Текст книги "Опасный обольститель"

Обстановка и богатое убранство комнат привели ее в восторг. Тем не менее поведение гостей смущало и даже пугало. Среди приглашенных были представители высшего света и люди из более низкого сословия. Некоторые мужчины не умели вести себя прилично в присутствии дам. Впрочем, многие дамы тоже забыли о приличиях. Некоторые пришли в очень открытых или почти прозрачных платьях, порой их груди были выставлены на всеобщее обозрение. Женевьеву такое поведение возмущало и даже шокировало. Эти женщины не имели права называться леди. Среди гостей Женевьева узнала нескольких дам из высшего общества, которых она встречала на балах и в гостиных. Они находились не в обществе своих мужей, а с незнакомыми ей джентльменами. Женевьева подозревала, что это их любовники.

Но вместе с тем она еще никогда не видела стольких представителей высшего общества, собранных в одном месте. Правда, их манеры сейчас разительно отличались от тех, которые она привыкла видеть. На других светских мероприятиях они вели себя гораздо более сдержанно и уж точно не позволили бы себе столь откровенно пускаться в любовные игры у всех на виду.

Что же касается самого принца… Судя по всему, приличия тоже мало волновали его. Когда Бенедикт представил ему Женевьеву, принц, как и подобает воспитанному человеку, поцеловал ей руку, но продлил поцелуй гораздо дольше, чем того требовала обычная вежливость. В его глазах промелькнуло неприкрытое вожделение. Чувствовалось, что Женевьева взволновала его как женщина, но настоящий джентльмен никогда бы не проявил таких откровенных чувств к даме, которую видит впервые в жизни. Это был тучный, краснолицый мужчина, уже в возрасте, но все еще довольно привлекательный. Принц не утратил обаяния и прекрасного чувства юмора.

– Кстати, принц сам посоветовал мне заботиться о вас и всячески опекать, – сказал Бенедикт. В его голосе промелькнуло скрытое неудовольствие.

Конечно, принц заметил повязку на руке у Женевьевы и решил показать, что он человек добрый, отзывчивый и сострадательный.

– Даже если и так, он не имел в виду, чтобы вы меня кормили с ложечки, как маленького ребенка.

– А хоть бы и так! Этим его не удивишь. По сравнению с тем, что происходит на его обедах, это всего лишь невинная детская шалость. – Бенедикт выразительно посмотрел на приглашенных. – Сами посмотрите, что происходит вокруг.

Многие гости успели изрядно опьянеть. Один джентльмен, нисколько не стесняясь, расстегнул брюки, чтобы показать своей собеседнице боевую рану. Другой поглаживал под столом бедра своей возлюбленной, а она как ни в чем не бывало продолжала болтать, словно не замечая этого.

По собственному опыту Бенедикт знал, что очень скоро гости станут вести себя еще более разнузданно. Ему неоднократно приходилось бывать на обедах у принца, и он уже жалел, что взял с собой Женевьеву. Несмотря на свое озорство и смелые высказывания, она наивна как ребенок. Судя по растерянному взгляду, происходящее шокировало ее. Должно быть, раньше она никогда не сталкивалась ни с чем подобным.

– Простите, что пригласил вас на этот обед. Я не должен был так делать, – нахмурился Бенедикт. Несмотря на протесты, он продолжал кормить ее, а заодно старался закрыть от нее наиболее непристойные сцены. Парочка рядом с ними занималась… Женевьеве лучше не знать, чем именно они занимались. – Ну все, думаю, нам пора уходить.

– Почему вас так шокирует поведение гостей? – со смехом спросила Женевьева.

– Не смотрите на меня с таким озорством, прошу вас, – прищурился Бенедикт. – Не искушайте меня. Иначе я тоже спущусь под стол, и вы об этом пожалеете.

– А почему вы думаете, что я об этом пожалею?

– Мне кажется, это общество… не подходит вам.

Она посмотрела на него невинным взглядом:

– Но ведь обед еще в самом разгаре. В конечном счете это невежливо. Если мы уйдем, принц может очень обидеться.

Бенедикт помрачнел:

– Вы правы. Мы должны хотя бы предупредить его о том, что собираемся уйти.

