Текст книги "Невеста-обманщица"

Глава 10

Как мрачный призрак, с дикими криками, он появился из-за деревьев на своем огромном жеребце, который устрашающе храпел и бил копытами.

Довольный произведенным эффектом, Дуглас в несколько секунд успокоил коня и картинно перегородил дорогу. На лице его играла злорадная улыбка.

– Ну вот вы и попались, – сказал он со сдерживаемой яростью в голосе.

Аликс натянула поводья и продолжала сидеть, просчитывая шансы на отступление.

– Да, я пыталась спрятаться, – тихо сказала она, – но невозможно же вечно прятаться за деревьями и мерзнуть под дождем. Я старалась ехать очень тихо, чтобы заранее услышать ваше приближение и свернуть с дороги. Но вы оказались хитрее, чем я предполагала. Очень умно придумано. Гораздо проще было устроить мне засаду, чем рыскать в потемках.

Улыбка победителя не сходила с его лица. Аликс опять вскинула подбородок.

– Я не вернусь назад, Дуглас.

– Вы в точности выполните то, что я сочту нужным потребовать от вас, мадам.

– Ваше требование не имеет смысла. Я не нужна вам. Или вам доставляет удовольствие унижать меня? Вы хотели бы набросить веревку мне на шею и привезти в Клейборн-Холл, чтобы лично сдать на руки моему отцу? И самому объявить ему, что такое жалкое, невзрачное создание не годится в супруги вашей сиятельной особе? Такой жестокости я от вас не ожидала.

Дуглас нахмурился. Не ей читать ему мораль. Его гнев совершенно справедлив. Она вечно умудряется вывернуть все наизнанку, так что в результате он же еще и оправдывается. Послушать ее, так он просто монстр какой-то. В то время как он – совершенно светский человек, образованный, умный и доброжелательный. Но из-за нее он сам на себя стал не похож. Ей удалось сделать то, что до сих пор не удавалось ни одной женщине, причем ей даже не пришлось прилагать к этому особые усилия. Все это уже слишком. Пора положить этому конец.

– Трогайте, – сказал он. – Мы едем в Нортклифф-Холл.

– Нет.

– Каким образом вы собираетесь помешать мне притащить вас обратно? Опять воспользуетесь граблями? Здесь их нет. Впрочем, мне безразлично, что вы изберете своим оружием на этот раз. Больше я не потерплю никакого насилия с вашей стороны. Хватит демонстрировать свою независимость. Вы будете тихой и покорной. А теперь поехали.

– Нет.

Аликс ударила пятками по упитанным бокам Фанни. В следующее мгновение раздался страшный удар грома, от которого задрожала земля и покачнулись деревья. Следом за ним ослепительная вспышка молнии расколола небо, разорвала темноту и осветила низвергающиеся на землю потоки воды. Удар молнии пришелся в стоявший неподалеку клен.

Аликс обхватила Фанни за шею и крепко прижалась к ней, зажмурив глаза. Зрелище разбушевавшейся природы потрясло ее. Молния ударила в основание толстой ветки, которая упала не дальше фута от передних копыт Гарта и теперь тлела, дымясь и шипя под струями дождя. Жеребец Дугласа испуганно захрапел и заметался, натыкаясь на деревья.

У Дугласа не оставалось никаких шансов. Слетев с Гарта, он упал на обочину и лежал, не подавая признаков жизни.

Аликс страшно закричала и затряслась всем телом от охватившего ее ужаса. Через секунду она уже стояла подле него на коленях и пыталась укрыть его собою от дождя.

Он не двигался. Она пыталась прощупать пульс и наконец ощутила слабое биение. Оно было медленным, но ровным. Аликс отодвинулась.

– Вставайте, черт вас возьми! Дуглас! – Она потрясла его, потом похлопала по щекам. – Вставайте, слышите! Я вам не верю! Хватит притворяться, вы делаете это слишком неумело. Когда вы поняли, что не сможете заставить меня вернуться, вы решили удержать меня таким способом. Это нечестно. Я не могу бросить вас в таком состоянии. Да очнитесь же вы наконец!

