Текст книги "Я вернусь через тысячу лет. Книга 2"

58. Что замышляют урумту?

Дождалась-таки мама: в этот раз ночевал я под одним кровом с новым её мужем, и вместе сделали мы утром гимнастику, брились рядышком, перед одним зеркалом, за один стол сели завтракать. Всё как в нормальной семье. У мамы явно праздник был на душе. Она просто летала по квартире. А у меня всё ныло и болело, потому что в это самое время Розита наверняка завтракала с Вебером. На Западном материке хоть об этом я почти не думал. А тут – просто неотступно!

После завтрака зазуммерил мой радиофон, и Неяку попросила разрешения зайти. Пришла она вся какая-то светлая, праздничная, улыбающаяся, в белом костюме, с большой круглой картонной коробкой, красиво перевязанной широкими блестящими красными лентами.

– Можешь ты передать это Лу-у? – спросила Неяку.

– Какой вопрос? – Я пожал плечами.

– Мне хотелось бы, чтоб она меня запомнила, – тихо призналась Нея.

– А ей хотелось бы, чтоб её запомнила ты.

– Она говорила об этом?

– Да.

– Тогда всё в порядке.

Нея попрощалась и ушла. Она видела, что я уже собираюсь, и мама укладывает в сумку пакеты, пахнущие домашней снедью. Участвовать в семейных проводах у Неи не было оснований. Вот если бы Розита!.. Но…

А перед вечером, в нашей палатке, Лу-у повертела эту коробку и ничего не поняла. Развязывать ленты, затянутые бантиком, она не умела. И очень удивилась, когда я распустил их одним движением.

В коробке оказался сарафан из роскошного перламутрового шёлка, переливающегося всеми цветами радуги. Ещё там были тапочки-шлёпки и тапочки спортивные – как намёк на то, что Лу-у пора учиться ходить в обуви. И ещё были три смены тонкого голубоватого женского белья, большое фото Неяку и Тхи. А на самом дне коробки – точно по её круглой форме! – лежал праздничный набор шоколадных конфет. Всё это опять же стало отличным уроком для меня: какие подарки надо делать женщинам, удалённым от цивилизации. В своём-то мире я привык к тому, что подобные вещи женщины выбирают себе сами, строго по своему вкусу. Ибо им доступно всё то же, что и мне, без каких-либо ограничений.

Как это ни странно, Лу-у схватилась прежде всего за фото – узнала Нею. Но разглядывала не её, а Тхи. Суть фотографии ей не пришлось объяснять. Не понимая, разумеется, как это сделано, она сразу уловила суть: портрет, копия.

– Это её муж? – Лу-у показала пальцем.

– Да.

– Он красив. Красивее только ты. Как его зовут?

Я назвал.

– У килов есть такие же имена. – Лу-у обрадовалась. – Жену колдуна айкупов зовут Тха. Когда ты к нему пойдёшь?

– Скоро. Как только ты научишь меня разговаривать без дуги. Какой же я колдун, пока не знаю вашего языка?

Когда я попытался объяснить Лу-у назначение белья, она кротко остановила меня:

– Я знаю. Неяку мне всё показала.

Она грамотно надела весь набор на себя, погляделась в зеркальце – и сняла.

– Засмеют, – объяснила она. – Надену, если ты повезёшь меня к сынам неба. Повезёшь?

– Конечно,

По пути сюда, над морем, я думал, что пора показать Лу-у Город, Зону отдыха и космодром, погостить с нею на птицеферме. Пусть посмотрит, как выращивают кур. Может, заинтересуется? Может, выйдет из этого интереса первая птицеферма у купов? Вроде бы тут всё основное должно быть доступно для понимания Лу-у…

Печальный пример Даи, второй жены Марата, не давал мне покоя. В Городе не бывала, жизни нашей не знала, и потому предпочла остаться у родителей в селении гезов. Конечно, Марата в этом не обвинишь: иной возможности у него не возникало. «Невыездной…» Но у меня-то возможность есть! Ни в чём не ограничивают меня купы. Однако если и со мной что-то случится? Не побывает Лу-у до тех пор ни в Городе, ни у мамы, не увидит всей нашей жизни – и тоже останется здесь, в своём селении. И будет лишь вспоминать меня – как краткий неправдоподобный сон. А жизнь её не изменится… Хотелось же именно изменить её жизнь, в любом случае! Хотелось, чтоб знала она: есть для неё удобный дом и за морем, есть там любящая мама. С таким знанием всегда легче.

