Текст книги "Пленить сердце горца"

Глава 12

Джиллиан ловко ускользнула от Рэмси, сказав, что ей нужно купить «женские вещи» – заявление, от которого, похоже, у того разыгралось воображение. Так она смогла после обеда походить с Кейли и Хэтчардом по лавкам. У серебряных дел мастера она купила новую пряжку для отца, у кожевника приобрела три снежно-белых коврика из овечьих шкур – неимоверно густых и мягких, как кроличий мех. У золотых дел мастера она умело выторговала крохотные звездочки из кованого золота – она использует их для украшения своего нового платья.

Но все это время ее мысли возвращались во дворик, к темноволосому мужчине из плоти и крови, в массивных стенах вокруг сердца которого она заметила первую трещинку. Это ошеломило ее, изумило и укрепило в решимости. Джиллиан ни на мгновение не сомневалась в том, что увидела, – Гримм Родерик не был к ней безразличен. Под каменным курганом – обломками прошлого, которое, как она начинала подозревать, было более жестоким, чем ей представлялось, – лежал живой, ранимый человек.

В страстном взгляде она увидела желание, но, что еще более важно, в его глазах сквозили такие глубокие чувства, что он не мог их выразить и поэтому делал все, что было в его силах, чтобы отрицать их. И это вселяло надежду, на которую можно было опереться. Джиллиан не пришло в голову даже на мгновение задуматься над тем, а стоит ли он усилий, – она знала, что стоит. В нем было все, чего она когда-либо хотела в мужчине. Она понимала, что совершенных людей не бывает; иногда страдания оставляли в душах такие глубокие раны, что лишь любовь могла залечить и развеять их. Иногда самые изувеченные жизнью люди способны на самые глубокие чувства и могут предложить другим очень многое, потому что понимают бесконечную ценность нежности. Она станет тем солнцем, которое заставит его сбросить плащ безразличия, надетый так много лет назад, и пригласит пойти по жизни без защитного панциря.

Предчувствие было таким сильным, что Джиллиан ощутила озноб и слабость. Когда Гримм смотрел на нее, в его взгляде засветилось желание, и, осознавал он это или нет, Джиллиан разглядела на его лице признаки сильной, плотской страсти.

Все, что оставалось сделать, – это придумать способ высвободить это желание. И Джиллиан затрепетала, интуитивно осознавая, что, когда Гримм Родерик спустит с цепи свою страсть, оправдаются все ее ожидания.

– Ты продрогла, девочка? – озабоченно спросил Хэтчард.

– Продрогла? – машинально переспросила Джиллиан.

– Ты дрожишь.

– О, полно тебе, Хэтчард! – фыркнула Кейли. – Это дрожь от девичьих грез. Разве ты не видишь разницы?

Джиллиан изумленно уставилась на Кейли, но та лишь самодовольно улыбнулась.

– Ну, это так, Джиллиан?

– Как ты догадалась?

– Куин кажется таким красивым этим утром, – выразительно проговорила Кейли.

– Как и Гримм, – немедленно вмешался Хэтчард. – Тебе так не показалось, девочка? Я знаю, что ты виделась с ним у конюшен.

Джиллиан с ужасом взглянула на Хэтчарда.

– Ты за мной шпионил?

– Ни в коем случае, – попытался оправдаться Хэтчард. – Просто случайно выглянул в окно.

– О, – вполголоса произнесла Джиллиан, поглядывая то на служанку, то на Хэтчарда. – Почему вы оба на меня так смотрите? – спросила она.

– Как? – с невинным видом захлопала ресницами Кейли.

Джиллиан закатила глаза, выказывая очевидное отвращение к столь явному сводничеству.

– Вернемся в гостиницу? Я обещала поспеть к обеду.

– К обеду с Куином? – с надеждой спросила Кейли.

– С Гриммом, – толкнул служанку локтем Хэтчард.

– С Оккамом, – сухо бросила через плечо Джиллиан.

Хэтчард и Кейли изумленно переглянулись, когда Джиллиан помчалась по улице со свертками в руках.

– Я думал, она взяла нас для переноски покупок, – заметил Хэтчард, подняв рыжую, как у лисы, бровь и показывая пустые руки.

– Рэмми, – улыбнулась Кейли, – подозреваю, что сейчас она могла бы взвалить весь мир на плечи, и он показался бы ей легче перышка. Девушка влюблена, это точно. Мой единственный вопрос – в кого?