На его лице не дрогнул ни один мускул. Глаза были по-прежнему закрыты. Вдруг она заметила у него рану за левым ухом, из нее сочилась кровь. Упав с Гарта, он ударился о камень.

Еще никогда в жизни ей не было так страшно. Через некоторое время она обнаружила, что раскачивается взад и вперед над телом Дугласа и тихонько подвывает.

Аликс попыталась говорить спокойно:

– Возьмите себя в руки, Дуглас. Вам нельзя оставаться здесь лежать.

При звуках своего на удивление ровного голоса к ней вернулось чувство реальности и она осознала необходимость что-то предпринять. Дугласу нужна ее помощь. Она подняла глаза. Лошади куда-то умчались, скорее всего домой. Они остались одни на безлюдной дороге.

Дождь не стихал. Дуглас был без сознания и, возможно, умирал.

Что же делать?

Она снова наклонилась к нему, пряча его лицо от дождя. Если бы он только пришел в сознание! А если нет? Что, если он так и будет лежать как мертвый, пока и в самом деле не умрет?

Нет, этого не должно случиться. Она должна что-то сделать. Но делать было нечего. Она не сможет поднять и нести его. Возможно, она смогла бы тащить его по земле, но куда?

Она подложила ему под голову ладонь и сильнее наклонилась, чтобы лучше укрыть от непогоды. Сама она совсем закоченела, и все ее тело ломило от неудобной позы.

– О Боже, ты хочешь задушить меня, женщина?

Она застыла, не веря своим ушам. Его голос звучал издевательски. Медленно подняв лицо, она посмотрела на него, встретив смеющийся взгляд широко открытых глаз. Ее волосы упали ему на лицо – плотная занавеска из мокрых прядей.

– Дуглас! Как вы себя чувствуете?

– Прекрасно! А вы поверили в мою слабость? Голова, правда, раскалывается, но в остальном – чудесно. – Он помолчал, потом ухмыльнулся: – Я не стану возражать, если вы снова накроете меня своей обольстительной грудью.

Аликс не ответила. Пусть говорит все что хочет. Он не умрет. Он слишком низок, неблагороден и зол, чтобы умереть.

– Наши лошади убежали, – сказала она, заставив себя улыбнуться. – Дуглас, мы застряли здесь надолго. Даже не представляю, как далеко от дома мы находимся. А дождь все не кончается. У вас кровь за левым ухом. Вы упали на камень, поранились и на несколько минут потеряли сознание.

Она замолчала, не зная, что еще сказать.

Дуглас пошевелился. Голова отозвалась тупой болью, но не такой сильной, как можно было ожидать. «Вставай», – сказал он себе. Сел, слегка покачнулся, но тут же выпрямился и огляделся вокруг.

– Видите вон ту тропинку? Мы находимся неподалеку от домика моего лесника. Его зовут Том О’Мэлли, и он единственный из тех, кого я знаю, кто не станет охать и ахать и задавать вопросы, если мы заявимся к нему глухой ночью, насквозь мокрые, в самом плачевном виде. Пойдемте, Александра. Помогите мне встать, и мы пойдем к нему. Возвращаться отсюда домой слишком далеко.

До него вдруг дошло, что Александра тоже назвала Нортклифф-Холл домом. Глупая мысль. Она не должна была так говорить. Это не ее дом и, возможно, никогда им не будет.

С ее помощью он поднялся и покачнулся, ощутив легкое головокружение. И даже не очень легкое. Дуглас постарался сдержать раздражение.

– Мне придется опереться на вас. Хватит у вас сил, чтобы выдержать мой вес?

– Да, конечно, – сказала она, наклоняя голову и обнимая его за талию. Потом посмотрела на него сквозь пелену дождя. – Я готова, Дуглас. Обопритесь на меня, я не уроню вас.

У него страшно болела голова, и перед глазами все расплывалось. К тому же он промерз до костей. Александра шла рядом, согнувшись под его тяжестью. Вдвое ниже его, она тем не менее пыталась его поддержать. Дуглас пошутил:

– Да вы настоящий геркулес. Кто бы мог подумать, что в вас столько силы. Сюда, Александра.