Он огляделся в поисках принца и заметил, что тот тоже времени даром не теряет и достаточно откровенно обнимается с какой-то дамой.

Раньше Бенедикт не замечал, что вечеринки принца настолько непристойны. Наверное, потому, что рядом с ним не было такой спутницы. Хотя и тогда подобные мероприятия ему не импонировали. Он сегодня не пошел бы на этот обед, но Эрик Каргил настоятельно просил появиться здесь, чтобы поговорить с одним джентльменом. Бенедикт не мог ему отказать, при этом хотел провести вечер с Женевьевой. И теперь ужасно об этом жалел. Боялся хотя бы на минуту упустить ее из виду. Ведь из-за своей неискушенности она могла попасть в какую-нибудь неприятность.

Бенедикт в задумчивости посмотрел на нее, не зная, как поступить. Ему во что бы то ни стало нужно было покинуть ее и поговорить с джентльменом, о встрече с которым попросил его Эрик Каргил. Но за время его отсутствия с ней может произойти все что угодно. Кое-кто из джентльменов уже давно с вожделением поглядывал на Женевьеву. Она была для них тем лакомым кусочком, который очень хочется отведать. Бенедикт не мог допустить этого. Уж если кому-то и суждено отведать его, то только ему. Как поступить?

Весь вечер Бенедикт испытывал сильное возбуждение. Присутствие Женевьевы очень волновало его. Ей так шло светло-лимонное платье. В нем она казалась бледнее, чем обычно, и еще утонченнее, с белой кожей, как жемчуг в ожерелье. Небесно-голубые глаза сияли от восторга. Улыбка практически не сходила с губ. Когда Бенедикт кормил ее, он понял, какие необыкновенно красивые у нее губы.

И тут вдруг он представил, как эти губы прикасаются к его возбужденной плоти, как плоть наливается кровью под тонкой тканью брюк. Откуда такие неприличные мысли? Возможно, так подействовала атмосфера разврата, царящая в этом зале, и непристойные выходки гостей.

– Что с вами, Бенедикт? Вы чем-то расстроены? – Женевьева нежно погладила его по бедру. Этот жест вызвал у него еще более острое желание, он не выдержал и застонал. – Может быть, я смогу облегчить вашу участь?

Если бы этот вопрос задала другая женщина, Бенедикт бы решил, что она флиртует с ним. Но, зная Женевьеву, он не усомнился в ее искреннем беспокойстве за него.

– Может, нам лучше выйти на террасу и подышать свежим воздухом, пока не принесут другие блюда? Думаю, никто не будет против. – Бенедикт бросил на стол салфетку и резко встал со стула.

Женевьева взглянула на вздувшийся бугор в его брюках.

– Вы уверены, что вам нужен именно свежий воздух, а не что-то другое?

Бенедикт подумал, что, возможно, предыдущая реплика Женевьевы не такая уж и невинная, как могло показаться на первый взгляд. Он с такой силой стиснул зубы, что чуть их не раскрошил.

– Я думаю, если мы выйдем на свежий воздух, дурнота пройдет. Если же это не поможет мне…

– Тогда что? – Женевьева аккуратно сложила салфетку, положила ее на стол и медленно встала.

– Тогда все будет зависеть только от вас, моя дорогая Женевьева.

Бенедикт осторожно взял молодую женщину за локоть, чтобы не потревожить больную руку, и вышел вместе с ней из комнаты. Дверь на террасу была открыта из-за духоты – в зале было слишком много людей. Бенедикт с трудом дышал, но не из-за скопления народа, а из-за нестерпимого желания. Он мечтал лишь о том, чтобы заняться любовью с этой удивительной женщиной.

Глава 8

Когда они вышли на террасу, Женевьевой овладели смешанные чувства. С одной стороны, она беспокоилась, находясь наедине с Бенедиктом, с другой – ее забавляло, что он старается скрыть свое столь очевидное сексуальное возбуждение. Наверное, причиной тому поведение некоторых парочек за столом. Неужели он действительно думает, что на воздухе вожделение пройдет? Хотя… Его последняя фраза была довольно двусмысленной. Но возможно, он имел в виду что-то другое?

