Текст книги "Жена моего любовника"

– Не понимаю. А что случилось?!

– Меня мутило. Ни жрать, ни пить, ни трахаться не могла… Залетела!

– Как?

– Ну, ты заколебала своей простотой! Не врубаешься, как беременеют? Молча! Или постанывая. Как кому нравится.

– А-а… – Я мигом вспомнила, что рассказывал Сергей о своей маленькой, беленькой, беспомощной Ляленьке, ожидавшей ребенка: «Идет бычок, качается»… Слышать повторение хотелось меньше всего, но заставить ее замолчать было невозможно. Ольга продолжала:

– Естественно, сразу призналась Эгему. А он заявил, как отрубил: базара нет, иди к доктору, делай аборт, все расходы оплачу… На самом деле мне и самой-то рожать как бы было не по кайфу, но гинеколог запугал: отрицательный резус, угроза бесплодия, всякие заморочки… А куда деваться? Короче, договорилась со знакомой врачихой, чтобы общий наркоз был по высшему классу, стерильность, то да се. Собралась с утра идти сдаваться. Мыло, пасту, зубную щетку, халат и тапочки в сумку покидала. Сижу, смотрю на эту сумку, а саму прямо плющит и таращит, реву как белуга!.. И тут приезжает Волков. Розы длиной три километра припер, классное винцо, коробку конфет… А мне не сладкого, а соленого хотелось, говорю ему прямо: иди на х… Нет же, пристал с расспросами: «Кто обидел?», типа башку любому свинтит. Ну, я и выдала: ты! Выложила про беременность. И Серега прямо офигел от радости!

– Он хотел ребенка?

– А то?! Не отходя от кассы сделал мне предложение! Побежал в гастроном, принес красной икры, соленых огурцов, всяких яблок, бананов, киви. А поесть толком не дал, потому что мы всю ночь протрахались… Ну и утром вместо аборта смотались в ЗАГС, подали заявление, а потом перевезли мои вещи в его квартиру.

Понятно… Квартира на улице Немировича-Данченко, которую Серый снял по возвращении из Греции, мне помнилась с детальной отчетливостью, будто лишь вчера ее покинула… В этой норе когда-то бесславно почил опустившийся алкаш; его наследники привести помещение в надлежащее состояние не потрудились, зато и сдали безумно запущенную однокомнатную квартиру за бесценок. Стекла, затянутые вековой пылью и паутиной, почти не пропускали свет. Мы с Волковым в четыре руки отмыли это безобразие, наклеили простенькие, но свежие обои, а на новоселье я подарила ему люстру, тюль и палас, полностью закрывавший непотребный, щелястый пол. Я тогда так устала от ремонта!.. С непривычки, от надсады ломило поясницу, мои натренированные пианистической практикой пальчики с коротко остриженными ногтями, никогда не знавшие черной работы, распухли. Морщась от боли, как бы в шутку заявила: «Теперь, как честный человек, ты обязан на мне жениться!» А Серый сделал вид, что не слышит, пропустил намек мимо ушей, хотя точно знаю – к зональному или региональному турниру по айкидо он еще не готовился. Выходит, и Ляльку знать не знал… Сколько раз потом я пыталась найти, вычислить его в той алкоголической квартире, не сосчитать! За отмытыми до блеска и скрипа окнами вечерами не загорался свет. И на звонки в дверь никто не отзывался. Сергей исчез бесследно, и вскоре я перестала туда приходить, забила на Немировича, а также Данченко!.. А он, выходит, туда вернулся, да не один… Вот почему я такая невезучая?.. Очень хотелось разреветься…

Жена Волкова еще что-то лепетала о своем звездном прошлом и теребила белокурые пряди. Я ее перебила: «Ксения – дочь Эгема?» Задавая вопрос, уже не сомневалась в ответе. Как только сразу не распознала подвох? Девочка со своеобразными, широковатыми скулами и вправду не похожа ни на стрекозу, ни на Сережку. Но Лялька хранила невозмутимость:

– С чего ты так решила? Я сама точно не знаю, от кого Ксенька… У меня в то время был еще один хахаль, Иван, пластический хирург. Сейчас-то он свалил в Америку, а тогда обещал сделать мне перманентный татуаж, исправить линию губ, накачать их гелем, чего в России в то время еще никто не делал. Естественно, мне приходилось время от времени потрахиваться и с ним… Кстати, Кэт, тебе бы татуаж и ботокс тоже бы не повредили, а? Тебе вообще сколько лет?

