Текст книги "Из дома домой. Роман-коллаж"

2002

С наступлением осенних каникул мы со Славой стали видеться каждый день, к моему небывалому удивлению. У него-то учеба, и наверняка надо было готовиться к семинарам. Неужто студенческая жизнь такая свободная? Слава только рукой махал на мои предположения – на семинарах он считывал все с тетрадки или с книжки.

– Мама пока у бабушки живет, так что приезжай ко мне, никто не помешает.

– Да мои тоже днем на работе, – я с трудом понимала, кто мог нам мешать, если мы сидим в своих комнатах даже при наличии кучи людей дома.

– Зато у меня интернет есть.

Это подкупило. Особенно, когда я призналась, что хочу почитать «Так говорил Заратустра» Ницше и, разумеется, книгу было не достать. Слава ее скачал, но перебросить мне было некуда, а распечатать – много, дорого и не факт, что я ее осилю. Тогда я и стала наведываться к нему, читать «Заратустру» с монитора. Приезжала я после трех, а уезжала почти в девять. Мои давно поняли, что мы вроде как встречаемся, хотя я бы это так не назвала. Мы просто общались, нам было интересно вместе, а первый поцелуй у нас случился в конце каникул. До того Слава только в макушку меня чмокал или обнимал за плечи.

За неделю мы Ницше не осилили, хотя книга небольшая, но сразу много такого не прочтешь. Я лежала на кровати в Славиной аскетической комнате и слушала его ровный низкий голос. Он порой делал долгие паузы, обдумывая прочитанное, а я поторапливала, будто мне все было понятно.

– Радует, что это не так сложно, как «Антихристианин», – сказала я однажды.

– А ты читала его? – удивился он.

– Не закончила. Хотя первая глава меня так впечатлила, что наизусть выучила, – и я процитировала ему эту главу.

До сих пор не ведаю, что подумал он обо мне тогда. То ли восхитился, то ли испугался. Мне было невдомек, что девушка, цитирующая Ницше в шестнадцать лет – явление не самое распространенное.

В середине ноября Рома праздновал день рождения и, естественно, позвал друга и Риту. Пригласили и меня, как подругу Риты и девушку Славы. Оказалось, сладкая парочка уже нас поженила и тогда меня это немного взбесило. Слава не делал никаких шагов к сближению, и мы общались почти как с Аней. С одной стороны, удивляло, с другой – успокаивало. Я вовсе не уверена была, что хочу всего это романтического бреда с ним.

– Ну, он тебе как парень-то нравится? – недоумевала Аня.

Я не знала, что ответить. Как это «как парень»? Ясное дело, он не девчонка, и по-человечески он мне нравится. Иного рода симпатия называлась влюбленностью и ее я уже изведала.

Влюбилась я впервые лет в одиннадцать. Как ни странно, надолго. Герой мой был красив, богат, нрав имел веселый и общительный. Наши отцы когда-то были друзьями, и пока у его отца водились деньги, он был щедр и даже расточителен. Мог прийти к нам в воскресенье и забрать нас в ресторан лишь потому, что ему скучно. Летом вывозил на шашлыки, где запускал фрисби с моей мамой и крестной. Дарил дорогие подарки, приносил мартини к столу, видеокассеты одалживал сумками. А потом грянул дефолт, и его жена с сыном отправились в Америку. Вот тогда я и приуныла, но надеялась, что вернется мой герой. Года четыре надеялась. Оказалось, у богатого папочки тут была еще семья про запас, а квартиру он промотал и вообще в долгах погряз, так что возвращаться бывшей жене и старшему сыну было некуда. Так они и остались на чужбине.

Тот год, в котором появился Слава, был годом свободы. От всего. Я еще не знала, куда поступать, поэтому в моей жизни не было подготовительных курсов и экзаменационных стрессов. Однажды летним утром я проснулась и поняла, что эта детская любовь – придуманная блажь и человек, который уже четыре года за океаном, совершенно чужой для меня. Новая любовь нагрянет год спустя, но об этом я еще не знала и наслаждалась общением с друзьями, любимой музыкой и открытиями молодости.

