Текст книги "Рома, прости! Жестокая история первой любви"

– Между прочим, на эту квартиру нам родители деньги давали! И твои, и мои! Ты ничего тогда еще не зарабатывал!

– Так пусть и ему дадут! – Рита молчала. – Не дадут же! На фиг им такая невестка, на фиг! Сама понимаешь!

– Потише, Ваня услышит!

– Он смотрит свои мультики, не услышит. И вообще: что значит, услышит? То ли он еще увидит! Например, как мама с папой шмотье делить будут…

– Гоша, Гоша… Неужели это мы с тобой так разговариваем? – печально сказала Рита.

– А ты чего хотела? Идиллии и понимания? Сама все испортила, испохабила…

– Я полюбила, Гош…

– Ага! И не один раз! И все на моей кровати.

– О, Боже! – Рита быстро надела шубку и выскочила из квартиры, завязывая платок уже около лифта. Она не в силах, не в силах уже в который раз слушать это…

И в который раз она не видела, как плакал после разговора с ней Гоша, плакал в ванной, чтобы не заметил сын, плакал, стыдясь взглянуть на себя в зеркало, на по-бабьи распухший нос, красные глаза и громадные слезы.

Они лежали под теплым одеялом и жались друг к другу. На улице – стужа, в квартире – не больше шестнадцати, и это с электрокамином!

– Бедный мой, как ты здесь спишь по ночам? – прошептала Рита, обнимая Макса.

– Один, без тебя – ужасно! И холодно, и страшно… Слушай, у тебя что, ножки сильнее всего мерзнут? Ты опять в носочках…

Рита покраснела и спрятала лицо у него на груди.

– А может, у тебя там протезы? Так ты не бойся, я тебя и с протезами любить буду, Маресьев ты мой сладкий!

Рита засмеялась.

– Действительно, какая глупость… Это все моя дурь. Короче, – она вздохнула и решительно выпалила: – Больные у меня ножки там, внизу, некрасивые. Косточки такие торчат… Фу-у…

– И делов-то? Ты боялась, что мне не понравятся твои больные ножки? – Макса накрыла волна нежности, он прижал Риту к себе и начал целовать… У нее, как обычно, от его губ, его запаха и дыхания закружилась голова, она вся ослабла и полетела куда-то…

Когда она вновь обрела способность соображать, ей вспомнился их давнишний разговор.

– Макс, помнишь про «тему»? То есть про ее отсутствие…

– Конечно, киска. И что?

– Кажется, я нашла.

– Ну?

– Личная жизнь неприкосновенна, – торжественно объявила Рита. Макс прыснул. – Сейчас врежу! Слушай дальше: неприкосновенна, даже если речь идет о родном тебе человеке. Его дела для тебя – чужие дела. Американцы называют это «прайваси»…

– «Прайваси» – это несколько шире, Риточка! Но главное – не ново все это, ой, не ново! Особенно для нашей публики, ведь эта напасть – совать нос в чужое белье – у нас неистребима!

– Но я хочу заняться этим всерьез и надолго, – начала горячиться Рита. —

Я буду связываться с психологами, врачами, педагогами, я устрою круглый стол, семинар… международный симпозиум… Буду собирать всякие случаи из жизни, сделаю громадный цикл… Ах, ты смеешься! Паразит, убью! – Она схватила подушку и начала бить ею Макса по голове. Он хохотал и пытался увернуться.

– Погоди, погоди, Ритка, ой, больно же! – Наконец ему удалось вырвать у нее подушку и, схватив ее за руки, он начал объясняться: – Глупенькая, я ж почему смеюсь: ведь тебе это будет интересно ровно до того момента, пока у нас проблемы. А они скоро закончатся, все у нас решится, и ты сразу охладеешь!

– Это с чего ты взял? – возмутилась Рита.

– Родная, просто я знаю тебя. Ищи другое, это – бесперспективно. И старо.

Рита надулась. Через минуту она сказала:

– У нас никогда ничего не решится. Ты думал, где нам жить? Это пока что неразрешимо!

– Сообразим что-нибудь!

– Вот! – Рита поднялась на локте и торжествующе ткнула пальцем в грудь Максу. – Вот когда сказывается твой возраст! Чисто подростковое: как-нибудь решится! А никак не решится, Максик! Потому что не может! Это не прыщ, который сам рано или поздно проходит. Нужны деньги, понимаешь? Очень много денег. Их могут дать на сегодняшний день только твои родители.