– Сколько надо…

– О, а уже носогубные складки! И веки…

– Отстань!

Я чуть не стонала, а она и не думала проявлять гуманность, критично рассматривала меня. Нет, это прямо фантастическая бестактность!.. Я схватилась за почти пустую бутылку и налила себе коньяку, а остатки выплеснула в Лялькину рюмку, чем и отвлекла модель от дальнейших рассуждений на тему прикладной косметологии. Поразительно, но, по-моему, чем дольше она пила, тем трезвее становилась… Заглянув в сигаретную пачку, убедилась, что и «Парламент» кончается, и предложила мне сгонять за спиртным и табаком в супермаркет.

– Даже не мечтай! – Иногда и мне удается быть резкой, как кока-кола. Я уже всеми фибрами души ненавидела эту профурсетку: мужу угрожает расправа, дети рискуют в любую минуту остаться сиротами, а она лишь о собственных удовольствиях помышляет!

Ольга швырнула смятую пачку в мусорный контейнер. «Меткий глаз, кривые руки» – это про нее, промазавшую и не потрудившуюся исправить оплошность. Видимо, стрекоза считала, что труд в принципе унижает человека. Заявила о намерении принять ванну и поплыла туда, оставив меня тет-а-тет с грязной пепельницей и пустыми контейнерами от японской еды. Между прочим, я бы тоже предпочла нежиться в ванне, нежели прибираться, но проветрила кухню, собрала мусор и вытерла стол. Наверное, от воздействия коньяка в голове навязчиво вертелись всякие вопросы, и, постучав в ванную комнату, я распахнула дверь. Розовенькая Лялька, облаченная в мой парадно-выходной пеньюар, с брезгливостью принюхивалась к открытой баночке с кремом «Нивея»:

– Фу, Катька, зачем ты мажешься этим бутером? А еще удивляешься, что у тебя морщины, как у бульдога.

– Я не удивляюсь.

– Короче, твоя «Нивея» – это натурально сапожный крем, и то только для обуви, которую не жалко, – заявила Ольга, села на край ванны и смазала свои лыжи – ступни ног – моим обруганным кремом. – И твой гель для душа годится только для мытья тротуаров.

Конечно, мне хотелось возразить, сказать: «Не нравится – не пользуйся», но, задохнувшись от ее наглости, я лишь издавала отрывочные гласные звуки, как бы междометия: «О!», «И!», «А!».

– Вот это что такое? – Она приподняла двумя пальчиками флакончик с туалетной водой «Минг шу».

– Между прочим, французская парфюмерия, фирма «Ив Роше».

– Это полный отстой, а не парфюм! – заключила бледная спирохета, на физиономии которой не проступила и тень неловкости.

– Ты обнаглела! – взвизгнула я.

– А ты опустилась ниже некуда! – Моя соперница привела почтовоящичную прорезь рта в форму куриной гузки: сжала губы, показывая, что дискутировать со мной больше не намерена, и принялась мазать свои подлые руки моим кремом для век с эффектом лифтинга. Впрочем, долго молчать она была не способна, равно как и трудиться. Принялась хвастаться тем, что лично она пользуется линиями по уходу за кожей от Шанель, Диора, Эсти Лаудер или, на худой конец, на самый крайняк – от «Виши», которая продается во всех аптеках, как аспирин. Просветила, называется. Будто я без нее не догадывалась, чем массмаркет отличается от элитной косметики.

– Все, положи мой крем туда, где взяла! Хорош малеваться! Иди спать, пока я… пока я!.. – Угрозу я так и не озвучила, не сумела сформулировать, зато про себя подумала: «Ничего, гадюка ползучая, еще посмотрим, кто из нас будет смеяться последней!..»

