Текст книги "Жена моего любовника"

«Наливаться» мы начали на складе забытых вещей – Никита водрузил на крышку рояля ведерко со льдом, из которого торчало серебристое горлышко открытого шампанского. Я потягивала газированное вино из фужера на тонкой ножке и с воодушевлением наигрывала регтайм Скотта Джоплина. Синев весь в синем качался на тренажере. Пижама скрывала его мускулы, но без того было не трудно догадаться, что до Серого Волка врачу далековато.

С легких напитков мы вскоре перешли на коньяк, который закусывали маслинами, фаршированными оливками и консервированным мясом крабов. Пикник организовали на зеленом поле для гольфа – я расстелила посреди кровати белую скатерть, и по краям осталось предостаточно места, чтобы вкушать гастрономическое наслаждение лежа.

– Дай Бог здоровья Волкову за столь радушный прием! – Никита поднял хрустальную стопочку, похожую на наперсток.

– Да, дай ему Бог здоровья и счастья в личной жизни со мной, – уточнила я, смакуя коньяк и сложившееся полное взаимопонимание.

Но вскоре Синев мне наскучил, захотелось расширить круг общения, потому схватилась за телефон. Поочередно поговорила с мамой, папой и Ксенией, пообещав, что приеду к вечеру, пусть ждут меня дома. Артем и Азиз от беседы уклонились, поскольку красноречием не блистали. Далее я набрала номер некогда кормившего меня агентства «Новодом». Как ни странно, Лидия в тот прекрасный день манкировала риелторскими обязанностями, наш коллега Боря Хрупов сообщил, что она взяла отгул.

– Сама-то когда думаешь приступить к работе? – поинтересовался Борис по прозвищу Барбарис.

Кстати, он знал про свое погоняло и ничуть не обижался. Я не стала грузить его подробностями своих проблем, ответила: «Как масть пойдет». И позвонила домой Лидке. Трубку сняла ее мама Валентина Михайловна – большая мастерица по части шарлоток, коврижек и шанежек.

– Ах, Катя, у нас все так печально, – вздохнула она, – Лидочка сама не своя, плачет, тоскует… Не знаю, в состоянии ли она с кем-то разговаривать.

Гаевая оказалась в состоянии. Протянула разочарованно:

– А-а, это ты-ы…

– Всего-навсего я. Чего прогуливаешь, из-за чего тоскуешь?

Девушка некультурно шмыгнула носом и рассказала, что намедни имела неосторожность задать прямой вопрос начальнику: когда уж он созреет и окончательно сменит старую жену на новую, молодую и горячую? Негений Падлович, как выяснилось, совершенно не дозрел, напротив, заявил, что более продолжать служебный роман не собирается. Прискорбно, конечно, но этого и следовало ожидать. Старосветский помещичий набор – тапочки, диван и телевизор – подавляющему большинству женатиков дороже романтизма свежих чувств.

– Да и шел бы он лесом! А также полем, – заключила я, жестом показывая Никите, что пора наполнять рюмки. – Приезжай к нам, присоединяйся к нашему празднику жизни!

– Какой праздник, о чем ты говоришь? Я теперь вообще не представляю, как жить, где работать… – Подруга вновь шмыгнула носом, показывая, как она несчастна.

Синев насторожился:

– Катрин, кого это ты там зазываешь? Зачем?.. Она хоть симпатичная?

– Улетная!

– Кто улетная? – переспросила Гаевая.

– Да ты, кто еще?.. Короче, выезжай! Адрес тебе известен – высотка с зеленой башенкой, семнадцатая квартира.

– Погоди, а вас там много? – осторожничала Лидка. – Мне ведь надо привести себя в порядок…

– Себя в коня преобразить, – подколола я и заверила ее в расчете на уши интерна: – Сильно не старайся, особо прихорашиваться не для кого.

Через полчаса подружка исполнила «Маленькую ночную серенаду» на кнопке дверного звонка. И распахнула рот от изумления:

– Ничего себе крутизна! Так это чья квартира? Твоего… этого…

– Да, моего Сергея. Почти моя. – Алкоголь пробудил во мне страсть к преувеличениям.

