Текст книги "Я вернусь через тысячу лет. Книга 2"

34. «Каждый мнит себя стратегом…»

Насколько я понял, Совету не хватало информации. Поэтому нового я узнал немного. Информацию ждали от меня.

Первое слово Тушин предложил мне, а я церемонно уступил его Бруно и Джиму. Для свежих впечатлений… Да и чтобы мне потом меньше говорить.

Тушин поморщился: не понравилось. Но никогда я не заботился о том, чтобы нравиться начальству. Пусть даже оно и вошло со мною в родство… На Совете я был всего второй раз, и хотел вначале приглядеться.

О событиях последней ночи Бруно рассказал настолько подробно, что Джиму осталось немногое. А мне – и вовсе ничего, слава аллаху! Всё было сказано.

До утра у спящих урумту успели взять анализы, и они полностью совпали с тем, что было у Вука: хронический радиационный лейкоз. Довольно скоро эти внешне крепкие парни стали бы вялыми, бессильными, задыхающимися в кашле и затем ушли бы из жизни. Если бы не попали в наши руки… Церемониться с ними не станут – сменят им всю кровь, обновят костный мозг, обеспечат полноценной жизнью на десятки лет. Сколько уж там им запрограммировано… Если, конечно, не попадут они вновь в свои пещеры.

Об этом и забота!

Вокруг урановых пещер и судьбы их обитателей и пошёл основной разговор. А вовсе не о купах, как я надеялся…

Тушин доложил, что можно отдать племени урумту все пустующие дома из Нефти. Перевезти их на Западный материк способны дирижабли – в спокойную погоду. Безветренных дней хватает. Их намного больше, чем пустых домов… Надо лишь определить и подготовить место… Вот это «подготовить» – самое сложное.

Ну, а жизни в деревянных домах должны научить своё племя сегодняшние наши пленники. Для того они и взяты… Механику же вытеснения племени из урановых пещер объяснит Фёдор Красный.

– Я должен извиниться, – начал Фёдор, – за то, что не вся информация о наших кораблях была доведена до астронавтов перед вылетом с Земли. Необходимости в том раньше не возникало. Всё равно, при срочном торможении положено будить командиров. И только командиры да связисты знали о голографической аппаратуре при каждом узле связи. Вот Омар должен знать…

– До сих пор шифр помню, – тихо отозвался Омар. – Тринадцать лет прошло…

– Да-а… – Фёдор кивнул. – Без того шифра дверку голографии не отопрёшь… Именно динамическими голограммами, – продолжил Фёдор, – мы и должны были общаться с чужими космическими кораблями. Если они встретятся… Наши бестелесные копии обеспечили бы взаимную передачу информации и не принесли бы никакой инфекции. Ни на наш корабль, ни на чужой.

Фёдор слегка пожевал кончики своих длинных, «запорожских» усов, которые прикрывали давний, ещё в молодости, в первом космическом полёте полученный шрам. Затем командир подвигал по столу перед собой проектор для чтения микрофиш, и я вспомнил, что на столе моей каюты, среди вынутых из карманов ракетниц и ракет, остались так и не возвращённые Розите микрофиши её книги исторических новелл. Не до того было…

Не забыть бы вернуть! Может, ей книга понадобится, а я когда дочитаю!..

– Вот эту аппаратуру, – уточнил Фёдор, – можно расконсервировать. На трёх кораблях у нас три голографических узла. По три динамические голограммы можем мы одновременно послать в пещеры. Прозрачные, неуязвимые и настырные «привидения» постепенно вселят в дикарей ужас. По-моему, они побегут из пещер. Когда-то вселяли ужас привидения в старинных европейских замках. И замки пустели… А там всё-таки жили граждане более цивилизованные…

– Это компьютерный вариант? – спросил я. И подумал: «Прекрасная идея! Просто и удобно. Не то что в скафандрах живьём бродить…»

– Он самый, – согласился Фёдор. – Один из восьми. Тебе нравится?

– Очень.

– А мне – не очень, – хмуро произнёс Женька. – Рай, в который загоняют страхом или силой, всегда становится адом.