– Надеюсь, вы смеетесь не надо мной, мадам? – досадовал Бенедикт.

Это еще больше развеселило Женевьеву, она не выдержала и расхохоталась:

– Простите. – Она пыталась сдержать смех. Взглянула на Бенедикта. Яркий свет, лившийся из открытых дверей, освещал террасу, и она без труда рассмотрела его лицо, надменное и даже суровое. И опять безудержно рассмеялась.

– Я не верю вашим извинениям, – проворчал Бенедикт.

– Но мне действительно очень стыдно за мое поведение. Я не собиралась над вами смеяться. Правда, – с трудом сдерживая смех, проговорила Женевьева. – Кстати, вы заметили, как распущенно вели себя некоторые парочки за столом? Никогда бы не подумала, что на приеме подобного уровня возможны такие вольности.

– А, вы намекаете, что и я… Если думаете, что я тоже…

– Нет-нет, я совсем не это имела в виду. – Погладив Бенедикта по руке, она смущенно посмотрела на него. – Это правда, Бенедикт. Вы не такой, как все эти гости.

– Женевьева, – задыхаясь, проговорил он.

– Что, Бенедикт? Что вы хотели сказать? Вам опять нехорошо? – Она с беспокойством заглянула ему в лицо.

На шее у него пульсировала жилка.

– Вы считаете, я не такой, как гости принца? Так знайте, вы ошибаетесь.

– Ошибаюсь? – Женевьева невинно посмотрела на него. – Но почему?

– Знаете ли вы, чего я сейчас хочу больше всего на свете? Завести вас в какой-нибудь укромный уголок, где нам никто не помешает, и заняться любовью. И так, чтобы на этот раз мы вместе получили удовольствие.

От такой шокирующей откровенности у Женевьевы перехватило дыхание. Это просто неслыханно!

– Вы не посмеете этого сделать. – Она нервно облизнула губы.

– Вы думаете, я не посмею этого сделать? О, как вы меня плохо знаете!

– Неужели вы считаете, что это возможно? Неужели думаете, мы с вами можем уподобиться гостям принца?

Он убрал руку от лица, но Женевьева все равно не могла увидеть выражение его глаз за опущенными веками.

– Больше всего на свете я хочу оказаться с вами в комнате, где есть широкая кровать. Без кровати мне будет трудно выполнить свою работу. – Бенедикт задыхался от страсти.

– Выполнить свою работу? – с трудом сдерживая смех, переспросила Женевьева. – Значит, так вы это называете?

Нет, причиной ее смеха были не слова Бенедикта. Ей хотелось смеяться от счастья. Ей, наивной и неуверенной в себе Женевьеве Форстер, удалось соблазнить холодного и неприступного Люцифера. Пробиться сквозь его эмоциональную защиту, и теперь он весь в ее власти. Она не могла поверить, что ей это удалось. Эта мысль опьяняла ее. Хотелось нарушить все запреты вместе с этим красивым и обаятельным мужчиной. Мужчиной ее мечты. Еще никогда она не пускалась в такое рискованное любовное приключение.

– Знаете ли вы, что сейчас я представляю? Вряд ли. И боюсь, после того, как признаюсь, ваше отношение ко мне изменится. И не в лучшую сторону. Может, вы даже возненавидите меня. Ну уж точно станете презирать. У меня перед глазами проходят различные картинки нашей с вами бурной ночи любви. Разные способы… – Бенедикт замолчал.

– Разные способы? – растерянно переспросила Женевьева. По правде говоря, она не была искушена во всем, что касалось любви, и ничего не знала о разнообразии способов получения наслаждения. – А разве бывают разные способы? – Она тоже замолчала, смутившись. – Это все звучит… так заманчиво, так интригующе.

Глаза Бенедикта вспыхнули.

– Осторожнее! Вы играете с огнем, Женевьева, – сдавленным от страсти голосом предупредил он.

Да, она и сама понимала, что играет с огнем, и это совершенно неудивительно. Гораздо удивительнее то, что холодный и отстраненный Люцифер тоже включился в эту игру с огнем. Странное дело, Женевьева, относившаяся ко всем без исключения мужчинам с настороженностью и страхом, полностью ему доверяла, чувствовала себя с ним в безопасности.