К Лидии подскочил Синев, лоснившийся синим атласом. Помог девушке избавиться от тяжести простой турецкой дубленки:

– Позвольте за вами поухаживать. Нас не представили, меня зовут Никитой.

– Ее зовут Никитá! – хихикнула я, сместив ударение на «а». Сильно захмелела, следует заметить.

– Лидия, – засмущалась невеста без места, кокетливо стрельнув глазками. Похоже, эта глупышка была не прочь снова попасться в ласковые сети, так и нарывалась на романтическое приключение.

– О-у, какое редкое имя, – рассыпался бисером объект вожделения всех одиноких медсестер. – Мне нравится: Лидочка, Лидушка, Лидочек. За это надо выпить!

Большинство мужчин мыслят трюизмами – их послушать, любая данность служит не чем иным, как поводом для выпивки. И с фантазией насчет тостов у них слабовато – трех раз не понадобится, чтобы угадать. Естественно, Никита произнес: «За прекрасных дам!» Я окружила гостью великосветской заботой: чего изволите? Не откушаете ли коньячку? Ах, джин-тоника? Легко! Джин у нас четкий, мейд ин Грейт Британ. Тоник – «швеппс», другого не держим!.. Разумеется, Гаевой наш пикничок пришелся очень по душе, она моментально забыла о недавнем поражении на матримониальном фронте, активно завлекая будущего хирурга.

– Знаете, Никита, я ведь стихи сочиняю.

– Неужели? Обожаю стихи! Прочитайте, прошу вас. – Синев приоткрыл влажные губы, словно хотел ее заглотить. Или облобызать.

– Может, не стоит? – манерничала Лидия, опустив очи долу.

– Умоляю вас. – Он опустился на колено перед кроватью. Чисто испанский идальго!

– Ну что ж… Если вы просите, пожалуй, прочту последнее. – Она зарделась, но гордо вскинула подбородок:

 
Кругом меня вампиры,
Сосут из меня кровь.
Никто в любовь не верит,
Лишь я верю в любовь!
 

Ну и лабуда! – поразилась я, и рифма-то до чего свеженькая: кровь – любовь. Никита притворился, что он в восторге. Предложил выпить за поэзию и Лидкин талант и налил разрумянившейся риелторше неразбавленной можжевеловой водки. Настроение подруги улучшилось настолько, что она заметила:

– Катька, а ты похорошела, по-моему, килограммов пять сбросила.

– Да, похудела. – Я втянула живот, насколько это было возможно, но он не желал прилипать к позвоночнику. И запела: – «Потому что нельзя, потому что нельзя-а-а, потому что нельзя быть на свете красивой такой!»

Компания поддержала старый хит группы «Белый орел» – сердце у всех пело, и мы подались к роялю, огласив волковские хоромы довольно слаженным трио. Сначала прошлись по шлягерам отечественной эстрады, потом переключились на романсы. «Не уходи, побудь со мною, пылает страсть в моей груди», – завела я. Никита пригласил Лидию на танец, кружил девушку в вальсе, подпевая мне без слов: «У-у-у». Но вскоре я осознала, что горланю в одиночку. Оглянулась – в комнате никого, только полузасохший кипарис едва заметно шевелил пожелтевшими ветками, реагируя на мой вокальный импульс. Вместо того чтобы полить благодарного слушателя, я отправилась на поиски отшельников и отщепенцев. Не долго искала: они обнаружились в зале, сладко целовались, раскинувшись на просторах бирюзового дивана. Недоделанный донжуан уже успел спустить пижамные штаны, а Лидочек-звоночек и вовсе лишилась кофточки и бюстгальтера, сверкала голыми титьками. Фу, какой срам!..

Я диким, разъяренным кабаном протопала мимо развратников в спальню. Им было все даже не фиолетово, а ультрамариново. Страсть как пробка закупорила уши.

Вот и верь после этого людям! Вот и спеши делать им добро!..

Глава 12

Чему учил меня пупсик Синев? Жратва – источник положительных эмоций, лучшее средство от депрессии. Сейчас проверим… Увы, скатерть-самобранка была подчистую разграблена, лишь на маслины никто не позарился. Олухи, не понимают, какой это изумительный продукт: калорий мало, пользы – вагон. Я улеглась на живот и воздала должное плодам Греции, а для пущей релаксации принялась свинячить – обглоданные косточки кидала в зеркала. Тс-сын, тс-сын, тс-сын – импровизированные пули отлетали со слабым стуком, будто мошки бились о стеклянный абажур горящей лампы. Била я без промаха – методично загадила все полоски кряду мутными, как плевки, следами. В последнюю вертикаль, тянувшуюся вдоль портьеры, попасть оказалось сложнее – она располагалась далековато, и мне пришлось встать.