– Никто и не считает раем для урумту жизнь в деревянных домах, – раздумчиво заметил Бруно. – Поначалу им, понятно, покажется хуже. Без тёплой водички… Зато станет лучше всем окружающим. А потом и самим урумту. Когда поймут, что жизнь удлинилась…

– Главное – снять у них агрессивность, – вставил Тушин. – В домах они будут чувствовать себя более уязвимыми, чем в пещерах. Придётся стать более осторожными… Я читал английскую поговорку: тому, кто живёт в стеклянном доме, не стоит бросаться камнями… Надеюсь, и до них это дойдёт.

– Женщины в домах станут жить намного дольше, – добавил я. – Это тоже снизит агрессивность племени. Случайно выяснилось, что они вообще не выпускают женщин из пещер. Боятся массового бегства.

– Как это выяснилось? – Мария Челидзе вскинула на меня пронзительный взгляд своих больших голубых глаз. После гибели её мужа, киберремонтника Вано, я никак не мог долго выдерживать её взгляд. Становилось стыдно за то, что я тогда остался жив. Хотя был рядом…

– Рассказал охотник Сар, – ответил я. – Он бродил возле этих пещер. Хотел вызволить сестру.

– А я-то гадала, – потрясённо произнесла Мария, – почему женщины у них живут меньше мужчин. Ведь должно быть наоборот! Оказывается, эти рабыни вообще света белого не видят! Свежим воздухом не дышат! Какое-то кошмарное племя!

– Плохих народов нет! – глядя в потолок пробасил Джим. – Но есть рабовладельцы…

«Молодец Джим! – подумал я. – Рискнёт теперь Женька вспомнить о правах их личностей?»

Женька не рискнул. Трезво оценил обстановку. Один против всех он никогда не шёл. С детства. Только поинтересовался:

– Имя их вождя так и осталось неизвестным?

– Даже Тор его не знает, – ответил я. – Хотя с другими соседними вождями знаком.

– А вообще, что такое Тор? – спросил Бруно. – Как личность. Он тебе ясен?

– Пока ясен, – признался я. – Он считает себя только военным вождём. Не вмешивается в мирный быт. Ищет колдуна. То есть, готов поделиться властью. Справедлив в оценке охотников. Не корыстен. Предусмотрителен в военных решениях. Уважает разведку. А чего ещё надо от власти? Если она дальновидна, справедлива и бескорыстна – это идеальная власть! Тор всё это сочетает. Потому купы и производят впечатление счастливого племени. Если, конечно, не считать налёты урумту…

– То есть, не считать главного! – Фёдор Красный слегка хохотнул и опять пожевал «запорожские» усы. – А как купы относятся к тебе?

– Я у них ничего не прошу.

– И?..

– И не пытаюсь изменить их поведение.

– То есть, не даёшь оснований для плохого отношения?

– Стараюсь.

– Тогда объясни мне вот что… Компьютер сообщил, что ты запросил крупнокалиберный карабин. Зачем?

– Для охоты на ломов. Какие-то громадные мохнатые животные. Племена охотятся на них сообща, допускаю, пистолет их не возьмёт. А увиливать от охоты мне будет неудобно. Я уж вот Бруно по дороге объяснял…

– Ну, карабин тебе не Бруно будет выдавать… – Фёдор усмехнулся. – Зайдёшь перед вылетом. Я пока живу на корабле. А какой-нибудь работе ты своих купов уже учил?

– Меньше, чем хотелось бы, – признался я. И перечислил то немногое в строительстве, что успелось. – Приходится прежде всего заниматься обороной.

– Хотя надо бы – экономикой, – вставил Женька. – А не в войну играть.

– Без обороны там станет не до экономики, – возразил я. – Если бы урумту сожгли хижины, угнали женщин – кому нужны были бы мои экономические советы? И с какими глазами я бы их давал? Странно даже, что приходится это объяснять…

– И вообще… – Фёдор тяжело вздохнул. – Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны… Это ещё великий Руставели подметил.

Женька покосился на командира нашего корабля и умолк. Ни слова больше не произнёс.

