Текст книги "Зять для мамы"

Глава 19. Дочь опять… выходит замуж

Алена в ответ на рассказ матери об успешном трудоустройстве Ипполита написала:

Какое совпадение! Я тоже была в винном погребе. Только в жутко холодном и старом. Ему лет двести, и он принадлежит семье Каталины. Все ее родственники и родители – потомственные виноделы. Только Янош, ее брат, помешан на лошадях. Наверное, это у него в крови. Ведь все мадьяры – прекрасные наездники!

Передай Ипполиту мои поздравления. Я рада, что бабушка снова дома. Ей тоже передавай привет.

…С возвращением бабушки домой все встало на круги своя. «Перед едой нужно руки мыть в обязательном порядке. Обувь нужно чистить немедленно, как только вошел в квартиру. А приходить домой после десяти вечера семейной женщине просто неприлично». По поводу счастливого завершения поисков работы для Ипполита мать сказала Марине осуждающе:

– Какая ты, однако, недальновидная! Ведь сопьется парень, и это будет на твоей совести.

Она не стала спорить. Спиться можно без работы и без ощущения, что ты кому-то нужен. И вообще, спиться можно где угодно и когда угодно – все зависит от внутреннего состояния души. Какой смысл говорить глухому, что он глухой? Марина давно освоила технику бесконфликтного общения с матерью: лучше промолчать.

Неожиданно ее поддержал Валентин, когда они вы–брались посидеть в своем любимом загородном ресторанчике.

– А по-моему, очень даже благородная, я бы даже сказал, с оттенком аристократичности, профессия, – оценил Скурихин работу сомелье. – Требует некоторого аскетизма, чтобы сохранить обоняние и вкус, знания психологии, чтобы общаться с такими тонкими ценителями вин, как я, или с такими хамами, как твой Прохоров…

– Он, слава Богу, не мой! – мгновенно отреагировала Марина.

– Не важно… Да и за внешностью, и за фигурой, и за костюмом надо следить, чтобы людям приятно было посмотреть! – Голос Валентина становился все драматичнее. – А главное, главное… – Тут он сбился на житейскую интонацию: – Марина, ну что ты смеешься?! Я же еще главной мысли не произнес.

– Я уже догадалась. – От смеха Марина чуть не подавилась маслиной. – «Главное, чтобы у вас была ухоженная челюсть!»

– Действительно, а как ты догадалась? – фальшиво удрученно удивился стоматолог.

– Валя, я тебя обожаю! Но дай поесть спокойно…

…Рабочий день Ипполита начинался во второй половине дня и заканчивался в полночь, когда Марина уже спала или собиралась спать. Она же предпочитала встречаться с заказчиками с утра. Поэтому встречались они редко. О том, что «мальчик пошел в белой рубашке, галстуке и начищенных ботинках и, кажется, мальчик доволен и счастлив», она узнавала от матери. О том, что Ипполит серьезно относится к своей работе, она догадывалась по случайно оставленным на кухне журналам «Ресторан» и «Виноделие». В первую получку он принес им с бабушкой по букету роз, а себе – учебник испанского языка.

Неожиданно винная тема нашла продолжение с возвращением Геннадия из Венгрии. Он позвонил накануне:

– Марина, если тебя интересует настоящее нашей дочери, то я привезу фотографии и себя в приложении к ним.

– Жаль, конечно, что нельзя без приложения… Ну уж не томи. Вези.

– Я произвел подробную съемку специально для тебя – как для отчета, – комментировал пачку снимков быстро приехавший Геннадий. Все семейство собралось в гостиной и рассматривало фотографии, которые Гена передавал по кругу: сначала их получала Марина, потом бабушка, затем Ипполит. – Это ее комната. А душ и туалет – в общем коридоре. Кухня тоже общая, но они, как правило, не готовят. Это уж для тех, кому вдруг захочется покушать чего-нибудь своего, до боли знакомого. Это ее соседка по комнате, она же подружка. Это они у нее дома.

Марина молча показала пальцем на молодого человека, за плечи приобнявшего двух девушек. Геннадий, оставив фотографию без комментария, задвинул ее в конец пачки и продолжал демонстрацию.

– Это их виноградники. – И снова оставил у себя очередную фотографию, на которой Алена сидела на черной лошади впереди все того же жгучего брюнета со светлыми глазами. – Вообще, они, венгры, веселые ребята. У них каждый день праздник – то сбора винограда, то конного спорта, то циркового искусства, то фестиваль музыки. Честно говоря, я подумал, не завести ли мне там какой-нибудь контакт с местными рекламными агентствами – ведь работы, я думаю, непочатый край.