Грустные мысли одолевали меня и в дороге, и в селении купов. Лу-у заметила это.

– У тебя ТАМ беда? – спросила она. И показала на восход.

– Друга убили.

– Хуры?

– Не они. Но из-за них.

– От них везде несчастье. Всю свою жизнь я жду от них беды. Даже ты не уберёг от них своего друга! А сильнее тебя я никого не встречала.

Лу-у была права. Не уберёг Марата прежде всего я. Куда мы спешили? Зачем? Хотели спасти племя урумту от радиации? И всё равно не спасли… И потеряли Марата… И всякое влияние на два соседних племени… Полный провал!

Ну, ладно, компьютер мог не знать, что изменения в человеческой психологии – может, самый медленный процесс в природе. Перед создателями всех доставшихся нам компьютеров стояли прежде всего технические задачи: преодолеть космос, наладить на дикой планете минимально удобную жизнь. Воспитание аборигенов считалось отдалённой целью. Так, по крайней мере, ориентировали нас в «Малахите». Мол, прилетите, устроитесь с необходимыми удобствами на изолированном участке суши, и оттуда потихоньку, без спешки и надрыва, начнёте вникать в жизнь дикарей.

А пришлось почти сразу, с ходу. Особенно нашему кораблю.

Для решения таких задач требовались другие компьютеры. Но мы их тут пока не создаём. А привозные могли выдать лишь «сюжет». Но не подробности. Могли использовать забытые нами технические резервы – например, динамическую голографию или супердековый цех в недрах «Риты-2». Возможно, именно компьютеры про него и вспомнили, а вовсе не головастый Вебер, как подумалось мне поначалу. Не зря, наверное, тогда отмолчалась Розита в ответ на торопливую мою догадку. Вероятно, знала она, кто именно вспомнил…

Но уж никак не могли компьютеры с математической точностью рассчитать скорость психологических изменений в мозгах дикарей. Наверное, на это нужны не недели, а годы или десятилетия. Если не столетия… Мало ли что могут наобещать люди, находящиеся в плену!.. Даже и цивилизованные люди… Но сделают они совсем другое. Как показал тот итальянский профессор-хирург в Албании. Так ведь там – профессор!.. А тут недавние людоеды…

На всё это надо было делать поправки к любому компьютерному варианту. Каждый шаг надо было страховать со всех сторон. А мы… И я первый! Все мы оказались излишне доверчивыми. Не один Марат…

По крайней мере, именно к такому выводу привели первые же неторопливые размышления. И первый же вывод из них выскочил: а чем заняты сейчас лучшие друзья мои – урумту? Куда направили они свои стопы, пока я заседал в новеньком клубе Города? Не подобрались ли «с тыла» к тем же ту-пу?

На вызов узла связи ответил Омар. Хотя время было ещё Розиты… Но, видимо, её задержали в Совете, а квартира Омара находились прямо рядом со студией – из двери в дверь. Поэтому он и брал на себя почти все ночные смены. На его месте я давно сделал бы проводку в собственную спальню и «дежурил» бы именно там. Может, так оно и было – не знаю, не вникал…

– Летучий отряд урумту? – переспросил Омар. – Информация со спутника мелькала, но вроде безобидная. Сейчас я поищу… А почему ты не зашёл, когда был в Городе?

– Видимо, ранний склероз. Прости уж меня… После похорон Марата, после собрания, какие-то участки мозга, похоже, отключились. Осталась голая генеральная линия: вертолёт, контейнеры, купы…

– Вот! Нашёл! – Омар вздохнул с явным облегчением, – Урумту уже вернулись домой. Шли они точно с запада. Причём вернулось их вдвое больше, чем ушло. Может, теперь надолго успокоятся? Надо же переварить пополнение…

– Спасибо! А более свежих данных нет?

– Нет костров! Есть какое-то поступательно-возвратное движение. На запад и с запада. Мелкие группы тащат что-то к новым пещерам. Потом возвращаются и снова тащат. Всё!

– Любопытно! Что они замышляют? Может, оборудуют себе удобную перевалочную базу?

