Текст книги "Невеста-обманщица"

Глава 19

Дуглас задумчиво смотрел на нее какое-то время, потом пожал плечами.

– Вообще-то муж не обязан объяснять жене свои поступки, но в данном случае я не вижу причин, почему бы мне не просветить тебя на этот счет. Да, женщины очень ценят мужчин, разбирающихся в их туалетах. Это я понял, когда был еще девятнадцатилетним юнцом. И тогда же я поставил себе цель научиться разбираться в вопросах моды и разных женских принадлежностях. И преуспел в этом. Если мужчина хочет пользоваться неизменным успехом у женщин, он должен уметь приспособиться к их маленьким слабостям.

– Очень уж расчетливый подход.

– Ты испытываешь хоть малейшее чувство благодарности за мою щедрость к тебе? Все-таки шесть новых платьев… две амазонки. Более того, я пошел на поводу у тебя и мадам Джордан и разрешил тебе поступить по-своему. Ты вознаградишь меня по заслугам?

«Как странно, – подумала Александра, – почему люди всегда воспринимают одни и те же вещи по-разному?» Она вздохнула:

– Я бы с удовольствием это сделала, но ты никогда не даешь мне возможности поблагодарить тебя, Дуглас. Ты набрасываешься на меня прежде, чем я успеваю прийти в себя, и в результате все награды достаются мне, хотя я ничего тебе не покупаю.

– Интересная точка зрения. Большинство мужчин и женщин сочли бы ее странной или неискренней.

Он нахмурился, как бы колеблясь, стоит ли об этом говорить, и спросил:

– У тебя все еще при себе эти тридцать фунтов?

– Да. Видишь ли, чтобы пользоваться неизменным успехом у мужчин, нужно уметь приспособиться к их маленьким слабостям.

– Для женщины это ни к чему. Они и так имеют успех. С мужчинами вообще проще. Они никогда не притворяются, не дразнят попусту и не оправдываются.

– Ну, Дуглас, у меня, конечно, не так много опыта, но тот, который есть, убеждает меня в том, что это проистекает не от широты натуры, а скорее от небольшого ума. С тридцатью фунтами особенно не разгуляешься. Как бы ни был мужчина увлечен, такая сумма кого угодно разочарует. Хотя можно, конечно, накупить какой-нибудь мелочовки и раздаривать любовникам, чтобы оставить им что-нибудь на память. Как ты думаешь?

– Я думаю, что не очень дальновидно с твоей стороны отталкивать меня. Еще я думаю, что порка пошла бы тебе на пользу. Твой юмор не веселит, а раздражает своей дерзостью. Я не позволю тебе так разговаривать. Так что лучше молчи, Александра.

– Может, кармашки для часов? – все так же беспечно продолжала она. – Я могла бы вышить на них свои и их инициалы, чтобы внести в подарок личностную нотку… Ты понимаешь, что я имею в виду?

Дуглас ответил холодно и очень спокойно:

– Если ты сумеешь родить мне наследника, то я буду считать все свои затраты оправданными.

«О Боже, – подумала она. – Я оттолкнула его, и его реакция была незамедлительной и резкой».

– Если ты откажешься от этих слов, то я тоже обещаю забыть о кармашках для часов и своем дурацком юморе.

– Я не собираюсь больше с тобой разговаривать. Должен тебе сказать, что в это время года в Лондоне почти никого нет. Однако кое-какие развлечения остались. Например, сегодня состоится бал у Рэнлеев, и, я думаю, он вполне подойдет для твоего дебюта. Ты наденешь платье, в котором была на балу в Нортклифф-Холле. Я попросил миссис Гудгейм помочь тебе.

Этим вечером, вскоре после того как пробило одиннадцать часов, в великолепном особняке Рэнлеев на Карлайл-стрит Александра столкнулась лицом к лицу с женщиной, которая, очевидно, знала Дугласа, знала хорошо и была не прочь продолжить знакомство.