– А вы не хотите, чтобы я играла с огнем? – игриво спросила она. – Предлагаете вернуться назад? Считаете, что наше отсутствие слишком затянулось и стало уже неприличным? Боитесь общественного мнения?

– Нет! – воскликнул Бенедикт. Ноздри его раздувались от страсти. – Я ничего не боюсь и не думаю, что принц и его гости заметят, если мы будем отсутствовать еще какое-то время. Смею вас уверить, им сейчас не до нас.

Притянув к себе, он порывисто обнял ее. Но даже в этот миг, в порыве страсти не забыл о ее больной руке, стараясь даже случайно не задеть ее. Его возбуждение нарастало с каждой минутой. Их бедра соприкоснулись, когда губы слились в поцелуе.

Ее податливые нежные губы пахли медом и вином. Он никак не мог оторваться от них и покрывал бесчисленными поцелуями. Он совсем уже не мог сдерживаться, им овладела прямо-таки животная страсть. Еще ни одна женщина не возбуждала его так сильно. Плоть налилась кровью и пульсировала от нетерпения. Женевьева гладила густые черные волосы у него на затылке. Это возбудило его настолько, что он не выдержал и громко застонал. Они снова слились в поцелуе. Что это был за поцелуй! Казалось, в нем соединились лед и пламень, муки ада и блаженство рая.

Бенедикт испытывал невероятное наслаждение, потому что наконец-то мог утолить свою жажду. Жажду обладания, которая мучила его уже два дня. В этот вечер Женевьева была необыкновенно хороша. Ослепительно красива. За возможность обладать этой женщиной он готов был отдать все на свете.

Но при этом Бенедикт испытывал поистине адские муки. Ничего не поделаешь, терраса в Карлтон-Хаус не предназначена для любовных утех, он боялся, что не сможет полноценно заняться с Женевьевой любовью.

Но никакие преграды не могли помешать им. Ей удалось сломать его эмоциональную защиту окончательно и бесповоротно. Еще никому и никогда это не удавалось. Бенедикт не мог противостоять своему влечению к этой женщине. Да и не хотел. В эту минуту для него не существовало ничего, кроме нежных губ Женевьевы, которые он покрывал бесчисленными поцелуями, а пышные груди осторожно ласкал кончиками пальцев.

Как только Бенедикт коснулся ее соска, у Женевьевы перехватило дыхание. Он ласкал и легонько сжимал этот напряженный затвердевший от возбуждения бугорок. От ритмичных нежных движений у Женевьевы в низу живота растекалось сладостное тепло.

Ее охватило блаженное и вместе с тем мучительное возбуждение. Голова кружилась, сердце бешено билось. Она знала, что он единственный мужчина на земле, который сможет удовлетворить ее неистовое желание. Принести покой и облегчение. Как в Воксхолл-Гарденз, когда он нежно ласкал ее. Она никогда не сможет забыть то небесное наслаждение, которое он ей подарил.

– Простите, что заставил вас ждать… О! Извините за вторжение. Я не знал, что вы… Ну теперь я… Надеюсь, вы оба меня простите, – раздался на террасе мужской голос с иностранным акцентом.

Женевьева вздрогнула и стремительно отскочила от Бенедикта. Слава богу, мужчина не смог рассмотреть ее лицо, она стояла к нему спиной. Иначе увидел бы, что щеки залила краска смущения. К тому же Бенедикта это внезапное вторжение нисколько не смутило, и он продолжал ласкать ее грудь.

– Простите, что обстоятельства нарушили такое приятное течение нашего вечера, дорогая, – нахмурившись, прошептал он.

Женевьева испытала легкую досаду. Ей было жаль, что ласки, приносящие поистине неземное наслаждение, были так внезапно прерваны.

– Но вечер еще не кончился… – проворковала она. – И мы сможем продолжить.

Бенедикт тяжело вздохнул, с нежностью и сожалением посмотрел на Женевьеву – ему так не хотелось покидать ее, но ничего не поделаешь, нельзя пренебрегать своими обязанностями.