Один раз по дороге к дому он упал, повалив заодно и ее.

– Надеюсь, это не жгучая крапива, – сказала она, отодвигая от себя подозрительные листья. – Как вы, Дуглас? Простите, что не удержала вас, я споткнулась о корень.

Дуглас не мог ответить, он боролся с подступившим приступом тошноты. Его страшно мутило, но он знал, что ни за что на свете не может так унизиться перед ней. Нужно встать. Крепко сжав зубы, он заставил себя подняться.

– Это была не ваша вина. Я первым упал, а уж потом вы зацепились за корень. Я не ушиб вас?

– Нет-нет, – быстро ответила она, тоже вставая на ноги. Похлопала себя по плечам, пытаясь согреться.

– Слава Богу, это, кажется, все-таки не крапива, а то мы уже покрылись бы волдырями. Давайте-ка прибавим ходу. Здесь уже недалеко.

Дом Тома О’Мэлли стоял посреди небольшой полянки. Сразу было видно, что этот человек дорожит своей собственностью. Его жилище радовало глаз опрятностью. Одноэтажное здание было свежевыкрашено и покрыто двускатной крышей из крепкого дуба; дорожка от калитки до дома была обсажена розами, а сам дом окружали ухоженные кусты жимолости. Дом казался богатым поместьем в миниатюре.

Александра посмотрела на темные окна. Конечно, в это время он уже спит.

– Мне бы не хотелось, чтобы он застрелил нас, – тихо сказал Дуглас и начал постукивать в дверь, приговаривая: – Том, Том О’Мэлли. – Затем постучал сильнее. – Это лорд Нортклифф! Выходи, приятель, и впусти нас к себе.

Александра и сама не знала, кого она ожидала увидеть, но, во всяком случае, совсем не того, кого увидела. Перед ними стоял очень высокий представительный мужчина, полностью одетый и ничуть не удивленный появлением в своем доме среди ночи хозяина. У него был длинный тонкий нос и низкий мягкий голос.

– О, милорд, и правда это вы. А это, надо понимать, ваша новая графиня. Ну конечно же, это она. Вилли из ваших конюшен рассказывал мне о ней, какая она приветливая и милая и как она прекрасно ездит на лошади. – Его простая речь сразу выдала его происхождение, несмотря на респектабельный вид. – Прошу вас, миледи. Сейчас я разведу огонь, и вы сможете согреться. Не беспокойтесь, что с вас льет вода. Полы высохнут, ведь это всего лишь дерево. Входите, входите. Не стойте под этим дождем.

Когда они вошли, Дуглас повернулся к Александре:

– Ну вот, это и есть Том О’Мэлли. Двадцать пять лет назад его мать переехала сюда из Каунти-Корка и привезла с собой в Нортклифф его, за что я ей очень благодарен.

– Я и сам рад этому, милорд. Только это случилось двадцать шесть лет назад. Ой, да у вас кровь на лице, милорд. Похоже, вы поранили где-то голову.

Том освободил Александру от ее ноши и сам усадил Дугласа в большое кресло с высокой спинкой и пододвинул его к огню.

– Пусть ваши косточки отдохнут и согреются, милорд. Миледи. – Он повернулся к Александре, которая разглядывала пестрый коврик ручной работы.

– Он прелестен, мистер О’Мэлли, – восхитилась Александра.

– Да, миледи, моя мать выткала его своими руками. Она была самой замечательной женщиной на свете. Подходите ближе, миледи, вам тоже необходимо согреться. Особого комфорта я не предлагаю, но могу высушить вашу одежду.

– Это чудесно, мистер О’Мэлли. Его милость и я очень благодарны вам за все.

Она посмотрела на Дугласа, который застывшим взглядом уставился на горящие поленья, и спросила:

– У вас все еще болит голова?

Он отвел глаза от огня.

– Добавьте еще поленьев.

Она выполнила его распоряжение и вытерла руки о мокрый подол платья.

Дуглас безразлично наблюдал за ней.

– Я все пытаюсь понять, как меня угораздило очутиться с вами вдвоем посреди ночи в домике моего лесника. Это превосходит всякое воображение. Мне и в кошмарном сне не могло такое привидеться.