Она попыталась подслушать их разговор, стараясь подавить в себе чувство стыда, которое вскоре заглушила дикая ярость. Они говорили по-французски, и она не могла разобрать ни одного распроклятого слова.

На ее взгляд, женщина была слишком хорошенькой, стройной и очень женственной, с большими глазами, примерно двадцати пяти лет. Она положила свою белую руку на плечо Дугласу. Она стояла к нему достаточно близко и наклонялась все ближе; несомненно, он чувствовал ее теплое дыхание на своей щеке. У нее был низкий, дрожащий от волнения голос. Дуглас поглаживал ее руку и говорил тихим голосом, его французская речь лилась непрерывным потоком.

И почему папа так хотел, чтобы она выучила итальянский? От него никакого толку. Ах, эта женщина выглядит такой серьезной, настойчивой и такой заинтересованной в Дугласе! Знать бы, кто она такая. Интересно, ей он тоже покупал одежду? И получал ли он за это награду?

В этот момент Дуглас повернулся в ее сторону. Александра юркнула за занавеску, скрывающую небольшой альков, наткнулась там на страстно целующуюся парочку и с возгласом: «О, простите меня!» – убежала.

На балу ее познакомили со множеством людей, которых она не запомнила даже по имени, и ей было здесь очень одиноко. Она хотела подойти к леди Рэнлей, но та была занята беседой с каким-то важным и уже изрядно подвыпившим джентльменом в парике.

У нее не оставалось другого выбора, кроме как стоять у стены бального зала и наблюдать за танцующими менуэт парами. Исполнение было превосходным. Все они были красивыми, богатыми и интересными; она чувствовала себя среди них чужой провинциалкой – с этим ее декольте на полдюйма выше положенного. Она ждала, что сейчас кто-нибудь из них повернется и, указав на нее пальцем, громко скажет: «Ей здесь не место! Пусть убирается!»

– Смею ли я надеяться, что вы та самая заблудшая овечка, которая потеряла своего пастуха?

Такое приветствие показалось ей оригинальным, и она повернулась, чтобы взглянуть на того, кто его произнес. Он был высок, строен и белокур. Скорее всего не старше двадцати пяти лет, но в его темно-голубых глазах читались умудренность жизнью и закоренелый цинизм. Надо отдать ему должное, он красив, подумала она; он действительно выглядел блестяще в вечернем костюме, но этот всезнающий взгляд приводил в замешательство. Так он предлагает стать ее пастухом?

– Я вовсе не заблудшая, тем не менее очень мило с вашей стороны предложить мне свою помощь.

– Вы – младшая сестренка Мелисанды. Я угадал? Так мне сказала одна из присутствующих здесь дам.

– Да. Вы знакомы с моей сестрой?

– О да. Она – совершенно бесподобное, очаровательное существо. Это правда, что она вышла замуж за Тони Пэриша, лорда Рэтмора?

Александра кивнула:

– Это была любовь с первого взгляда. Они скоро тоже приедут в Лондон.

– Думаю, Тереза Карлтон не обрадуется, узнав, кто перебежал ей дорогу. О, вы, наверное, не знаете? Тони был помолвлен с ней, потом помолвка была неожиданно расторгнута. Он никому ничего не сказал и уехал из Лондона. Тереза постаралась внушить всем, что это она не захотела, чтобы он стал ее мужем, потому что при ближайшем рассмотрении он оказался самодовольным, ограниченным и слишком отсталым в своих взглядах. Ах, простите меня, дорогая, я не представился. Меня зовут Хезерингтон, вы, наверное, знаете.

– Нет, не знаю. Приятно познакомиться, сэр. А что касается слов этой леди о Тони, то, если вы познакомитесь с ним поближе, поймете, что это чистейшая клевета. Тони – самодовольный и ограниченный? Это же абсурд. Вы знакомы с моим мужем, Дугласом Шербруком?

