Текст книги "Пленить сердце горца"

Но берсерк не уступал так легко. Его дикое естество поднялось в Гримме в полный рост и смотрело на Джиллиан ранимыми, ледяной голубизны глазами, безмолвно умоляя о любви.

Джиллиан медленно подняла голову и долго молча смотрела на него. Затем она села и запрокинула голову, широко раскрыв глаза.

Берсерк!

Правда, которую он так упорно пытался утаить, встала между ними во всей своей мощи.

И хотя Джиллиан уже знала, кем был Гримм, его вид на какое-то мгновение парализовал ее. Одно дело – знать, что любимый человек является берсерком, и совсем другое – увидеть это собственными глазами. Он смотрел на нее с таким нечеловеческим выражением, что, не загляни она глубоко в его глаза, то, возможно, не увидела бы в нем ничего от ее Гримма. Но там, в мерцавших на самом дне голубых огоньках, Джиллиан увидела такую любовь, что ее душа затрепетала. И она улыбнулась сквозь слезы.

Возглас неверия вырвался у него криком раненого зверя.

И Джиллиан подарила ему самую ослепительную улыбку, на которую была способна, и приложила его кулак к своей груди.

– И дочь обвенчалась с царем-львом, – отчетливо произнесла она.

Тень изумления скользнула по лицу воина, его голубые глаза широко раскрылись, и он уставился на девушку в ошеломленном молчании.

– Я люблю тебя, Гаврэл Макиллих.

Когда он улыбнулся, его лицо пылало любовью. Запрокинув голову, он закричал небу о своей радости.

14 декабря 1515 года из долины Тулут не вышел живым ни один Маккейн.

Глава 34

– Они идут, Хок!

Эйдриен поспешила в Главный зал, который Хок, Лидия и Тавис украшали к свадьбе. Поскольку церемония проходила в Рождество, они объединили обычные украшения с пестро разукрашенными ветками ели и падуба. Изысканные венки с вплетенными еловыми шишками и сухими ягодами были увиты яркими бархатными бантами и блестящими лентами. На стенах красовались тончайшей работы гобелены, в том числе сотканный при содействии Эйдриен за последний год, на нем была изображена сцена Рождества Христова с сияющей Мадонной, прижимающей к груди младенца Христа, Иосифом и волхвами, поглядывающими на них с гордостью.

Сегодня из зала убрали циновки и соскребли все пятна с серых камней. Позднее, всего за несколько минут до венчания, каменный пол будет усыпан сухими розовыми лепестками – это необходимо, чтобы придать воздуху весенний цветочный аромат. С каждой балки свисали веточки омелы, и Эйдриен рассматривала зелень и Хока, стоявшего на лестнице и прикреплявшего венок к стене.

– Что за красивые веточки ты развесил повсюду, Хок? – спросила Эйдриен, изображая саму невинность.

Хок посмотрел на нее сверху вниз.

– Омела. Это рождественская традиция.

– И как она связана с Рождеством?

– В легендах говорится, что скандинавский бог мира, Бальдур, был убит стрелой, сделанной из омелы. Другие боги и богини так сильно любили Бальдура, что попросили вернуть ему жизнь и наделить омелу особыми свойствами.

– Какими такими особыми свойствами? – выжидающе взглянула на него из-под полуопущенных ресниц Эйдриен.

Хок проворно спустился с лестницы, чтобы продемонстрировать ей это: он поцеловал ее так страстно, что угольки желания, никогда не потухавшие в ней в присутствии мужа, мгновенно разгорелись в пламя.

– Того, кто пройдет под омелой, надо крепко поцеловать.

– М-м-м! Мне нравится эта традиция. Но что случилось с бедным Бальдуром?

Хок усмехнулся и запечатлел на ее устах еще один поцелуй.

– Бальдур был возвращен к жизни, а заботу об омеле завещали богине любви. После каждого поцелуя под омелой любовь и мир все сильнее укрепляются в мире смертных.

– Как красиво, – воскликнула Эйдриен, и глаза ее заблестели озорным блеском. – Значит, по сути, чем больше я тебя целую под этой веткой, – и она показала пальцем вверх, – тем больше добра я делаю миру. Можно даже сказать, что я помогаю всему человечеству, исполняю свой долг…

– Долг? – Хок дугой поднял бровь.