Александра тут же вскинула голову и сузила глаза:

– Вас не угораздило бы здесь очутиться, не будь вы так упрямы. Или умей вы хотя бы управляться со своей лошадью.

Неплохой контрудар. Дугласу хотелось ответить чем-нибудь не менее колким, но он слишком устал. Поэтому сказал только:

– Давайте на время прекратим словесные баталии. Двигайтесь поближе к огню. И не смотрите на меня так, словно я нахожусь при последнем издыхании, только потому, что не ответил вам грубостью.

Вошел Том с сухой одеждой.

Александра продолжала сидеть, и Дуглас первым отправился в спальню, чтобы переодеться. Когда он снова появился, она улыбнулась. Ему очень шел этот наряд – простые домашние брюки и белая льняная рубаха. Узкие брюки красиво обтягивали его стройные ноги, и Аликс почувствовала, что недостаточно быстро для воспитанной леди отвела от них взгляд. Широкий ворот рубахи открывал его шею, но Дуглас не стал застегивать его, видно, решив, что в подобных обстоятельствах это не обязательно. На несколько секунд Аликс даже забыла, как выглядит она сама – мокрая, трясущаяся от холода, со спутанными волосами.

– Теперь ваша очередь, Александра. Думаю, нет нужды говорить, что у Тома нет платьев. Так что вам придется стать моим близнецом.

Через десять минут хозяин и хозяйка Нортклифф-Холла сидели на грубо сколоченной лавке в доме своего лесника, одетые в его одежду, и пили его же чай, который казался им сейчас просто божественным напитком. Их собственная одежда сушилась, развешанная на чем только можно. Какое-то время они сидели молча, наслаждаясь теплом, потом граф сказал:

– Спасибо тебе, Том, что приютил нас. Если бы у тебя нашлись два лишних одеяла, то мы с леди прилегли бы здесь, у камина.

Том О’Мэлли в ужасе отшатнулся.

– Нет, ни за что, милорд, ни за что! Как вы можете такое говорить? Да моя бедная мать спустится с небес и задаст мне хорошенькую взбучку, если я соглашусь на такое.

Граф запротестовал. Александра с интересом ждала, чем это кончится, не сомневаясь, что Дуглас в конце концов уступит.

Том мерил шагами комнату, твердя снова и снова:

– Нет-нет, милорд, прошу вас, милорд, не уговаривайте меня. Пожалуйста. Моя бедная умершая мать сейчас, в эту самую минуту, смотрит на нас, и я слышу в своих ушах ее голос. Она кричит мне, чтобы я не соглашался.

Дуглас сдался. Эта головная боль вконец измотала его, да и Александра, казалось, вот-вот свалится без сил. Они прошли в спальню Тома О’Мэлли.

– Эта рубаха доходит вам до колен, – сказал Дуглас Александре, стоя по другую сторону узкой кровати. – Думаю, вы можете остаться в ней вместо ночной рубашки.

– Разумеется, я так и сделаю! Вы что, боитесь, что я сниму ее и опять начну вас соблазнять? Или, может быть, в прошлый раз мне все-таки удалось вас заинтересовать?

Дуглас с сомнением покачал головой:

– Не думаю, что сейчас вы способны на подобные действия. – Не глядя на нее, он пожал плечами. – Хотя все может быть, никогда не знаешь, чего от вас ожидать.

– Не беспокойтесь, милорд, на этот раз я не преподнесу вам никаких сюрпризов. Я постараюсь избавить вас от моего присутствия как можно скорее. И больше никогда не буду пытаться привлечь ваше внимание таким неприятным для вас способом.

– Мне не было неприятно.

Она фыркнула в ответ, что прозвучало довольно странно в этих стенах. Дуглас засмеялся.

– Так что можете не переживать, – продолжала бушевать Александра. – В случае необходимости я буду ходить в рубашке Тома до тех пор, пока она не сгниет на мне.

– Надеюсь, такая жертва не понадобится.

– Я тоже надеюсь на это.