– Я постараюсь освободиться как можно быстрее. А вам лучше пойти в комнату отдыха для леди, пока я буду разговаривать с этим бесцеремонным болваном.

– Только прошу вас, будьте с ним не слишком грубы. Ведь, в сущности, он ни в чем не виноват.

– А я уже всерьез подумывал о том, чтобы задушить этого болвана, появившегося так не вовремя. Что ж, вы мне все объяснили, я понял, что этот вариант не годится, – пошутил Бенедикт, подняв бровь.

– Да, этот вариант действительно не годится. – Женевьева поддержала его шутку. Глаза ее весело заблестели. – Особенно учитывая то, где мы находимся. Принц, конечно, просто относится к нарушению приличий, его ничем не удивишь, но даже он не станет помогать нам заметать следы преступления.

Поняв, что она не сердится, Бенедикт с облегчением вздохнул.

– Я освобожусь через несколько минут. Встретимся в столовой, – сказал он.

– Буду с нетерпением ждать вашего возвращения, – ответила Женевьева.

Она на прощание улыбнулась Бенедикту, а джентльмену, так бесцеремонно ворвавшемуся на террасу, лишь холодно кивнула. И, гордо подняв голову, покинула их.

Прищурившись, Бенедикт взглянул на своего собеседника, лицо которого полностью скрывалось в тени.

– Вы хотели что-то сообщить, не так ли, месье?

– Мне очень жаль, что я прервал вас в такой неподходящий момент. Поверьте, я искренне сожалею.

– Позвольте усомниться в вашей искренности по этому поводу. Но давайте оставим эти расшаркивания, – сухо проговорил Бенедикт. – Перейдем к делу. Что вы хотели мне сообщить?

– Да, понимаю, прекрасно вас понимаю. – Джентльмен двусмысленно улыбнулся. – Вам не терпится поскорее вернуться к той очаровательной леди и…

– Не смейте говорить о леди, которая только что покинула террасу. Ни со мной, ни с кем-нибудь другим, – резко предупредил Бенедикт. Раздражение его росло с каждой минутой. Но, кажется, на собеседника это не произвело впечатления.

– Не говорить об этой леди? – усмехнулся он. – Это очень сложно. Она такая красивая и…

– Это не ваше дело. Черт бы вас побрал! – вспылил Бенедикт, его глаза вспыхнули от гнева. – Надеюсь, я ясно выразился?

– Да, конечно, – усмехнулся Деревокс, так звали собеседника.

– Тогда оставим этот разговор, – с нескрываемым презрением отрезал Бенедикт. Он всегда презирал таких людей, как Деревокс. Люди ему подобные не отличались высокими моральными устоями, ради собственной выгоды могли выдать государственную тайну. Однако по долгу службы Бенедикту нередко приходилось иметь с ними дело. Но он не считал нужным скрывать своего отношения к ним. Хотелось как можно скорее закончить этот разговор. Ведь ему, как верно заметил Деревокс, не терпелось вернуться к той леди.

– Последние несколько часов вы что-то слишком тихий. Все время молчите. И куда подевалось ваше знаменитое остроумие? Что-то случилось? – беспокоилась Женевьева.

Они возвращались домой после приема у принца. Светало. Мимо проезжали редкие в этот ранний час кареты с такими же запоздалыми гуляками. Изредка попадались торговцы с повозками, торопящиеся на рынок. Но в целом улицы в этот час были тихи и пустынны.

Женевьева абсолютно права, Бенедикт был рассеян и задумчив после разговора с Деревоксом.

Тот сообщил очень неутешительные новости: Наполеон не терял надежды вырваться из заточения и начал разрабатывать план побега с острова Святой Елены. Хотя побег с этого изолированного от всего мира острова был практически невозможен, от Наполеона можно было ожидать всего. Он необыкновенно хитер и умен, у него осталось множество единомышленников, готовых помочь. Эти люди пойдут на все, чтобы спасти свергнутого императора. Бенедикт как можно скорее должен был передать полученную информацию Эрику Каргилу. Медлить нельзя.