– Ждут тебя там с распростертыми объятиями ребята-конкуренты… – съехидничала Марина, но Гена продолжал, как глухарь на току:

– Я уж не говорю о женщинах – ну красотки писаные!

– А я слышала, что это венгры – самые красивые мужчины в Европе.

– Только после меня, – уверенно согласился Геннадий.

Ипполит держал в руках толстую пачку переместившихся к нему фотографий и как будто ждал продолжения, но у Геннадия уже ничего не было. Повисла пауза. Марина поняла, чего хотел Ипполит: он ждал письма, и тогда она решила помочь ему:

– Ген, Алена для Ипполита ничего не передавала?

Рекламщик мгновенно все понял.

– Ну как же не передавала. Приветы, горячие поцелуи и все такое. Сказала, что бумагу мне никак доверить нельзя, по моему легкомыслию, и что она напишет пространное письмо по электронной почте на твой адрес.

Когда они остались одни, Геннадий вынул из кармана куртки снимки, оставшиеся без комментария. Марина снова внимательно посмотрела на молодого человека в футболке рядом с Аленой. Это был невысокого роста черноволосый парень с выступающими рельефными мышцами легкоатлета. Она снова вопросительно посмотрела на бывшего мужа. Тот со вздохом человека, припертого к стене, сказал:

– Ну что, Марина Петровна, вполне возможно, что это наш в скором времени родственник.

– Ты что, шутишь? Кто это?

– Это Янош, брат Каталины, студент факультета менеджмента и без пяти минут совладелец вот этого всего, – и он постучал пальцем по фотографии вино–градников, – хозяйства. На данный момент сходит с ума по лошадям и нашей Алене.

– А она?

– Она производит впечатление счастливой влюбленной девушки.

– А ты что думаешь?

– Мариша, что бы я по этому поводу ни думал, я – здесь, а она – там. И этот парень ей очень нравится. Кстати, мне тоже.

– Тебе нравится он или его виноградники?

– А вот это ты напрасно. Я никогда не был меркантилен, и перспектива стать тестем человека, чей бизнес сильно зависит от погоды, сезонности и вообще всяких разных колебаний, меня особо не привлекает. Я тебя умоляю. Еще ничего не известно. Она обещала тебе написать. Ну, мавр сделал свое дело, мавр может уйти, – стал откланиваться Геннадий.

– Может-может, – проводила бывшего мужа Марина.

В тот же день она получила письма от дочери. Одно было адресовано ей, другое – Полу.

Мамуля, привет. Поздравь меня, я выхожу замуж.

«Так, – подумала Марина, – еще один Гена, только в юбке».

Правду говорят, что венгры – самые красивые мужчины в мире!

Мамуля, не обижайся, но я не хочу возвращаться домой. То есть я приеду, но только ненадолго, чтобы оформить документы для перевода в Будапештский университет. Я узнавала, это не так уж и трудно. Скорее всего я приеду, как только закончится этот семестр, чтобы оформить развод. Второе письмо – для Пола. Можешь прочитать, там ничего личного нет, зато ты будешь в курсе.

Целую, Алена.

Марина сидела как громом пораженная. Паразит Геннадий знал, поэтому и постарался быстрее ретироваться и не попасть под тяжелую Маринину руку. Она машинально раскрыла файл с письмом Ипполиту. Текст был короткий.

Пол, привет!

Извини, что так получилось, но мне нужны документы о разводе.

Я встретила тут парня, в которого влюбилась по уши, и хочу выйти за него замуж. Приеду, наверное, в конце лета. Пожалуйста, узнай, как побыстрее получить свидетельство о разводе. Наверное, это не сложно. Ведь у нас нет ребенка.

Алена.

Глава 20. Коржиков-старший

Дворец культуры, где давал концерт Иван Коржиков, приятно удивил Марину своим интерьером, уютом и хорошей акустикой небольшого зрительного зала. Ей хотелось получше разглядеть отца Ипполита, поэтому она купила билеты на первый ряд. Валентин страшно ругался, так как не любил сидеть близко к сцене. «Я не могу смотреть на неухоженные челюсти. Лучше все это слушать издали, но не видеть». И они чуть не поссорились из-за этого.

