникам, детям.

Я увидела, как помыкает Геннадием худющая, злющая, с вечно торчащими в разные стороны волосами, но безумно талантливая и успешная Катя и какими преданными собачьими глазами он смотрит на нее, и я сказала себе: «Все, хватит. Я дошла до предела». И вот только тогда я попросила твоего отца уйти. Мы остались с тобой вдвоем, и я заново стала отстраивать себя, чтобы помочь стать личностью тебе.

Если твой Янош так увлекается лошадьми, придумай себе что-нибудь рядом с его занятием. Если тебе действительно это интересно – хоть ветеринарией займись. Или попробуй проводить какие-то званые вечера – организуй что-то вроде салона, где бы ты могла блистать – БЛИСТАТЬ! Алена, я подчеркиваю это. Нельзя предавать себя.

Будь здорова, моя девочка. Любящая тебя мама.

После этого письма от Алены две недели не было ни строчки, и Марина извелась, думая, не слишком ли грубо и резко написала. Но увидев как-то вечером в электронной почте инициалы дочери, открыла письмо и прочла:

Спасибо, мама. Я все поняла.

«Ну что ж, я перестала быть мамулей, – философ–ски отнеслась к перемене обращения Марина, – но, может быть, что-то она действительно поняла?»

Алена снова замолчала недели на две. Потом прислала письмо с вложенным файлом:

Мама, поздравь меня: это моя первая публикация!

В приложении был фрагмент местной газеты со стать–ей, как поняла Марина, о скачках. Под текстом стояла подпись: Alena Shanta.

Она ответила коротко:

Доченька, ты умница! Ты все правильно поняла. Держись!

Восхищающаяся тобой мама.

Теперь в речь Марины стали проникать новые термины, потому что она пыталась понять, что же пишет ее девочка, а на столе появился венгерско-русский словарь.

Она никогда не обольщалась по поводу актерской карьеры дочери. Да, хорошенькая, стройненькая, но внутренней страстности она не видела. То, что дочь делала на учебной сцене, тоже не позволяло надеяться на что-то выдающееся.

Многим школьным преподавателям был непонятен выбор Алены, всегда проявлявшей склонность к языкам. Пока Марина переходила из школы в школу без своего угла, ей приходилось переводить за собой и Алену. В одном классе девочка изучала немецкий, в другом – французский и наконец остановилась на английском. Но какая бы нулевая база ни была у нее в начале учебного года, к третьей четверти Алена догоняла своих одноклассников в знании иностранного. Маринины приятельницы, занимавшиеся с Аленой перед поступлением в театральный институт, говорили матери с дочкой в один голос:

– Ну что вы с ума сходите? Ну зачем тратить несколько лет на то, чтобы выходить из-за кулис и говорить «Кушать подано». Ну пусть она на филфак поступает. У нее там выбор богаче: хочет – переводчиком, хочет – синхронистом, хочет – в издательство. На худой конец преподавать пойдет… И всегда сыта, и независима, и не надо скакать по режиссерским постелям, чтобы роль получить.

Марина понимала, что на выбор дочери повлияло ее собственное увлечение театром, и испытывала чувство вины. Ведь как ни крути, но все наши проблемы, успехи, комплексы и несчастья питаются одним источником – взаимоотношениями с матерью.

Марина боялась вмешиваться. А вдруг у Алены где-нибудь что-нибудь проклюнется? Если же она решит бросить театральный институт и выберет что-то другое, пусть это будет только ее решением.

Она обрадовалась, когда увидела репортаж своей дочери, опубликованный на чужом языке: надо же было уехать к этому «коневоду», чтобы наконец понять, к чему тянется душа! Тем не менее когда Алена прислала письмо, спрашивая, стоит ли ей переводиться на факультет журналистики или доучиться на прежнем, ответила:

Алена, цени свое время. Тебе нужен диплом. А в журналистику, насколько я могу судить, приходят люди разных профессий. Тут важно умение увидеть, заметить, оригинально подать событие и образность языка. А уж на какой базе ты это сделаешь – никого не волнует. Тебя публикуют? Публикуют. Работай.

Сама она тоже работала, подчиняясь той ноше, которую взвалила на себя, спасаясь от тоски. В этой рабочей суете ей некогда было думать об угрозах, которые она услышала в свой адрес от мачехи Ипполита. А та больше и не появлялась.

Не надеясь, что всколыхнувшиеся «ненормальные родственники» позаботятся о сыне, раз в месяц Марина регулярно относила на почту ящик с продуктами для «зятя номер один». Она не знала, какая часть содержимого достается парню. Он всегда сообщал ей: «Посылку получил, спасибо».

Ей казалось, что ритм ее жизни наладился и ей теперь остается только приноровиться к нему и плыть по течению. Но ее ожидали перемены.

Они пришли с очередным письмом дочери:

Мам, привет. Напиши мне подробнее, какие витамины ты пила во время беременности, а то здешние врачи дают мне взаимоисключающие советы. Мамуля, я беременна. Скоро узнаю, мальчик или девочка. Папа говорил, что ты стала крутой бизнесвумен, но может быть, найдешь время, чтобы приехать к нам?

Алена.

Она еще спрашивает! Конечно, она найдет время, не все же Геннадию ездить в Европу. Надо все-таки и ей на новых родственников посмотреть. Марина написала ответ и стала собираться.