Только теперь он понял, как устал от шпионской деятельности. Устал добывать информацию о Наполеоне, устал от вынужденной секретности. Боже, как он ненавидел в этот вечер свою службу! Но Бенедикт не имел права уйти, особенно в такой момент. Конечно, побег Наполеона практически невозможен. Но, зная его хитрость и изворотливость, Бенедикт до конца не поручился бы, что Англия и ее союзники в полной безопасности. Если императору опять удастся сбежать и сговориться с армией корсиканцев, начнется новая война, которая поставит Англию под удар.

Он взглянул на Женевьеву. Она не понимала, почему его настроение так изменилось, и сама расстроилась. Нужно ее ободрить.

– Не понимаю, как у принца хватает сил на то, чтобы изо дня в день устраивать такие пышные приемы. Я был всего лишь гостем, и то совершенно вымотался, – заговорил Бенедикт, прервав наконец молчание.

– А мне очень понравился обед. Превзошел все мои ожидания, – мечтательно улыбнувшись, проговорила Женевьева. – Такая роскошь повсюду, столько гостей.

Бенедикт улыбнулся ей. Он был искренне рад, что этот вечер хотя бы Женевьеве доставил удовольствие. В ее небесно-голубых глазах светилось искреннее, неподдельное счастье. Как же она неискушена в светских развлечениях!

– Я рад, что вам понравилось. Это искупает скуку, которую я испытывал весь вечер, – сказал Бенедикт.

Женевьева лукаво улыбнулась:

– А мне не показалось, что вы и другие присутствовавшие на обеде джентльмены особенно скучали в этот вечер. Взять хотя бы незабываемое зрелище, когда красавица герцогиня Монтгомери принялась раздеваться и сняла с себя почти всю одежду, объясняя это тем, что ей стало жарко.

– Да, она была прелестна. Ой! Не стоит меня пинать, Женевьева, – потирая ногу, проворчал Бенедикт. – Я всего лишь констатировал очевидный факт. И заметьте, не я первый завел об этом разговор.

Женевьева подняла брови и насмешливо посмотрела на него.

– Знаете ли вы, что говорить о достоинствах одной женщины в присутствии другой неприлично? – с притворным возмущением спросила она.

– Что в этом плохого? – Бенедикт включился в игру.

– Что плохого? А вы поинтересуйтесь у своей больной ноги.

С самого начала Женевьева поразила Бенедикта способностью к светлому доброму юмору. Что касается самого Бенедикта, его юмор был всегда мрачен и полон сарказма. Признаться, он завидовал ей во всем. Она просто потрясающая женщина!

– Вы правы, – кивнув, согласился он. Лицо его в эту минуту стало удивительно просветленным. Исчезли угрюмость и задумчивость, которые не покидали его последние несколько часов. – Кстати, когда герцогиня сняла с себя чулки, я не увидел ничего такого, что могло бы меня заинтересовать. Всего лишь полноватые ляжки. Ой! Перестаньте пинать меня, Женевьева. Иначе моя нога приобретет такой же синевато-фиолетовый цвет, как ваше запястье. А мне бы этого не хотелось.

Он потер ногу, делая вид, что ему очень больно. В этот момент карета остановилась у дома Женевьевы.

– Вы действительно считаете, что ночь уже закончилась и продлить ее нельзя? – Она лукаво взглянула на него.

На мгновение он потерял дар речи.

– Что вы имеете в виду?

– Ну… – Она замялась. – Я просто подумала… что мы могли бы…

Неожиданно Женевьевой овладело смущение, даже робость. В этот вечер она была необыкновенно счастлива. Это был один из лучших вечеров в ее жизни. Подумать только, она представлена самому принцу, который к тому же наговорил ей массу комплиментов. Еще никогда она не видела такой роскоши и богатства, как в его дворце. Сегодня она встретила множество людей. Странных людей, которые ставили себя выше приличий и условностей света. Конечно, их поведение шокировало Женевьеву, но все это искупалось богатым убранством столовой и кушаньями, которые она доселе никогда не пробовала. И что самое главное, она провела этот вечер с Бенедиктом. С каждой новой встречей его общество нравилось ей все больше и больше. Временами ей даже казалось, что она в него влюблена.