Зато, наконец, раскрыл рот Теодор Вебер, молчавший до сих пор.

– Ты упомянул хижины, – произнёс он. – Был ты внутри их? Осматривал?

– Внутрь не был зван. – Я усмехнулся. – Видно, пока не заслужил… Снаружи, понятно, осматривал. Раз уж помогал строить… Так что представление есть.

– Можешь ты это своё представление изложить на бумаге? И лучше с чертёжиком. Чтоб у нас тоже было представление.

– Когда нужно?

– Ну, не горит… – Вебер пожал плечами. – Но рано или поздно придётся заниматься их жильём. Вот жильём для урумту уже пришлось заняться! Так что твоя информация не будет преждевременной.

Никаких особых решений Совет так и не принял. Все согласились с тем, что надо продолжать выполнение отобранного компьютерного варианта. Ни у кого он не вызывал сомнений.

И, наверное, это было самое печальное.

35. Братское кладбище на Рите

После Совета я зашёл за мамой – чтобы вместе отправиться на кладбище. А там уже была полна коробушка: Розита, Светлана – дочь Тушина, медик в Заводском районе, Райко Станев – муж Светланы, начальник завода железобетона. Это из его цехов шли кубики-комнаты по всему материку. Шапочно мы были знакомы – ещё с тех пор, когда я создавал в Заводском районе киберлабораторию. Но в семейном доме встретились впервые. Теперь мы были одной семьёй.

При своём русском имени Светлана выглядела типичной женщиной из Индии: громадные миндалевидные карие глаза, густые чёрные незатейливо причёсанные волосы, смуглый цвет кожи, плавные неторопливые движения полных рук. Горячая южная кровь матери явно забила в ней спокойную русскую кровь Тушина. Казалось, ничего русского нет в этой женщине. Но по-русски говорила она прекрасно.

Райко, напротив, выглядел быстрым, стремительным. Движения его были резки, порывисты, порой суетливы. Чёрный чубчик то и дело метался по лбу. Женщины готовили стол, а Райко всё порывался помочь им, и не всегда удачно.

Я молча понаблюдал это несколько минут, мама заметила мою неподвижность и предложила:

– Пойдёмте вниз. Потом тут закончим. Миша обещал прийти прямо на кладбище.

По пути я забежал в оранжерею, и мне подали готовые букеты.

– Верхова заказала, – объяснил садовод. – Ещё вчера.

Могилы Бируты и Ольги были чистенькие, ухоженные, красивые. Собственно, все могилы на нашем кладбище чисты, все памятники одинаковы – из белого мрамора, привезённого с Плато Ветров, – и только цветы на могилах разнились, и свежие букеты все на особицу.

Когда-то страшно давно, ещё в первой своей жизни, на Земле, перед отправкой в космос, провёл я три недели у Бируты дома, в Меллужи, на Рижском взморье. Бирута тогда возила меня в Ригу, показывала красивейший город, в который я попал впервые, и однажды мы забрели на воинское братское кладбище. Оно поразило меня прежде всего полной одинаковостью строгих скромных могил. Я удивился этому, а Бирута прочитала мне старинные стихи, из которых запомнились несколько строчек:

…Что ж я нынче брожу, как по каменной книге,

Между плитами братского кладбища в Риге?

Белых стен и цементных могил панорама…

Матерь-Латвия встала, одетая в мрамор…

Перед нею рядами могильные плиты,

А под этими плитами те, кто убиты

Под знамёнами разными, в разные годы,

Но всегда за неё и всегда за свободу…

– Кто писал это? – спросил я тогда.

– Наум Коржавин, – ответила Бирута. – Лучше него никто не написал об этом кладбище.

– Латыш?

– Нет. Русский поэт. Москвич.

И вот теперь перед моими глазами другое братское кладбище, на другой планете, и сама Бирута под стандартной могильной плитой.

Напишет ли кто-нибудь стихи об этом?

Подошёл Тушин – сразу с тремя букетами. Два тихо положил на могилы Бируты и Ольги, постоял возле них и понёс третий букет к могиле Чанды – в самом центре небольшого кладбища. С этих центральных могил оно и начиналось.