Лидия засмеялась и потянула под ветку Тависа.

– По мне, так это хорошая идея, Эйдриен. Быть может, если чаще их целовать, мы покончим со всеми этими глупыми распрями, раздирающими страну.

На следующие несколько минут зал полностью попал во власть влюбленных, но потом дверь распахнулась, и стражник объявил о прибытии гостей.

Взгляд Эйдриен в поисках каких-либо недоделок пробежал по Большому залу. Она нервничала – ей очень хотелось, чтобы для встречи невесты Гримма все было в лучшем виде.

– Повтори, что мне там говорить, – в волнении спросила она у Лидии.

Она давно уже совершенствовала свой гаэльский, чтобы, приветствуя жениха и невесту, правильно произнести слова «с Рождеством».

– «Nollaig Chridheil», – медленно повторила Лидия.

Эйдриен несколько раз повторила эти слова, затем обвила шею Хока руками и блаженно улыбнулась.

– Мое желание сбылось, Хок, – самодовольно промолвила она.

– Ну, и что это было за ужасное желание? – недовольно пробурчал Хок.

– Чтобы Гримм Родерик нашел женщину, которая исцелила бы его сердце, как ты исцелил мое, любовь моя.

Эйдриен никогда бы не назвала мужчину «лучезарным» – это слово ей казалось «женским». Но когда муж посмотрел на нее сверху глазами, светящимися невыразимой любовью, она прошептала сценке Рождества Христова пылкое «спасибо». Затем она присовокупила немое благословение всем без исключения живым существам, благодаря которым она перенеслась во времени на пятьсот лет назад и нашла его. Шотландия была волшебным местом, богатым легендами, и Эйдриен с радостью приняла их в свою душу, потому что темы, лежавшие в их основе, были универсальны: любовь всепобеждающая и всеисцеляющая.

Это было традиционное венчание, если таковое вообще могло состояться между женщиной и мужчиной из легенды – берсерком, не больше и не меньше, – да в присутствии еще двоих эпических воинов. Женщины суетились, а мужчины обменивались тостами. В последнюю минуту прибыли Джибролтар и Элизабет Сент-Клэр. Они помчались во весь опор, как только получили весть о том, что Джиллиан будет венчаться в Далкейте.

Джиллиан несказанно обрадовалась, увидев родителей. Элизабет и Эйдриен помогли ей нарядиться, во время этой церемонии было решено, что оба «папы» должны будут сопровождать невесту к жениху. Этой чести уже был удостоен Ронин, но Элизабет утверждала, что Джибролтар никогда не оправится от такого удара, если ему не позволят тоже сопровождать ее. Да, она знала – Джиллиан не ожидала, что они смогут поспеть вовремя, но они успели, и все тут!

Жених и невеста не видели друг друга до того момента, пока Джибролтар и Ронин по замысловатой лестнице не свели Джиллиан в Большой зал – после длительной остановки вверху, позволившей всем без исключения бурно выразить восторг перед лучезарной красотой невесты.

Сердце Джиллиан громко застучало, когда оба «папы» сняли ее ладони со своих плеч и продели ее руку под локоть того, кто должен был стать ее мужем. В парадном тартане, с заплетенными в аккуратные косички черными волосами, Гримм был великолепен. От внимания Джиллиан не ускользнуло то, как взгляд Ронина скользнул по пледу. Мгновенное изумление посетило и ее – на венчание Гримм надел полный наряд Макиллихов.

Джиллиан и не думала, что этот день мог быть еще чудеснее, пока священник не приступил к обряду. После затянувшихся, как ей показалось, на долгие годы традиционных благословений и молитв он, наконец, перешел к клятвам:

– Обещаешь ли ты, Гримм Родерик…

Его прервал низкий голос, и каждое слово было вымолвлено с гордостью:

– Мое имя Гаврэл, – и, сделав глубокий вдох, он продолжил, внятно произнося свое имя: – Гаврэл Родерик Икарэс Макиллих.