Она тряхнула головой и оглядела комнату. Здесь казалось даже чище, чем в ее спальне в Клейборн-Холле; обстановка была небогатой, но все было прочным и удобным. Мягкое бледно-голубое покрывало, наброшенное на кровать, украшала очаровательная вышивка.

Она развязала пояс на талии и начала откатывать брючины штанов.

– Если бы Том не был такого высокого роста, они были бы мне как раз, – сказала она, искоса поглядывая на Дугласа. Он стянул через голову рубаху и собрался расстегивать брюки. Аликс помимо воли ахнула.

– Ради Бога, только без сцен, – с раздражением сказал он и задул единственную свечу. – Я не собираюсь последовать вашему примеру и шокировать вас. Или вы полагаете, что мужчинам не знакомо чувство стыда? Так вот, в отличие от вас я разденусь в темноте.

Когда они уже улеглись в кровать, на расстоянии двух дюймов друг от друга, Аликс вдруг сказала:

– Том, кажется, совсем не удивился, когда увидел нас.

– Все О’Мэлли были флегматиками, и Том – не исключение. Он, конечно, отличный парень, но вот кровать у него неудобная. Ведь он не ниже меня ростом, а спит на таком обрубке. Придется подарить ему другую кровать. Хоть чем-то отблагодарю его за гостеприимство. – Дуглас заворочался, устраиваясь поудобнее, наткнулся локтем на ее голову и чертыхнулся: – Черт возьми, женщина, у вас все еще мокрые волосы. Вы что, хотите умереть от жуткой простуды? Разложите-ка их по подушке, чтобы они быстрее высохли.

Он продолжал ругаться и что-то бубнить про беспечность глупых женщин, пока Аликс вытаскивала шпильки из волос.

– Не нужно оттачивать на мне свои плохие манеры.

– Лучше лежите спокойно, а я распущу ваши волосы. Похоже, вы даже этого не можете сделать как следует.

Она почувствовала его теплое дыхание на своей щеке и как его длинные пальцы перебирают ее волосы, осторожно вытягивая мокрые пряди.

– Ну вот, – сказал он через некоторое время, – все. А теперь давайте спать. Я устал. Вы совсем вымотали меня своими выходками.

Аликс долго не могла уснуть. «Что же делать?» – мучилась она, ворочаясь под одеялом. Так и не найдя ответа на этот вопрос, она наконец заснула.

Дуглас неожиданно проснулся среди ночи, весь в поту, и несколько минут не мог вспомнить, где он находится. Увидев Аликс, он вздрогнул. Его пробудило страстное желание овладеть этой женщиной. Это желание было мучительным и непонятным.

Он вспомнил, как она пришла к нему ночью и стояла возле его кресла, совершенно нагая, в ожидании его приговора. А он так унизил ее тогда. Это было слишком жестоко с его стороны. Он не должен был так с ней поступать. Но что ему оставалось делать? Принять то, что она ему предложила, и тем самым признать ее своей женой и признать, что она победила. Она и ее отец. Признать, что его можно поймать на такой дешевый трюк: ей достаточно было раздеться и дать ему взглянуть на себя.

И все-таки ему хотелось, чтобы она снова предложила ему себя. Он выругался, но это не помогло. Он хочет эту женщину. Разве можно упрекать себя за это? Это нормальная реакция нормального мужчины. Что может ему помешать? Здесь темно, на улице хлещет дождь, и они совершенно одни.

Все, что казалось таким важным в обыденной жизни, все отношения и условности – все это утратило свою реальность и уже не имело никакого значения. Он осторожно придвинулся и положил руку ей на грудь. Она тихо застонала, и от этого звука у него дико заколотилось сердце. Осторожными, мягкими движениями он начал гладить ее тело. Кожа была нежной и шелковистой. Почему она не просыпается? Ему хотелось прижаться к ней каждой клеточкой своего тела, чтобы она обняла его своими теплыми руками. Прикосновение ее горячей щеки обжигало ему плечо. Он просто умирал от желания поцеловать ее. В темноте нашел горячие сухие губы и жадно припал к ним. В порыве страсти не сразу заметил, что она не отвечает на его поцелуй. Он поднял голову. Аликс опять застонала. Он поцеловал ее в шею. Она застонала громче и откатилась в сторону. Он притянул ее и вновь поразился тому жару, которым пылало ее тело. Мысль, что ему удалось разбудить в ней такую страсть, польстила его мужскому самолюбию. И снова она застонала в его объятиях. Дуглас чувствовал, что вот-вот утратит контроль над собой. Но почему она не просыпается? «Помоги мне снять с тебя эту рубашку». Снова стон. Дуглас приподнялся и в недоумении посмотрел на нее. Было что-то странное в ее поведении.