Мы молча двинулись за ним – большая для земной общины семья. И только Розита, по крайней мере, официально, ещё не была её членом.

Позже, когда я вышел на кухню сполоснуть руки, мама шепнула мне:

– Как я была бы рада, если бы вы поженились!

А когда мы мчались в биолёте на космодром, уже в темноте, Розита призналась, что то же самое мама шепнула и ей. И, может, именно поэтому не настаивала, чтобы я остался ночевать в её квартире.

Тушин весь вечер называл меня только «Аликом» и ни словом не обмолвился о том, что говорилось на Совете. Как будто подчёркивал, что здесь он всего лишь отчим – и никто больше.

А я с детства бесконечно уважал его как астронавта, исследователя, бесстрашного и непреклонно последовательного человека – и в то же время инстинктивно страшился принять его как члена семьи. Ничего не мог с собой сделать – избегал этого. Тут действовало что-то сильнее меня.

Может, если бы я не помнил отца, было бы легче?

Умница Розита всё поняла. Потом в биолёте она спросила:

– Почему ты отталкиваешь его?

– Я не отталкиваю.

– У тебя не видно сыновних чувств. По-моему, ты относишься к нему как к вождю Тору.

– Может, эти чувства ещё не сложились? Тут ведь нужную кнопочку не нажмёшь…

– Как хорошо, что мы с тобой обошлись безо всяких кнопочек! Сразу полыхнуло! Ну, ладно, потом обо этом! А сейчас…

– Остановить биолёт?

– Останови!

36. «Когда-нибудь ты на ней женишься!»

Зайти за карабинам я решил вечером. Чтоб не сковывать утром ни Фёдора, ни себя. Вдруг ему понадобится пораньше уехать в Город, а мне – попозже поспать?

Фёдор вынес мне в рубку два ящика с цифровыми замками и уточнил:

– Ты первый на этой планете, кому вручается такое оружие, не подведи! И пристреляй его вначале, до охоты. А то опозоришься. Наставление внутри.

– Спасибо. Кое-что я помню с «Малахита».

– Когда то было! – Фёдор махнул рукой. – Жена моя любит говорить: «Я не забыла, просто у меня память плохая».

Прелестная парижанка Катрин, жена Фёдора, руководила детским интернатом, десятки малышек знала по имени и никогда их не путала. Так рассказывала Бирута… В голову мне не могло прийти, что на вооружении у этой женщины может быть такой безжалостный афоризм.

Пластмассовые ящики я рассовал в каюте под койки и неслышно запер дверь. Розита молча наблюдала за мной, сидя у стола и покачивая ножкой. Потом тихо спросила:

– Я вижу, ты привёз микрофиши. Всё прочитал?

– Половину.

– Зачем же привёз?

– Вдруг тебе нужно?

– Дочитай! Там ещё немало интересного.

– Кажется, главное я уже понял.

– Ты имеешь в виду город на костях?

– Разве не это главное?

– В общем-то, ты прав. Земля привыкла строить на костях крепости, города, дороги… Особенно у вас, в России… Что новая петровская столица на Балтике, что железная дорога к ней от старой Москвы…

– Что египетские пирамиды, – в тон Розите продолжил я, – что ступенчатые храмы майя и римские колоннады… Традиция богатая!

– Но в книге же не только это! – Розита усмехнулась, – Там ещё и депортация народов… Тоже может оказаться актуальным…

– Ты намекаешь на урумту? По-моему, тут будет не наказание, а спасение.

– Всё зависит от точки зрения. Почитай!

– Спасибо. Почитаю.

– Но потом, ладно? А сейчас…

* * *

– Ты решил что-нибудь с нами?

– Попрошу у Совета пустой домик из Нефти. Если ты согласишься в нём жить… Авось бывшие каннибалы и не заметят потери…

– Всё балагуришь… А серьёзно?

– Так это серьёзно! Представляешь, крепкий хвойный дух в доме… Залог здоровья! Ты жила когда-нибудь в доме из сосновых брёвен?