– Нет, – твердо сказал Макс. – На нашу с тобой жизнь я у них ничего никогда просить не стану.

– Ну и все! – Рита упала лицом в подушку. – Сам ты заработаешь на это дело лет через десять. В лучшем случае.

– Я придумаю что-нибудь, – заупрямился Макс.

Рита тяжело вздохнула:

– Понимаешь, я не давлю на тебя, но мне очень трудно. Дома совсем уже невозможно…

– Я понимаю, – кивнул он.

– Не уверена… Кроме того… – Макс почувствовал, что она вся напряглась, натянулась, как струна. – У меня что-то не клеится на работе…

– Писчий спазм?

– Пошел ты… Шеф меня игнорирует. Это не в его стиле, он всегда был любезен и приветлив.

– Ну и что?

– Как что? – возмутилась Рита. – Он перестал со мной здороваться, понимаешь? На ровном месте!

– Его жена с любовницей застукала, к примеру. Может, вообще тебе показалось?

– Уже неделю кажется! И другие… Вокруг меня на работе какая-то зона молчания. Может, я схожу с ума, но по-моему… Возможно, и здесь Юлька наследила…

– Рита! – Макс сел на кровати и передернулся от холода. – Это уже психоз!

– А что, в таком случае, происходит? – растерянно спросила Рита. – Я не нахожу объяснений.

– Это не повод… И знаешь, – он потер ладонями виски. – Давай решать проблемы постепенно, последовательно, не гуртом, а то у меня сейчас голова лопнет… Квартира, твоя работа, деньги…

– Это, милый мой, и называется «взрослая жизнь»!

– Ой, уймись, наставница! Дай подумать…

– О чем?

– Например, о том, где мне взять деньги. Есть одна идейка… Вот ее и буду разрабатывать. Не о Юльке же и твоей работе мне размышлять. Не маразмируй, любимая!

– Хорошо, – кротко согласилась Рита. – Не буду.

Потом они пытались согреться горячим чаем на кухне, матово поблескивающей черной кафельной плиткой. Макс дал Рите мамину теплющую кофту, в которую она завернулась, как в платок. Сам он надел свой самый жаркий колючий зеленый свитер. Замерзшие ладони они грели о чашки.

– Блокада Ленинграда, год сорок второй, – мрачно изрекла Рита.

– Тебе плохо? – грустно спросил Макс.

– Когда я с тобой, запомни, мне не может быть плохо, – улыбнулась она. – Мне бывает только страшно. За нас. Все так непрочно, хрупко, все в любой момент способно разрушиться.

– Я придумаю что-нибудь. Ничего не разрушится.

– И про Юльку ты тоже что-нибудь придумаешь?

– Кто про что…

– Так ведь это она объявила мне джихад.

Макс склонился над своей чашкой. Лучше бы решать десяток денежных проблем, чем одну – этот кошмар с сестрой! Хотя смешно, ей-богу, бояться его Юльки, его старшей маленькой сестренки, которая всегда была другом, советчиком и очень родным человеком. Смешно? А вот Ритке страшно. Рита боится Юли и, наверное, ненавидит ее. И как прикажете с этим жить? Конечно, из-за идиотизма сестры он от Риты никогда не откажется, но последствия очевидны: ссора с Юлькой, мама будет разрываться между ним и дочерью, в результате – кошмар и ужас. А ведь есть еще и Ванька. Это уже второй эшелон проблем. Или первый?

– Иногда мне думается, что разрешимы все проблемы, кроме Юльки, – как бы в унисон его мыслям сказала Рита. – Я бы попыталась с ней поговорить, но после того, что она уже натворила…

– Не понимаю, – задумчиво произнес Макс. – Я думал, что знаю про нее все. Откуда вдруг вылезло в ней это? Чем она заразилась?

