Текст книги "Опасный обольститель"

– О боже! Женевьева! Любовь моя! – закричал он, когда его накрыл долгожданный оргазм. Лучший в жизни. Еще ни с одной женщиной он не получал такого удовольствия. И тут ее накрыл новый оргазм. Бенедикт понял, что будет любить Женевьеву вечно. Умрет за нее, если понадобится. Она всегда будет его ангелом, его светом, его путеводной звездой.

Глава 16

– Простите, что беспокою вас, госпожа Женевьева, – раздался за дверью голос Дженкинса. Они с Бенедиктом лежали в изнеможении в постели. С тех пор как обоих накрыла волна удовлетворения, прошло уже десять или пятнадцать минут, но они никак не могли вернуться в реальность. – Крестный отец его светлости ждет в холле. Он хочет видеть господина Бенедикта во что бы то ни стало.

– Проклятье, – сквозь зубы проворчал Бенедикт.

Женевьева высвободилась из его объятий и села на постели.

– Подождите, Дженкинс! – крикнула она и, лукаво улыбнувшись, взглянула на Бенедикта.

– Но почему он не мог дождаться утра? – нахмурился Бенедикт. – На моего крестного это совсем не похоже. Хотя, возможно, ему удалось что-то узнать о тех двух слугах.

– Неужели вы успели поговорить об этом с крестным?

– Да, как раз шесть дней назад. Перед встречей с Уильямом Форстером.

Бенедикт выглядел очень взволнованным.

– Я знала, что лорд Каргил ваш крестный, но не думала, что вы с ним настолько близки и поверяете ему все свои секреты, – удивилась Женевьева.

– Да, он больше чем крестный. Он – мой лучший друг, любовь моя, – криво улыбнувшись, объяснил Бенедикт. – Но, простите, милая, мне нужно поговорить с ним наедине. Возможно, в нашем разговоре всплывет такая тайна, которую я просто не имею права пока разглашать. Может статься, я не смогу рассказать об этом даже вам.

– Эта история такая загадочная и запутанная… – задумалась Женевьева.

– Скорее это очень грустная история, – поморщившись, возразил Бенедикт. – Но сейчас я не могу вам больше ничего сказать. Ведь это не только мой секрет, в противном случае я могу подвести лорда Каргила.

– Хорошо, тогда я пока не буду задавать вам вопросов на эту тему.

– Если вы не возражаете, я попрошу Дженкинса провести лорда Каргила сюда. – Бенедикт попробовал сесть на постели, но у него ничего не получилось, и он без сил рухнул на подушки. – Наша близость утомила меня больше, чем я думал.

– Конечно, вы можете поговорить здесь. Почему я должна быть против? – С этими словами Женевьева встала с постели и принялась торопливо одеваться. – Я скажу Дженкинсу, чтобы он привел графа сюда. А сама уйду в другую комнату.

– Я говорил вам, что вы самая прекрасная женщина, какую я когда-либо встречал на своем веку? – ласково улыбнувшись Женевьеве, спросил Бенедикт.

Женевьева подошла к нему, наклонилась и поцеловала:

– Вы говорили мне об этом уже дважды за сегодняшний вечер.

– Всего лишь два раза? Я должен повторить вам это еще несколько раз. А лучше докажу своими действиями, когда граф Дармаус уйдет, – многообещающе улыбнулся Бенедикт.

Она нежно погладила его по щеке:

– Вы уже доказали сегодня вечером.

Он крепко сжал ее руку. Его прекрасные черные глаза сверкнули.

– Нам очень многое нужно обсудить, Женевьева. И не только обсудить, но и сделать. Мы приступим к этому, как только он уйдет. Надеюсь, визит графа не затянется.

– Думаю, что это будет замечательно. Мне должно это понравиться.

– И мне тоже, – кивнул он.

– Я буду в соседней комнате. Позовите меня, если вам потребуется моя помощь.

– Чем быстрее я поговорю с Дармаусом, тем раньше мы с вами сможем остаться наедине. – Бенедикт с сожалением выпустил руку Женевьевы. – И еще одно. – Бенедикт схватил ее за рукав платья, когда она направилась к двери. – Спасибо вам. Огромное спасибо.