Стук получился необычный – более звонкий, чем предыдущий, усиленный резонансом. Маслин больше не осталось, потому, вконец заинтригованная, я подтащила пуфик и, встав на него, постучала по зеркалу вверху костяшками пальцев. Для сравнения то же самое проделала с соседней полосой магического стекла. Поразительный результат подтвердился – внизу удары звучали одинаково глуховато, а вверху крайняя полоска отзывалась звонче. Любой дурак бы догадался, что под зеркалом – полость. Я осмотрела его – края оказались идеально ровными, плотно пригнанными к стене. Недолго думая позаимствовала пилку для ногтей из вазочки, стоявшей на туалетном столике. Ковыряла ею с усердием юнната. Точнее, юного археолога. Но толку было мало: зеркало не поддавалось, не хотело сковыриваться с места.

– Чем это ты там занимаешься, Катрин? – добродушно вопросил Никита, бесшумно возникший в спальне. Он держал курс на скатерть, но, кроме пустых рюмок и грязных тарелок, поживиться было нечем.

Позабыв, что глубоко оскорблена их с Лидией развратным поведением, я призналась как на духу:

– Кит, кажется, я обнаружила Серегин тайник!

– Кладоискательница ты наша! – загоготал Синев.

– Не веришь? Послушай! – Я постучала вверху и внизу.

Интерну резко расхотелось насмешничать, его словно ледяным душем окатило – мигом протрезвел и сосредоточился. Глазом моргнуть не успела, как он по-деловому согнал меня с пуфа, отобрал пилку и принялся ковырять с удвоенной силой. Стекло противно заскрипело, маникюрная принадлежность погнулась, а парень заключил, что вернее будет попытаться вскрыть тайник ломиком.

– Только где бы его взять? – чесал он затылок.

Лидка, не вынеся отсутствия нового кавалера, тоже пожаловала в спальню. Услышав, что тот собирается что-то ломать, честная девушка возмутилась:

– С ума сошел! Квартира чужая, разве можно без разрешения хозяев распоряжаться?

Но стоило мне вкратце посвятить ее в историю со злополучными спрятанными деньгами, которые позарез нужны на лечение Сереги и Ляльки – семейки инвалидов, – как Гаевая изменила мнение. Предложила вообще разбить зеркало и, сбегав на кухню, притащила оттуда самый большой нож, топорик для разделки мяса и молоток для его отбивания. Никита выхватил у нее топор, закатал рукава, примериваясь к стене. При виде этого арсенала холодного оружия мне стало не по себе.

– Погодите, я что-то не пойму – при чем тут вы? Это тайник моего Серенького. Я сама, как-нибудь без вас разберусь!

Поздно опомнилась: гости уже сделались невменяемо-неуправляемыми. Шелест невидимых купюр затмил для них мои доводы… Что тут началось! Стук, треск, тарарам, просто светопреставление!..

Синев, подняв топор над головой, саданул им по зеркалу. Во все стороны брызнули осколки, и нашим взглядам предстала металлическая пластина. Гаевая, оттолкнув интерна, заколотила по железу молотком. Долбилась с неистовостью заправского чеканщика, а пластина не поддавалась, остались лишь едва заметные вмятины.

– Посторонись! – отшвырнул молотобойца в юбке Никита и ударами топорика принялся сокрушать стену вдоль пластины. Некогда идеально заштукатуренная, гладкая поверхность мгновенно выщербилась, осыпалась сибитовой крошкой. Лидия скакала, нанося удары молотка перед его носом, они постоянно толкались, и ни один не собирался уступать другому. Синева засыпало белесой пылью, он взмок, но не сдавался – рубил с нарастающим остервенением. Я подумала, что так парень скоро проделает дыру в соседнюю, Ксюшину комнату, но вскоре он отступил и выматерился. Оказывается, прочная металлическая пластина укрывала и торцевую сторону тайника.