– Который из них, Джиллиан? – без предисловий спросила Кейли, застегивая крошечные пуговки сзади на платье девушки – изящной вещице из лимонного шелка, сбегающего волнующей рябью от искусно размещенных на лифе лент вниз.

– Который – что? – беспечно спросила Джиллиан и пробежала пальцами по волосам, откинув блестящий золотой водопад на плечо.

Она сидела в своей комнате в гостинице на крохотной скамеечке перед помутневшим зеркалом, и ей не терпелось сойти к мужчинам, сидевшим в столовой.

Отражение Кейли взглянуло на отражение Джиллиан с немым укором. Служанка потянула волосы девушки назад и закрутила в узел на затылке – несколько сильнее, чем необходимо.

– Ой! – Джиллиан нахмурилась. – Ладно, знаю, что ты имеешь в виду. Просто я пока не желаю отвечать. Посмотрим, как все пойдет сегодня вечером.

Кейли ослабила хватку и улыбнулась.

– Значит, ты признаешься хотя бы в этом – ты действительно намерена выбрать в мужья одного из них? Ты учтешь пожелания отца?

– Да, Кейли, о, безусловно, да!

И Джиллиан, сверкнув глазами, вскочила на ноги.

– Полагаю, ты хочешь пойти сегодня с распущенными волосами, – проворчала Кейли. – Хотя тебе следовало бы позволить мне причесать и завить их.

– Мне нравятся прямые, – ответила Джиллиан. – Они достаточно волнистые сами по себе, и у меня нет времени на такие пустяки.

– О, теперь у девушки, которой понадобилось больше часа, чтобы выбрать платье, нет времени на пустяки? – поддразнивая, заметила Кейли.

– Я уже опаздываю, Кейли, – бросила Джиллиан, и, залившись от смущения краской, выпорхнула из комнаты.

– Опаздывает, – отметил Гримм, раздраженно расхаживая по комнате. Они уже некоторое время ждали ее в небольшой передней, расположенной между той частью постоялого двора, где находились жилые комнаты, и общей харчевней.

– Ради копья Одина, почему бы нам просто не послать поднос в ее комнату?

– И лишить себя удовольствия ее общества? Ни за что! – возмутился Рэмси.

– Перестань расхаживать, – усмехнулся Куин. – Тебе надо немного расслабиться.

– Я совершенно расслаблен, – возразил Гримм, вышагивая взад-вперед.

– Нет, не расслаблен, – не согласился Куин. – Ты выглядишь почти хрупким. Если бы я прикоснулся к тебе мечом, ты бы развалился.

– Если бы ты ударил меня мечом, я бы точно ударил тебя своим, и не рукояткой.

– Не нужно обижаться…

– А я и не обижаюсь.

Куин и Рэмси окинули его снисходительными взглядами.

– Это несправедливо, – сердито глянул на них Гримм. – Это ловушка. Если кто-то говорит «не обижайся», какой же ответ можно на это дать, кроме как обиженный? Остается только два выбора: ничего не говорить, или показаться обиженным.

– Гримм, иногда ты слишком много думаешь, – заметил Рэмси.

– Пойду выпью, – вскипел Гримм. – Зайдете за мной, когда она будет готова, если это замечательное событие все же произойдет до восхода солнца.

Рэмси бросил на Куина вопросительный взгляд.

– Когда мы жили при дворе, у него не было такого скверного характера, де Монкрейф. Что с ним происходит? Это не из-за меня, а? У нас было несколько недоразумений в прошлом, но я думал, что все уже позади и забыто.

– Если мне не изменяет память, шрам на твоем лице – это воспоминание об одном из этих «недоразумений», не так ли?

Когда Рэмси поморщился, Куин продолжил:

– Это не из-за тебя, Логан. Он всегда так вел себя, когда рядом была Джиллиан. Только, похоже, с тех пор, как она выросла, все стало еще хуже.

– Если он думает, что завоюет ее, то ошибается, – тихо произнес Рэмси.

– Он и не пытается завоевать ее, Логан. Он пытается возненавидеть ее. И если ты думаешь, что завоюешь ее, тогда это ты ошибаешься.

Рэмси Логан ничего не ответил, но его вызывающий вид говорил красноречивее всяких слов, затем он отвернулся и шагнул в переполненную харчевню.