Публика, которая пришла послушать стареющего барда, была разнородной: от студентов до вполне импозантных седеющих джентльменов и дам.

Коржиков-старший оказался высоким, поджарым мужчиной, с такой же чуть подпрыгивающей походкой, как у Ипполита. Передняя часть головы у него была лысая, а оставшиеся волосы росли где-то с середины затылка и достигали плеч. Он обладал приятным, с хрипотцой, баритоном, тонким чувством юмора, уважением к публике и умением с ней общаться. Первое отделение концерта бард пел и развлекал публику остротами сам, а во втором отделении обещал познакомить со своей сменой.

В антракте Марина с Валентином прогуливались в фойе, как вдруг Валентин, имитируя в голосе обиду, заявил ей:

– Я начинаю ревновать тебя к тому типу, – и показал глазами на колыхавшуюся толпу. – Мало того что он все отделение пялил на тебя глаза и чуть шею себе не свернул, так теперь он подпрыгивает, машет руками… вот! А теперь недвусмысленно направляется к нам.

– О ком ты говоришь? – спросила Марина и посмотрела в направлении взгляда Валентина. К ним против движения курсирующей публики пробирался Анатолий Губерман, ее стародавний приятель, и махал рукой.

Пока он делал последние усилия, пробираясь сквозь толпу, она успела успокоить Валентина:

– Валечка, это же Губерман, театральный режиссер, который приходил на мои любительские спектакли в колледж. Для его театра я иногда придумываю декорации. И это тот самый Толька Губерман, с которым мы вместе когда-то в глубокой юности играли в любительской театральной студии. Но я стала дизайнером, а он – театральным режиссером.

– Я же тебе машу-машу, – энергично говорил до–бравшийся до них Анатолий, – а ты даже не видишь! В нашем с тобой возрасте дальнозоркость развивается, а у тебя что?

– Вежливым ты, конечно, с возрастом не стал, Толечка, – весело подметила Марина и представила мужчин друг другу: – Познакомьтесь: Валентин – Анатолий.

– Очень приятно. – Мужчины пожали друг другу руки.

– Я и не думал, что ты ходишь на такие концерты, – сказал Губерман.

– А что в них плохого? Мне даже понравилось. А ты за чем пришел?

– Иногда на таких концертах можно найти что-нибудь интересное. Ты вспомни: я в прошлом сезоне открыл Катю Витмину, тоже на концерте бардовской песни. А Ивана я давно знаю, он умеет работать с моло–дежью. Ты знаешь, что у него здесь, в этом ДК, лет два–дцать существует клуб бардовской песни? Ребята его любят.

– А свои дети у него есть? Они по его стопам пошли? – решила воспользоваться удачным случаем Марина.

– Да вот как-то странно получилось. Я знаю его сына – Ипполита. Талантливый парень. Мне кажется даже, что при определенной огранке он стал бы на голову выше отца по исполнительскому мастерству. Да я у него в группе занятия вел курсе на первом или на втором… А потом, ребята говорили, он почему-то из института ушел, за границу уехал. А что с ним – не знаю. Жаль, очень жаль.

Зазвучала мелодия, приглашающая публику в зал, и Губерман откланялся. Конечно, второе отделение было нужно скорее молодым исполнителям, чем зрителям. Тем не менее зал радушно встречал дебютантов, надеясь, что мэтр бардовской песни Иван Коржиков в конце чем-нибудь порадует своих почитателей. По всей вероятности, опытный исполнитель хорошо изучил свою публику и ее ожидания не обманул, исполнив под занавес несколько своих новых песен. Молодежь ему подпевала и подыгрывала – вполне благостная картина получилась. Только Марине от нее стало не по себе: чужие мальчики и девочки получают внимание и заботу талантливого человека, в то время как его собственный сын вынужден прятаться у чужих людей, чтобы не попасть туда, где ему быть не следует.

Злая, она отправилась за кулисы, попросив Валентина сопровождать ее – на всякий случай, но в гримерку вместе с ней не ходить.

Щеки лысого барда зарумянились, он был доволен собой и учениками, которые окружали его в тот момент, когда Марина подошла к ним поближе. Она демонстративно достала программку концерта, давая понять, что жаждет получить автограф обожаемого мэтра. Он заметил ее, сделал шаг в ее сторону, протянул руку к буклету:

– Вам понравилось?

– Да, спасибо. Скажите, Иван… – И она запнулась, не зная его отчества.