– Стойте! Остановитесь, что вы делаете? – Мне было невыносимо наблюдать сокрушительную агрессию приятелей, хотя и противостоять вооруженным вандалам было неосмотрительно. Еще накинутся на меня с тем же энтузиазмом, что на железо, задолбают до смерти, а расчлененный труп выкинут в мусоропровод… Распаленным алчностью пуще, чем похотью, личностям было не до меня: Никита снова замахал топориком – колотил в стену снизу, стараясь обнажить границы тайника. И Лидка сделалась неразлучна с молотком – долбала куда глаза глядят.

За общим шумом-гамом я не сразу расслышала, что и в дверь стучатся и звонят. Окликнула охотников за чужим баблом:

– Тихо! Слышите?!

– Ой, наверное, соседи, – догадалась красная от надсады Лидия. Менее всего она сейчас напоминала мечту поэта. Скорее его химеру, взбесившуюся валькирию.

– Не имеют права запрещать, одиннадцати часов еще нет, – заверил ее белый, как маляр, Никита.

– Вы оба не угадали! Это милиция. Соседи наверняка вызвали милицию, – истерично захохотала я. – Вы попались! Сейчас вас повяжут и отправят за решетку. Ха-ха, вам хана!

На миг повисла тишина, которую я нарушила сообщением, что иду впускать представителей правосудия, и метнулась в прихожую. Будь что будет…

– Стой! – сграбастал меня за широкий подол Синев.

Лялькино платьице затрещало, край выреза впился мне в горло, но я все равно изо всех сил рвалась к спасительной двери. Хорошо бы в самом деле обнаружить за ней милиционеров или соседей… До замков оставались считаные сантиметры. Лишь бы дотянуться!

– Помогите!!! – истошно заорала я. – А-а, спасите!!!

И тут кто-то сбил меня с ног увесистым тумаком и добавил удар по темечку. Голова с хрустом, какой обычно издает переспевший арбуз, раскололась пополам. Последнее, что помню, – это ярчайшая вспышка молнии. А дальше – непроглядная чернота. Летела вниз с таким ускорением, что свистело в ушах. Вот меня со всеми потрохами и засосало в бездонную воронку дьявольской подземки…

– Похоже, она умерла. Мы убили ее!.. Ой, что же теперь будет?!

– Ни фига подобного. Прислушайся – дышит. Иди сюда…

– Столько крови натекло… Нет, не буду подходить, я боюсь покойников! Ой, мамочки, что же мы натворили?!

– Не мы, а ты! Кто просил махать молотком? Совсем ошалела, шифер треснул, да?

– Никита, я же не специально! Как-то нечаянно вышло… Ты же сам…

– Что «сам»? Я хотел ее остановить, а не покалечить!

– А я хотела тебе помочь. Катька – здоровая корова, у нее сил, как у быка, уйма! Думала, вдруг не справишься с ней?

Дрожащий голос принадлежал Гаевой. Он-то и вернул меня к действительности. Не слишком приятно узнать, что подруга считает тебя коровой и способна тюкнуть молотком по темени… Голова моя ужасно, чудовищно болела, просто крошилась от боли на кусочки, как сибит под топориком Синева. Я лежала на чем-то твердом, затылком ощущая липкость остывающей крови, пропитавшей волосы. Неужели я умираю?.. Было и жутко, и неудобно, и неприятно, но терпела. Затаилась, точно Панночка в гробу. Кто знает, что еще придет на ум этим подонкам? Когда имеешь таких друзей, врагов не надо. Пусть лучше подольше не догадываются, что я очнулась, а уж моя месть не заставит себя ждать… Эх, Лидка, еще пишет «Вокруг меня вампиры», а сама натуральная вампирша!

Синев – вампир номер два – промолвил:

– Сейчас принесу водки, обработаю ей башку, а ты, Лидуха, поищи в шкафах какие-нибудь тряпки – простыни там, полотенца. Свяжем корову, пока смирная, чтобы не мешалась.

– Никита, а деньги?

– Ты о чем?

– Как будем делить деньги, Никитушка? По справедливости, я надеюсь, поровну?

– После разберемся!