– Мы ничего ни про кого не знаем, – вздохнула Рита. – Потому что каждый человек с двойным дном. Хочешь смешную историю? Была у меня одна знакомая, почти подружка, девочка из моего университета, только училась на философском. Такая вся «философка» – серьезная, в солидных очках, начитанная до неприличия, цитировавшая Сенеку, Цицерона и еще Бог знает кого. И все точно, к месту… Суди сам, ее любимые темы для болтовни: мироздание, социология, поэзия серебряного века, философские теории… Ох, всего и не упомню! Я часто чувствовала себя рядом с ней полной идиоткой… Но мне было так интересно, я прямо-таки духовно росла от нашего общения. Я несколько раз приглашала ее к себе просто поговорить. И вот однажды она стянула у меня два перстенька…

– Как это? – заулыбался Макс.

– А так: пошла она в ванную перед уходом губы намазать. И мазала их, наверное, полчаса, я даже забеспокоилась… А у меня там на полочке шкатулка стоит – с колечками, цепочками… Никаких драгоценностей, все в основном бижутерия. И было в ней всего-то два колечка с камушками. После нее я их не досчиталась.

– Не может быть! Ты, наверное, просто их потеряла или положила в другое место. Так бывает…

– Не считай меня полной дурой! Разве ж я стала бы говорить про кого-то подобные ужасы, не будучи уверенной на тысячу процентов? Я эти колечки, во-первых, надевала накануне и вечером положила на место, а во-вторых, перед ее приходом я лазила в шкатулку за цепочкой и даже вертела их в руках, думала, надеть или нет? И еще есть в-третьих: один раз я встретила ее в коридоре университета, она вот так несла книги, – Рита показала как, – и на пальчике у нее очень ладненько сидело мое кольцо. Ну, и что мы можем знать о людях? По каким признакам судить и делать выводы?

– А после этого, – заинтересовался Макс, – ты с ней объяснилась и порвала отношения?

– Я ничего ей не сказала, не могла найти, придумать нужные слова. И рвать отношения не стала – она очень интересный человек и собеседник. Я общаюсь с ней до сих пор. На чужой территории. А вот в гости больше не зову.

И они расхохотались.

Ее ничто не могло теперь остановить. Демон разрушения вселился в Юльку. Но это был сладкоголосый демон, он увещевал: «Грязь кругом, мерзость и пошлость! Останови!» И вся ее энергия, так долго не находившая выхода, все нерастраченные умственные силы ринулись на выполнение святой задачи. Светила путеводная звезда. Обозначилась цель жизни. Существование обрело смысл.

Телефонный звонок Романа с предложением подать документы на развод она восприняла как лишнее тому подтверждение.

– Ну разумеется! Только имей в виду, твои, то есть старцевские, деньги я спустила в унитаз.

– Что? – поразился Ромка. И тут до него дошло другое, главное. – Значит, ты в курсе?

– А как же! За вас весь мир радуется. Поздравляю с богатой невестой!

Роман смущенно покашлял:

– Я очень хотел бы… чтоб и у тебя… в жизни все сложилось…

– Ну, спасибо, родной!

– Только, Юль! Насчет денег: не дури! Это не тебе, это для Аськи.

– Аське – от Алены?

– От меня… Зачем ты так?

– Откуда ж у тебя вдруг такое богатство? Только не рассказывай мне про новую работу, не держи меня за идиотку!

Роман благоразумно промолчал. Ненормально все-таки, что Алена кормит их всех! Когда же, наконец, она его хоть куда-нибудь устроит?

– У вас еще есть деньги? – озабоченно поинтересовался он.

– Не беспокойся, все в порядке, с голоду не умрем, – и Юля повесила трубку. Конечно, не умрут: вчера мама приходила, баксы принесла. И смотрела так жалобно, умоляюще, мол, доченька, будь хорошей! Как не понимает, что для Юльки сейчас «быть хорошей» – значит победить Риту. Странно все же, что у мамы нет той же цели – это ведь ее сын!

– Если бы у меня был сын, – строго выговаривала ей Юлька, – и он вот так попался бы, я бы носом землю рыла, но не допустила…

Людмила Сергеевна подавленно выслушала ее. Говорить что-либо не имело смысла. Конечно, она переживала, конечно, ситуация та еще… Но Макс ей сказал:

– Мама, я люблю ее. Я не могу без нее жить. Это всерьез и навсегда. Или вы с папой примете это, или… Я могу куда-нибудь съехать и не мозолить вам глаза.

– У тебя теперь есть внучка Ася и внук Ваня, – звучал Юлькин ядовитый голос. – Ты рада, мамуля?

– Как вы собираетесь жить? Где? – только и спросила Людмила Сергеевна сына. Он с облегчением улыбнулся.