Куин бросил беглый взгляд на пустую лестницу, пожал плечами и последовал за ним.

Когда Джиллиан спустилась по лестнице, никто ее не ждал.

«Отличные подобрались ухажеры, – подумала она. – Сначала меня бросают, затем… снова бросают».

Она посмотрела на лестницу, нервно одергивая вырез платья. Может, вернуться за Кейли? «Черный башмак» считался самой изысканной гостиницей в Дурркеше, славившейся лучшей едой, которую можно найти в захолустье, и все же мысль о том, чтобы самой войти в переполненную харчевню, немного пугала ее. Она никогда еще не заходила в таверну одна.

Джиллиан подошла к двери и заглянула в щель.

Помещение было битком набито шумными группами завсегдатаев. Волнами нарастал и расплескивался смех, а ведь добрая половина присутствующих были вынуждены есть стоя! Внезапно, словно по велению свыше, все куда-то исчезли, и ее взору предстал темноволосый, греховно красивый мужчина, одиноко стоящий у резной дубовой стойки, служившей баром. Только Гримм Родерик мог стоять с такой дерзкой грацией.

Затем к нему подошел Куин, подал выпивку и сказал что-то, отчего Гримм чуть не улыбнулся. Джиллиан сама улыбнулась, наблюдая, как Гримм прервал зарождавшуюся на лице улыбку. Когда Куин вновь растворился в толпе, Джиллиан шмыгнула в зал и поспешила к Гримму. При виде девушки его глаза странно вспыхнули; он кивнул, но ничего не сказал. Джиллиан стояла молча, подыскивая, что сказать, – ей хотелось произнести что-нибудь остроумное и интригующее; наконец-то она оказалась наедине с ним, в окружении чужих людей, и можно было вступать в тот разговор, о котором она так часто мечтала.

Но прежде чем она придумала, что сказать, он, похоже, утратил к ней интерес и отвернулся.

Джиллиан мысленно выругалась. «Черт возьми, Джиллиан, – подумала она про себя, – не можешь произнести несколько слов, когда находишься рядом с этим человеком?». Ее глаза тут же отправились в восторженное путешествие: с затылка, обласкав густые черные волосы, ее взгляд скользнул по мускулистой спине, натянувшей ткань рубашки, когда он поднял руку, чтобы сделать очередной глоток эля. Она упивалась самим его видом, тем, как вздувались мышцы плеч, когда он пожимал руку знакомому. Глаза ее спускались все ниже и ниже, на узкую талию, переходившую в тугие, мускулистые бедра и могучие ноги.

«Его ноги усыпаны волосками», – заметила она, с участившимся дыханием рассматривая тыльную сторону бедра под килтом. Но где начинались и где заканчивались эти шелковистые черные волоски?

Джиллиан сделала такой выдох, что сама удивилась, как она могла вмещать в себе столько воздуха. Каждая частица ее тела реагировала на такую же частицу его тела с восхитительным предвкушением. Уже от того, что она стояла рядом с этим загадочно соблазнительным мужчиной, она ощущала слабость в ногах и дрожь в животе.

Когда Гримм отклонился назад, легонько коснувшись ее, Джиллиан быстро прислонилась щекой к его плечу, так мягко, что он и не заметил, что у него украли прикосновение. Вдохнув его запах, она беззастенчиво потянулась к нему. Ее руки нашли его лопатки, и она нежно провела по ним ноготками, легонько оцарапывая кожу под рубашкой.

Тихий стон слетел с его губ, и глаза девушки расширились. Она продолжала нежно царапать его, ошеломленная тем, что он ничего не говорит. Он не отстранился, не повернулся, не разразился бранью!

Джиллиан задержала дыхание, а затем жадно вдохнула, упиваясь свежим ароматом пряного мыла и мужчины. Он слегка зашевелился под ее ногтями, как кот, которому почесывают под подбородком. Неужели ему действительно приятно ее прикосновение?

«О, неужели боги не могут сегодня исполнить одно мое желание – почувствовать поцелуй этого мужчины!».

Джиллиан нежно скользнула ладонями по его спине и прильнула к нему. Ее пальцы обследовали каждый мускул его широких плеч, спустились к сужающейся талии, затем снова взлетели на спину, и его тело расслабилось под ее руками.