– Даже если и так, – задумчиво произнёс Омар, – надеюсь, нам это ничем не угрожает.

Он так и сказал: «нам». И мне стало от этого теплее.

59. Конец дикости?

В это утро я надеялся закончить переоборудование опустевших контейнеров. По моим размерам в Заводском районе сделали полочки с кронштейнами и перекладины, подобрали болты. После собрания я всё это увёз, и оставалось лишь просверлить коловоротом отверстия в стенках. Вместо звонких пустых ящиков получатся удобные шкафы для чего угодно. Дёшево и сердито!

А затем намечалось обучение старика Бира и его нового помощника Выха работе с коловоротом и свёрлами. У меня они освобождались, других дел для них пока не предвиделось, и я хотел передать инструмент оружейникам.

Вых тоже был старик, возможно, ровесник Бира. Лет своих оба не знали. Как и числа разливов, которое протекли через их жизнь.

Когда я пришёл к купам, Вых обычно сидел у костра или спал в хижине молодого охотника Щура. Делать оружие он не умел. Но вместе с женщинами обрабатывал туши убитых животных или сшивал набедренные повязки. Однако не часто… То ли болел, то ли просто ленился…

Но, когда я установил верстак для Бира и привернул к нему наждак, Вых этим заинтересовался. Особенно наждаком. Часами смотрел он, как Бир его крутит. Потом сам стал пробовать. Потом напросился к Биру в помощники – крутить наждак. А там уж, естественно, стал помогать и в других делах.

Вместе они снабжали охотников племени стрелами с иголками и с прежними наконечниками – костяными и кремнёвыми. А Сара я давно уже не видел за этим «производством». Он придумал стрелы с иголками, я обеспечил их поступление, старики обеспечили изготовление стрел. Пошли, наконец, из Заводского района и лёгкие стальные наконечники для копий. Мяса в селении стало больше. Рыбу ели реже. По всем законам диетологии, мужчины при этом должны стать сильнее. Но случая убедиться в их дополнительной силе у меня не возникало. Поскольку жизнь текла мирная. Ссорились у костров только дети и женщины. Ни одного громкого конфликта среди мужчин на моих глазах пока не произошло.

Однако невинным планам моим на этот день не суждено было сбыться. Ибо, как сказано в Библии (а я её уже привёз в микрофишах!), «не хвались завтрашним днём, потому что не знаешь, что родит тот день».

Зуммер прервал мои занятия почти в самом начале, и взволнованный контральто Розиты сообщил:

– Сандро! Что-то происходит у твоих любимых хуров. Они валом валят из пещер. Сразу из нескольких выходов. С детьми! Такого вроде ещё не бывало.

– Спасибо! Сейчас я в вертолёт и полечу туда.

– Из Нефти машины поднимать?

– Зачем? Выход детей из пещер, по-моему, никому не опасен. Пусть, наконец, подышат свежим воздухом! У них, может, несчастье? Наводнение, землетрясение, обвал какой-нибудь… Сейсмические данные есть?

– В том-то и дело, что нет! Мы сейчас же схватились за сейсмические данные. Всё спокойно!

– Уже легче! Но это не гарантирует от наводнений и обвалов. Кстати, те две хижины из супердека целы?

– Никто их не трогал. Как стояли, так и стоят.

– А опалубку для них не переплавили?

– Понятия не имею!

– Если она ещё цела, пусть не трогают. Можешь ты об этом прямо сейчас позаботиться?

– Могу. А в чём твоя мысль?

– В том, что если у них несчастье и если дать им в этот момент хижины, они могут изменить образ жизни. По принципу: не было бы счастья, да несчастье помогло.

– Поняла. Лети, Сандро! Ухр!

Розита отключилась, я подхватил ранец, засунул в пояс полный оружейный набор, оторвал Лу-у от раскроя очередной юбки для местных леди. Одну за другой Лу-у обеспечивала их новой одеждой. Однослойные сатиновые юбки энергично входили в моду. А Лу-у работала ножницами с таким же упоением, с каким Бир и Вых крутили наждак.

– Бежим со мной, Лу-у! Я покатаю тебя в небе!

– Что случилось, Сан? Я слышала тревожный голос.

– Какое-то несчастье у хуров. Хочешь посмотреть?