– Главное, что ты у меня молоток! Все остальное – мои проблемы, не бери в голову.

– Тебе придется работать… Ты не бросишь институт?

– Ма, не накручивай себя! Все будет хорошо!..

– Он бросит институт, пойдет торговать «Сникерсами», – зудела Юлька. – Надо же кормить жену и сына?

– Но ведь и Рита работает, – заметила Людмила Сергеевна.

– Ой, да что она там «работает»? Их муж кормил всегда. И потом: нашим молодым придется думать о жилье. Вот вы с Володей это дело и будете оплачивать!

– Нет, Макс отказался от нашей помощи заранее, – Людмила Сергеевна почувствовала, как заныло, закололо сердце. – Я пойду, Юль. Если что – звони, – и она по привычке чмокнула дочь в лоб. По тому, как Юлька дернулась, Людмила Сергеевна поняла: этого делать не следовало. Юлька находится в состоянии войны со всем миром, вокруг нее – враги, и она стреляет без предупреждения. «Все может кончиться бедой», – думала Людмила Сергеевна в лифте, прислушиваясь к ноющему сердцу.

Ольга Михайловна, ведя за ручку Ваньку, столкнулась на лестничной площадке с соседкой. Та заулыбалась:

– Что, опять внучка подкинули?

– Подкинули моего сладенького, подкинули!

– На площадку идете? Правильно! Там сейчас много ребятишек, мороз отпустил – все высыпали.

– Вот и славно! Ванечке весело будет! Да, Ванек?

Мальчишка радостно мотнул головой и, улыбнувшись Ритиной улыбкой, посмотрел на бабушку Ритиными глазами.

Ольга Михайловна умилилась: «Какой красавчик растет! И как на Риточку похож! Хотя и не скажешь, что она такая уж красотка». К дочери Ольга Михайловна всегда была строга и оценивала ее по самой строгой шкале, даже в том, что касалось внешности, одежды, прически… А как иначе можно воспитать настоящего человека? Хотя Ольга Михайловна не особо это проявляла, любила она свою девочку безумно и ужасно болела душой за все ее жизненные неудачи и совсем уж втайне жалела Ритулю. Хорошо, что сейчас все уладилось, работа вполне достойная, дома – тьфу, тьфу… Ванечка здоров, и это самое главное.

На детской площадке и в самом деле детей было полным-полно. Все скамеечки заняли мамаши и бабули. «Холодно ж сидеть», – удивилась Ольга Михайловна. Ванечка бросился на горку, а она не спеша подошла к знакомой, выгуливавшей внучку, и повела обычный, неторопливый, «детплощадочный» разговор.

Падал снег, и картинка была радостно-новогодняя: ярко одетые дети сыпались горохом с горки, играли в снежки, катали друг друга на санках…

– А хорошо бы, – задумчиво сказала Ольга Михайловна, – к Новому году сюда елочку принести. То-то бы ребятам радость. Как думаете?

– Да, неплохо… – ответила знакомая. – А кто это с вашим Ванечкой разговаривает? Что-то я эту женщину впервые вижу.

Ольга Михайловна поискала глазами внука. Ага, вот он. Действительно, рядом с ним на корточках сидела молодая женщина в розовой стеганой куртке. Улыбалась, что-то говорила…

– Я тоже ее не знаю, – пожала плечами Ольга Михайловна. – Может, чья-то мама…

– Нет, я вам точно говорю – ничья она ни мама. Я всех тут знаю…

Ольга Михайловна решила на всякий случай проверить – мало ли, столько несчастий вокруг происходит… Она быстрым шагом направилась к Ване. При виде ее молодая женщина встала, выпрямилась и улыбнулась:

– Здравствуйте!

Ольга Михайловна глядела вопросительно. Вдруг Ваня обернулся к бабушке и весело сообщил:

– Бабуль, эта тетя мне дала конфетку. И еще она спрашивает, где гуляет моя мама. И еще она хочет тебе что-то сказать.

– Кто вы такая? Что вам нужно? – с тревогой спросила Ольга Михайловна.