– Нет. И не хочу. В крайнем случае соглашусь временно побыть в таком доме, если он останется в Нефти.

– Почему именно там?

– Ну, если ты стыдишься вернуться в Город… Поработай в Нефти. Дел там для тебя полно. И для меня есть. Студия потихоньку действует. Я подкинула мысль вывести её на всеобщую трансляцию. Могу взять это на себя.

– Не устаю тобою восхищаться.

– Мне не это нужно. Нужен ты – каждый день.

– Натан Ренцел собирается ко мне в гости, за комарами. Может, прилетишь с ним, поглядишь? Или со мною – прямо сегодня. Там не так уж страшно. Никаких хуров я к тебе не допущу. На это меня хватит.

– Меня и самой на это хватит! Но я не могу опуститься до уровня жизни первобытных людей. Почему ты не хочешь это понять?

– Мне жутко это понять. Тебе когда-нибудь хотелось поскорее понять безысходность?

– Опять мы с тобой забрели в тупик. А времени осталось – всего ничего. Разберёмся потом, ладно? А сейчас…

* * *

– Когда ты сегодня поедешь на работу?

– Когда провожу тебя. Уже из Заводского района. Сегодня опять Аня в студии вместо меня. Потихоньку я её готовлю. Если ты решишься жить в Нефти…

– Она ушла из школы?

– Да, в архив, к Лиз Смит. Оттуда проще отрываться в студию. Всё-таки не дети, а лишь бумажки…

– Как чётко у тебя всё построено!

– Стараюсь избегать случайностей. Но в главном это не удалось.

– Ты имеешь в виду меня?

– Поздно я к тебе пришла. Вот если бы до твоего отлёта!.. Тогда не гуляли бы мы в безысходности… Но ведь в те дни это казалось совершенно немыслимым! Ты не понял бы меня. Оттолкнул бы! И тогда ничего у нас не получилось бы – никогда!

– Возможно.

– Вот я и помедлила. А ты поторопился. В итоге – опять слёзы. Что назад поглядишь, что вперёд…

– Живи настоящим! Оно не так уж плохо. Ведь мы любим друг друга.

– Если бы я могла жить только настоящим!.. Если бы у меня так были скроены мозги!.. Но, по-моему, подобных девиц не допускали до «Малахита». Много ты их там видел?

– Вроде ни одной. Но и не очень приглядывался.

– Некогда было! Куда спешил?.. Но хоть к дочке вождя пригляделся? Успел?

– По-моему, она славная девочка.

– И когда-нибудь ты на ней женишься.

– Только если ты меня бросишь… Что ещё останется?

– Но это будет потом, да? А сейчас….

37. Последняя остановка

Поздним утром вынесли мы с Розитой два ящика и мой ранец из корабля и остановились в раздумье. На космодроме стояли и свободные биолёты, и вертолёты. На соседних площадках замерли полосатый и пятнистый' вертолёты, голубой, зелёный и малиновый биолёты. Медленно плыли с запада на восток лёгкие небольшие облака. Выглядывало меж ними и снова исчезало ненадолго солнце. Самая разлюбезная погода! Выбирать транспорт можно, не оглядываясь на неё. Вертолётом, конечно, быстрее. Но… Куда нам сегодня-то спешить?

– Да и в пути не поцелуешься, – закончила Розита мою мысль. – А когда нам теперь удастся? Ты хоть смутно представляешь, когда?

– Ничего не видно! Чернота! Если только сама не прилетишь.

Розита недоумённо пожала плечами и решительно понесла мой ранец к ближайшему биолёту. Он был нежно-голубым. С двумя ящиками я последовал за нею.

Мы действительно немало целовались в пути. Управлению биолётом это не мешает. И что-то надрывное чудилось мне в жарких поцелуях Розиты. Словно прощалась она со мной не до следующей моей поездки на материк, а чуть ли не навсегда.

Перед самым выходом из корабля вспомнил я о вчерашней просьбе Вебера. Составить описание хижин и набросать чертёж было, наверное, делом десяти минут. И можно бы оставить всё здесь. Но это означало оставить всё Розите для того, чтобы она отнесла Веберу.