Белесая блудница возлегла на тахту, затесалась между ангелочками, как святая. А мне, как крайней, досталось кресло, которое раньше раскладывалось кроватью. Мы с Валеркой приобрели его на случай гостей, но в конструкции что-то сразу нарушилось, а починить у него руки не доходили. Да и гости у нас не то что не ночевали, а и не гостили… К инвалидному креслу я приставила табуретку, на которую положила ноги. Поза была ужасно неудобной – ни вытянуться как следует, ни повернуться, – вдруг да опрокинешь табурет. Как на вокзале в зале ожидания. И мой сон был неглубоким, будто я чего-то ждала, боялась пропустить. Лежала, перебирая в уме обрывки разговора с Ольгой, и корила себя, что не выяснила подробности взрыва: что там, в доме Волковых, сейчас творится?.. Удалось ли ей закрыть порушенную взрывом дверь? И почему, услышав взрыв, никто не вызвал милицию?.. Стрекоза храпела, спрашивать было не с кого. Но я твердо решила, что утром не позволю ей улизнуть, заставлю возиться с детьми, а сама подамся работать, иначе… Как хорошо, как гуманно, что неприятные мысли о работе пресекает блаженство сна без сновидений, похожее на беспамятно-черный провал между ночным небом и штормящим морем…

…Спозаранок первым проснулся Темочка. Нет, он не заплакал, не завыл, а лишь характерно, натужно закряхтел, из чего не трудно было заключить, что настало время сменить подгузник. Я и сквозь дрему расслышала его возню. Уж не знаю, почему Ольга, многодетная мать, не шевельнулась. В комнате ощутимо запахло сероводородом… А как вы хотели? Памперс – это еще не гарантия свежести, производители и не обещают, что вонять не будет… И все-таки как тяжко ухаживать за несмышлеными малышами, не знающими дорогу до унитаза!.. Покинув кресло, я отбросила деликатность вместе с одеялом и как следует встряхнула спящую красавицу за белое плечо.

– А? Кто? Что?

– Что, где, когда, – передразнила я. – Вставай, топ-модель! Рассвет уже колышется! И твой сыночек проснулся. Чуешь, чем пахнет?

– Так забери его, умой и накорми. – Обрисовав первостепенные задачи, она отвернулась к стенке и накрыла голову подушкой.

Темочка с надеждой во взоре потянулся ко мне, сказал: «Та-та!» И я растаяла: «Иди ко мне, мой голубочек!» В клетке зашелестел разбуженный Азиз. Тоже давал понять, что пора бы и о нем позаботиться, он же не какая-нибудь там ерундовина с птицефабрики, не полкило мяса, не считая перьев, а ценная порода попугая, импортный образец!.. Все равно сначала я занялась Артемычем. А стоило мне выполнить пожелание пернатого и выпустить его на волю, как Азиз завопил:

– Лялька! Лялька дурр-р-ра!

Эффект получился потрясающим – Ксения вскочила, и новообращенная дура, откинув подушку, вытаращилась:

– Откуда он меня знает?

– Кто же тебя в Новосибирске не знает? Сама же намедни хвасталась, что ты – лицо с обложки. Эх, фея билбордов ты наша! – победно рассмеялась я.

– Катя, так нечестно. Зачем ты научила птичку ругать мою мамочку? – упрекнула меня Ксюха, которая так и льнула к Ольге.

– Жр-рать, дур-ра! – надрывался попугай.

– Подонок недоразвитый. – Лялька досадливо отстранилась от дочери, снова устроилась под одеялом, откатившись к стене.

Назло ей я выпустила Азиза на свободу – должен же хоть кто-то в этом доме глаголать истину?!

Подмытый и переодетый Тема пребывал в прекрасном расположении духа. Ползал по ковру, хватая все подряд – тапки, носки и прочие предметы, которые совал себе в рот. Ксения, наверное, не выспалась, потому взирала на меня волчонком из-под мрачно насупленных бровей и ни в какую не соглашалась следить за братом. Пришлось мне, как вчера, таскать его на одной руке, а второй, свободной, варить кофе и чистить зубы. Умываться он мне всячески мешал – играл со струей воды, брызгался и смеялся. Потому, усадив малыша на стиральную машину, я строго погрозила пальцем: «Сиди, Темыч, и не рыпайся, тете надо сапожным кремом намазаться…» Послушания ему хватило не более чем на минуту – ровно до того момента, когда я начала красить глаза. Выцепив с бортика ванны тубу чистящего порошка «Пемолюкс», мальчонка высыпал его на себя, расчихался и заревел. И я снова занималась мытьем и переодеванием, а макияж не завершила.