– Просто Иван – я могу себе это позволить.

– Хорошо, просто Иван, мы могли бы поговорить с вами тет-а-тет минут пять?

– Да, пожалуйста. – И он провел ее в небольшую проходную комнату без дверей. Здесь были только старый круглый стол и кресла вокруг него. Они сели напротив друг друга, и Коржиков в ожидании замер.

Марина, кипевшая злостью, не знала, как начать разговор. Но самое главное, она не знала, как представиться. Наконец она решила не мудрить.

– Я теща вашего сына.

Он с некоторым недоумением посмотрел на нее, так как надеялся, вероятно, услышать совсем другое. Потом усмехнулся:

– А вы знаете, что мой сын женат?

– Как и то, что он живет в моем доме.

Коржиков осклабился в улыбке:

– Ну, жить он может с кем угодно.

– Послушайте, я ведь не развлекать вас сюда пришла, а попросить вас вспомнить о том, что у вас есть сын. Он нуждается сейчас в вашей помощи. Ему негде жить, у него нет работы. Наконец, у него нет уверенности в себе и завтрашнем дне. А вы занимаетесь чужими детьми в ущерб родному сыну!

Лицо барда потеряло благостность и стало жестким.

– Я совершенно вас не знаю – это во-первых. Мне ничего не известно о его женитьбе – это во-вторых. И что, собственно, вам от меня нужно? Он прекрасно знает, где я живу, где работаю, и если бы все было так, как вы говорите, то, наверное, уже бы пришел. Так что я не знаю, с какой целью и зачем вы тут рассказываете душещипательные истории. Вы, случайно, не из газеты?

– Вам паспорт показать?

– Что касается чужих детей – это моя работа, я получаю за это деньги, а кроме того, это мои последователи. Что касается Ипполита, то он вполне самостоятельный молодой человек и может позаботиться о себе сам, так же как и проявиться в творчестве. У меня же недавно родился сын – от второго брака, который действительно нуждается в моем внимании. А сейчас, извините, я хотел бы как раз к нему и отправиться – то есть домой!

Он резко поднялся с кресла, давая понять, что более беседовать не намерен. Бесполезность встречи не была для Марины неожиданной, она к ней была готова, поэтому достала свою визитку и протянула ее Коржикову:

– Если вы все же найдете время вспомнить о старшем сыне, то его можно найти по этому телефону. Надеюсь, что ваш покой я все-таки потревожила. До свидания.

Валентин ждал ее в фойе, положив на соседнее с собой кресло пальто.

– Ну что, воссоединение блудного сына и поющего папы состоится?

– Увы, нет. Наверное, я не нашла нужных слов, – огорченно пожаловалась она.

– Марина, удивительное ты все-таки создание, – подавая ей пальто, сказал Валентин. – Ты совершенно не хочешь учитывать характер других людей и стечения обстоятельств. Идем-ка, а то скоро нас просто начнут выгонять.

Валентин взял с нее слово, что она сходит с ним на чемпионат по боксу. В порядке компенсации за его участие в посещении концерта бардовской песни. Сын Валентина – Борис занимался боксом и должен был участвовать в этих соревнованиях. Марина долго отнекивалась, говоря о том, что она не понимает, какое удовольствие могут доставлять сцены мордобития, но когда Валентин выложил последний козырь – выступление Бориса, она сдалась: «Но я даже не знаю, как одеваются на такие мероприятия…»

Но они никуда не пошли. Когда она критически рассматривала себя в зеркале, решая, стоит или нет положить еще один слой туши на ресницы, ей позвонил Валентин и совершенно придушенным голосом сообщил, что «по техническим причинам» все отменяется.

– Что ты имеешь в виду под техническими причинами, Валя? Свою машину или спортивный клуб?

– Мою спину, – кряхтя ответил Скурихин.

– Ты дома? – всполошилась Марина. – Я сейчас приеду.

Когда он открыл ей дверь, вид у него был очень комичный. Поверх футболки и джинсов, обтягивавших его крупное тело, в том месте, которое у женщин называется талией, у него была повязана пуховая шаль. Пропустив Марину вперед, Валентин заковылял за ней по коридору.

– Красавец мужчина, – легкомысленно оценила состояние любовника Марина. – Тебя что, продуло?