Зачем же мне её к нему посылать? Зачем давать ему ещё один шанс? Может, он на то и рассчитывал?

«Потом всё сделаю! – решил я. – И передам Омару».

Тогда, на корабле, это решение как-то успокоило. Теперь, в биолёте, я вдруг понял, что никакого значения оно не имеет. А имеет значение только то, как Розита меня целует – с надрывом или спокойно, в полной уверенности, что никуда я от неё не денусь, и ничто нашему счастью не угрожает.

Вот этой спокойной уверенности, которая, казалось, буквально переполняла Розиту в Нефти, сегодня я не чувствовал.

В Заводском районе я попросил диспетчера догрузить кое-что в приготовленный для меня вертолёт.

– Что именно? – спросил он.

– Прежде всего, два складных слесарных верстака полегче, дюралевых. Причём у одного надо подрубить «ноги», чтоб за ним можно было сидеть, а не стоять. Это для старика… И стульчик ему дюралевый… Кроме того – две пары тисов, два ручных наждака, две наковаленки, десяток струбцин, по два набора молотков, напильников, рашпилей, стамесок, долот, точильных брусков, детский набор гвоздей и стопку слесарной шкурки.

– Всё? – Диспетчер улыбнулся.

– Нет, не всё… – Я развёл руками. – Пожалуйста, нивелир и две пары шортов на меня. Начну работать с инструментом, могу брюки порвать.

– Открываешь слесарную мастерскую? – полюбопытствовал диспетчер.

Был он инженером со второго корабля, звали его Армен Оганесян, и просчитал он в этом районе все ступенечки, начиная с мастера цеха, который управлял слесарными роботами. Именно Армен не так давно обеспечивал верстаками, слесарными и электромеханическими наборами ту киберлабораторию, которую мне поручили организовать. А потом его «бросили» на управление вертолётами. Не знаю уж, почему…

– Не столько создаю мастерскую, – признался я, – сколько переоборудую. Мастерская уже есть – на двух валунах, с полным набором каменных орудий. Работает в ней невероятно трудолюбивый старикан Бир. Хочу ему помочь. И заодно выполнить вчерашнее указание Совета. А попутно и себе верстачок поставлю. С детства приучен всё по дому ремонтировать.

– Список велик! – Армен покачал черноволосой головой. – Часик нам на это выделишь?

– Сколько надо!.. Я ещё в киберлабораторию загляну: соскучился по ребятам… Топливную трубку в ранце сменю – много налетал… Действуйте!

Мы вышли с Розитой из диспетчерского корпуса, отнесли к вертолёту свои два ящика и ранец, и Розита задумчиво произнесла:

– Вообще-то у меня тоже есть плановое задание. Надо посмотреть, как строится дорога на Порт. Хотя бы общий взгляд… Давно об этом ничего не говорилось – ни по радио, ни по телеку. А тут всё рядом!

– Ну, давай зайдём к ребятам, а потом – на дорогу.

– Потом они наверняка увяжутся тебя провожать, – возразила Розита. – И на дорогу мы уже не вырвемся. И придётся мне одной… А тут всё-таки ра ходят. Их зона! Хоть сейчас и мир… Не очень-то верю я пока в этот мир… Да и стрелять в них не хочется.

– Хорошо, давай наоборот! – согласился я. – Сначала на дорогу, потом – к ребятам. Чтоб не бродить тебе тут одной.

Мы нырнули в биолёт, путь был не очень долгий, и вскоре послышался треск падающих деревьев и гул моторов. А в биолёт сквозь полуоткрытые окна набился густой запах горелой древесины, расплавленной смолы и горячего железа. Четыре громадные лесодорожные машины – почти всё путевое богатство землян! – медленно вели параллельные «нитки» на запад, к будущему морскому порту. Они подминали под себя девственный лес, прожигали путь в редких и невысоких скалах и выпускали из-под трамбовочных катков горячее, местами полупрозрачное янтарно-серое дорожное полотно. Оплавленные гранит, песок и глина перемешивались в нём со смолой и древесиной. Всё, что попадало под машину, становилось гладкой, слегка выпуклой вечной дорогой. Производство было безотходное.