– За что вы меня благодарите? – удивилась она.

– Вы спасли мою жизнь, – с чувством заявил он.

– Любой из ваших друзей сделал бы на моем месте то же самое, – покачав головой, возразила Женевьева. – Я просто оказалась рядом. Вот и все.

– Вы считаете меня своим другом, Женевьева? – Взгляд его прекрасных черных глаз стал пронзительным.

– Вы для меня гораздо больше чем просто друг, – ответила она.

– Мы обязательно вернемся к этому разговору, как только граф Дармаус уйдет. Обещаю.

– Буду с нетерпением ждать.

Бенедикт посмотрел на Женевьеву с такой любовью, что у нее перехватило дыхание, а сердце радостно забилось.

Но внутренний голос подсказывал ей, что не стоит верить этим восторженным словам и нежным взглядам. Ведь он только что очнулся после шести дней беспамятства. Возможно, лихорадка до сих пор не до конца прошла. Он рад выздоровлению, испытывает к ней огромную благодарность. Но никто не знает, какие чувства у него будут, когда он окончательно придет в себя и восторг поутихнет. Не исключено, что все забудет.

Женевьева старалась не встречаться с ним взглядом. Боялась, что он прочтет в ее глазах безграничную любовь, и это станет ему неприятно. А вдруг подумает, что она не отпустит его, предъявив свои права. Для таких людей, как он, свобода – самое важное в жизни.

– Мне кажется, мы не должны сегодня больше заниматься любовью. Давайте отложим это до вашего окончательного выздоровления.

– Но почему? Что это значит? – прищурившись, спросил он.

– Это значит, что вам пока не стоит… перенапрягаться. Ведь вы совсем недавно пришли в себя, – пожав плечами, объяснила она.

– Не согласен. Я чувствую в себе прилив сил от одного лишь предвкушения, как это будет.

– Вы из тех, кто любит все делать по-своему.

– Вы правы. И я докажу вам это, как только граф уйдет.

Женевьева радостно улыбнулась Бенедикту, и улыбка не сходила с лица, когда она вышла из спальни. В холле ждал Дженкинс. Она попросила провести лорда Каргила к Бенедикту. Но когда вошла в соседнюю комнату и закрыла за собой дверь, настроение ее резко изменилось. Во всяком случае, улыбаться она перестала.

В отношениях с Бенедиктом все так зыбко и неопределенно. Женевьева была совершенно уверена в том, что по-настоящему влюбилась в него. Влюбилась настолько, что не представляла без него жизни. И ей хотелось заниматься с ним любовью снова и снова. Но она боялась, что все его нежные взгляды и слова вызваны всего лишь благодарностью. Ей невыносима была мысль о том, что через несколько дней или недель Бенедикт поймет, что она ему наскучила, и навсегда уйдет из его жизни. Потому хотела отложить разговор и интимные отношения до полного выздоровления.

– Надеюсь, вам удалось что-то узнать о тех слугах, что работали у моих родителей и скрылись вскоре после их гибели? – вместо приветствия, спросил Бенедикт, как только граф Дармаус вошел в спальню.

Ему не терпелось как можно скорее закончить этот разговор и остаться наедине с Женевьевой. Если бы не мысль о том, что Эрик Каргил располагает какими-то сведениями по поводу убийства родителей, Бенедикт вообще под благовидным предлогом отказался бы от этой встречи. Но он расследовал обстоятельства их гибели целых десять лет и поклялся себе отомстить их убийце. И потому даже мысль о Женевьеве не могла заставить его забыть об этом.

Эрик Каргил криво улыбнулся, оставшись стоять у двери.

– Вообще-то я хотел узнать, как ты себя чувствуешь. Мне написали, что ты только сегодня пришел в себя, – сказал он.

Бенедикт пожал плечами. Лицо его приняло скучающее выражение.

– Я чувствую себя нормально. Особенно если учитывать, что шесть дней назад в меня стреляли и я все это время был без сознания.

– Я об этом знаю. – Эрик Каргил тихо прикрыл дверь спальни и подошел к кровати. – Как тебе удалось выжить после такого опасного ранения?