– Да не важно, кто я, – продолжала улыбаться Юля. – Важно, чтобы вы узнали, кто ваша дочь. А она у вас… Не хочется при Ванечке… Но что ж делать? – Юля сокрушенно покачала головой. – Так вот: Рита тащит в постель молоденьких мальчиков, несовершеннолетних даже…

Ольга Михайловна замахала на Юльку руками:

– Замолчите немедленно! Ванечка, – она легонько подтолкнула мальчика в спину, – иди, покатайся с горки.

Послушный внук пошел на горку, с удивлением оглядываясь на бабушку и добрую тетю.

– Что вы несете? – зашептала Ольга Михайловна. – Вы, наверное, сумасшедшая?

– Бережем детские ушки? – насмешливо спросила Юля, провожая Ваню глазами. – То ли он еще увидит и услышит в своей жизни! Бедное дитя, при матери-шлюхе…

– Я сейчас позову милицию, – беспомощно пробормотала пожилая женщина.

– Это убедительно, – усмехнулась Юля. – Интересно, что вы им скажете… Да я скоро уйду, успокойтесь! Просто вы, как мать, должны знать, что Рита решила поиграть в Эммануэль. Слышали про такую? А как бабушку вас должно волновать, в какой обстановке растет внук. Вам ведь это не безразлично? Видимо, нет, – кивнула Юля после некоторой паузы. – Значит, считайте, что я ваш бесплатный информатор, а уж выводы сами делайте, не мне же за вас… Всего хорошего! И с наступающим! – Юля ослепительно улыбнулась, обнажив дырочку вместо зуба – очень радостная была у нее улыбка. – Пока, Ванятка! – Она помахала рукой мальчику, который, стоя на горке, весело замахал ей в ответ.

Рита медленно брела домой. Каждый шаг давался ей с трудом, будто к ногам подвесили по гире. Не хотелось поднимать глаза, она все время смотрела в асфальт, покрытый кое-где снегом, и, естественно, периодически врезалась в кого-нибудь.

– Эй, поосторожнее! Смотреть надо!

Но Рита и тогда не поднимала головы. Единственным ее желанием было не видеть никого вообще, ни одной человеческой морды, забиться куда-нибудь в уголочек, и чтоб никто не нашел.

Сегодня на работе напряжение последних недель, наконец, прорвалось. Хотя еще только двадцатое, Олег Витальевич решил провести ежегодное предновогоднее «собрание подведения итогов». Рита посмеивалась: даже по речи видно, что человек в не таком уж далеком прошлом – номенклатурщик. Впрочем, это и не являлось большой тайной: еще в девяностом Смирнов работал в райкоме комсомола.

За полчаса до собрания Олег Витальевич вдруг подошел к Рите, правившей свой текст, и тихим, недобрым шепотом спросил:

– Что, не взяли в классную фирму, где много платят? За дурной характер?

Рита подняла на него недоумевающий взгляд.

– Я не поняла… Вы о чем?

– «Макс и компания»! – торжественно объявил Олег Витальевич, внимательно следя за ее реакцией. При слове «Макс» она заметно вздрогнула. – Оп-ля! – удовлетворенно хмыкнул Смирнов.

– При чем тут… Макс? – у Риты даже дыхание перехватило.

И тут Олега Витальевича понесло: все эти дни он носил, копил в себе злость и обиду на эту журналисточку неудавшуюся, которая смеет где-то там поливать грязью… Он шепотом высказывал и рассказывал ей все – и про звонок из «Макса», и про ее вероломство («Ты даже не сочла нужным предупредить!»)… Он безумно радовался, что ее не взяли («Так тебе и надо!»), и постоянно твердил: пусть она не надеется, что после всего этого у нее здесь…

– А вы даже не удосужились навести справки о… фирме? – грустно перебила его Рита.

– То есть?

– Это все чушь, и фирмы такой нет. И никуда я не собиралась уходить. Это со мной кое-кто счеты сводит…

Олег Витальевич уязвленно молчал. Возможно, эта Гаврилова говорила правду, а он и в самом деле сглупил и не проверил ничего: существует ли этот «Макс», живет ли на белом свете Анна Самуиловна Фридман – менеджер по персоналу… Слишком сильно он тогда обиделся на Риту, чтобы сподобиться на рациональный поступок. Так, а сейчас-то что главное? Сейчас важно не признаваться в своей оплошности, не терять авторитета.