– Нет, давай договоримся сразу…

Заспорив, парочка удалилась. Я осмелилась приоткрыть один глаз и обнаружила, что валяюсь в прихожей, где меня и сразил молоток подружки. Попробовала приподняться, но в голове, как в кратере вулкана, заплескалась расплавленная лава, – чуть не застонала от огненной боли. Пришлось принять исходное горизонтальное положение.

За дверью послышалось шебуршение, затем раздалась музыкальная фраза звонка. Пришельцы, кем бы они ни были, проявляли настойчивость. Я возрадовалась: как это кстати! Вот оно, мое спасение, а то, чего доброго, истеку кровью и бесславно сгину во цвете лет. Звонок повторился, со стороны комнаты послышались шаги.

– Никому не откроем! Позвонят и перестанут, – совещались вампиры.

Один, приподняв мою голову, полил на рану водкой. Макушку нестерпимо защипало, я невольно поморщилась, когда ледяная, вонючая жидкость пролилась за шиворот, и поежилась.

– Ч-черт, Лидуха, она уже приходит в себя, где простыни? Шевелись, твою мать! – выругался Никита и ушел в спальню.

Я поняла, что промедление смерти подобно. Превознемогая боль и слабость, на четвереньках подползла к двери, приподнялась и отжала рычажок замка. Дверь распахнулась, а на пороге… Вероятно, сознание мое замутилось, потому примерещились… Владимир Иванович и Филипп Филиппович. Водитель ржавого жигуленка и крезанутый клиент! Охнув, начала заваливаться назад.

– Привет, Катерина! – подхватил меня под мышки бобер и прислонил к стенному шкафу. – Кто тебя так приветил?

– Ав… ав… А в-вы как меня нашли? – Почему-то я в последнее время от волнения начинала лаять, как щенок.

Стариканы не успели ответить, вместо них взвыл Никита:

– Идиотка, зачем ты это сделала? Зачем их впустила?!

– Руки! – крикнул ему дядя Филя.

В его вытянутой руке был зажат пистолет с очень длинным дулом. Наверное, с привинченным глушителем. К сожалению или к счастью, я в оружии такой же не Копенгаген, как и в машинах: вполне могу принять муляж за реальный револьвер и наоборот. Все это напоминало кино, боевик, потому я не слишком испугалась, а вот Синев покорно задрал лапки кверху. Лидия, вышедшая в холл со стопкой простыней, завизжала, как перегревшаяся кофемолка.

– Заткнись! – ткнул ее дулом в раскрытый рот лиходей водитель.

Слабонервная Гаевая махом обрела сходство с постельным бельем – побелела, согнулась пополам и рухнула на пол. Чего с нее взять, кроме анализа? Поэтесса, впечатлительная натура!.. Впрочем, я тоже не страдала от отсутствия впечатлительности – увидев на полу лужицу собственной крови, почувствовала ужасную дурноту.

– Теперь-то ты убедилась, Катерина, что надо было сразу ключи мне отдать? – с фальшивой лаской спросил тот, кого я ошибочно принимала за нечаянного поклонника и выгодного клиента. – Голова бы цела осталась! Кто тебя так обидел?

– Она! – Панночка указала на вампиршу Лидку. – Свяжите эту садистку, она меня чуть не прикончила!

– Жаль, что не прикончила, – мрачно заявил кровожадный интерн.

Вероятно, он принял дедунов за моих сообщников. А они принялись за дело – упаковали голубков в простыни, предназначавшиеся для моего усмирения. Не прошло и трех минут, как Лидия и Никита валялись на полу спеленатые, подобные коконам бабочек или тутового шелкопряда. Филипп Филиппович с Владимиром Ивановичем позаботились и о том, чтобы шелкопряды дали обет молчания, – залепили им рты широкими полосками скотча. Только моя мстительная душа начала приподниматься из пяток, как старые знакомые грозно призвали к ответу:

– Показывай, где сейф!

– Какой сейф?

– Катерина, я сегодня без чувства юмора, мне шутки шутить недосуг! – Мнимый поклонник приподнял барбосью, лохматую бровь.

– А-а-а, сейф, – как бы догадалась я и указала на спальню, – там. Уж извините, у нас там некоторый беспорядок…

– Ребятишки шалили, все пораскидали, да? – передразнил меня бобер и весело подмигнул. – Ничего, я уже привык к твоей бесхозяйственности.