– Вы говорите так, словно расстроены тем, что я остался жив, – не скрывая досады, заметил Бенедикт.

– Ну что ты! Все это не совсем так, – загадочно улыбнулся Каргил. – Но мне кажется, рецидив болезни можно будет легко и правдоподобно объяснить.

Бенедикт замер. Дурное предчувствие охватило его. Сердце похолодело от ужаса. Но, может быть, он ошибается? Ведь в это просто невозможно поверить!

– Кому объяснить? – дрожащим голосом спросил он. – Что будет выглядеть правдоподобно?

– Твоим друзьям. Ведь они наверняка будут задавать вопросы по поводу случившегося. – Граф оглядел комнату. Поморщился, увидев брошенные на пол полотенца и корыто с остывшей водой, все еще стоявшее у камина. – Кажется, не в меру заботливая герцогиня Вуллертон тоже стала твоим лучшим другом, не так ли?

Предчувствия не обманули. Смысл ужасных слов графа становился все более очевидным. Но он все равно не мог в это поверить. Неужели лорд Каргил, его лучший друг, его крестный отец… Нет, невозможно! Все его существо противилось этой мысли.

– Да, Женевьева очень заботливая. Она ухаживала за мной все это время. Вряд ли без нее, без ее помощи я бы выжил. – Бенедикт и сам не знал, зачем это говорит.

– Да, а в тот злополучный вечер она оказалась даже слишком заботливой, – сказал граф, странно глядя на него.

– Я советую вам перестать говорить о ней в таком тоне, – резко осадил Бенедикт.

– Ты успел влюбиться в нее, не так ли? – спросил лорд Каргил, насмешливо глядя на него. – И я тебя понимаю. Она действительно чертовски привлекательна. Но, к сожалению для вас обоих, она оказалась еще и слишком умна.

Внезапно взгляд его стал жестким.

Бенедикт похолодел. Ему казалось, что в груди у него ледяная глыба вместо сердца.

– Какие бы претензии вы ни имели ко мне, вы не должны вмешивать в эти дела Женевьеву.

– Уже поздно, она сама влезла в это, – жестко констатировал Каргил. Напускная веселость окончательно покинула его. – Ей не стоило лезть в чужие дела, которые ее совершенно не касаются.

Бенедикт замер. Но теперь уже не от удивления или ужаса. Он просто выжидал удобный момент для нападения. Понимал, что сил у него очень мало, но другого пути, как первому нанести удар, нет.

– Что вы имеете в виду? Каким образом Женевьева влезла в это дело? Она просто посоветовала разыскать слуг, которые исчезли сразу после убийства родителей. – Бенедикт пытался говорить спокойно.

Лорд Каргил посмотрел на него долгим странным взглядом и, немного помолчав, кивнул:

– Да, я уже говорил, она не только красива, но и очень умна. К большому сожалению для вас обоих.

Бенедикт посмотрел на крестного так, словно увидел его впервые в жизни. Кто же он? Веселый и остроумный собеседник, каким его привыкли видеть в высшем обществе? Спокойный и строгий человек, каким Бенедикт видел его, когда они оставались наедине? Неуловимый и хитроумный шпион на службе у короля? Или кто-то другой, доселе неизвестный?

– Что же все-таки случилось с исчезнувшими слугами? – спросил Бенедикт спокойно, так, словно интересовался погодой или светскими новостями.

– Что случилось? Они мертвы, – пожав плечами, ответил Эрик Каргил. – Вне всякого сомнения, твоя прекрасная леди об этом догадалась.

– Вы убили их?

Граф Дармаус неопределенно мотнул головой.

– Скажем так, я был виновником их смерти, – насмешливо глядя на Бенедикта, сказал Эрик Каргил.

– Зачем вы это сделали? – спросил Бенедикт.

– Что ты имеешь в виду? Зачем я убил тех слуг или расправился с твоими родителями? – Эрик Каргил был абсолютно спокоен.

Сердце Бенедикта мучительно сжалось. Неужели это крестный убил родителей? Самые худшие подозрения сбывались.