– Так, значит, это правда. Все знают Шербрука, или Норта, как называет его большинство друзей по армии. Его трудно не заметить. Я бы не хотел видеть его в числе своих врагов. А Терезе никто особенно не поверил. Нет, конечно, Тони не такой.

– Тони – очень приятный и веселый, и они прекрасно ладят с моей сестрой. Они любят друг друга.

Он пожал плечами, пристально глядя на нее:

– Вы очень занимаете меня, дорогая. Вы вышли за Дугласа Шербрука. Вы производите впечатление теплоты и веселья, в то время как ваш муж холоден, суров и довольно труден в общении, если уж говорить начистоту.

– Мой муж холоден? По-моему, мы говорим о разных людях, сэр. Холоден? Это просто смешно. – И Александра засмеялась.

– Бичем, рад тебя видеть. – Дуглас бесцеремонно втерся между ними.

При появлении мужа Александра нахмурилась:

– Я думала, вас зовут Хезерингтон.

Дуглас был страшно зол, что обнаружил рядом со своей женой известного волокиту. У этого кота хватает наглости флиртовать с его женой. Он ответил за него:

– Это лорд Бичем.

– Хезерингтон – моя фамилия, – ответил молодой человек, бросая на Аликс интимный взгляд. – Поздравляю тебя, Нортклифф. Она прелестна. И совсем не похожа на сестру. Я бы сказал, что в ней есть оригинальность. О, я вижу, составляются пары на кадриль, а я обещал ее мисс Дэнверс, которая тешит себя мыслью, что является образцом обаяния и скромности. Тебе не стоит тратить на нее время, Нортклифф.

– Да, пожалуй.

Хезерингтон изобразил некое подобие усмешки.

– Я тоже сомневаюсь, что мне стоит тратить на нее время.

– Держись подальше от этого человека, – сказал Дуглас Александре, глядя вслед барону Бичему, который пробирался к мисс Дэнверс. – Он известен как человек, который умудряется задрать женщине юбку на голову прежде, чем узнает ее имя.

– Он так молод.

– Он всего на два года моложе меня. Но у него темное прошлое. Держись от него подальше.

– Должно быть, у него прекрасное чутье на моду и тугой кошелек, если он сумел добиться успеха в столь юном возрасте.

– Это не смешно, Александра. Мне не нравится, как он смотрит на тебя. Держись от него подальше.

– Очень хорошо, я согласна, если ты будешь держаться подальше от этой нахальной француженки, которая весь вечер висела у тебя на рукаве и говорила прямо тебе в рот.

– Какой француженки… – он вдруг замолчал и сердито посмотрел на нее. – Не размахивай так руками. Когда ты так машешь, тебя видно всю, до самой талии. Ты больше не наденешь это платье, пока я не уменьшу тебе это чертово декольте.

– Не увиливай, Дуглас! Кто эта несчастная француженка?

Он посмотрел на нее, изумление и радость отразились в его глазах, которые стали еще темнее, если такое было возможно.

– Господи, да ты ревнуешь!

Это было правдой, и она почувствовала себя униженной оттого, что он поймал ее на этом.

– Если бы я знала здесь хоть кого-нибудь, то ушла бы от тебя и поддерживала благовоспитанную беседу с этим человеком. Но сейчас, если я уйду от тебя, мне придется стоять одной, а это не очень-то приятно.

– Ее имя ничего тебе не скажет. Это просто знакомая, не больше.

– О чем она рассказывала тебе?

– О своей больной бабушке.

Он лгал, и ложь была шита белыми нитками.

– Вздор, – сказала Александра.

– Ну хорошо. Я ездил во Францию, чтобы освободить эту девушку, и, уезжая, послал Тони в Клейборн-холл. Результат оказался далек от того, на что мы оба рассчитывали.

– Ах, так это та самая Жанин, о которой ты мне рассказывал! Это та самая проклятая женщина, которая предложила тебе стать ее любовником.

– У тебя жуткая память. Я больше не буду тебе ничего рассказывать. Умоляю тебя, забудь о том, что я наговорил тогда. Теперь это не имеет значения. Лучше займись собой, Александра.