– Я не влюблена в него, – призналась я Ане, – мне с ним просто хорошо, мы говорим обо всем на свете, как с тобой. Только он парень.

– И наверняка ему хочется большего, – подмигнула она мне.

Я ответила, что он ни на что не намекал, а уж открытым текстом и вовсе ничего не говорил. Значит, не надо ему больше, все и так нормально.

– Одно то, что он тебе постоянно звонит, куда-то зовет и проводит с тобой кучу времени, уже о чем-то говорит, – настаивала подруга.

В шестнадцать лет я верила, что могу быть интересна как личность. Даже парням. Так что ерунда все это.

Однако на Ромином дне рождения, где собралось довольно много народу (а Рита говорила, что ее парень необщительный и друзей у него почти нет), Слава постоянно был рядом со мной и то и дело обнимал меня. Я видела, с каким интересом смотрят на него девушки-студентки, хотя взрослее нас они не выглядели. Все та же неформальная тусовка. Но он будто ставил на мне клеймо или очерчивал мною священный круг, в который никто не смел вторгаться.

Поцеловал он меня, когда мы танцевали под одну из баллад «Металлики». Это было так неожиданно, что я опешила и остановилась, но он этого будто не заметил. Тогда я обняла его и опустила голову на его плечо. Вот все и прояснилось. Дружбе конец. И всего-то…

Как и большинство девчонок, я представляла себе первый поцелуй как священнодействие. Таинство. Посвящение. И случится он с тем, кто меня полюбит и кого полюблю я и точно буду знать, что вот оно – начало новой жизни, или, на худой конец, нового этапа в наших отношениях. В принципе и тут было все, что надо: тот, кто меня полюбил, новый этап, игнорировать такое трудно, но… я-то что? Как чурка с глазами, без меня меня женили, а я так и не поняла своих чувств.

Когда все наелись, напились, натанцевались, стали разбредаться на группки и общаться, мы оказались с Ритой.

– Ты что-нибудь знаешь? Может, Ромка говорил? – начала допытываться я. – Что он вообще ко мне чувствует, кто я для него?

– Во! – Рита всплеснула руками. – Да вроде всем понятно, что ты его девушка!

Я объяснила ей, почему это непонятно мне, и она, присвистнув, покачала головой.

– Дан, или я дура, или лыжи не едут.

– Ну вот расскажи, как вы с Ромой поняли, что влюблены и все такое. Помнишь, как мы у тебя на кухне пили? Там еще Ленка маячила… и как все это разрешилось?

Она хмыкнула и, улыбнувшись, отвела глаза.

– Да Ленка его никогда не интересовала, и сама как-то слилась. Он меня поцеловал на крыше, я так обалдела, а он говорит: извини, случайно получилось. Ну ладно, случайно так случайно. А потом я покой и сон потеряла: поняла, что, во-первых, не случайно, а во-вторых, что сама хочу повтора. Я-то уже догадывалась, что люблю его, а вот его фортеля меня просто убили. Случайно, блин!

Смешно было. Но Маргоша-то понимала, что влюблена в Рому, а я? Или мне после поцелуя что-то откроется, будто печать с меня сорвали?

– Может, тут какая девка его домогается, и он ей демонстрирует, что занят? – предположила я почти шепотом.

Кто-то из парней вернулся с балкона, и в комнату вместе с холодком вплыл запах курева.

– Да нравишься ты ему, не тупи!

– Ты это точно знаешь? – не унималась я.

– Ромка точно знает, а я от него.

Когда все собрались расходиться, Рома и Слава пошли провожать меня и Риту на остановку. Естественно, мы шли парами, именинник с моей подругой чуть впереди. Мы со Славой под руку, и я решилась на отчаянный шаг.

– Ты меня поцелуешь на прощанье?

Отвечать он не стал, как я и предполагала. Второй поцелуй действительно кое-что прояснил.

2012

С Другим я не виделась много лет. Разве что на минуту. В 2007-м, когда в институте болтала с ребятами из его группы. Потом в 2010-м, когда один из тусовки угодил в больницу. Мы с сокурсницей ходили к нему, и Другой оказался там.

– В палате не более трех человек, выйдете кто-нибудь! – гаркнула санитарка.