– Катя, а чем ты нас будешь кормить? – поинтересовалась Ксения, сменившая образ волчонка на образ овечки.

– Ешьте то, что ваша мать приготовит. С меня довольно! Все, баста, завязываю с благотворительностью! Ухожу на работу.

Нехорошо, конечно, что оторвалась на ребенке. Но, захлопнув за собой дверь собственной квартиры, я ощутила необычайное облегчение, чувство, будто какой-то праздник наступил. Да, это сладкое слово – свобода!.. Это большое человеческое счастье, когда руки не обременены ни детьми, ни тяжелыми сумками… Выйдя на улицу, я распахнула объятия зиме и выдохнула: «Мороз и солнце – день чудесный!»

Пожалуй, никогда еще поездка до риелторской конторы не доставляла мне столь колоссального удовольствия. Удобно устроившись на лавочке в поезде метро, подмигивала своему отражению в черном стекле напротив. Попутчики меня на сей раз вообще не интересовали. Я мысленно надсмехалась над Лялькой: «Ты все пела? Это дело. Так поди же попляши!» Представила, как изнеженная лентяйка, попрыгунья-стрекоза будет варить кашу и драить кастрюлю, портя свой идеальный маникюр. Пусть ломает, портит свои накладные ногти, и сама пусть обломается – покрутится, посуетится, обслуживая детей самостоятельно. Не собираюсь ее больше опекать!.. У меня есть своя жизнь, собственные важные планы, надежды и чаяния. Все, хватит грузиться чужими проблемами!

Глава 7

Негений Падлович Буренко встретил меня благодушнее некуда:

– О, кого я вижу? Катерина!.. Никак вы выздоровели? А почему щека ободрана? Неужто с попугаем подрались? Или вы кота завели?.. А-ха-ха-ха, бывают же такие дикие коты на двух ногах, ха-ха!

– Не то чтобы совсем выздоровела, – промямлила я, поздоровавшись, – но котов мне точно не надо.

Покосилась на стол, который занимает Лидия Гаевая. Странно, но ее кресло пустовало. Нечто новенькое – девушка никогда не опаздывала, она даже представления не имела о том, как сладок утренний сон. Это я позволяю себе иногда… А Лидка исповедовала девиз американцев: nothing privacy, only business – ничего личного, только работа! Сегодня и я твердо намеревалась придерживаться того же золотого правила.

Шеф, понизив голос, доложил:

– Мы с Лидочкой вчера собирались вас навестить. Так, чисто по-товарищески… Волновались, что вот вы болеете, а одиноким женщинам ведь и стакан воды никто не подаст, не поднесет… Не думайте, Екатерина, я – не зверь, не бюрократ какой-нибудь. Если плохо себя чувствуете, возвращайтесь домой и продолжайте лечиться дальше, до победного, так сказать, конца. Мне не нужны бюллетени и справки. Главное – здоровье…

Еще бы он требовал справки, если у нас в конторе «серая» бухгалтерия, никаких соцпакетов!.. Я натянуто улыбнулась гендиректору:

– Спасибо, Евгений Павлович. Мне сегодня значительно лучше, чем вчера. Надеюсь плодотворно поработать. – А на что мне еще надеяться? Разве приятно, что Лидка умыкнула моих клиентов в то время, как я вывернула кошелек наизнанку, угощая жену своего любовника?!

– К сожалению, мы вас вчера не застали…

– О, действительно, какая жалость!.. А я в аптеку ходила, микстуру заказала и долго ожидала, когда ее изготовят. – Поднатужившись, я выдавила из себя довольно ненатуральный кашель. – Кхе-кхе! Бронхопневмония замучила, будь она неладна. Кхе-кхе-кхе!

Больше уважаемый начальник не донимал меня реверансами, потому что офис наводнился посетителями. Я бы даже сказала, битком забился. У рынка недвижимости, в сущности, те же циклы, как у моря, – то прилив, то отлив. В последнее время покупателей немало, даже больше чем достаточно, но вот беда – все они рассчитывают на чудо, ищут какой-то небывалой дешевизны. Сначала они тучами, словно оводы на лошадиный круп, налетают на информационный стенд в коридоре и жужжат, жужжат! Потом набрасываются на нас, менеджеров, которых в шестнадцатиметровом кабинете обретается аж шесть душ. Негению Падловичу несколько полегче, он-то прячется в отдельной каморке – за загородкой величиной два на полтора метра. А у нас, когда все в сборе, офис гудит почти как самолет. Разница в том, что гудит, да не взлетает.