– Александра, – тихо позвал он, погладив ее по щеке.

Он ощутил жар и какое-то мгновение не хотел этому верить. Она стонала вовсе не потому, что изнемогала от страсти, и не потому, что хотела его соблазнить. Она горела в лихорадочном жару.

Дуглас сжал голову руками. Какое же он низкое животное! Его душил дикий стыд за то, что он чуть было не сделал. Это ж надо, возомнил себя неотразимым любовником! А она была просто больна, очень больна.

На войне ему приходилось видеть раненых, метавшихся в горячке. Слишком многие из них умирали. Слишком многие. Он прекрасно осознавал серьезность положения. Нужно взять себя в руки. По крайней мере он знает, что надо делать. Пока не кончится дождь, нет никакой возможности послать за доктором. Значит, доктором станет он сам.

Дуглас быстро встал и вышел в соседнюю комнату.

– Том, – тихо позвал он.

– Милорд, что-то случилось?

– Да. Ее милость серьезно больна. Мне нужно, чтобы ты приготовил ей какой-нибудь подходящий отвар из трав. А я тем временем попытаюсь сбить жар холодной водой. У тебя есть какие-нибудь снадобья для таких случаев?

У Тома не было никаких снадобий, зато был великолепный чай с травами, приготовленный по рецепту его дорогой матушки.

Когда Дуглас вернулся к Александре и поставил на столик зажженную свечу, он вдруг заметил, что выходил к Тому совершенно голым. Смущенно покачав головой, быстро натянул штаны. Потрогал лоб Александры, провел рукой по щеке. Лицо было мокрым от пота. Он стянул с нее влажную льняную рубаху. Том принес бадью с холодной водой и мягкое полотенце.

Дуглас распрямил ей руки и ноги и медленными, размеренными движениями начал методично обтирать ее тело полотенцем, смоченным в холодной воде. Когда мокрое полотенце коснулось ее лица, она попыталась увернуться, но он удержал ее, мягко приговаривая:

– Нет, Александра, лежи тихо. Ты сейчас очень больна. Поэтому не должна двигаться.

Он понимал, что она не может слышать его, и говорил это скорее для себя. Стерев пот с лица, положил полотенце ей на лоб и задержал там на несколько секунд. Она попыталась зарыться в него лицом.

– Да, я знаю, девочка, тебе жарко. Оно будет все время холодным, я обещаю. Тебе будет хорошо. Я знаю, ты вся горишь. Но я помогу тебе, поверь мне, я помогу тебе выкарабкаться из этого состояния.

Полотенце сползло ей на плечи. Он хотел поправить его, но оно уже было горячим, и он вновь окунул его в воду. Жар усиливался.

Он перевернул ее на живот. И снова и снова опускал полотенце в холодную воду и накрывал ее им.

– Послушай меня, Александра, – говорил он. – Ты сейчас больна, но я сделаю все, чтобы ты поправилась, и как можно скорее. Ты слышишь меня? Ну приди же в себя.

Дуглас начал приходить в отчаяние.

– Открой глаза и посмотри на меня. Ну хоть на мгновение посмотри на меня!

Она открыла глаза. Посмотрела на него прояснившимся взглядом:

– Привет! Как твоя голова, Дуглас?

– Черт, при чем здесь моя голова? Как ты себя чувствуешь?

– Мне плохо.

– Я знаю. Так лучше? – Он провел по ее телу мокрым полотенцем.

– Да, – ответила она и снова впала в забытье.

Он продолжал обтирать ее, пока не пришел Том с чашкой целебного чая.