– Так, значит, это вы убили моих родителей? – уточнил он. Ему было очень трудно в это поверить.

– Ну да, это сделал я, – все так же спокойно проговорил Эрик Каргил. Во взгляде его не было и тени раскаяния.

На какой-то момент Бенедикт потерял дар речи.

– Я хочу получить ответы на вопросы, которые мучили меня все эти десять лет, – сказал он наконец. – Рассказывайте, почему вы это сделали.

Граф Дармаус пожал плечами:

– К несчастью, твой отец догадался, что я на протяжении многих лет был двойным агентом. Не буду рассказывать, как именно он догадался. Да это и не важно. Как бы там ни было, он решил во что бы то ни стало разоблачить меня. Тогда я приехал в его имение и расправился с ним и его женой. А те двое слуг… – Дармаус поморщился. – Они знали, что я в тот день приезжал в имение. Хотя, конечно, самого убийства не видели. Возможно, я смог бы просто подкупить их, чтобы молчали. Но я боялся, что они все равно проговорятся тебе или кому-то еще, и не захотел рисковать.

Сердце Бенедикта бешено забилось. Ужас и удивление уступили место гневу.

– Значит, вы убили четверых ни в чем не повинных людей, чтобы скрыть свое позорное предательство?! – задыхаясь от гнева, вскричал он. – Как я в вас ошибался!

– Да, я убил четырех человек. Ты станешь пятым. – Бенедикта поражало его хладнокровие. – А твоя маленькая герцогиня станет шестой.

– Вам незачем убивать Женевьеву, – с расширившимися от ужаса глазами сказал Бенедикт.

– Она очень умна. И к тому же слишком много знает. Потому придется. У меня нет другого выхода. Ее смерть тоже будет выглядеть вполне правдоподобно. Она еще окончательно не пришла в себя после твоей болезни. И все поверят, что она не пережила нового удара – твоей смерти.

Бенедикт сжал кулаки.

– Вы подлый и жестокий негодяй! – вне себя от гнева вскричал он.

Он до сих пор не мог до конца поверить, что Эрик Каргил, его крестный и друг покойного отца, был способен на хладнокровное убийство четырех человек. Он убил своего лучшего друга и его жену, избавился от нежеланных свидетелей. И на протяжении десяти лет спокойно жил с этим, продолжал общаться с Бенедиктом, будто ничего не произошло. Теперь он так же хладнокровно собирается устранить его и Женевьеву. Самое страшное, Эрик Каргил не чувствует раскаяния за свои бесчеловечные преступления.

– Но зачем вы пошли на предательство против своей страны? – спросил Бенедикт. – Вы же англичанин, как и я. Зачем вам было вести двойную игру?

Дармаус поморщился. Его начал утомлять этот разговор.

– Во-первых, англичанин я только со стороны отца, моя покойная мать была француженкой, – устало начал объяснять он. – А во-вторых, в отличие от вас, я не вижу поводов гордиться Англией. Король безумен, принц-регент – транжира и сладострастник.

– Так вот в чем дело! Вы не находите, что причины эти совсем не убедительны?

– Не только поэтому. Были и другие причины. Я уже говорил, моя покойная мать – француженка, и я предан тому, кто по праву должен стать королем Франции.

– Бонапарту? – поморщившись, спросил Бенедикт. Само это имя было ему отвратительно.

– Ты догадлив.

– А… А тетя Синтия… Она знает о ваших темных делах? – с болью в голосе спросил Бенедикт. – Или она, как и я, считает вас честным человеком?

– Ну конечно знает. Более того, она в этом участвует и, как может, помогает мне, – невозмутимо проговорил граф Дармаус.

– Неужели? – нахмурившись, спросил Бенедикт. – Тетя Синтия?

– Да, – нетерпеливо тряхнув головой, подтвердил Эрик Каргил.

Все эти годы Бенедикт считал этих двоих членами своей семьи. Эрик и Синтия были для него самыми близкими людьми. И вот теперь он узнал, что они вели двойную игру и обманывали не только его, но и Англию, были в сговоре с его злейшим врагом Бонапартом.