– Ну тогда потанцуй со мной; я больше не хочу понуждать тебя к признаниям, да и те, что ты сделал, все равно были очень скудными.

Он танцевал с ней, потом сопровождал ее на ужин, потом представил ее молодым женщинам, которые, на его взгляд, должны были понравиться ей. И все это время он искал глазами Джорджа Кадоудэла. Черт, этот маньяк Джордж был последним человеком на земле, которого Дуглас выбрал бы себе во враги.

Какого черта он не во Франции, где ему самое место? А может быть, и там, и Жанин – просто истеричка. Потому что та особа, с которой он говорил, была Жанин Доде, женщина, из-за которой он ездил во Францию.

– Я бы хотела познакомиться с Терезой Карлтон.

– Так, этот Бичем уже рассказал тебе о ней, да? Он обожает сеять раздоры. Я ничуть не буду удивлен, если он и сам спал с этой леди.

– Она расторгла помолвку с Тони?

– Она – нет. Он обнаружил, что она спит с одним из его друзей. Его чуть не хватил удар от шока и злости. Он приехал в Нортклифф, чтобы восстановить душевное равновесие, и я считал его своим спасителем. Потом он поехал в Клейборн-холл и женился на моей невесте.

– Тебе не кажется, Дуглас, что ты мог бы выразиться несколько иначе?

– Зачем? Это правда. И то, что появилась ты как черт из табакерки, не меняет существа дела.

Она вздохнула:

– Ты прав, конечно. Однако если бы ты немного изменил свои слова, я вознаградила бы тебя за это, когда мы вернемся домой, если только ты не вознаградишь меня первый, как ты всегда это делаешь. Ты не даешь мне шанса, Дуглас.

– Лет в пятьдесят, возможно, и дам.

Для Александры это было чудесным признанием, и ее лицо осветилось улыбкой. Дуглас со своей стороны переосмыслил сказанное и уже жалел о своих словах. Весь оставшийся вечер он много ругался, увлекался бренди, потом протрезвел. Слишком много алкоголя может слегка замедлить его действие. В экипаже у него закружилась голова. Поднимаясь по лестнице в спальню, он рассеянно насвистывал. Да, может быть, бренди сделает свое дело.

Этого не случилось, но попытаться все же стоило. Когда он наконец упал рядом с ней и перевернулся на спину, подложив руки под голову, он сосредоточил все свое внимание на том, чтобы восстановить дыхание.

– Ты убьешь меня когда-нибудь, – сказал он. – Так не может дальше продолжаться. Это неестественно. И вредно для здоровья.

– А как насчет меня?

Он положил руку ей на грудь. Сердце бешено стучало. Дуглас довольно ухмыльнулся:

– Нас похоронят рядом на фамильном кладбище Нортклиффов.

– Мне не нравится, как это звучит.

– Сначала ты должна подарить мне наследника.

– Мне всегда казалось, что женщины должны плохо себя чувствовать, когда они беременны.

– Да, как правило, насколько мне известно.

– Я чувствую себя прекрасно.

– А как насчет других признаков?

Аликс смутилась, несмотря на темноту. Ее молчание слишком затянулось, и Дуглас повторил вопрос:

– Ну так что? У тебя было что-нибудь с тех пор, как мы поженились?

Она покачала головой, и он уловил в темноте ее движение.

Он легонько прижал ладонь к ее животу:

– Ты довольно вместительная. Маленькая, но не слишком, надеюсь, чтобы не выносить моего ребенка. Но я действительно очень крупный мужчина, Александра. Моя мать всегда с ужасом вспоминает, как я чуть не убил ее при рождении. Нет, боюсь, ты недостаточно большая. Нужно пригласить врача, чтобы он осмотрел тебя.

– Ты не сделаешь этого!

– Только подумайте, она еще разговаривает! – сказал Дуглас.