Другой уже толокся в коридоре, стал быть, я выходить не буду. Кто-то из девочек проявил тактичность или прозорливость. На тот момент у Другого уже было двое детей и знойная жена. Никогда бы не подумала, что он так быстро обзаведется семьей. Тем более, что пассией его станет такая девушка – приземленная, простая, битая жизнью еще больше, чем он. Блондинка с губами на пол-лица и пышными формами. Куда нам, плоскодонкам!

Впрочем, о чем я? Это же я перед ним кругом виновата. Он как мог оправился.

Позже парень, к которому я ходила в больницу, пригласил меня на день рождения. Дело было в октябре и, кроме его и меня, было несколько ребят из тусовки, которых я хорошо помнила, Другой с женой и двумя подросшими детьми. Мальчику пять, девочке три. Последняя сидела у меня на коленях и гладила мои волосы. Я почти растаяла. Сходства с отцом не заметила, хотя его жена говорила, что на детских фотках он выглядел именно так. Мальчик же был ее копией – такой же губастый и голубоглазый.

Долго меня эта любовь не отпускала. Уж и со Славой расстались, и слышали друг о друге немного, а Другой все не шел у меня из головы. Сокурсница сообщила, что он женился, что у него родился сын, то да се. Я делала вид, что мне неинтересно, но жадно ловила каждую новость. Даже поглядывала на страницу его жены в соцсети и все больше изумлялась – что у них общего, кроме тяжелой музыки? Теперь, наверное, ипотека и двое детей. Уже кое-что. Но это я так, злорадствую. Другой на моей памяти был слишком инертным. Не любил никому звонить, никуда ходить, делал все только по настроению, брал бесконечные академы и сдавал бесконечные хвосты. А тут вдруг – работает на заводе, берет подработку, превращается в дерево – слова сокурсницы. Стал примерным мужем и отцом.

Я много лет мечтала проснуться с таким же ясным пониманием, как тогда в 2002-м: он чужой человек для меня. Я свободна. Все, хватит. Но только накручивала себя, а понимания и чувства не было.

– Просто у тебя нет замены, – говорила сестра, – ты сидишь и циклишься, а появился бы кто – забыла бы давно.

Тогда мне ее слова показались кощунством. Как же, такая любовь – раз на всю жизнь, какая замена? Разве родителей или детей мы заменяем в случае потери? У меня, в конце концов, был невероятный Слава, и тот не смог его заменить! Сытый голодного не разумеет – кто меняет мужиков как перчатки, а кто всю жизнь по одному страдает. Иным достаточно бросить какой надо взгляд, и все штабелями упадут, а другая из шкуры выпрыгнет, чтобы привлечь внимание и понравиться, а на выходе – только раздражение на себя и ноль результата. К тридцати пяти такая уверится, что с ней что-то не так и все эти притязания оставит, как ненужные платья и каблуки.

В тот вечер мы душевно пообщались с супругой Другого – оказалось, она любит «Депеш мод» и с ней можно поговорить об их музыке. Другой общался со мной только через кого-то, напрямую ко мне не обращался, но он меня уже не заботил.

В моей жизни появился Варвар.

Порой думаю, зачем? Я благодарный человек, и всегда и во всем ищу плюсы. С Другим я познала юношескую влюбленность или, как говорят, первую любовь – со всеми вытекающими, но была она чистой и осталась такой. Варвар же принес в мою жизнь иные чувства. К этой уже зрелой влюбленности примешивалась разрушительная страсть. Благодаря ему я поняла, как любить не надо. Увидела, как живут большинство людей. И начала предпринимать серьезные шаги в писательстве. Раз уж с личным не получается, буду делать карьеру. Нет, не в Минздраве. К работе я относилась, как к зарабатыванию денег – надо же на что-то жить. Не самый плохой вариант: и связи есть, и знакомым могу помочь, но всерьез жить только работой я не могла. Раз уж личного нет, должно быть что-то еще. Писательство было моей отдушиной и лучшей подругой, но именно после истории с Варваром я поняла, что хочу сделать из него нечто большее. Оно в тот момент стало для меня этим большим. Оно помогло не сойти с ума и даже переплавить боль в свет. Плюс, мне хотелось доказать самой себе, что я чего-то стою. Варвар убил мою самооценку.