– Здравствуйте! Не подскажете… – У порога, озираясь, топтался мужчина довольно непривлекательной наружности. О нем только и можно сказать – плохо одетый седеющий брюнет с кустистыми бровями.

Мы встретились взглядами, и я разулыбалась столь радостно, будто всю жизнь его ждала. Прямо изнасиловала мышцы улыбкой. Старалась компенсировать избытком приветливости слегка нарушенную недостатком сна и отсутствием макияжа красоту. Дядька мялся, как мятный пряник. Скорее всего, начитался в газетах криминальных репортажей про «черных риелторов» и прочих кидал, поверил писаному и теперь боится попасть впросак. Черт дери этих журналюг! Вконец подорвали доверие народа к лоцманам рынка недвижимости… А мне покупатели были позарез нужны. Иначе останусь на бобах. Вернее, совсем без бобов!.. Я привстала, указав потенциальному клиенту на стул:

– Проходите, уважаемый! Присаживайтесь, пожалуйста!

Может, он бы манкировал приглашением, да деваться было некуда – остальных агентов уже оккупировали ловцы квадратных метров.

– Понимаете, мне нужна трехкомнатная квартира. – Он просканировал меня недоверчивым взглядом. – Не новая, но и не старая, с отделкой, но не хрущевка и не сталинка с деревянными перекрытиями.

– Понимаю, нужна трешечка, – ласково подтвердила я, сияя пуще железного рубля, только что отчеканенного на Монетном дворе, показывая, насколько счастлива выполнить любой его каприз. Между прочим, не так уж легко широко улыбаться, – мои скулы скрипели, как суставы ревматика. Конечно, от таких перегрузок и возникают мимические морщины… Зато и Фома Неверующий слегка расслабился, кивнул:

– Да, мне нужна трешечка…

– Сделаем! Есть отличный вариант – Затулинский жилмассив, панелька, девятый этаж. Совсем недорого – два миллиона сто тысяч с торгом.

– Девятый этаж на Затулинке? – переспросил он и от недоумения соединил воедино, в кучку лохматые брови на переносице. – Зачем мне скворечник в спальном районе? Я же не скворец!

Хм, скворец ты или не скворец, а всяко не потянешь на дворец, мысленно хмыкнула я, оглядывая вовсе не презентабельного дядьку. Впрочем, я с ним солидарна: Затулинка – натуральная дыра, от конечной станции метро еще пилить и пилить… Ну, не важно, моя задача – продавать, а не сочувствовать, за эмоции деньги не платят, к сожалению… Бойко затараторила:

– Не устраивает Затулиночка? Прекрасно! Могу предложить Северо-Чемской жилмассив: чистый воздух, вокруг – лиственная роща, Обь чуть ли не из окна видна, летом можно ходить на пляж… Тоже панель, но первый этаж, один миллион девятьсот тридцать тысяч. Кстати, дом расположен довольно близко к остановке общественного транспорта. Там и маршрутки, и трамваи.

– Девушка, дорогая, вы меня за кого принимаете? Неужели думаете, что я поеду на трамвае?! – оскорбился клиент. – Слово вставить не даете!.. Еще раз говорю, меня не интересуют спальные районы. Я хочу нормальную трехкомнатную квартиру в центре, улучшенной планировки, метров на сто, не меньше.

– Но это же элитное жилье, – растерялась я и укорила себя: эх, лопухнулась ты, девушка, совсем зерна от плевел не отличаешь!.. Впрочем, мужчина действительно производил впечатление босяка, как выражалась Лялька, нищеблуда. Куртка на нем замызганная, предусмотренная как раз для того, чтобы шоркаться в трамваях и троллейбусах, добираясь в отдаленные районы в час пик. И шарфик какой-то занюханный, и физиономия помятая – второй, если не третьей молодости. Глубокие залысины на лбу фигурно ограничивали мысик коротко стриженной седины. Этакий бодрый бобрик. Откуда у такого бешеные бабки на элитную квартиру? Наверное, косит под люмпена, утаивая реальные доходы…

– А как вам Горский жилмассив, не желаете? Прекрасная планировка: кухня – одиннадцать метров, лоджия и балкон. Всего десять минут ходьбы до метро «Студенческая».