– Что ж, – с достоинством произнес Смирнов, – работники, чья запутанная личная жизнь отражается на производстве, – еще тот подарочек. Тем более что у меня к тебе, Гаврилова, накопилось достаточно претензий по твоей непосредственной деятельности. – Всю последнюю неделю начальник читал-перечитывал Ритины опусы, скрупулезно выклевывая из них малейшие недостатки, придираясь к каждому слову, к каждой запятой. – Мы брали в штат журналиста-профи, чтобы все было оригинально, интересно, по-новому. А у тебя что? На таком уровне, извини, любой студент статейки накропает. Я к чему веду-то… На собрании будет разговор о повышении всех зарплат. Так вот, твоих гонораров это не касается.

Он вовсе не хотел, чтоб она уходила. Все-таки свою работу Рита делала очень даже неплохо. Но во-первых, она уже никуда не ушла и, возможно, действительно, не собиралась, а, во-вторых, ее в любом случае следовало проучить за все доставленные ему, Смирнову, муки. Да и не стал бы он удерживать работника большими деньгами, еще чего – не тот день на дворе! Хороших спецов много, а вот отличных мест для работы – ой, мало! Кто за кого должен держаться?

Удовлетворенный Олег Смирнов отошел от Ритиного стола. Он так издергался, так переживал: третья ошибка – это уже плевок в лицо! Теперь же будто камень с души свалился!

А Рита сидела раздавленная и думала: «Очередная работа рухнула… Конечно, из-за нее не стоит рыдать, не радио все-таки… Но сколько ж можно терять все и начинать сначала?» А если рассматривать это как новый шанс… Найдутся ли у нее силы на очередную попытку? И с чем, и куда ей идти? «В тридцать три карьеру в журналистике не начинают, ее уже заканчивают и уходят в писатели или пророки…» Все поезда ушли!

Собственно, отсюда ее еще никто не гонит. Но как оставаться после всего сказанного Смирновым? Рита слишком горда, чтобы проглотить и утереться.

Господи, а главное-то: это ж и впрямь Юлькины штучки! Вот что самое важное! Ну, дальше просто ехать некуда…

Рита встала, оделась, взяла сумку и ушла, ни с кем не попрощавшись, никому ничего не сказав. «Сучка!» – отметил про себя Олег Витальевич, ждавший раскаяния и слез.

По улице шел призрак, зомби, не видевший людей, не замечавший машин. «Я слабая женщина, я уже достаточно потрепана всякими обстоятельствами, я просто устала. И не способна на подвиги во имя любви. Может, и вправду всем будет лучше и легче, если мы с Максом разойдемся?» От этой мысли Риту аж зашатало, и в груди вдруг так заболело, что она чуть не завыла в голос. Она вспоминала его вишневые глаза, губы, голос, руки, и слезы катились по ее щекам, а плакать на зимнем ветру было так больно и холодно! «Не могу, не могу, не могу!» Но разум развертывал перед ней мрачную панораму: жить им негде, она почти потеряла работу, Гошка несчастен, Юлька еще неизвестно какую гадость выкинет… Если учесть, что пока за бортом событий Ваня и родители, которые никогда не поймут «неправильных» поступков, то можно предположить: проблемы только удесятерятся. «Не могу, не могу, не могу!» А надо! «Гудбай, май лав, гудбай!» – запел в ее голове Демис Руссос. Даже в такой не самый веселый момент жизни изощренное «радийное» мышление подкладывает ей под мысли отличную музыкальную отбивочку…

Через час Рита знала, что ее родители и сын уже отнюдь не за бортом событий, а в самой их гуще.

Телефонный звонок раздался, когда она только вошла в квартиру и еще не успела раздеться. Поэтому все, что говорил, вернее, кричал ей папа, она слушала, стоя в шубе и обливаясь потом. Хотя руки ее быстро начали стыть от ужаса. Папа орал, что, в принципе, ему несвойственно. Мама слегла с глубоким гипертоническим кризом («Мало она дергалась из-за твоих неурядиц на работах, только вздохнула, и тут!..»), Ванька, естественно, ревел, был испуган («Сына ты не получишь до тех пор, пока не разберешься со своей сложной личной жизнью! Ребенок не может нормально расти в такой обстановке!»).

– В какой обстановке, пап? – жалобно спросила Рита. Она уже все поняла, более того, она поняла, что ждала чего-то подобного. Чувствовала, что случится пожар.

– В обстановке, когда мать называют «шлюхой», – понизил голос папа.