Тогда, сидя в уютном кресле в окружении детей некогда любимого человека и мило беседуя с его женой, я всего этого еще не знала. Я только надеялась, что вот-вот случится чудо, что жизнь моя круто изменится, и в ней появится человек почти на десять лет старше, умный, образованный, самостоятельный и увлеченный, который, конечно же, оценит мои лучшие качества и поймет, что именно меня искал всю жизнь. Я отпустила прошлое и с надеждой смотрела в будущее. В храме почти жила, журналистская деятельность меня захватила.

Другой считал меня умной, Слава считал меня гениальной и самобытной. Я была уверена, что такой же предстану перед Варваром, но… Вы еще не доказали какому-то Ивановичу, что вы не только красивая, но и умная? – писал Никитин в книге «Как стать писателем». Это – движущая сила. Пока ты играешься или тебя тянет тусовка, или ради девочек, или повеселить детей – это временно и несерьезно. Ты можешь быть изумительно талантливым, но дальше сцены местного ДК не выйдешь. Движущая сила рождается из не слишком положительных эмоций. Зависть или желание самоутвердиться. Показать всему миру, где раки зимуют. Особенно одному человеку, который протоптался по самому дорогому – по тщеславию и самомнению и обрушил твои распрекрасные представления о тебе.

В этой тусовке мне было неловко признаваться, что пишу статьи для храмов и получаю за это деньги. Там на творчестве зарабатывать не принято, потому все считали это продажностью. Да и правда, какое творчество? Это – журналистика. Но я до поры чувствовала себя нужной, а дело свое мнила важным. Другой по-прежнему смотрел на меня с уважением. Я знала, так будет всегда. Сокурсница говорит, что при упоминании меня повисает молчание, характер которого уловить нетрудно. Оно какое-то особенное, как кровоточащая рана на сердце, как дорога, по которой вечно идешь, но она больше никуда не приводит.

2004

Лето после первого курса. Если бы не Слава – не знала бы, куда себя деть. Сидишь в солнечной душной комнате, читаешь. Не без интереса – «Замок Броуди», «Сага о Форсайтах», «Айвенго». Гораздо муторнее шел «Робинзон Крузо», которого читал мне папа, а я засыпала, слушая его монотонный голос.

Благо, мои работали, а сестра жила отдельно – днем можно побыть одной, послоняться по трехкомнатной квартире, большинство окон которой выходили на север, и в тех комнатах было прохладно. Мы со Славой могли побыть одни. Не знаю, догадывались ли об этом родители, но мы делали вид, что только ходим за ручку и целуемся. Слава моим в целом нравился. Папе время все покажет, а маме нравилось то, что устраивало меня.

В моей комнате был диван, который я не умела раскладывать, а даже если это сделать – между спинкой и сиденьем получался ощутимый зазор. Попробовали как-то – обхохотались. В родительской спальне предаваться порокам я категорически не хотела, поэтому мы просто расстилали одеяло на полу. На всякий случай закрывали дверь моей комнаты, что Славе было непонятно.

– Может, отец придет. Это трудно предсказать, – объясняла я, – мамы точно не будет до шести.

Так вот мы и любились урывками и тайком. Уже больше года. Самое веселое было у бабушки – к ней я ездила ночевать с пятницы на субботу. Бабушка была туга на ухо и в полночь ложилась спать. Около часу на такси приезжал Слава и оставался у меня до семи утра. Иногда и позже – пока бабушка возится на кухне, а там, как правило, шумно, я без труда выпроваживала его через входную дверь. Боялась только, что соседи увидят и бабушке донесут – домик-то восемь квартир, все друг друга знают.

Однажды он снял номер в гостинице – на первые серьезные деньги. Приурочили к моему восемнадцатилетию.

– Теперь-то можно «целовать тебя везде»? – хихикал он, намекая, что я могу официально заявить родителям о серьезности наших отношений.