Он так не похож на тех жестоких и бессердечных мужчин, которые окружали ее последние семь лет. В отличие от Джошуа и Уильяма, Бенедикту и в голову не пришла бы мысль о том, чтобы ударить беззащитную женщину. Но дело не только в этом. Бенедикт привлекал ее сам по себе. Очень противоречивый человек, но в этом заключалась его особая прелесть. Замкнут и скрытен, но при этом безукоризненно честен. Властный человек, но никогда не стал бы подчинять себе женщину с помощью грубой силы. Он был нежен и внимателен с ней, хотя в обществе держался отстраненно и холодно. В последнее время Женевьева могла думать только о нем. Один взгляд его угольно-черных глаз значил для нее гораздо больше самых изысканных комплиментов, которыми осыпали ее джентльмены, присутствующие у принца.

И вообще, Женевьева считала Бенедикта самым красивым мужчиной в Англии. Он необыкновенно хорош собой, она гордилась тем, что может выходить в свет в его обществе. От нее не укрылось то, с какой завистью смотрели на нее женщины, приглашенные на обед, вынужденные довольствоваться менее приметными и скучными кавалерами. Они жадно смотрели на Бенедикта в надежде привлечь его внимание. Но тщетно, Бенедикт не отрывал взгляда от нее.

Женевьеву переполняла гордость при мысли о том, что она, вдова Джошуа Форстера, смогла очаровать лорда Бенедикта Лукаса. Иначе зачем ему проводить с ней вечер? И конечно, Женевьева не могла не заметить, что он испытывает к ней вожделение. Она нравится ему как женщина, в этом нет никаких сомнений.

Она вспомнила, как они целовались на террасе. Ах, что это были за поцелуи! Женевьева почувствовала сладостное тепло в низу живота при одном воспоминании об этих поцелуях. Как жаль, что их так бесцеремонно прервали! Ей было все еще стыдно перед этим незнакомцем. Хотя, в сущности, стыдиться нечего. Парочки, пришедшие к принцу, вытворяли гораздо более смелые вещи. Да еще прямо в столовой, на глазах у всех. Однако Женевьеве все равно было стыдно. Она впервые в жизни попала в такую неловкую ситуацию. Вот почему она не решалась предложить Бенедикту продолжить любовное приключение у нее дома. Но наконец поборола робость и сказала:

– Может быть, вы войдете в мой дом, наденете ночной колпак и ляжете со мной в постель? Я бы хотела кое-что с вами обсудить. – Последняя фраза прозвучала нелепо. Но, увидев, что Бенедикт нахмурился, она смутилась еще больше и сказала первое, что пришло в голову.

– Что?! – удивленно поднял брови Бенедикт.

– Да, мне действительно нужно с вами кое-что обсудить, – понуро опустив голову, проговорила Женевьева. Она избегала смотреть на него, не хотела, чтобы он прочел в ее взгляде обиду и разочарование. Почему он не понял ее намека? – Два дня назад, когда вы рассказывали о расследовании убийства ваших родителей, меня поразила одна вещь.

– Почему же вы молчали?

Женевьева пожала плечами.

– Вообще-то… я подумала, что это не срочно. Не хотелось говорить об этом наспех. Я хотела поговорить об этом наедине, в непринужденной обстановке, – сбивчиво принялась объяснять она.

– Понятно, – задумчиво протянул Бенедикт.

Интересно, он действительно поверил в ее объяснения, в эту неуклюжую ложь? Или же просто обрадовался возможности отказаться от любовного приключения?

Женевьева по неопытности не знала ответа на этот вопрос. Не представляла, как должен вести себя мужчина, когда с ним флиртует женщина. Она помнила своего брата Колина. Но во-первых, относилась к нему как к родственнику, а не как к мужчине. А во-вторых, когда они жили под одной крышей, Женевьева была слишком юной и вообще не думала об этой стороне жизни. Джошуа и Уильяма Форстеров она никогда не принимала в расчет. Несмотря на неопытность, она поняла, что Бенедикт совершенно равнодушен к ее заигрываниям. Неужели она ошибалась и совсем не привлекает его как женщина? Неужели он тяготится ее обществом? Сердце мучительно сжалось от этой мысли. Она была так ранима и тяжело переживала любую даже самую незначительную неприятность.