– А тебе в голову не приходило, что это все подлость, ложь? – начала защищаться Рита, немного оправившись от первого шока. – Как же вы плохо думаете обо мне… Может, ты хочешь меня выслушать?

– Ни-ни! Ты знаешь, я всегда был тебе другом и советчиком, но в таких гнусных делах, когда приходят обиженные жены…

– Это не жена!

– Не хочу знать! Мне все равно, кто это! А тебе не приходило в голову, что она может Ваньку кислотой облить?

Рита услышала, как запричитала мама.

– Па, уймись! Маме и так плохо…

– Это ты мне говоришь?! Ну, знаешь… Кто бы ни была эта женщина, – он чуть сбавил громкость, – пойми главное: у нормальных людей при нормальной жизни таких ситуаций возникнуть просто не может! Разберись со своими проблемами! А Ваня пока побудет у нас.

Ах, непримиримое ко всем и ко всему поколение интеллигентов-максималистов! Ах, эти стерильные представления о «норме» и «нормальных отношениях», вскормленные романтическими шестидесятыми годами, не знавшими компромиссов! Как же с вами бывает трудно…

– Отнимаете сына? Лишаете родительских прав? – с горькой иронией спросила Рита.

– Если хочешь – да! Приведи себя в порядок, девочка!

– А ты уверен в своей правоте? Насчет нормы?

– Абсолютно. Извини, у меня много дел. Позвонишь сама, когда будет что сказать, – и он повесил трубку. Хорошее пожелание, особенно когда тебя не хотят слушать вообще.

Рита прямо в шубе села на стул и уставилась в одну точку. Из нее как будто вынули все – внутренности, скелет. Там, под кожей – пустота. И при этом абсолютно ничего не хотелось: ни есть, ни спать, ни плакать. Этакий эмоциональный вакуум.

Было все равно, какое число, день, год, век. Все вокруг потеряло цвет, запах, форму… Существование сделалось странным, нереальным, бессмысленным.

Рита попробовала сосредоточиться. Не получалось. Все мысли от попыток схватить их за хвост разбегались в разные стороны, как тараканы от дуста. Напрягшись, она поднялась и стянула с себя шубу. На это сил хватило, но вот удержать тяжелую вещь не смогла. Шуба соскользнула на пол. «Черт с ней», – вяло подумала Рита и пошла в ванную. Там она открыла холодную воду и плеснула в лицо. Вздрогнув от ледяных брызг и выйдя из непонятного ступора, она вновь обрела способность более или менее соображать… И тут же все происшедшее навалилось на нее неподъемным грузом.

– Ой-ой! – застонала Рита, рухнула на колени и разрыдалась. Она рыдала так безудержно и громко, что не сразу услышала телефонный звонок. Услышав же, бросилась к телефону – ведь это мог быть папа, там маме плохо, и все по ее, Ритиной, вине.

– Алло! – прохрипела она в трубку.

– Риточка, любимая! Ты что не отвечаешь? А что у тебя с голосом? Ты простыла, малыш? – это был Макс. Встревоженный, озабоченный, ах-ах! Мальчишка, сопляк! Радостный какой! Конечно, какие у него могут быть проблемы? Все проблемы и кошмары – у нее! Папа прав: в нормальной жизни такого не бывает. Когда тебе за тридцать, а мальчишка на втором курсе – это ненормально. Грязно и аморально! Все правы: папа, Юлька, Гоша… Волна жуткой злобы захлестнула Риту.

– Ты забудешь этот номер на веки вечные! – заорала она в трубку. – Я больше тебя не знаю и знать не хочу! Это твоя сестрица нагадила мне на работе, я была права. У меня психоз, да? Ты обещал ее остановить, но ничегошеньки не сделал! Конечно, зачем тебе ссориться с сестрой, тебе-то и так сладко! Сволочь! Она и продолжает резвиться! Люби ее, жалей ее! Да на фиг мне сдалось ваше поганое семейство! И ты в том числе. Я тебя ненавижу! – И Рита шарахнула трубку на рычаг.