А утверждал, что ему не до шуток… Пришельцы вдвоем, подхватив под руки, доволокли мое недоумевающее тело до комнаты и водрузили его на кровать. Думаю, что Лялькино разорванное платье прекрасно гармонировало с объедками. Филиппыч, принюхавшись, спросил:

– Что-то, Катька, водкой от тебя таращит. Напилась?

– Не-ет, мне просто голову водкой мыли.

– Оригинально, – хмыкнул Иваныч, – а я бы лучше внутрь употребил.

– После выпьем, брат, – молвил Филипп Филиппович, ставя на постель сумку.

Оказывается, у непрошеных гостей с собой тоже были инструменты – долото или стамеска, насколько мне позволяет судить куцый уровень компетентности. Многого я все-таки не знаю… Например, понятия не имею, кто они. Могу только предположить, что травлю моего любимого человека организовали именно эти темные личности. Недаром же я заподозрила неладное, усаживаясь в черный джип Владимира Ивановича, – сердце не обманешь… И Филипп Филиппович со своим копеечным драндулетом тоже не случайно постоянно оказывался рядом. Это ведь он вез нас с Сереньким после первого нападения… Они охотились за его деньгами! Вот и ответ на все загадки!

Многострадальную стену коварные типы ковыряли по-иному, нежели Синев с Гаевой, – без шума и пыли. Эффект был прежним – сим-сим не открывался. И дядя Филя решил пойти другим путем – притащил стремянку и, взгромоздившись на нее, стал исследовать стены и потолок. Его напарник прилег на кровать с противоположной от меня стороны, посмотрел мне в глаза:

– Катюха, может, у тебя имеется какой ключик? Сознавайся по-хорошему, а то я щас паяльник включу.

– Нет-нет, я вообще не в курсе. Сама обнаружила случайно, при помощи косточки…

– Какой еще косточки? – Пес Барбос почесал кустистую бровь.

– От маслины. Я плевалась, пуляла косточками по зеркалам и вот по звуку догадалась… А вы откуда про сейф узнали?

Владимир Иванович выпятил грудь колесом:

– Хэх! Еще бы мы да не знали. Это же наш капитал! Наследство покойного дедушки.

– Ка-а-ак? – Изумление вырвалось у меня даже не из горла, а из проломленной макушки – как фонтан воды у кита, как антенна у марсианина. Я села, осторожно потрогала темечко, и пальцы стали красными от крови. Нет, все же лучше лечь…

– Считай, мы выполняем миссию восстановления справедливости, поручение ограбленного владельца, – доверился Филипп Филиппович, отвлекаясь от эквилибра на шаткой стремянке.

– Эгема? – уточнила я.

– Какого к бесу Эгема? Этот хрен – сообщник твоего полюбовника, такой же ворюга… За что мы его сегодня посадили под домашний арест! – Тон дяди Фили стал железнее железа.

Я посетовала, что Ольга в больнице ждет не дождется Эгамбельды, и покосилась на пистолет, который водитель положил на тумбочку рядом со стамеской. Неприятно как-то… Для кого он держит оружие наготове? Неужели для меня?..

И все же я продолжила задавать вопросы. Судя по тому, с какой откровенностью бобер утолял мое любопытство, мне не светила перспектива долго коптить белый свет…

Оказалось, что дедуны – родные братья, греки по крови, давно переехавшие в Россию, осевшие в Москве. И звать их совсем иначе – настолько мудрено, что лучше не напрягать запоминанием ушибленную головушку. Мне только фамилия врезалась в память: Иоакимис. И то потому, что уж больно она созвучна с блеянием ишака: иоа-иоа!