– Однако, если вы считаете, что сейчас не время для таких разговоров, мы можем обсудить это завтра, – сказала она потухшим голосом.

Бенедикт понял, что его равнодушная реакция на ее предложение обидела ее. Он не знал, как ее утешить. Если бы не этот проклятый разговор с Деревоксом, Бенедикт принял бы ее приглашение не задумываясь, но теперь… Даже растущее с каждой минутой возбуждение не могло заставить его сделать это.

Теперь он мог думать только о своей проклятой службе. Ведь он пошел на обед, только чтобы добыть нужную информацию. Да, он был рад, что сумел порадовать Женевьеву всей этой роскошью, но… Его мучило чувство вины перед ней. Она с такой радостью, с таким восторгом приняла это предложение!

Он не знал, как распорядиться информацией Деревокса, который настаивал на том, чтобы Бенедикт передал эти сведения властям. Бенедикт же хотел сначала рассказать обо всем Каргилу. Ему не давала покоя мысль, что он безнадежно опоздал. Потерял несколько драгоценных часов на приеме, дольше, чем того требовала служебная необходимость. Он сделал это ради Женевьевы, которой не хотелось прерывать веселье в самом разгаре.

И теперь он сгорал от желания забыть на какое-то время о служебном долге и потерять еще несколько драгоценных часов. Провести их в постели Женевьевы. Но Бенедикт знал, что отношения с женщиной ни в коем случае не должны ему мешать.

– Простите, Женевьева, – проговорил он проникновенным голосом, – у меня сейчас срочное дело. Но я хотел бы встретиться с вами завтра днем. Если, конечно, вы не возражаете?

– Конечно же не возражаю. – Женевьева улыбнулась ему. В этой улыбке не было ни озорства, ни восторга, присущих ей. Холодная улыбка вежливости. – Боюсь, завтра утром я встану очень поздно. Ведь я не спала всю ночь. Так что не могли бы вы прийти послезавтра, если, конечно, это вас не затруднит?

– Послезавтра? – содрогнувшись, переспросил Бенедикт. – Только послезавтра? Но почему, Женевьева?

– Мне пора, Бенедикт. – Ее тон был таким же холодным, как и улыбка. – Благодарю вас за замечательный вечер. Я просто в восторге.

Бенедикт тяжело вздохнул. Холодность, совершенно ей несвойственная, его очень расстроила. Таким тоном обычно благодарят дядю или старшего брата за пикник или прогулку по парку. Ему хотелось, чтобы она поблагодарила его с присущей ей страстностью и пылом. Как обычно женщины благодарят возлюбленных.

Он вышел из кареты и протянул Женевьеве руку, помогая спуститься на тротуар.

– Знаете, я все-таки приду к вам завтра. В полдень вам удобно будет меня принять? – снова спросил он, будто не принял всерьез ее объяснения.

– Как хотите, – пробормотала она и поспешила вырвать руку.

– Женевьева…

– До свидания, Бенедикт. Я действительно очень устала.

Он хотел еще что-то сказать. Что-то такое, что смогло бы растопить ее холодность. Этот вежливо-отчужденный тон. Бенедикту хотелось рассказать о Наполеоне и необходимости как можно скорее сообщить сведения Эрику Каргилу. Тогда она, возможно, простила бы его. Но он понимал, что не имеет права. Однако хотел убедить Женевьеву, что отказывается провести с ней ночь не потому, что не хочет, а просто не может. Через несколько часов он освободится и будет весь в ее распоряжении. Он задумался, не зная, как объяснить ей это, не выдав государственной тайны.

– Я обещаю, завтра днем мы продолжим то, что было прервано появлением этого джентльмена на террасе. Но только не сейчас, а через несколько часов, – сказал он. – Клянусь, я доставлю вам незабываемое наслаждение.

– Вы уже доставили мне незабываемое наслаждение, проведя со мной этот вечер. Вам не в чем передо мной оправдываться. Не в чем себя винить, – отрезала Женевьева. Ее глаза потемнели от обиды и разочарования. – А теперь мне пора домой, Бенедикт. Я очень устала. И… И не трогайте мою больную руку.