Горячий воздух высокой стеной поднимался над свежим дорожным полотном, и лес за прозрачной, колеблющейся стеной дрожал и дробился.

Потом, после того, как выйдут дорожные машины к морю, они вернутся в Заводской район и потянут отсюда шоссе на север – через ферму и железо-марганцевый рудник к Нефти. Пока же тут чисто воздушная трасса.

Подъехать близко к лесодорожным машинам невозможно. Горячее шоссе сожгло бы биолёт вместе с нами. Мы остановились поодаль. Розита вышла, записала на магнитофон треск деревьев и шум машин, поснимала издалека щебечущей камерой падающие деревья, дрожащие от напряжения лесодорожные машины, парящие горячие полосы шоссе, и после этого я развернул биолёт обратно. Всю остальную информацию Розита намеревалась получить в Городе, у дорожно-строительного начальства. Цифры были там. И разговаривать с операторами и механиками там удобнее. А здесь – только шум да пейзажи. Да ещё запах, который по телевидению не передашь.

В середине обратного пути Розита попросила:

– Останови!

Я приказал киберу биолёта свернуть к обочине, выключил его и, на всякий случай, затемнил стёкла. Хотя никто тут не ездил – по неоконченной-то дороге… Кроме разве операторов лесодорожных машин – в начале и в конце рабочей смены. Да ещё механиков, при поломках.

– Каждое наше свидание кажется мне последним, – как бы оправдываясь, произнесла Розита. – Я как моряцкая жена… Жила среди них на Кубе, наслышалась, насмотрелась… Только не думала, что сама такой стану.

– Не оправдывайся, – попросил я. – Именно такую и люблю.

– Бирута была не такая?

– Не надо…

– Конечно! Ты прав! Потом всё это… А сейчас…

* * *

Киберлаборатория встретила нас гулом голосов. Грицько Доленко, Нат О'Лири и Ружена Мусамба выключили свои аппараты, окружили меня и засыпали вопросами. Один Бруно стоял в сторонке и молча улыбался. Свои вопросы он успел задать раньше и ответы получил порой наглядные.

Розита села в кресло у стены и демонстративно выставила на ладони магнитофон – опять записывала шум. Потом к нему подверстается репортаж.

В лаборатории размножали роботов-геологов для Южного полуострова и одновременно готовили новый образец – для Зелёной впадины, своеобразного заповедника племени ра. Решили понемногу, осторожно изучать её. Там ожидалось немало геологических находок. Пора брать их на учёт. Хотя бы для начала.

Два робота стояли рядышком в одном углу – эталон для Южного полуострова и его новенький, почти законченный двойник. Один робот стоял в другом углу, и в нём полностью заменяли блоки местной памяти. Этому предстояло бродить по Зелёной впадине. Нат О'Лири терпеливо объяснял это – не столько мне, сколько Розите, которая впервые попала в киберлабораторию.

На этом, собственно, закончилось просвещение гостей и началось просвещение хозяев. Их интересовало в моей новой жизни всё – от устройства собственного жилья до отношений с местным прекрасным полом. Как мог, я старался удовлетворить их любопытство. Розита это тоже добросовестно записывала. Репортаж у неё должен получиться шумный. Потому что разговор шёл, как говорится, не по протоколу.

А потом все двинулись провожать меня. Розита многое знала наперёд…

Вместе с Бруно мы сменили топливную трубку в ранце. Из диспетчерской я включил новенький синий пеленгатор, установленный на контейнере в пойме Кривого ручья. Со всеми равно перецеловался возле раскрытой двери вертолёта. И простить бы себе не мог, если б не было той прощальной, мимолётной и сладкой остановки на безлюдной дороге к будущему морскому порту…

Всё Розита знала наперёд. Может, даже и то, что эта остановка будет для нас последней.

Впрочем, если б знал это и я, – что мог бы я изменить?