По спине Джиллиан пробежал холодок, глаза Ронина затуманили слезы, а зал на мгновение затих. Хок широко улыбнулся Эйдриен, и в самой глубине зала, где он скрывался от излишнего любопытства присутствующих, удовлетворенно закивал Куин де Монкрейф. Наконец-то Гримм Родерик примирился с тем, кем и чем он был!

– Гаврэл Родерик…

– Да.

Джиллиан толкнула его локтем.

Гаврэл поднял бровь дугой и нахмурился.

– Ну – да, да. Обязательно ли нам проходить через все это? Да и еще раз да! Клянусь, что ни один мужчина не говорил «да» более пылко, чем я. Просто я хочу поскорее жениться на тебе, девочка.

Ронин и Бальдур довольно переглянулись. Препоны свиданиям определенно усилили стремление Гаврэла связать себя супружескими узами.

Гости захихикали, и Джиллиан улыбнулась.

– Пусть священник делает все, как положено, потому что я хотела бы услышать все это из твоих уст. Особенно ту часть, где «любить и лелеять».

– О, я буду любить и похищать тебя, девочка, – произнес Гаврэл прямо ей на ухо.

– Лелеять! И веди себя пристойно.

Она игриво стукнула своего жениха и ободряюще кивнула священнику:

– Продолжайте, отче.

Так их и обвенчали…

Кейли Туиллоу проталкивалась сквозь толпу, поднимаясь на цыпочки и взволнованно заглядывая через головы. Ее драгоценная Джиллиан выходит замуж, а она ни черта не видит! Нет, так не пойдет!

– Смотри, куда прешь! – рявкнул раздраженный гость после того, как она, чтобы протиснуться вперед, ловко ткнула его локтем в пару болезненных мест.

– Дожидайся своей очереди, чтобы поприветствовать невесту! – выразил свое недовольство другой, когда Кейли наступила ему на ногу.

– Я практически вырастила невестушку, и черт меня возьми, если я буду пасти задних и не смогу ее увидеть, так что подвинь свою задницу! – сердито сверкнула она глазами.

Образовалась небольшая дорожка, и Кейли неохотно пропустили вперед.

Вклинивание пышной груди и бедер в кучку стражников произвело небольшой фурор, и десятки мужчин с интересом обратили свои взоры на женщину с такими приятными формами. Наконец та протолкнулась вперед, пронырнув в последнюю волну гостей, и всплыла возле мужчины, от роста и ширины плеч которого у нее перехватило дух. Его густые черные волосы были слегка посеребрены сединой, свидетельствовавшей о зрелых годах, что, по ее опыту, означало зрелость страсти.

Кейли краешком глаза кокетливо взглянула на черноволосого мужчину, затем повернула голову, чтобы насладиться зрелищем сполна.

– Вот это да, и кто же вы такой? – восхищенно захлопала она ресницами.

Вокруг ледяной голубизны глаз Бальдура появились морщинки удовольствия, когда он увидел роскошную женщину, явно пришедшую от него в восторг.

– Тот, кто ждал тебя всю свою жизнь, милочка, – хрипло отозвался он.

Обряд венчания начался в тот же момент, когда жених и невеста обменялись клятвами. Джиллиан страстно желала ускользнуть от гостей сразу же после окончания церемонии. Из-за того, что последние две недели Ронин и Бальдур строго следили за тем, сколько времени она проводит с Гаврэлом, им так и не удалось ни разу побыть наедине. Но ей не хотелось обижать Эйдриен, которая явно приложила немало усилий, чтобы день венчания Джиллиан стал чем-то фантастическим, так что она учтиво задержалась, приветствуя гостей и улыбаясь им. Но сразу же после того, как она и Гаврэл скрепили союз поцелуем, радостная толпа оторвала ее от его губ и потащила в одну сторону, а ее мужа – в другую, и ей ничего не оставалось делать, как только беспомощно наблюдать за всем этим.

Они поженились, как это им советовали старшие и более мудрые, и у них будет много времени для себя самих. И Джиллиан закатила глаза и изобразила улыбку на лице, принимая поздравления.