Лу-у поднялась рывком. Она не сказала ничего, но рывок её был радостным, и я понял, что несчастья хуров она готова смотреть всегда.

Через лес мы почти бежали. В вертолёте Лу-у чувствовала себя почти привычно, но в воздух ещё не поднималась. А поскольку доверие между нами было теперь самое полное, я решил пристегнуть её ремнём. Как положено. Авось сейчас не сочтёт она это ограничением свободы. Тем более что через секунду я пристегнулся ремнём тоже.

Мы шли на север. Лу-у потрясённо глядела на родную землю сверху, и я понемногу объяснял ей то, что удавалось: реки, пустоши, болота, озёра. Всё это в таком ракурсе Лу-у видела впервые. И, наверное, ей было страшно. Зрачки её расширились. Но держалась она спокойно.

…А перед пещерами урумту, когда мы подошли к ним, было пусто. Ни души! Я сбросил высоту, надел очки-бинокль и прошёлся вдоль знакомых выходов взад-вперёд. Никого! Только мусора много.

Странно!

Если бы случилось несчастье, все скопились бы на довольно узкой полоске между пещерами и ближним озером. На той самой полоске, на которой когда-то посадил я вертолёт почти что на их головы и увёз домой отпущенную Вуком отчаянную Тили.

Ну, что ж… Посмотрю хоть новые их пещеры – видимо, теперь перевалочную базу. По сути, они уже рядом. Полсотни километров для вертолёта – не расстояние.

Снова набрал я высоту и пошёл строго на запад. И вскоре увидел впереди колышущееся серое скопление людей. Их было очень много, и они медленно двигались в одном со мной направлении.

Опять я сбросил высоту, чтобы получше разглядеть то, что быстро надвигалось на меня.

А надвигалась колонна. Отчётливая колонна, по бокам которой шли вооружённые копьями и луками охотники. Их грузом были, кажется, только палицы на плечах. В задних же рядах колонны безоружные мужчины тащили на плечах громадные мохнатые свёртки. Вероятно, шкуры. А перед этими «шкуроносцами» передвигалась бесформенная толпа длинноволосых женщин с детьми. Дети были и на руках, и рядом, и спереди, и сзади каждой женщины. Каждая шла как наседка со своим выводком. И только женщины впереди колонны шли без детей. Их было немного – может, полсотни. Возможно, тут шли те самые каннибалочки, которых урумту угнали в последнем своём походе. Детьми они обзавестись ещё не успели.

Новые полонянки шли в мешках из шкур – как и все остальные женщины. Значит, их тут одели, позаботились. Из тёплых лесов наверняка угоняли в более лёгких нарядах. Если не совсем без оных…

Может, пребывание в столь хорошо организованном обществе пойдёт им на пользу? Перестанут жрать людей, научатся выделывать шкуры ломов, сами не будут съедены… Тем более пещеры впереди их ждут без радона, без урановой смолки, и, следовательно, без лейкозов. Правда, с прогулками на свежем воздухе пока непорядок… Ну да не всё сразу… Движение уже обозначилось…

И ещё шеренга шла перед этими каннибалочками – шеренга из пяти вооружённых мужчин. Без грузов и без палиц. Только с копьями и луками. Эти мужчины двигались, можно сказать, торжественно. Спокойно, ровно, соразмеряя своё движение с возможной скоростью идущей позади толпы.

Я обогнал колонну, развернулся и пошёл навстречу. Если раньше вертолёт замечали немногие, то теперь его увидели все. Сотни лиц поднялись к небу. И один из тех пяти, что шли впереди, крайний справа, вдруг поднял руку и заорал:

– Сан! Сан! Сан!

Я прошёл прямо над его головой и разглядел его в бинокль. Это был Вук, конечно. Никто больше из них не сообразил бы, что в вертолёте именно я. И, значит, Вук теперь – один из руководящей пятёрки? Может, ещё и до вождя со временем доберётся?

– Хуры уходят, – объяснил я Лу-у. – Они уходят жить в другие пещеры. Они будут теперь ещё дальше от купов.

– И никогда не придут к нам? – уточнила Лу-у.

– Надеюсь, никогда.

Она вдруг заплакала – поняла то, что увидела. А увидела конец непрерывного страха, сопровождавшего всю её жизнь.