«Рай, это рай», – мечтательно подумала она.

– У тебя очень довольный вид, Гримм, – прервал ее фантазии голос Куина. – Удивительно, как влияет на твое настроение выпивка. Куда это подевалась Джиллиан? Разве ее не было здесь всего мгновение назад?

Руки Джиллиан замерли на спине Гримма, такой широкой, что она полностью закрывала ее от Куина. Она понурила голову, внезапно почувствовав себя виноватой. Мышцы на спине Гримма окаменели под ее неподвижными пальцами.

– Разве она не вышла наружу подышать свежим воздухом? – ошеломленная, она услышала голос Гримма.

– Одна? Черт возьми, друг, тебе не следовало позволять ей бродить на улице одной!

Сапоги Куина звонко зацокали по каменному полу, – он быстрым шагом отправился на ее поиски. Гримм развернулся, его глаза горели яростью.

– Что это ты себе позволяешь, птичка? – зарычал он.

– Я потрогала тебя, – просто ответила Джиллиан.

Гримм схватил обе ее ладони в свои, чуть не раздавив пальцами ее нежные кости.

– Так вот, не надо, девочка. Между тобой и мной ничего нет…

– Ты откинулся назад, – возразила она. – Непохоже было, что тебе это так не нравится…

– Я принял тебя за девку из таверны! – воскликнул Гримм, нервно проведя рукой по волосам.

– О! – удрученно воскликнула Джиллиан.

Гримм опустил голову, так что его губы слегка коснулись ее уха, прилагая все усилия к тому, чтобы следующие слова были слышны в гомоне шумной харчевни.

– На тот случай, если ты не помнишь, – это Куин хочет тебя, и именно Куин, безусловно, является для тебя лучшим выбором. Найди Куина и трогай его, девочка. Оставь меня девкам из таверны, которые понимают такого мужика, как я.

Глаза Джиллиан угрожающе заблестели, она отвернулась и стала протискиваться через переполненное помещение.

Эту ночь он переживет. Все не так уж и плохо; в конце концов, бывало в его жизни и похуже, и он все пережил. Гримм заметил Джиллиан с уже того самого момента, когда та вошла в комнату. Более того, он умышленно отвернулся, когда стало очевидно, что она собирается заговорить. Только из этого ничего хорошего не вышло – как только она прикоснулась к нему, он уже не мог вырваться из этих рук, так сладострастно ласкающих его спину. Он позволил этому зайти слишком далеко, но было еще не поздно спасти ситуацию.

Сейчас он специально повернулся спиной к ней, методично подливая виски в свою кружку. Он жадно пил, обтирая губы тыльной стороной ладони, страстно желая заглушить свои совершенные ощущения берсерка. Периодически до его слуха доносился ее напряженный смех. Время от времени, когда хозяин таверны двигал бутылки на полках, в полированной бутыли он мельком замечал отражение ее золотистых волос.

Но ему совершенно безразлично, что она делает, любому глупцу это ясно. Он сам подтолкнул ее к тому, чем она сейчас занималась, так как это могло его интересовать? И не интересовало, убеждал он себя, потому что он был единственным здравомыслящим человеком среди этого племени, по-видимому, осужденного влачить жалкое существование во власти бурных, непредсказуемых эмоций, которые были ничем иным, как не получившей выхода похотью. Похотью, а не любовью, и ни то, и ни другое не имело ничего общего с Джиллиан.

Господи! Кого он пытается обмануть? Гримм закрыл глаза и покачал головой.

Жизнь – это ад, а он – Сизиф, обреченный вечно толкать в гору камень безжалостного желания, только для того, чтобы тот раздавил его, прежде чем он достигнет вершины. Гримм не выносил суетности. Он – человек, который вершит дела, и сегодня вечером он позаботится о том, чтобы Джиллиан окончательно определилась со своей помолвкой с Куином, это должно положить конец его интересу к ней.

Не мог же он желать жены своего лучшего друга, разве не так? Поэтому единственное, что требовалось, это обвенчать ее с Куином, и тогда наступит конец его мучениям. Просто невозможно было жить с этой вечной внутренней борьбой. Пока она была свободной и невенчанной, он еще мог мечтать. Но если бы она счастливо вышла замуж, ему пришлось бы оставить эти глупые мечтания. Решив, что все так и будет, Гримм украдкой взглянул через плечо – надо было посмотреть, что происходит. Только Мак и его деревянная нога за стойкой услышали глухой свист его подавленного вздоха и заметили напрягшуюся челюсть.