Наконец преломили лепешку, и началось пиршество, что отвлекло от новобрачных всеобщее внимание. Эйдриен помогла Джиллиан выскользнуть из зала, но, вместо того, чтобы провести ее в их покои, как ожидала Джиллиан, эта потрясающая, необычайная женщина провела ее в свою комнату. От света масляных ламп и десятков свечей и веселого огня в камине там было уютно и тепло – и это несмотря на сугробы пушистого снега, наметаемые за окнами.

– Похоже, у нас может быть настоящий супер.

Эйдриен посмотрела на сугробы и засуетилась у камина, помешивая кочергой угли.

Джиллиан заморгала глазами.

– Что?

– Супер. О… – Эйдриен замолчала, затем рассмеялась. – Большая пурга. Ну, знаешь, нас может на какое-то время засыпать снегом.

– Ты не из этих мест, да? – нахмурилась Джиллиан, пытаясь определить происхождение странного акцента.

И снова ее хозяйка рассмеялась.

– Не совсем.

Она подозвала Джиллиан к камину.

– Просто скажи, правда, что эти двое – самые клевые мужики, которых ты видела?

Эйдриен взглянула на картину над каминной полкой из тесаного дуба и мечтательно вздохнула.

Джиллиан вслед за хозяйкой подняла глаза на прекрасно выполненный портрет Гаврэла и Хока.

– Вот это да! Я не знаю, что означает «клевые», но они определенно самые красивые мужчины, которых я когда-либо видела.

– Вот именно, – согласилась Эйдриен. – А знаешь, они все время жаловались, пока их рисовали. Ох уж эти мужчины!

Она закатила глаза и жестом указала на полотно.

– Как могли они винить женщину за то, что та захотела увековечить такое чисто мужское великолепие?

И женщины какое-то время тихо разговаривали, они даже не заметили, как у них за спиной возникли Гаврэл и Хок, бесшумно вошедшие в кабинет. Глаза Гаврэла остановились на жене, и он уже двинулся вперед, решив заявить на нее свои права, пока еще кто-нибудь не утащил его.

– Расслабься.

И Хок сдерживающим жестом положил ему руку на рукав. Мужчин от их жен отделяло расстояние, достаточное, чтобы женщины не услышали их, но голос Эйдриен доносился до них четко.

– Во всем виновата та фея. Она слишком далеко занесла меня во времени – не то чтобы я жалуюсь, имей в виду. Мне здесь очень нравится, и я обожаю своего мужа, но я сама из двадцатого века.

Оба мужчины широко улыбнулись, когда Джиллиан моментально сделала в уме подсчет.

– Это же пятьсот лет? – воскликнула она.

Эйдриен утвердительно кивнула головой, и в ее глазах заплясали веселые искорки. Джиллиан пристально на нее посмотрела, затем склонилась к ней ближе.

– Мой муж – берсерк, – сообщила по секрету она.

– Я знаю. Он рассказал нам об этом перед тем, как уехать в Кейтнесс, но у меня не было возможности расспросить поподробнее. Он может изменять свою форму?

У Эйдриен был такой вид, словно ей хотелось потянуться за бумагой и чернилами и начать писать заметки.

– В двадцатом веке много спорят о том, кем они были и на что были способны.

Эйдриен остановилась, заметив мужчин, стоявших в дверях. Глаза ее шаловливо заблестели, и она подмигнула мужу.

– Однако в одном общее мнение совпадает, Джиллиан, – озорно улыбнулась она. – Все считают, что берсерки славились своей легендарной выносливостью – как в бою, так и в лю…

– Мы все поняли, Эйдриен, – прервал ее Хок, и его черные глаза радостно заблестели. – Теперь, может, мы позволим Гаврэлу показать остальное самому?

Покои Гаврэла и Джиллиан располагались на третьем этаже замка Далкейт. Эйдриен и Хок проводили их, очень прозрачно намекнув на то, что новобрачные могут шуметь сколько душе угодно; через столько этажей пирующие внизу гости ничего не услышат.

За Гаврэлом и Джиллиан закрылась дверь, и они наконец оказались одни. Они посмотрели друг на друга влюбленными глазами и, не говоря ни слова, сели по разные стороны мягкой широкой кровати из красного дерева. В камине прыгал и трещал огонь, за окном валили пушистые хлопья снега.