Что-то очень знакомое почудилось мне в этой колышущейся серой колонне, ведомой спереди, охраняемой с боков – чтоб не разбежались! Что-то до боли знакомое! Когда-то где-то видел я это? В другой своей жизни. В той, которая ушла безвозвратно.

Я пролетел далеко за хвост колонны, снова развернулся, снова обогнал её, чтобы развернуться опять перед нею и попытаться глянуть Вуку в глаза.

И вдруг вспомнилось, где и когда видел я это. Давным-давно, на другой планете, в школьные годы, когда готовил доклад о второй мировой войне. Был в ней один эпизод, которой тогда ещё потряс меня – проход пленных фашистов по военной Москве летом 1944 года. Я видел его в документальных кинокадрах: грязную серую многокилометровую ленту гитлеровцев, которых окружили и пленили под Минском. Их провели по Москве от вокзала к вокзалу и засняли это на плёнку для вечной памяти и науки всем народам: нельзя ходить на Россию с оружием! Кончается это вот так!

Впереди той колонны ровной шеренгой шагали бравые, всё ещё нарядные генералы. Давно ли мечтали они возглавлять колонны победителей в параде на Красной площади?.. За генералами двигались шеренги более или менее аккуратных офицеров. А дальше – километры грязных солдат с распущенными обмотками и кровавыми бинтами. Многие были ранены, хромали, еле тащились. Однополчане поддерживали их, порой просто волокли на загривках. По бокам же этой колонны шли густой цепью крепкие русские автоматчики с собаками. Чтоб никто не убежал! И уже позади колонны шли «лесенкой» поливальные машины – смывали грязь.

Так ведь там, в середине жестокого двадцатого века, под суровой охраной вели чужих. Вели заклятых врагов, захватчиков, оккупантов, палачей. Очень многие из них не вернулись на родину из плена – и поделом!

А тут ведут своих – своих жён, своих детей…

Снова поднял руку и задрал голову Вук, когда вертолёт пошёл ему навстречу. Снова отчаянно завопил:

– Сан! Сан! Сан!

Почти как несчастная Тили, когда вёл он её в свои пещеры…

Мне показалось, что на какую-то долю секунды я уловил его взгляд. И что в нём не было ничего, кроме мольбы.

Что мог я ответить ему? Чем подать знак, что слышу? Ведь, по сути, он умолял как-то отличить его перед всем племенем. Видно, очень важно это было для него.

Имелись бы крылья у вертолёта – покачал бы крыльями. Не жалко. Но нет у вертолёта крыльев.

Да и вряд ли понял бы кто-нибудь здесь такой знак внимания. Для этого, как минимум, надо знать, что такое самолёт и что в принципе самолёты крыльями не качают.

Впрочем… За поясом – нож. Вещь понятная всем. Вспомнилось, как при нашем разговоре под свеженьким ещё куполом парашюта, пахнущим только что затвердевшей смолой, первый же заинтересованный взгляд Вука был обращён именно к моему ножу. Сбросить?.. Вдруг поможет ему этот нож стать вождём? Ведь всё племя сразу увидит, какие высокие у Вука покровители… И появится, по крайней мере, тут вождь, с которым можно разговаривать и даже о чём-то договариваться. И хоть для меня будут у этого вождя имя и лицо. В отличие от нынешнего…

Думаю я медленно, вертолёт идёт быстро. Поэтому снова пришлось развернуться, обогнать колонну и пойти ей навстречу. За это время нож я снял с пояса, отжал клапан на фонаре кабины и выбросил в него нож – так, что упал он как раз перед первой шеренгой.

И снова ворвался в бесшумную кабину отчаянный крик Вука:

– Сан! Сан! Сан!

– Кто это кричит? – спросила, наконец, Лу-у. – Кому ты бросил нож?

У неё не было бинокля. Она не могла разглядеть лиц.

– Кричит тот, кому ты запустила камнем в голову. Теперь он уводит хуров в дальние пещеры.

– Значит, хорошо, что я его тогда не убила?

– Получается – хорошо.

По сути, в этом углу Западного материка уходила сейчас в прошлое эпоха дикости. Научная классификация Моргана утверждала, что за нею неминуемо должна следовать эпоха варварства.

Так неужто теперь ещё варварство тут наступит?

Конец книги 2

1997–2008