– По-моему, я выразился предельно ясно: центр, – отрезал тщательно замаскированный миллионер.

– Центр, центр, цэ-э-энтэр, – нараспев повторила я, устремив задумчивый взор в пространство под потолком. Ого, в нашей конторе оно тоже небезупречно – мало того что побелка посерела, а и трещин тоже навалом, гораздо больше, чем в моей кухне!.. Это-то радует, а вот где бы мне взять для него элитный центр, не с потолка же?

– Кстати, как вас зовут?

– Катерина.

– А фамилия, отчество?

– Екатерина Максимовна Макеева.

– Понял. – Дядька удовлетворенно мотнул лысовато-седоватой башкой. – А меня называйте Владимиром Ивановичем. Давайте-ка, Катюша, не запирайтесь, выкладывайте мне самые лучшие варианты!

Зачем, спрашивается, ему понадобилось узнавать мое отчество? Все одно обращался по имени… И совсем замордовал непомерными претензиями… Я извивалась ужом, аж взмокла от усердия, перебирая адреса, а привереда ни на что не соглашался. То ему этаж не нравился, то метраж. Вконец запарившись, вздохнула: «Идеальных квартир не существует».

Клиента тоже разжарило: сняв свою трамвайно-троллейбусную, замызганную куртку, он остался в несвежей клетчатой рубашке. Развалился на стуле, как у себя дома, давая понять, что быстро от него отделаться не удастся. В общем, если кто думает, что хлеб риелтора легок и приятен, примерно как дым отечества, тот сильно заблуждается…

В кабинет энергичной походкой прошествовала румяная с мороза, бодрая Гаевая, от которой пахнуло духами «Код Армани». Я этот яркий, горьковатый запах ни с чем не спутаю, так как вместе с ней выбирали на прошлой неделе, после получки. Крышеснос, а не духи! Но я денег пожалела, а она купила.

– Привет, Лидия, – обрадовалась я, подумав, что она теперь не просто моя коллега, а коллега по несчастью, невеста женатого мужчины. Невеста без места то есть… А еще я сразу вспомнила, что Лидке долго не удавалось сбагрить трешку в монолитном доме на Нарымской, где как раз живет мой Волков. Попросив гадского, капризного Владимира Ивановича подождать, поспешила вслед за Гаевой в закуток раздевалки.

– Ой, лучше не напоминай! Хата колом встала, словно заговоренная… Как раз оттуда возвращаюсь. Водила утром одну крейзанутую семейку, только время попусту потеряла. Представляешь, баба заявила, что в монолитных домах – блуждающие токи, которые разрушают то ли биополе, то ли энергетические связи между клетками. В общем, что-то разрушают, и жить там так же вредно, как сидеть в микроволновой печи. А зачем просила показать, спрашивается? Сама такая стремная. – Лидка свела глаза к переносице, скорчив дебильную рожу, как у клиентки. И спросила: – Катька, ты поправилась, что ли?

– Кхе-кхе-кхе! – ненатурально закашлялась я. – Не так чтобы совсем, но держусь на таблетках и микстурах.

Коллега увлеченно прихорашивалась. Крутясь перед зеркалом, подтягивала колготки, любовно оглаживала при этом свои налитые ляжки. Ее серо-зеленые глаза блестели, как ягоды крыжовника, промытые дождем. Чувствуется, роман с шефом поднял ее тонус прямо на недосягаемую высоту!

– Чего у тебя со щекой? – Гаевая, причесываясь, поймала мое отражение в зеркале.

– Да так, попугай случайно поцарапал, хотел сесть на плечо и промахнулся. – Мне не терпелось перевести стрелки. – Лидушка, скажи, вокруг того дома, наверное, милиции невпроворот?

– С чего бы это? – изумилась она. – Нет там никакой милиции.

– Ну-у… Я слышала, ночью в том доме, на третьем этаже прогремел взрыв, типа террористического акта…

– Иди ты, – грубовато осадила меня Гаевая. – Окстись! Собираешь какие-то сплетни – бабкины сказки, дедкины подсказки.