Дуглас набросил на нее покрывало и подложил под голову подушки. Сел рядом с ней, поднес к ее губам чашку и стал будить.

– Просыпайся, Александра. Ты должна выпить этот чай. Сейчас очень важно для тебя пить как можно больше, так как ты теряешь много воды. Ну же, открывай рот.

Она послушалась. Он понемножку вливал чай ей в рот, и она глотала. Дело двигалось очень медленно, но он был терпелив. Наконец она выпила всю чашку. Потом снова застонала и начала метаться. Он убрал подушки, уложил ее и опять принялся за обтирание.

Примерно через час жар начал спадать. А еще через некоторое время она начала трястись от холода.

Не колеблясь Дуглас забрался в постель и прижался к ней всем телом. Она обхватила его руками и зарылась лицом в плечо. Через несколько минут он весь взмок. «Как странно, – подумал он, – что она мерзнет, когда снаружи ее тело горит огнем. Длинные волосы наконец высохли. Черт возьми, вряд ли она захочет лежать вот так, в его объятиях, когда придет в себя».

Он проснулся на рассвете. Было серое бледное утро, и дождь по-прежнему стучал по крыше, хотя уже не так яростно, как ночью. Скорее всего, ему не удастся пока перевезти ее в поместье. Повозка не сможет подъехать к домику Тома, а нести ее на руках через поле было слишком рискованно. Она еще слишком слаба.

Ему удалось заставить ее выпить еще чашку чая, то уговаривая, то угрожая. Том ушел в Нортклифф, чтобы принести им одежду и лекарства от миссис Пичем.

Дуглас снова занялся холодными обтираниями. Приступы жара и холода чередовались, каждый раз пугая его до смерти. Впервые в жизни он начал молиться.

Он очень надеялся, что вместе с Томом придет миссис Пичем; она была бессменной сиделкой и нянькой всех Шербруков. Но она не пришла. Явился только Финкл, его денщик и камердинер в одном лице. Ему было уже далеко за тридцать, он был отличным помощником в любом деле и сильным, несмотря на маленький рост. Финкл обошелся без приветствия.

– Этот идиот доктор лежит в постели со сломанной ногой. Но вы можете рассчитывать на меня, милорд. Я принес все лекарства, какие только можно получить от миссис Пичем. Мы в три дня поставим на ноги ее милость.

Дуглас опять ушел к Александре. Весь день он провел, отпаивая ее чаем, заставляя есть густую кашу, сваренную Финклом, и купая ее в теплой воде. К концу этого самого длинного дня в его жизни стало ясно, что кризис наконец миновал. Все это время он совсем не вспоминал о своей голове и очень удивился, обнаружив у себя за левым ухом шишку и ссадину.

Он склонился над Александрой, всматриваясь в ее лицо. Слава Богу, за ее жизнь уже можно не опасаться, скоро она пойдет на поправку.

– Только попробуй теперь не выздороветь, – сказал он ей. – А не то мне придется тебя отшлепать.

Она тихо застонала и повернулась на бок. Он помог ей и укутал одеялами.

– Она поправится, – бесстрастно сказал Финкл, появившийся в дверном проеме. – Она крепкая, как и все Шербруки.

Дуглас вышел и прикрыл за собой дверь. Потом повернулся к своему камердинеру:

– Будь любезен, избавь меня от своих идиотских сравнений. Она носит имя Шербруков временно, получив его хитростью и обманом, и то, что сейчас она больна, вовсе не означает, что я признаю ее своей женой.

Финкл, находившийся на службе у его милости уже одиннадцать лет, позволял себе иногда вольности.

– Вы пока не в состоянии ясно мыслить, милорд. Ведь вы спасли ей жизнь. А когда человек спасает чью-то жизнь, он не может потом выбросить его, как старый башмак.

– Я могу сделать с этой бессовестной обманщицей все, что посчитаю нужным. Неужели ты уже забыл, как она и ее отец обошлись со мной? И мой дражайший кузен Тони?