– Я думаю, нам пора заканчивать этот разговор, Бенедикт, – отрезал Дармаус. – Уже поздно. Скоро герцогиня Вуллертон захочет прийти и обнять тебя, ведь она так любит своего Бенедикта. К сожалению, к тому времени ты уже не сможешь ответить на ее объятия, руки твои будут холодны как лед.

Во взгляде его не было и тени раскаяния.

– Как вы собираетесь все это осуществить? – чтобы потянуть время, спросил Бенедикт.

– Я заставлю тебя выпить содержимое этого пузырька, растворенное в стакане воды. – С этими словами Каргил вынул из кармана брюк маленькую бутылочку и показал ее Бенедикту. – Уверяю тебя, твоя смерть будет быстрой и безболезненной. Никто ничего не заподозрит. Все решат, что после очередного приступа лихорадки у тебя просто остановилось сердце.

– Интересно, как вы сможете заставить меня добровольно выпить яд?

– Еще не знаю. Возможно, пообещаю тебе не трогать Женевьеву, если ты добровольно выпьешь яд. Ведь ты ее любишь.

– Я не настолько глуп, чтобы в это поверить, – отрезал Бенедикт. – Вы не оставите ее в живых. Она для вас опасный свидетель.

Дармаус поморщился.

– Тогда я убью ее первой, – проговорил он. – И ты сам захочешь выпить яд. Ведь тебе больше незачем будет жить. Да и потом, тебе не даст покоя мысль, что она погибла из-за тебя. Ни у кого не возникнет никаких подозрений. Все решат, что она умерла из-за того, что ее сломанная рука воспалилась и началось заражение крови. Или выпила слишком большую дозу снотворного. Возможно, смерть Женевьевы примут за самоубийство. Подумают, она не пережила гибели возлюбленного. Вариантов великое множество.

– Но зачем вы мне все это говорите? – Глаза Бенедикта засверкали от гнева. – Не проще ли было незаметно подлить яд в стакан с водой и дать мне выпить?

– И пропустить такой интересный спектакль? – со смехом проговорил граф Дармаус. – Ни за что! Почти всю жизнь мне приходилось прятаться под различными масками и личинами. Ты не можешь себе представить, какое облегчение наконец-то стать самим собой. Сбросить маску хотя бы на минуту.

– Вы безумны.

Бенедикта вдруг осенило – он понял причины странного поведения графа. Каргил просто сошел с ума. На какой-то момент Бенедикту стало жаль безумца. Но потом он вспомнил, что Дармаус хладнокровно убил его родителей и двух слуг и собирается убить его и Женевьеву. К тому же на протяжении многих лет вел двойную игру против Англии, он настоящий предатель. И когда он это осознал, его жалость пропала, уступив место гневу.

– Неужели вы действительно считаете меня предателем? – Граф Дармаус о чем-то ненадолго задумался. – А я всегда считал себя патриотом Франции.

– Даже французы не хотят, чтобы их королем стал Бонапарт.

– К сожалению, даже среди них полно болванов, – презрительно отрезал граф. – Но как только Наполеон взойдет на трон, пелена спадет с их глаз и…

– Вы считаете, что Наполеон когда-нибудь вернется на престол и будет править Францией? – удивленно глядя на него, спросил Бенедикт. – Это немыслимо!

– Нисколько в этом не сомневаюсь. – Граф горделиво покачал головой. – Наполеон – человек чести. Настоящий король.

– Разве он не такой же сладострастник и расточитель, как принц-регент Англии?

Ноздри графа раздувались от гнева. Каргила очень задело то, что Бенедикт осмелился критиковать его кумира.

– Ты слишком молод и не понимаешь, как тяжело управлять народом… – сбивчиво заговорил он.

– Бенедикт был совершенно прав, когда сказал, что вы безумны. Так оно и есть, – сказала Женевьева, незаметно войдя в комнату.

Бенедикт и Каргил вздрогнули от неожиданности и повернулись к ней. Во взгляде Бенедикта читался безграничный ужас. А выражение лица Эрика Каргила, напротив, утратило самоуверенность. Он выглядел смертельно утомленным. Бенедикт перевел взгляд на руку Женевьевы и только тут заметил, что она направила в грудь Каргилу пистолет. Теперь ему стало понятно, почему граф Дармаус вмиг утратил самоуверенность. Он просто испугался за свою жизнь.