– Дуглас, послушай меня. – Она приподнялась на локте, и ее волосы упали к нему на грудь. – Я – женщина, и именно женщины всегда рожали детей. И я не позволю дотрагиваться до себя ни одному мужчине, кроме тебя. Понимаешь?

– А кто будет принимать ребенка?

– Повитуха. У моей матери принимала роды повитуха. И обошлись без всяких мужчин.

В ответ на это он засмеялся и обнял ее. Его руки стали ласкать ее тело. У нее перехватило дыхание.

– Ты можешь и без меня обойтись, Александра? Ведь я мужчина.

– Я знаю, что ты – мужчина, Дуглас. Чего я не понимаю, так это почему все считают тебя холодным. Видели бы они тебя сейчас и слышали бы, какой теплый у тебя голос. Холодный! Ха!

– Кто это тебе сказал такое?

– Тот молодой человек, от которого ты советовал держаться подальше. Хезерингтон.

– Ах этот! Возможно, он просто пытался выведать, насколько ты счастлива со мной. Он провоцировал тебя на признание.

– С какой стати его должно интересовать, счастлива ли я с тобой? Ах, Дуглас, если ты не перестанешь меня трогать, я забуду, о чем мы говорили.

– Привыкай к тому, что я буду трогать тебя, когда и сколько захочу. Ты должна была заметить, что я холоден только тогда, когда ты холодна. Мне все время приходится прилагать усилия, чтобы не оказаться в дураках из-за чьей-либо хитрости или притворства. Я – человек, который живет по законам логики и рассудка, а не…

Он остановился, чтобы поцеловать ее, потом неожиданно чертыхнулся и навалился на нее всем телом. Его страсть, как всегда, была бурной и безрассудной, несмотря на все его заявления. Но Александре это нравилось, ничего другого она не хотела и не понимала, почему он каждый раз испытывает неловкость за свои неистовство и поспешность. Они доставляли друг другу огромное удовольствие, и не важно, как это должно было происходить по законам любовной науки.

Александра вошла в гостиную, где стоял стройный лысеющий джентльмен средних лет. Он стоял у окна, покачиваясь на каблуках и глядя на свои часы, вместо того чтобы любоваться парком, который начинался через улицу. Увидев ее, он быстро убрал часы в карман и поклонился. Она вопросительно склонила голову набок.

– Дворецкий сообщил мне, что в гостиной меня ожидает какой-то джентльмен. Мне показалось это странным, так как я почти никого не знаю в Лондоне. В первый момент я подумала, что это может быть Бичем, но потом решила, что он не может быть столь нескромным. Это не в его стиле. Тогда кто вы, сэр?

– Я? – Он уставился на нее, пораженный. – Я? Не может быть, чтобы его светлость не сообщил вам о моем визите. Я уверен, что вы меня знаете.

Он изумлялся ее неведению совершенно искренне, и она улыбнулась:

– Нет, Боргес просто сказал, что здесь какой-то джентльмен. Может быть, вы драматург или актер, который нуждается в покровительстве? Или викарий, ищущий приход? Если это так, то я с сожалением должна сообщить вам, что младший брат его светлости, несомненно…

– Нет! Я – Джон Мортимер! Я – врач! Я один из известнейших врачей Лондона! Его светлость просил меня навестить вас. Вам должно быть известно, что он беспокоится в связи с тем, что вы ожидаете наследника и, по его словам, слишком малы для того, чтобы справиться с этим. Он просил меня осмотреть вас, чтобы выяснить, так ли это на самом деле.

Она смотрела на него, не веря своим ушам. Дуглас, черт бы его побрал, успел вызвать его с утра пораньше, а сам до сих пор не вернулся. Значит, это он устроил его визит. Хорошо. По крайней мере его сейчас нет, а это значит, что ей не придется с ним спорить в присутствии доктора Мортимера.

– Доктор Мортимер, – сказала она, продолжая улыбаться, но уже более натянуто, – боюсь, что вы пришли зря. Мой муж беспокоится напрасно. Кроме того, если я и ношу ребенка, все равно ничего уже нельзя сделать, даже если я действительно слишком мала.