У Макса на самом деле были радостные новости. Дело в том, что он нашел, как он сам это назвал, «промежуточный вариант». Он все-все рассчитал и просчитал, и вот что получилось: один его приятель, Игорь, уже несколько лет работал в автосервисе, причем по иномаркам. Зарабатывал больше, чем очень хорошо… А Макс тоже в свое время лазил в отцовскую машину – сперва в одну, потом в другую, и выяснилось, что руки и голова в плане авторемонта у него на месте. Разумеется, и в страшном сне Максу не могла привидеться карьера автомеханика. Даже из-за денег. Но ради Риты…

Словом, он поехал к Игорю и долго с ним разговаривал.

– Ну, братан, ну как же это можно, не бросая твоих дел? Ты ж в институте полдня торчишь! – недоумевал Игорь.

– Сразу после института я мчусь сюда. И хоть до глубокой ночи. И еще все выходные.

– Загнешься!

– Не загнусь. Твое дело – меня обучить. Сколько на это надо времени?

– Слушай, только ради наших хороших отношений… А так – на хрена оно мне упало?

– Я понял, я оценил, сочтемся потом. Сколько?

– Ну, чтоб ты начал деньги зарабатывать… Именно деньги, а не так… Ты ж из-за этого?

– Какой срок? – Макс уже начал злиться.

– Месяца два. Тебе – месяца два. Станешь хорошим мастерюгой. Но чтоб заработать, ночами придется копаться… А то – бросай свою бодягу, лучше будет, серьезно!

Но это было как раз несерьезно. Ему надо думать не только о сегодня и завтра, но и о послезавтра. Наступит срок, и он начнет зарабатывать головой, знаниями… Черт, как слабо в это верится сейчас, как медленно идет время! Но он не имеет права поддаваться панике, он просто должен много работать. День и ночь. Там, где больше платят. Переводы – побоку.

Обсудив с Игорем цифры, Макс сел между двумя «мерседесами» на какое-то колесо, вытащил калькулятор и подсчитал: через три месяца они с Ритой смогут снять недорогую однокомнатную квартиру, в плохом районе, конечно, но разве это сейчас важно? А уже через годик, откладывая деньги и заняв какую-то сумму, им удастся, учитывая положенное Рите после развода, купить скромное двухкомнатное жилище. Совсем неплохо!

Удовлетворение и ощущение победы над обстоятельствами переполняли Макса.

– Где у вас телефон? – улыбаясь, спросил он Игоря.

«Я все придумал, родная!» – вертелось у него на языке, пока он пытался дозвониться до Риты. Однако та все никак не брала трубку. И вдруг он услышал хриплое, чужое «алло»…

Потом Макс еще трижды набирал ее номер. С трудом набирал, ибо пальцы противно, мелко тряслись, как у старика. Но она больше не ответила. Надо ехать к ней! Случилось что-то кошмарное! Наверное, кто-то умер! Или она сошла с ума…

Придя домой, Гоша застал Риту в состоянии полного обалдения от лекарств. Она напилась реланиума, который употребляла крайне редко и исключительно на ночь. Рита лежала, укрывшись пледом, на диване и бессмысленно смотрела в потолок.

– Иначе я бы сдохла, – еле ворочая языком, объяснила она Гоше.

– Сколько таблеток?

– Три или четыре… Не помню…

– Ванька где?

– У родителей. Меня лишили родительских прав. За разврат, – она засмеялась тихо, слабо, и все смеялась и смеялась, достаточно долго, так что Гоша испугался всерьез и позвонил тестю с тещей.

Макс, вылетев пулей из лифта и кинувшись, как ненормальный, на дверной звонок, не думал, дома Гоша или нет. Это теперь не имело никакого значения.

Дверь открыл Ритин муж.

– Где она? Что с ней? – выпалил Макс. Гоша разглядывал своего соперника, враз разрушившего его жизнь. Всю жизнь… И видел в его глазах испуг и боль за Риту. И еще страх потерять ее. Он его понимал, но все равно люто ненавидел.

Вдруг из комнаты раздался слабый голос:

– Уйди, ради всего святого! Не пускай его, Гоша! Уйди! – и жалобный всхлип.

– Ты все слышал? – сдерживая себя, чтобы не наброситься на Макса, сквозь зубы спросил Гоша. – Или мне повторить?

– Она больна? Ей плохо? – Макс не двигался с места.

– Ой, да убери же его отсюда! – прошелестело из комнаты.

– Опять не слышал? – Гоша с угрозой шагнул вперед, как бы выпихивая Макса из квартиры.