Джиллиан стояла посреди комнаты, запрокинув золотистую голову, вытворяя с его лучшим другом эти ослепительные женские штучки, которые, по сути, не требовали от нее ничего, кроме как быть самой собой: неотразимой. Дразнящий взгляд, стрельба жизнерадостными глазками, покусывание восхитительной нижней губки… Эта парочка явно пребывала в собственном мирке, не замечая никого вокруг. Перед его глазами стояла именно та картина, в которую он сам ее подталкивал, и это приводило его в ярость.

В его глазах мир, окружающий Джиллиан, – ибо чем был мир без Джиллиан? – полностью исчез. Через переполненную таверну до него долетел шорох ее волос и легкое дуновение воздуха, когда ее рука поднялась к лицу Куина. Затем, внезапно, единственным звуком, который он слышал, стал оглушительный шум крови в ушах, когда он увидел, как ее тонкий палец спустился по изгибу щеки Куина, задержавшись на подбородке. В животе все перетянуло тугим узлом, а сердце начало отбивать неровное стаккато гнева.

Как зачарованный, Гримм невольно поднес руку к своему лицу. Ладонь Джиллиан ласкала кожу Куина; ее пальцы обводили едва заметно прорисовывающиеся очертания бородки на его подбородке. Гримм горячо пожалел о том, что во время ребячьих забав пару раз не сломал эту идеальную челюсть.

Не обращая никакого внимания на удивленный взгляд Мака, Гримм выводил на своем лице такие же рисунки; он подражал ее прикосновению, а глаза его пожирали ее с такой жадностью, что девушка пустилась бы наутек, если бы повернулась. Но она не повернулась. Потому что была слишком занята: глядела на его лучшего друга обожающим взглядом.

За его спиной дымный воздух прорезали тихое фырканье и свист.

– Ну и влип же ты, приятель, и в этих словах больше правды, чем ты найдешь еще в одной бутылке дешевой бурды.

Голос Мака разбил фантазии, которых так хотел избежать Гримм.

– Это сущий ад, желать жену своего лучшего друга, да?

И Мак воодушевлено закивал, входя во вкус.

– Да я и сам любил погулять, было у меня кое-что с девчонкой одного моего друга, о, дай-ка вспомнить, должно быть, десять лет…

– Она не его жена.

Глаза, с которыми Гримм повернулся к Маку, не могли принадлежать нормальному человеку. Это были глаза, которые так много лет назад увидели его земляки, после чего благоразумно отвернулись от него – синие, как лед, глаза викинга-берсерка, который не остановится ни перед чем, чтобы получить желаемое.

– Ну, ясно, как пить дать, что между ними что-то есть.

Мак ответил пожатием плеч на явное предостережение в глазах Гримма – с дерзостью человека, видевшего в таверне слишком много пьяных драк, чтобы обращать внимание еще на одного раздраженного посетителя.

– И ты не хочешь, чтобы она принадлежала ему, это ясно.

Мак убрал пустую бутылку и, взяв полную с прилавка, взглянул на нее с любопытством.

– Ну, и откуда она взялась? – нахмурился он. – Ох, ум заходит за разум, я даже не помню, как открывал эту, хотя, наверняка, вы будете ее пить, – сказал он, наливая еще одну кружку.

Словоохотливый хозяин таверны поковылял в комнату за стойкой и через мгновение вернулся с корзиной, доверху набитой цыплятами, зажаренными с бренди.

– Судя по тому, как ты пьешь, приятель, тебе надо хорошо закусывать, – посоветовал он.

Гримм закатил глаза. К сожалению, даже весь виски в Шотландии не мог заглушить чувств берсерка. Пока Мак обслуживал вновь прибывшего посетителя, Гримм в досаде выплеснул только что наполненную кружку на цыплят. Он уже собирался отправиться в долгую прогулку по городу, когда к нему подсел Рэмси.

– Похоже, Куин вырывается вперед, – мрачно пробормотал Рэмси, разглядывая цыплят. – М-м-м, как аппетитно. Не возражаешь, если я угощусь?

– Налетай, – натянуто выговорил Гримм. – Вот, можешь заодно и выпить.