Доктор Мортимер, хорошо знавший себе цену, а она была довольно высока, не привык к тому, чтобы женщины разговаривали так дерзко. Встретив женщину, которая ведет себя с такой самонадеянностью, он приготовился к нелегкому разговору и ласково улыбнулся ей. Она смущена, вот в чем дело. Только этим можно было объяснить ее поведение, хотя она ничем не обнаружила этого. Он решил взять с ней домашний отеческий тон, который всегда действовал успокаивающе на нервных женщин, и, улыбнувшись про себя ее твердому отпору, заговорил:

– Многоуважаемая леди Нортклифф, женщины, независимо от их представлений или того, что они считают своими представлениями, которые в действительности внушены им более старшими родственниками, тем не менее не могут самостоятельно определить, что является для них необходимым, а что нет. Собственно, для этого у них есть мужья. Я пришел сюда, чтобы осмотреть вас, миледи. После этого я смогу сказать вашему мужу, какой вам требуется уход для произведения на свет наследника. Его беспокойство относительно ваших размеров похвально. Как врач я приму во внимание все факторы и буду последовательно руководить вами до самого рождения ребенка. А сейчас, миледи…

Александра никак не могла поверить, что этот претенциозный, вызывающий раздражение человек, врач он там или кто другой, пришел к ней в гостиную и обращается с ней так, словно вместо головы у нее кочан капусты. Но винить в этом приходилось не его, а Дугласа.

Она приветливо улыбнулась:

– Может, выпьете чашечку чаю, сэр?

– Нет, благодарю вас, миледи, – улыбнулся он в ответ, обнажив зубы, и сложил руки, изобразив притворную скромность. – К сожалению, я не хозяин своего времени, миледи. Через час я должен быть у леди Аберкромби для осмотра. Она – кузина королевы, знаете ли, и я являюсь ее личным врачом. Мне было непросто выкроить время, чтобы посетить вас сразу же, но я так хорошо знаю вашего мужа, что решил оказать ему эту любезность. А сейчас, миледи, нам пора подняться в вашу спальню. Было бы желательно, чтобы при этом присутствовала ваша горничная.

– Нет, сэр, мы никуда не отправимся. Мне очень жаль, что вы напрасно проездили. Как я уже сказала, тревога моего мужа безосновательна.

С этими словами Александра подошла к колокольчику и сильно дернула за него. Сердце ее испуганно колотилось, а лицо стало красным. Как ни странно, она не испытывала особенной злости к этому маленькому снисходительному человечку. В конце концов, он выполняет свою работу. Но Дуглас… это уже совсем другое дело.

– Миледи, действительно…

Она подняла руку, чтобы остановить его.

– Нет, сэр, пожалуйста, не извиняйтесь. Поезжайте к леди Аберкромби, королевской кузине, которая, несомненно, с нетерпением ожидает вашего визита.

– Я и не собирался извиняться! Ваш муж уговорил меня прийти сюда и…

– Прошу прощения, сэр, но мой муж не стал бы уговаривать самого короля. Ваши слова говорят о том, что вы плохо его знаете. Ах, Боргес, пожалуйста, проводите доктора! Он очень спешит. Он должен повидать королеву.

– Нет-нет, всего лишь ее кузину – леди Аберкромби. Неужели вы действительно хотите, чтобы я ушел?

– Не сомневаюсь, что королева тоже с радостью вас повидает, доктор Мортимер. А сейчас, уважаемый сэр, если позволите…

Боргес находился в необычайном затруднении. Граф известил его о визите доктора. Он также знал, что графиня не была предупреждена, и это его беспокоило. Он знал ее совсем мало, но уже достаточно, чтобы понять, что ей вряд ли понравится поступок его светлости. И вот ее светлость выпроваживает доктора за дверь. Боргес хорошо знал свои обязанности и понимал, что в трудных ситуациях лучше всего строго их выполнять. Поэтому он вытянулся на все свои пять футов и четыре дюйма и спокойно сказал:

– Доктор Мортимер, не соблаговолите ли пройти вот сюда, прошу вас. До свидания, сэр. Очень любезно с вашей стороны, что вы зашли.