– А какую квартиру ты продаешь?

– В смысле?

– Номер какой?

– Девятнадцатая, на четвертом этаже. Говорю же, все нормально, если бы что произошло, жильцы бы на уши встали. Взрыв… Придумают же, хм!

Лида и не подозревала, каким гневом воспламенила меня ее недоуменная реакция! Да, это было все равно что поднести зажженную спичку к газовой горелке, – я вспыхнула синим пламенем. Выходит, Ольга меня обманула, наколола! Взорвали ее… Подорвалась незабудка! И меня среди ночи заставила подорваться… Стрекоза не только попрыгунья, но и отъявленная лгунья! Но зачем ей это понадобилось: ехать ко мне, ночь напролет хлестать коньяк, хвастать модельно-любовными успехами? Чего она добивается, что замыслила? Загадка без разгадки… Захотелось немедленно бежать домой, вытрясти душу из прохиндейки и вывести ее на чистую воду. Но возле рабочего стола восседал, упорно дожидаясь, нудный Владимир Иванович, присутствие которого несколько охладило пыл.

– Катерина, вы чем-то огорчены? – полюбопытствовал этот старый отрепыш.

– Конечно огорчена. Боюсь, мне не удастся быть вам полезной, – ответила я печально и, вместо того чтобы на этой томительной ноте и попрощаться, выпалила: – Узнала сейчас, что на продажу выставлена изумительная квартирка в новом монолитном, полезном для здоровья, как микроволновка, доме на Нарымской…

– В монолитном? – Владимир Иванович аж подпрыгнул на стуле. – На Нарымской?!

– Ну да…

– Случайно, не напротив цирка?

– Угу, напротив цирка, а за ним большой парк располагается – Нарымский сквер. Превосходное место, прямо зеленый оазис в асфальтовой пустыне, – без всякого энтузиазма, на автомате рапортовала я. Ведь в нашем деле положено всему подряд – и скворечнику, и трущобе, и мавзолею – набивать цену.

Вот попробуй пойми этих чудиков: Лидкину дебильную тетку отпугнули какие-то мифические блуждающие токи, а в моего клиента они точно вселились. Бобрик раззадорился, точно стакан водки на грудь принял, мигом накинул свою задрипанную куртку и вскричал: «Подходит!»

– Умм, погодите… Пожалуй, эта квартира для вас великовата – там сто тридцать квадратов.

– Не важно, пусть хоть все сто пятьдесят, хоть двести метров! Я с детства обожаю цирк!

– Но цирк-то наш закрыт. Вы что, не знаете? Крыша чуть не обрушилась, в нем реконструкцию собираются… производить… – мямлила я, недоумевая. Нет, конечно, все бывает: и миллионеры рядятся в обноски, и встречаются, наверное, такие фанаты циркового искусства, что… Но не до такой же степени, чтобы даже не поинтересоваться стоимостью жилья?! Сама не знаю зачем, я привела контраргумент: – Цирк закрыт, а вот ресторан «Скоморохи» при нем работает, – и сглотнула голодную слюну.

– Ресторан? Это то, что нужно мне, одинокому орлу! Готовить не умею, а чем-то кормиться же надо?.. Поехали, Катерина. Посмотрим квартиру, а заодно и пообедаем в тех «Скоморохах», отметим, так сказать… Одевайтесь и спускайтесь, я на машине, буду ждать вас внизу.

Может, если бы я успела позавтракать, то заартачилась бы, перенесла показ на более позднее время. А тут вдруг и Лидка Гаевая безропотно отдала мне ключи от трешки, изменив железному принципу насчет бизнеса, который важнее лирики, – ее внимание всецело принадлежало двери, ведущей в директорский кабинет. Она лишь заметила: «Могу поспорить на что угодно, он эту заподлянскую квартиру не купит».

Я вышла и, осмотревшись на парковке, направилась к худшей из машин – старому «москвичу», который не мыли, кажется, с осени, а то и вовсе никогда.

– Катя, куда вы? – басовито окликнул Владимир Иванович и отработанным жестом распахнул дверцу «гранд-чероки».