– Если бы, – поморщился Валентин и забрался на диван под теплое одеяло. – Утром в отделение привезли оборудование, я помог разгрузить, и вот… Так скрутило, что не смог сесть в собственную машину, домой подвезли на «скорой»…

Марина представила себе живописную картину: ведущий хирург клиники в белом халате и шапочке тащит из фургона контейнер с железяками.

– Валечка, миленький, тебе что, скучно стало?

– Я его так ждал, это оборудование, а у них вторая машина с грузчиками застряла в пробке. Вот я и решил дотащить, посмотреть…

– Посмотрел? «Благими намерениями дорога вымощена в рай» – не ты ли это говоришь мне через день?

– Маришка, ты не сердишься на меня? Вечер тебе испортил… – Вид у него был виноватый. Он не привык, да и не умел болеть.

– Ты даже представить себе не можешь, с каким наслаждением я буду ухаживать за твоей спиной вместо того, чтобы смотреть, как молодые мужики бьют друг другу морды. Но я все-таки начала бы с твоего желудка. Ты ел что-нибудь?

Он только мрачно посмотрел на нее серыми глазами из-под широких бровей и поскреб лоб.

– Я чай пил.

– Понятно… Иду на кухню.

Она приготовила легкий ужин, напоила его чаем, потом отвечала на все звонки обеспокоенных его отсутствием пациентов и коллег и видела: стиль легкого общения дается ему с трудом, потому что его мучает боль.

– Валь, может быть, тебе обезболивающее принять?

– Уже. На ночь, если совсем припрет, дашь мне вон ту ампулу, ладно?

Ампула понадобилась раньше. Марина только вернулась с кухни, помыв посуду, как под подушкой за–дремавшего Валентина ожил мобильный телефон. Не открывая глаз, он поднес его к уху. Звонивший так орал, что каждое слово было слышно даже Марине.

– Дядя Валя, у Борьки челюсть не закрывается.

В комнате повисла пауза. То ли Валентин никак не мог окончательно проснуться, то ли соображал, что делать. Марина знала за ним такую особенность: перед принятием решения он «зависал», как компьютер, а потом начинал быстро и безошибочно действовать.

– Вы где? – Наконец он открыл совершенно ясные, чистые глаза, как будто только что не мучился от боли в спине.

– Мы еще в тренерской.

– Вези, Юра, его в приемный покой, к нам. Я сейчас буду. – Валентин уже сидел на диване. – Мариша, будь другом, сделай лицо попроще и дай мне, пожалуйста, вон ту ампулу и шприц.

Она знала по себе: говорить что-либо бесполезно, если речь идет о детях. Молча принесла ему анаболик, шприц, вату, спирт. Он сделал себе укол в бедро. Пока лекарство не начало действовать, стал звонить своему приятелю.

– Серега, у тебя машина на ходу? Подвези меня до клиники. Борьке челюсть сломали на спарринге, а у меня машина стоит.

Марина положила перед ним джинсы, свитер, ботинки и стала одеваться сама.

– А ты куда? – Лицо Валентина постепенно оставлял серый оттенок, и оно розовело.

– А я с тобой. Как я тебя в таком состоянии одного пущу?

Он не сопротивлялся – до поры до времени. Приехал его друг и коллега Сергей Дьяченко, помог погрузиться в машину, по-джентльменски распахнул заднюю дверцу перед Мариной… А через пятнадцать минут, подчиняясь «просьбе» Валентина, высадил у подъезда ее собственного дома.

– Марина, не волнуйтесь. Мы взрослые ребята, и нам, честно говоря, ваша помощь сейчас не понадобится. Отдыхайте, вы и так за день поволновались… Мы Борюську прооперируем, и я Валентина доставлю домой в целости и сохранности. Если хотите, даже заеду за вами на обратном пути.

– Честно? – для порядка уточнила Марина.

– Зуб даю, – улыбнулся Дьяченко и почти побежал к машине, из которой уже полностью пришедший в себя Скурихин начал орать:

– У нас времени мало, а вы любезничаете…

…Конечно, Дьяченко ее обманул. Операция Бориса затянулась. Валентин остался досыпать у себя в отделении, а утром ему стало хуже, и его положили в травму. Так они с сыном целую неделю провели на разных этажах больницы.

– Зато пообщались, а то ведь все времени нет специально в гости заехать. – Валентин был закоренелый оптимист. Травма еще давала себя знать. Он чуть прихрамывал, но дома сидеть отказывался категорически – вышел на работу. С Борисом все было в порядке, и он постепенно приступал к тренировкам.