Нежный взгляд Гримма скользнул, как это часто случалось в последнее время, вниз, к едва заметно выпячивающемуся животу. Джиллиан перехватила этот собственнический взгляд и ответила мужу ослепительной улыбкой. После той ночи, когда ее выкрал Рэмси, когда она сказала Гаврэлу, что у них будет малыш, она часто замечала, как он улыбается по малейшему поводу, а то и без всякого повода. И ее восхищал этот его огромный восторг из-за ребенка, растущего внутри нее. Когда после возвращения из пещер в Мальдебанн она сообщила ему, что у них будет ребенок, он долго моргал и мотал головой, словно не мог поверить, что это правда. А когда она притянула его голову ближе, чтобы поцеловать, то была ошеломлена, увидев влагу в его глазах. Ее муж был лучшим мужчиной: сильным, но чувствительным, могучим, но ранимым – и как же она его любила!

И сейчас, когда Джиллиан увидела, как его глаза потемнели от желания, ее тело задрожало от предвкушения.

– Эйдриен сказала, что нас на время занесет снегом, – проговорила она на одном дыхании, вдруг почувствовав себя неловко. Строгий надзор эти последние недели чуть не свел ее с ума; чтобы меньше страдать, она пыталась загнать свои неуправляемые похотливые мысли в укромные уголки сознания. Теперь они взбунтовались против заточения, вырвались на волю и требовали внимания. Она хотела своего мужа прямо сейчас!

– Хорошо. Надеюсь, что снега насыплет на дюжину футов.

Гаврэл двинулся в обход кровати. Сейчас ему хотелось лишь погрузиться в свою жену, убедиться, что она действительно принадлежит ему. Этот день был пределом всех его мечтаний – он женился на Джиллиан Сент-Клэр. Глядя на нее влюбленными глазами, он дивился тому, как сильно она изменила его жизнь: теперь у него были и дом, и клан, и отец, и жена, о которой он всегда мечтал, драгоценный ребенок на подходе и яркое будущее. Он, который всегда считал себя изгоем, теперь вновь стал частью рода. И всем этим он обязан Джиллиан! Гаврэл остановился в нескольких дюймах от жены и улыбнулся ей томной, сладострастной улыбкой.

– Не думаю, что ты захочешь шуметь, пока мы будем занесены снегом, так ведь? Мне бы очень не хотелось разочаровывать наших гостей.

Неловкость Джиллиан вмиг испарилась. Отбросив застенчивость, она скользнула рукой по его мускулистому бедру и сорвала с него плед. Ее пальцы пролетели по пуговицам его рубашки, и через несколько мгновений он стоял перед ней таким, каким его создала природа, – могучим воином с крутыми плечами и мускулистым телом.

Ее взгляд упал ниже и остановился на том, что, видимо, было самым щедрым из даров, которыми он был награжден от природы. Джиллиан облизнула губы в бессловесном жесте желания, не отдавая себе отчета, какой эффект это возымело на него.

Гаврэл застонал и потянулся к ней, и Джиллиан скользнула в его объятия, обхватила рукой его толстое древко и почти замурлыкала от восхищения.

Глаза Гаврэла широко раскрылись, затем прищурились, и с грацией и силой горной рыси он потянул ее на кровать. Из его груди вырвался хриплый вздох:

– Ах, как я истосковался по тебе, девочка. Думал, что сойду с ума, так мне тебя хотелось. Бальдур даже не позволял мне целовать тебя!

И Гаврэл стал ловко расстегивать крохотные пуговки на подвенечном платье. А когда ее пальцы стиснулись вокруг «него», он быстро обездвижил ее руки одной своей.

– Я не в состоянии думать, когда ты это делаешь, девочка.

– Я и не просила тебя думать, мой огромный мускулистый воин, – поддразнивая его, молвила она. – Ты мне нужен для других целей.

Гаврэл окинул ее надменным взглядом, ясно говорившим о том, кто сейчас главный. Сдерживая отвлекающие руки Джиллиан, он снова занялся пуговицами, по мере обнажения осыпая поцелуями каждый дюйм ее кожи. Затем, вернувшись к губам, он с дикой силой поцеловал ее. Их языки встретились, разошлись, затем снова встретились.