Никогда бы не подумала, что обтрепанный помазок гоняет на представительском джипе!.. На кресло, обитое бежевой кожей, я садилась, как на ежа, с опаской. Из подобного бронетранспортера нас с Серегой угощал свинцом мазила автоматчик. На всякий случай обернулась, осмотрела заднее сиденье: нет ли там стреляных гильз? Но ничего, кроме пары перчаток и мужской борсетки, не валялось…

– Вы что-то ищете? – среагировал на мои телодвижения владелец машины.

– Э-э-э… Думаю, может, сумочку назад положить, чтобы не мешалась.

Более глупое объяснение трудно и придумать. Места впереди хватило бы не то что дамскому ридикюлю, а и вместительному чемодану.

– Давайте ее сюда, Катенька. – Забирая мою сумку, Владимир Иванович задержал мои руки в своих ладонях.

– Не надо, я раздумала…

В смущении опустила глаза и оторопела. На безымянном пальце клиента красовалась шикарная печатка. Золото и платина, зеленый король-изумруд со свитой бриллиантов. Человек целое состояние носит с собой, не подозревая, что надевать столь вызывающие драгоценности светлым днем – это моветон, особенно в сочетании с убогим шмотьем. Лучше бы рубашку постирал, одинокий орел!.. Пальцы у Владимира Ивановича были совсем некрасивые – пухлые, точно свиные сардельки, с ногтями мелкими, похожими на кнопочки баянные. Зато чистые, без черных ободков… Но что-то меня насторожило. Напрягла зрительную память: вроде в агентство клиент заходил без печатки…

– Нравится?

Я отдавала себе отчет, что отрицательный ответ его не устроит, потому утвердительно качнула головой и задала встречный, довольно дурацкий вопрос:

– Это ваша машина?

– Нет, ваша, – съюморил удалой бобер и заглянул мне в глаза пылким, провокационно-мужским взглядом. Несомненно, то было приглашение к флирту. Нечаянный поклонник, похоже, не замечал моих недостатков – лишнего веса, исцарапанной щеки и прочих мелочей…

Only business, напомнила я себе и, мягко высвободив руку, сказала:

– Давайте уже поедем!

От души немножко отлегло. В конце концов, я – не настолько крутой специалист по автомобилям, чтобы отличить один черный джип от другого… Прочь подозрительность! Наличие внедорожника и дорогой печатки еще не доказательство того, что Владимир Иванович – отпетый негодяй или потенциальный убийца. Может, человек наследство получил, а переодеться не успел? От нелепости подобного предположения самой сделалось смешно. Хихикнула без видимой причины. Джипер поддержал меня густым, раскатистым смехом.

Мы ехали под музыку – клиент настроил приемник на волну «Авторадио», сам наслаждался «Дискотекой 80-х» и меня склонял к светской беседе: Алсу то, Басков се, но Робертино Лоретти конкретно лучше! Я не особо разговорчива с незнакомыми людьми, потому почти не поддерживала диалог, просто соглашаясь со всем, что вещал водитель. Кажется, его подобный расклад устраивал. Подавляющее большинство мужчин сходятся в симпатии к покладистым женщинам…

Остановившись возле подъезда высотки, Владимир Иванович снова проявил галантность – не позволил мне открыть дверцу, сам обошел джип и подал руку, помогая спуститься с высокой подножки. Мог бы не суетиться, проворством меня Бог не обделил. Тем более что ноги сами несли к подъезду – не терпелось осмотреть дверь под номером 17 и лично удостовериться: а был ли мальчик? Вернее, был ли взрыв… Приложив к замку подъезда круглый ключ, открывающий домофон, я пустилась на маленькую хитрость, предложив подняться пешком:

– Ходить по лестницам полезно!

– С удовольствием, Катенька. Вы правы: лестница – лучший тренажер. Мы мало двигаемся, а организм не обманешь, мышцы дряхлеют, в том числе сердечная мышца.

– Дряхлеют со страшной силой! – невпопад сморозила я, словно спринтер взбегая по ступенькам.

К третьему этажу до неприличия запыхалась, сердце ухало лесным филином. И Владимир Иванович торопился, ни на йоту не отстал, так что у двери Лялькиной квартиры мы очутились одновременно. Она сидела на петлях как влитая. Какой там взрыв! Царапин на ней было меньше, чем на моей физиономии… Я приблизилась вплотную, принюхалась, только что не лизнула ламинат, укрывавший металл.