Мортимер предпочел бы, чтобы его оскорбили, по крайней мере в этом была бы какая-то определенность; но то, что произошло, заставило его растеряться. Он не мог понять, каким образом этой молодой женщине, графиня она там или кто, удалось выставить его и как это он сам позволил увести себя этому дворецкому, который скорее походил на конюха – лысый, с брюшком, которое просило, чтобы на него повязали передник. Да еще такого маленького роста. Такой дворецкий, на взгляд Мортимера, совершенно не подходил для графского дома. Он постоял с минуту у парадного, недоуменно глядя на дверь.

Дуглас торопился как только мог, чтобы успеть застать врача. Он догадывался, что Александра будет не очень довольна его приходом, но очень тревожился за нее и хотел, чтобы врач осмотрел ее немедленно. Ему хотелось услышать от него лично, что все будет в порядке. Тот факт, что пока не было точно известно, беременна она или нет, не имел значения. Если не сейчас, то вскоре будет. Нет, он волновался и хотел, чтобы его тревоги были рассеяны специалистом. Мортимера ему порекомендовал его собственный врач, который лечил его три года назад после ранения.

Поэтому, когда он увидел врача, стоявшего на крыльце его дома и растерянно смотревшего на закрытую дверь, приветствие замерло у него на губах, и он нахмурился. О Боже, что-то произошло. Она слишком мала, он так и знал; она беременна и умрет, и все это из-за него. Хриплым голосом он нетерпеливо спросил:

– Доктор Мортимер, с моей женой все в порядке?

– О, милорд! С вашей женой? Она предложила мне чай, да. У вас чудесная жена. Совсем не то, что я ожидал. Она совершенно другая, чем женщины, которых я знаю. Правда, она молода, возможно, в этом все дело. И очень странная. Мне сейчас нужно идти, милорд. Ах, ваша жена, да, милорд, ваша жена. Желаю вам всего наилучшего, милорд. Удачи вам. Осмелюсь предположить, что она вам понадобится.

Он продолжал в том же духе, спускаясь по ступенькам и залезая в экипаж. Дуглас смотрел ему вслед, взявшись за дверной молоток. Доктор, казалось, не понимал чего-то и бессвязно бормотал, – в общем, он совсем не походил на человека, с которым он договаривался сегодня утром. С другой стороны, если бы у Александры что-то было не так, он бы сказал ему. Разве нет?

Он нашел ее в гостиной. Она стояла у окна, придерживая тяжелую портьеру, и смотрела на улицу, куда-то в парк. Когда он вошел, она оглянулась, но ничего не сказала и снова сосредоточила внимание на парке.

– Я встретил доктора Мортимера на крыльце.

Она не откликнулась.

– Он показался мне каким-то странным. Сказал, что ты чудесная, если я правильно его понял. Должно быть, он пришел очень рано.

Она продолжала его игнорировать. Корсет придавал ее фигуре еще большую надменность.

– Послушай, Александра, я просто хотел убедиться, что у тебя все нормально. Ведь не можешь же ты злиться из-за того, что я беспокоюсь о тебе. Я знаю, что он – мужчина, но женщины не бывают врачами, поэтому у меня не было выбора. Я очень торопился, чтобы успеть к его приходу, но все равно опоздал. Я собирался быть с тобой рядом. Ну успокойся, все было не так уж ужасно, правда?

– О нет, в этом не было ничего ужасного.

– Но тогда почему ты стоишь здесь и не замечаешь меня? Ведешь себя так, словно меня не существует? Я не привык, чтобы моя жена так со мной обращалась. Ты забыла? Ведь ты любишь меня.