У его языка был вкус бренди и корицы. Язык Джиллиан последовал за ним, поймал его и втянул к себе в рот. Когда Гаврэл вытянулся на ней во всю длину, и его мускулистое тело прильнуло к шелковистой коже, ее мягкость приняла его твердость просто идеально, и она вздохнула от удовольствия.

– Пожалуйста, – взмолилась она, обольстительно заерзав.

– Пожалуйста – что, Джиллиан? Что бы ты хотела, чтобы я сделал? Скажи мне точно, девочка.

И его глаза под отяжелевшими веками заблестели.

– Я хочу, чтобы ты…

Она показала жестом, чего именно она хочет. Гаврэл куснул ее за нижнюю губу, отпустил и невинно заморгал.

– Боюсь, не понимаю. Что это?

– Здесь, – снова зажестикулировала она.

– Назови это, Джиллиан, – хрипло прошептал он. – Скажи мне. Я в твоем полном распоряжении, но я выполняю только очень четкие приказания.

Порочная усмешка, от которой просияло его лицо, избавила ее от последнего стеснения, давая ей волю самой полностью предаться страсти.

И она высказала ему, мужчине, ставшему ее собственной легендой, свое самое сокровенное желание, и тот выполнил его, пробуя ее на вкус, прикасаясь к ней и доставляя ей ни с чем не сравнимое удовольствие. И он поклонялся ее телу всей своей страстью, прославляя их ребенка в ее утробе нежными поцелуями, поцелуями, утратившими нежность и ставшими обжигающими и голодными на бедрах и пылающими, словно жидкая лава, у нее между ног.

Погрузив пальцы в его густые черные волосы, она подалась ему навстречу, снова и снова выкрикивая его имя.

Гаврэл!

И после того, как у нее исчерпались все желания, – или она просто насытилась до умопомрачения, – Гаврэл встал на колени на кровати, посадил ее сверху и завел ее длинные ноги себе за пояс. Ее ногти впились ему в спину, когда он по полдюйма опускал ее на свое твердое древко, и каждый из этих дюймов был просто божественным.

– Ты не можешь навредить ребенку, Гаврэл, – заверила она его, все еще задыхаясь, когда он снял ее, дав отведать лишь самую малость того, чего она так отчаянно желала.

– Я и не беспокоюсь об этом, – ответил он.

– Тогда почему… ты… делаешь… это… так… медленно?

– Чтобы наблюдать за твоим лицом, – сказал он с томной улыбкой. – Мне нравится наблюдать за твоими глазами, когда мы занимаемся любовью. Я вижу, как в них отражается каждая крупица удовольствия, каждый грамм желания.

– Они будут выглядеть еще лучше, если ты просто…

Она вильнула бедрами, и он рассмеялся и сжал ее сильными руками.

Джиллиан чуть не разрыдалась:

– Пожалуйста!

Но Гаврэл наслаждался медлительностью – и какой сладкой была эта медлительность! – пока она не решила, что больше не в силах ее вынести. И тогда он резко и глубоко вошел в нее.

– Я люблю тебя, Джиллиан Макиллих.

Эти слова сопровождала лучезарная улыбка, и белые зубы ослепительно заблестели на смуглом лице. Джиллиан приложила палец к его губам.

– Я знаю, – заверила его она.

– Но мне хотелось произнести эти слова.

Он поймал ее палец губами и поцеловал.

– Понятно, – поддразнивая его, проговорила Джиллиан. – Ты взял себе все слова любви, а мне приходится говорить все бесстыжие.

Гаврэл издал низкий гортанный звук.

– Мне нравится, когда ты говоришь мне, что бы ты хотела, чтобы я сделал.

– Тогда сделай это…

И тихое журчание слов растворилось в удовлетворенном вскрике, когда он исполнил ее просьбу.

Спустя несколько часов последней осознанной мыслью Джиллиан была та, что она должна не забыть сообщить Эйдриен, что «общее мнение» о берсерках даже близко не соответствует действительности.