– Бросьте пистолет, дорогая моя. Можно обойтись и без кровопролития, – ласково проговорил он.

Но Женевьеву не мог обмануть ни ласковый голос графа, ни покорность во взгляде. Женевьева, находясь в соседней комнате, слышала весь разговор. Она поняла, какой это человек и что ему верить нельзя. Он хладнокровно убил четверых и все это время вел двойную игру против Англии. Он убил своего лучшего друга и его жену и теперь собирался расправиться со своим крестником, а потом и с ней.

Женевьева не пережила бы смерти Бенедикта. Она не могла допустить, чтобы с его головы упал хотя бы один волос. Ведь она любила его больше жизни.

– Я и не собираюсь проливать вашу кровь. Хотя мне хочется сделать это больше всего на свете. – Слава богу, после того как ранили Бенедикта, она стала держать при себе заряженный пистолет, боялась, что неизвестный преступник вернется, чтобы довести начатое до конца. Так оно и оказалось. – Но я заставлю вас признаться во всех своих преступлениях, за которые вас, вне всякого сомнения, повесят.

– Ах вы, мстительная маленькая ведьма! – вне себя от гнева прошипел граф Дармаус. Но потом губы его искривила насмешливая улыбка. – Но как это для вас ни прискорбно, я не верю, что вы спустите курок.

– Интересно, почему негодяи, которых мне приходилось встречать на своем пути, всегда были уверены в том, что я не смогу им противостоять? – задумчиво пробормотала Женевьева.

– Женевьева! – предостерегающе воскликнул Бенедикт.

– Вы избавили меня от этого негодяя Уильяма Форстера, Бенедикт, – Женевьева не отводила взгляда от безумного графа Дармауса, – теперь я отплачу вам той же монетой, избавлю от этого человека. Долг платежом красен.

В эту минуту Женевьева была прекрасна как никогда. Огненно-рыжие волосы рассыпались по плечам, выражение лица жесткое. Щеки раскраснелись. Она была в шелковом персиковом платье, которое очень шло ей. Руки совершенно не дрожали. В эту минуту она вообще была на удивление спокойна. Женевьева направила пистолет прямо в сердце Дармаусу. На его месте Бенедикт не стал бы сомневаться в том, что у нее хватит смелости нажать на спуск.

– Моя дорогая герцогиня… – пробормотал граф Дармаус.

– Не двигайтесь, Дармаус, – приказала Женевьева, когда он шевельнул рукой. – Когда-то много лет назад мой покойный брат научил меня стрелять из пистолета. И, смею вас уверить, я не промахнусь.

– Вы говорите о вашем брате Колине, об этом самоубийце, который сам разрушил свою жизнь?.. – язвительно улыбнувшись, уточнил граф.

– Нет, не делайте этого, Женевьева! – закричал Бенедикт, увидев, что она собирается спустить курок. – Не слушайте его! Граф Дармаус говорит все это, чтобы разозлить вас и заставить сделать необдуманный шаг. Он хочет перехитрить вас. Неужели вы не видите? Идите сюда, любовь моя. Дайте мне пистолет и позовите Дженкинса.

С этими словами Бенедикт протянул Женевьеве руку, чтобы взять у нее оружие. Женевьева послушалась и направилась к его постели.

Она двигалась осторожно, не отрывая взгляда от противника. Глаза ее сверкали от гнева, но мало-помалу взгляд смягчился. Она опустила пистолет, и граф Дармаус тут же этим воспользовался.

Бенедикту показалось, что произошедшее потом длилось бесконечно долго. Но в действительности всего несколько секунд.

Граф Дармаус сделал шаг по направлению к двери. Хотя Женевьева стояла к нему спиной, она почувствовала это, резко обернулась, направила на него пистолет и выстрелила. Он удивленно посмотрел на нее. Удивление так и не сошло с его лица, когда он медленно стал опускаться на пол, а на груди у него расплылось красное пятно.