– Уверяю тебя, нет, Дуглас. Это всего лишь похоть, и ничего больше. Ты убедил меня в этом. А что касается твоего драгоценного доктора, я очень надеюсь, что этот напыщенный дурак свалится в канаву и захлебнется.

Дуглас запустил пальцы в волосы.

– Мне очень жаль, если его обращение с тобой отличалось от моего. Нет, нет, беру свои слова обратно. Это действительно страшная мысль. Он не понравился тебе? Был недостаточно любезен? Он смутил тебя больше, чем следовало?

Теперь она повернулась к нему лицом, взгляд ее был отчужденным.

– Я же сказала тебе вчера ночью, что не позволю себя осматривать ни одному мужчине…

– Кроме меня.

Попытка обратить разговор в шутку не удалась.

– Совершенно верно. Когда ты захочешь, у тебя очень хорошая память. Я была с ним вежлива, Дуглас, но мы не покидали гостиной…

– Ты позволила ему осмотреть тебя здесь? Где, на диване? Нет? Тогда, может быть, на том кресле? О Боже, тебе не стоило этого делать, Александра! Это неделикатно и довольно опрометчиво. Ведь могла зайти миссис Гудгейм. Мог войти Боргес с подносом для чая. Наконец, могла войти горничная, чтобы стереть пыль в кои-то веки. Я считал, что надо щадить твою скромность и что по крайней мере три горничные должны стоять на страже. Нет, это не…

– Он не дотронулся до меня. Я сказала тебе вчера ночью, что не допущу этого. Ты не поверил мне?

– Черт возьми, ты – моя жена! Сначала ты не была ею, но с тех пор, как я решил сделать тебя женой, твоей обязанностью стало оказывать мне любезность своим послушанием. Нет, черт, это звучит нелепо. Твоей обязанностью стало мне повиноваться! Ты обязана мне повиноваться! И я хочу, чтобы тебя осмотрели. Я не хочу, чтобы другой мужчина дотрагивался до тебя, но он – не совсем то, что ты называешь мужчиной; он – доктор, что-то вроде евнуха, и ему платят деньги за то, что он трогает тебя и знает, что он трогает. Черт возьми, Александра, что ты ему сказала?

– Ну да, твой обожаемый доктор Мортимер – мужчина, Дуглас. Он молол здесь обычную чепуху, которую мелют все мужчины. Он обращался со мной как с ребенком, с глупым ребенком. И потом, как он может знать наверняка, что он делает? Он же не женщина, он устроен совсем по-другому. Так откуда же ему знать, как устроена женщина, и как он может определить, если у нее что-то не так?

– Я не буду спорить с тобой на эту тему, Александра. Я попрошу прийти его снова. Если хочешь, я могу остаться с тобой и следить за ним, если тебя это волнует. Я и сегодня собирался это сделать. А теперь довольно об этом. Не хочешь прокатиться в Ричмонд? Мы могли бы устроить пикник. Правда, там я не смогу наброситься на тебя, чтобы вознаградить, там будет слишком много народу. Ну, что ты скажешь?

Она пристально смотрела на него.

– Дуглас, неужели ты не понимаешь, что ты сделал?

– Я понимаю, что меня начинает раздражать этот разговор.

– Ты пошел наперекор моим желаниям. Ты даже не посоветовался со мной. Я не потерплю подобных вещей, Дуглас.

Он сделался красным и заорал на нее:

– Черт тебя побери, ты – моя жена! Пойми наконец, что, если ты беременна, ты можешь умереть! А я не хочу убивать тебя!

– Почему? – ее голос стал мягким как масло.

Дуглас сразу почувствовал перемену и уже был готов побить себя.

– Не советую вам хитрить со мной, мадам. Иди переоденься в амазонку. У тебя всего пятнадцать минут. Если опоздаешь, я брошу тебя в лабиринте.

«Это уже что-то, – думала Александра, поднимаясь наверх. – Довольно обнадеживающее начало».

Однако уже через полчаса ей хотелось ударить его. Обнадеживающее начало рассыпалось в прах.