Самое чудное то, что Панайотис – тот самый похотливый владелец сувенирной лавочки, у которого Сережка подрабатывал в Лутраках, – доводился братьям Иоа кузеном. Пять лет назад художник спьяну разболтал моему Волкову про клад из царских золотых червонцев, спрятанный его дедушкой в монастырской ограде, замурованный в толщу среди камней. Его дед был состоятельным человеком и, спасаясь от режима «черных полковников», эмигрировал в Австралию, да там и сгинул. Но перед отъездом успел шепнуть внуку про несметные сокровища. Дескать, вырастешь, ищи на горе. Он в точности называл место – с противоположной от ворот стороны, а другие подробности олух Панайотис запамятовал… А Серому Волку и того было достаточно – он зажегся возможностью резко приподняться. Выходит, поиск клада – это и было то самое рисковое дело, про которое он твердил мне на берегу штормящего моря, в ночь расставания. Я уехала, а Сережка рыл землю, исследовал по камешку ограду женского монастыря и нашел-таки ценные золотые монеты!

– Почему же Панайотис сам не искал наследство? – Образ толстого, как пузырь, жуира как живой встал перед моим мысленным взором.

– Наш брательник ленивый, как падла, только трахаться горазд, – ответствовал не менее ленивый и похотливый бобер. Пока так называемый Филипп Филиппович занимался следопытской деятельностью, второй Иоа буквально плевал в потолок, рассуждая, что золотых монет хватит на безбедную жизнь ему, детям, внукам, а также правнукам.

– Как думаешь, Катерина, этот лох Волков сохранил монеты или превратил их в тленные бумажки?

– Я не знаю… Я вообще ничего про клад не знала, – дрожащим голоском открещивалась я, мучительно соображая, как бы выйти сухой из воды. – Так вы женаты, Владимир Иванович? А мне говорили…

– Удивительно, да? Всего на шестой десяток перевалило, а уже женат! – Седое, носатое чучело загоготало. – А ты, глупая, поменьше слушай ту ерунду, что тебе обещают мужики. Лучше в зеркало чаще смотрись, обезьяна!

– И я ей советовал по-человечески: не валандайся с женатым, неприятностей не оберешься, – вставил веское слово Филипп Филиппович.

Мои мысли прыгали, как блохи. Спросила: почему Эгамбельды претендует на долю капитала? Он-то каким боком причастен к червонцам?

– Правым. Или левым! Ха-ха! Волков понимал, что на таможне его обязательно прихватят за задницу, сам не повез контрабанду через границу, перепрятал принадлежащие нам сокровища. К тому же на границе ему из загранпаспорта сделали волчий билет, запрет на въезд и выезд.

– Почему?

– За незаконное проживание в стране с просроченной визой, дорогуша! Вот твой полюбовник, вернувшись в Новосибирск, и начал искать сообщника…

– Представляете, Владимир Иванович, а ведь когда мы с Серегой познакомились, он не был женат. И мне совсем недавно снилось, что восхожу с ним на гору к монастырю, – всхлипнула я, – но о деньгах я ни сном ни духом!.. Мне нужен только мой Серенький.

– Ну и дура, – заключил Барбос. – До чего же вы, русские бабы, влюбчивые. Точно кошки! Одно на уме – как бы мужика заарканить. А того не разумеете, что мужчинам главнее деньги и свобода.

– Деньги – это и есть свобода, – поддержал брата Филипп Филиппович и вдруг воскликнул: – О!

Это называется, недолго музыка играла, недолго фраер танцевал, – Иоакимис обнаружил над окном, надежно укрытым тяжелыми портьерами, неприметную кнопочку. Нажал на нее, и металлическая пластина с тихим щелчком открылась. А за ней обнаружился другой металл – стальная дверца сейфа. Эх, глупые вампиры, вам тоже надо было сначала мозгами пораскинуть, осмотреться, а не молотками и топориками орудовать!.. Впрочем, ничего сразу не получилось – хранилище, вмурованное в стену, было снабжено кодовым замком. Кто бы, кроме Сереги, знал шифр?!

Братки пыхтели, стараясь совместными усилиями выкорчевать из стены тяжеленный сундук. А я мысленно сопоставляла факты, изложенные младшим Иоакимисом. Серый познакомился с Эгемом на тренировках по айкидо, пообещал, что клад станет стартовым капиталом их совместного бизнеса. Мастер спорта поехал на международные соревнования, проходившие в Салониках, и совершил невозможное – спрятал монеты в багаже спортивного клуба, который никто толком не досматривал… Волков изначально, по законам своего любимого боевого искусства, задумал обернуть превосходящую силу противника против него самого. Одного не предусмотрел – того, что общим у него с Эгемом будет не только бизнес, но и жена – маленькая беленькая куколка Лялька…