– Да, кстати, ее сестра, леди Мелисанда, сказала, что ее милость, та, которая лежит сейчас здесь, в кровати, что она никогда и ничем не болела. Она предположила, что ее сестра просто притворяется, чтобы вызвать ваше сочувствие и симпатию. Но тем не менее она посчитала своим долгом прийти сюда и самой убедиться во всем.

– О Боже, – сказал Дуглас, поворачиваясь к двери и ожидая, что в нее сейчас войдет Мелисанда.

– Ее здесь нет, милорд.

– Как тебе удалось остановить ее?

– Я сказал ей, что ее милость не притворяется и что скорее всего ее болезнь заразна и может пагубно отразиться на внешности. Я сказал, что эта лихорадка на всю жизнь оставляет пятна на лице.

Дуглас в немом восхищении взирал на своего денщика.

– Господи, какой же ты молодец, Финкл!

– Лорд Рэтмор согласился со мной, он сказал, что сам наблюдал подобные случаи, и неоднократно. Но он сказал, что леди Мелисанду не должны удерживать подобные соображения. Это было бы эгоистично. И очень любезно вызывался сам отвезти жену к сестре, чтобы она могла ухаживать за ней, если та действительно серьезно больна и не притворяется. Леди Мелисанда закричала. Очень громко. А лорд Рэтмор смеялся.

– Ты молодец, Финкл, и кузен мой молодец, хотя и негодяй. Ну а я не собираюсь уклоняться от своего долга, а потому пойду-ка посмотрю, как там наша маленькая притворщица. Да, а почему не пришла миссис Пичем?

– Они с Холлисом почему-то решили, что не стоит этого делать.

– Ха! Так и скажи, что так решил Холлис, черт бы его побрал, вечно он во все вмешивается! Почему он так хочет, чтобы эта девчонка стала графиней Нортклифф, для меня загадка. А тебе не мешало бы напомнить ему, где его место.

– Вы разочаровываете меня, милорд, – только и сказал Финкл, посмотрев на хозяина, и вышел, оставив Дугласа наедине с собой.

Дуглас вернулся к Александре и, увидев, как она свернулась клубком и обхватила себя руками, быстро забрался в постель, зная, что она опять дрожит от холода.

Через некоторое время, когда она мирно спала у него на плече, согретая его теплом, он задумался об их будущем. Вопрос об аннулировании брака так до конца и не был решен. Если он согласится признать ее, она, безусловно, будет рада. В этом нет никаких сомнений. Она будет просто бесконечно счастлива. Ведь ради этого она даже пыталась его соблазнить. А ведь она – леди, воспитанная в самых строгих традициях. И эта леди решилась раздеться перед ним. Вообще-то он мог бы тогда ее и удержать. В конце концов, она могла оказаться не хуже любой другой женщины. А уж как был бы рад ее отец! Он упал бы на колени и возблагодарил небеса. И все остались бы довольны, за исключением разве что его самого. Да, но ведь она могла оказаться не хуже любой другой женщины.

Как жаль, что она не так красива, как ее сестра! Но на свете нет женщины, которая была бы так же прекрасна, как Мелисанда. Пытаться найти женщину, которая могла бы с ней сравниться, бесполезно.

Но с другой стороны, ему не придется все время следить за Александрой, зная, что любой мужчина, в поле зрения которого она попадет, сразу же начнет за ней ухаживать. И ему не надо будет опасаться, что она с удовольствием примет эти ухаживания. Эта мысль заставила его нахмуриться, потому что Мелисанда не просто принимала ухаживания – она отчаянно флиртовала. Она просто купалась в комплиментах, дождем осыпавших ее прекрасную головку. Первый раз он задумался, каково приходится Тони, знавшему, какое впечатление производит его жена на любого мужчину от десяти до восьмидесяти лет. Может быть, когда-нибудь он и спросит его об этом. Хотя вряд ли. Ему до сих пор хочется убить его.

Александра тихо вскрикнула. Дуглас поцеловал ее в лоб и притянул поближе.

Что же делать?

Ему нужно как следует все обдумать. Он представил себе облегчение и радость на ее лице, когда он сообщит ей, что решил признать ее своей женой.

А почему бы и не сделать ее бесконечно счастливой?