И Гримм подвинул к нему бутылку по стойке.

– Нет, спасибо, приятель. У меня самого есть.

И Рэмси поднял свою кружку.

Над их головами раздался звонкий, мелодичный смех, – это подошли Джиллиан и Куин. Несмотря на все старания Гримма, глаза, которыми он посмотрел на Куина, были темными и безумными.

– Что у нас здесь? – спросил Куин, потянувшись к корзине с цыплятами.

– Прошу прощения, – пробормотал Гримм, проталкиваясь мимо них и не обращая никакого внимания на Джиллиан.

Не оглядываясь, он вышел из таверны и растворился в темноте ночного Дурркеша.

В «Черный башмак» Гримм вернулся лишь перед самым рассветом. Он осторожно поднялся по лестнице наверх и замер, когда до его слуха донесся неожиданный звук. Он обвел взглядом коридор – дверь за дверью.

И услышал этот звук снова – всхлип, а за ним низкий хриплый стон.

Джиллиан? С Куином?!

Гримм быстро и беззвучно пронесся по коридору, остановившись у дверей Куина. Прислушавшись, он услышал эти звуки в третий раз – хриплый вздох и следом тяжелый выдох, – каждый звук резал его изнутри, как обоюдоострый клинок. Его захлестнула ярость, и внутри него зашевелилось все черное, что он когда-либо пытался подавить в себе. И он почувствовал, как соскальзывает по предательскому склону в неистовство, которое впервые испытал пятнадцать лет назад, стоя над Тулутом. Что-то более могущественное, нечеловеческое растекалось по его жилам, наделяя неизъяснимой силой и немыслимой способностью к кровопролитию – он превращался в древнее чудовище – викинга с холодными глазами.

Гримм прислонился лбом к прохладному дереву двери Куина и стал размеренно дышать, силясь подавить в себе буйство. Дыхание медленно выравнивалось – совсем не то, что этот неконтролируемый шум, доносившийся из-за двери. Господи, он ведь советовал ей выйти замуж за Куина, а не ложиться с ним в постель!

У него из горла вырвалось дикое рычание.

Несмотря на благие намерения, его рука непроизвольно нащупала ручку и повернула ее, но встретила сопротивление замка. На какое-то мгновение Гримм был парализован, ошеломлен преградой. Преградой между ним и Джиллиан – замком, сказавшим ему, что она уже сделала свой выбор. Может быть, он сам ее подтолкнул, но она могла бы выбирать и чуточку подольше! Год или два – возможно, до конца своей жизни.

Да, она, несомненно, сделала выбор – так какое он имеет право даже думать о том, чтобы расколоть эту дверь в щепки, выбрать самый смертельный осколок и проткнуть им сердце своего лучшего друга? Какое право он имел делать что-либо другое, кроме как повернуться и уйти по темному коридору в свой личный ад, где его уже, конечно, поджидает дьявол с новым валуном, который ему придется, надрываясь, выкатывать на гору: тяжкий камень сожаления по поводу содеянного.

Внутренний спор бушевал всего один напряженный миг, закончившись только тогда, когда зверь внутри него поднял голову, выпустил когти и разнес в щепки дверь в комнату Куина.

Дыхание Гримма было сиплым от одышки. Он присел в дверях и заглянул в тускло освещенную комнату, гадая, почему никто не выпрыгнул в удивлении из кровати.

– Гримм… – еле слышно прозвучало из темноты.

Озадаченный, Гримм скользнул в комнату и быстро приблизился к низкой кровати. Куин лежал в куче промокших простыней, свернувшись калачиком, – он был один. Потертые доски пола были покрыты рвотой. Кружка для воды была отброшена, рядом с ней валялся разбитый глиняный кувшин, в открытое окно струился холодный ночной воздух.

Вдруг Куин иступлено задергался, его подбросило над кроватью и согнуло дугой. Гримм кинулся к другу и подхватил его на лету, не дав рухнуть на пол. Держа Куина на руках, он смотрел на него в изумлении, не способный ничего понять, пока не увидел тонкую пенку слюны на губах Куина.

– Я-а-а-а-д, – едва слышно прохрипел Куин. – По-о-о-мо-ги-и.

– Нет! – ахнул Гримм. – Сукин сын! – выругался он и, обняв голову Куина, заревел, как зверь, призывающий на помощь.