Надо же, какое совпадение! Греки не сразу вычислили координаты Сергея, но приехали именно в тот день, когда между ним и Эгамбельды произошла крупная ссора, выяснение отношений. Они прослушивали его сотовый и телефон в квартире, удостоверившись, что скоро грянет буря. Чемпион наконец решился жениться на модели, потому требовал свою долю капитала – собрался поделить совместный бизнес. Ольга, в свою очередь, требовала у мужа развод. А Сережка хотел сохранить и семью, и фирму в собственном единоличном пользовании. Только я в его планах никогда не фигурировала… Зачем сунула голову в капкан? Меня пробила горючая слеза. Смотрела сквозь радужную пелену на братьев, пыхтевших над сейфом, и думала: вскочить бы, схватить пистолет и укокошить обоих!.. Однако разбитая голова укротила мою прыть – шевельнуться больно, не то чтобы скакать, да и оружием я пользоваться не умею… Подумала: кто же стрелял в Серегу? Кто его изувечил? Барбос не мог, он в тот момент гостил у меня. Неужели «правильный» Филипп Филиппович? Я озвучила подозрение, и дядька, косивший под извозчика, не стал запираться:

– Куда деваться, если Волков по-хорошему не понимал? Думал, я перед ним пугачом махаю… Выстрелил раз – он ржет мне в лицо. Шмальнул второй раз – тот же цимес. Верно, думал, что умрет героем. Не получится: подыхать ему теперь придется медленной, мучительной смертью. Но сначала предстоит сознаться про номер шифра!

– А как вы узнали, что Сергей в тот вечер направился ко мне?

– Эх, милочка, до чего же ты наивная, чисто дитя. Ты же засветилась со всеми потрохами в первый же вечер… «Как ты мог меня забыть?» да «Как ты мог меня оставить?». Неужто не чуяла, что мы прослушивали все ваши разговоры? Нельзя быть такой доверчивой к людям!

Душа моя занялась ненавистью, как пожаром. Как все гнусно, гадко, противно! Права Лидка: я – настоящая корова, неповоротливая и тупая… И Ольга права – мной все пользуются, как памперсом… Придумала себе какую-то замороченную любовь, променяла на нее покой, попала потравой в волчью стаю… Я крепко зажмурилась, чтобы не плакать. Некстати вспомнилось, что так и не отвезла одежду для Темы и Ксюши, заездивших моих ни в чем не повинных родителей. Ох, корова, ох, идиотка! Больная на всю голову…

– Готово! – возрадовался фальшивый Владимир Иванович и добавил смачную тираду на греческом языке.

– Помогай, держи крепче! – с той же бранной интонацией воскликнул не менее фальшивый Филипп Филиппович.

Он побагровел от надсады, едва удерживая тяжеленный стальной сейф, выкорчеванный из стены, а бобер помогать не спешил, вероятно, по жизни избегал трудностей, переваливая их на старшего брата. Филиппыч кряхтел и тужился, но не справился с весом – сейф с оглушительным грохотом сверзился на пол. Братья упали рядом, по обе стороны ящика, ползали на четвереньках, стараясь взломать, и выглядели очень комично, поскольку им мешали собственные объемистые животы и возраст, в котором уже пора подумать о душе. Небольшой продолговатый ящик согнул злодеев Иоа в бараний рог. Наконец они его приподняли и водрузили на пуфик. Филя отдышался, утер пот со лба и схватился за пистолет. Прицелился, намереваясь пальнуть по периметру кодового замка.

– Ты – баран, – нелицеприятно заверил его Барбос. – Сталь – пуленепробиваемая! Замок нарушишь, вообще хрен потом откроем.

– Может, автоген подогнать? – предложил баран.

Они перешли на язык родных осин или, скорее, маслин, – но без переводчика было ясно, что ругаются и оскорбляют друг друга на чем свет стоит. В ход опять пошли топорик, молоток и стамеска, а забытое огнестрельное оружие между тем очутилось совсем близко от меня – на краю поля для гольфа. Зачем оно меня постоянно искушает?.. Я схватилась за голову, гудевшую, как топка паровоза, в очередной раз пожалев, что пороху в моих пороховницах для мокрого дела явно недостаточно.