Я не представляла, как это сделать. Кто и как вообще заявляет о таких вещах? Мам, пап, мы со Славой вовсю трахаемся в нашей квартире, пора бы вам знать? Помню, сестра просто не приходила ночевать, не предупреждая – телефона у нас не было, о сотовых вообще молчим. Мама всю эту ночь не спала, а отец, придя с ночной смены в счастливом неведении и не застав дочь дома, рвал и метал. Лучше бы она потом вообще не приходила. Но сестра возвращалась, ложилась спать, и как-то все переживалось со временем.

– Теперь-то телефон есть, – говорил Слава, – просто позвони и скажи, что останешься у подруги.

У меня не было таких подруг, у которых я оставалась с ночевкой. Вернее, не так: я была не тем человеком, которому комфортно оставаться на ночь в чужом доме. Аня много раз приглашала – у нее частный дом и там никому не помешаешь. Но я от людей уставала. Комфортно я себя чувствовала только в одиночестве, за закрытой дверью своей комнаты, в удобной одежде и без постороннего взгляда. К несчастью, родители это обо мне знали.

– К счастью, люди меняются, – вразумлял меня любимый.

И я решилась. Все просчитано до миллиметра: Аню предупредили, что, если вдруг мои позвонят… хотя, этого не случится. Просто сказать, что мы отмечаем мой день рождения, гуляем и вернемся неведомо когда? В пять утра, в семь… все равно придется смотреть на время, волноваться. А хотелось расслабиться.

– Там джакузи даже есть, – елейным шепотом рассказывал Слава о нашей пещере чудес.

– С ума сошел, во сколько тебе это обошлось? – вяло поинтересовалась я.

– Пусть тебя это не беспокоит, – отмахнулся он, – надо хоть иногда жить со вкусом. Кофе в постель и все такое.

Все прошло классно. Никто не звонил, не дергал и не дергался. Джакузи на меня никакого впечатления не произвело – уже видела у сестры, правда, то было мельче. В гостиничном без труда поместились мы вдвоем.

– Еще тут есть всякая фигня – свечи ароматные и прочая голливудская романтика, – умел он обстебать очарование момента.

Свечи зажгли, к аромату быстро привыкли, но чувствовали себя в кои-то веки не как подростки в общественном туалете, а как взрослые люди, которые могут позволить себе все с чувством, с толком и расстановкой.

Утром спешить некуда – какая красота!

– Может, останемся на все выходные? – предложил мой герой.

– А что тут делать кроме…?

Он пожал плечами. Ясно, в двадцать он мог это делать круглосуточно, только я еще во вкус не вошла.

– Не, давай не будем пресыщаться.

Он вздохнул и ответил: как скажешь.

Мои тогда ничего не спрашивали. У мамы не было взгляда кокер-спаниеля, а папа не смотрел волком. Видимо, доверяли мне.

Еще одной ночью мы воспользовались на Анин день рождения. Она пригласила Рому и Риту – постольку, поскольку в восемнадцать-двадцать приглашают всех, кто идет мимо, а потом даже не удивляются незнакомым людям на поляне. Я со Славой, разумеется, какие-то ее друзья-ролевики, кое-кто из института, с танцев, клубов. У нее богатые интересы, как я уже говорила. В загородный лес многие приехали, как на мини-фест – с трапиками, спальниками и купальниками. Собрались мы часа в три, в лесу торчали до десяти вечера, потом ходили проводить тех, кто с ночевкой не оставался. В том числе и мы со Славой. Нам хотелось побыть одним, а не опасаться случайных взглядов под кустом. Аня меня открыто не осуждала и относилась с пониманием. Считалось, что Слава в моей жизни появился раньше, чем ее религиозное влияние. Оное проскальзывало и у него благодаря матери, но мы были слишком молоды и влюблены, чтобы считать это грехом.

Больше меня заботил другой вопрос. Точнее Другой. Его я никак не представляла в роли любовника, чувство к нему было каким-то неземным, лишенным даже налета нечистоты. Наверное, это характерно для первой влюбленности, а у меня все, как обычно, шиворот-навыворот. Сначала я, толком не влюбляясь, познала радости плотских утех, а потом вдруг до меня дошло, что я нежная фиалка и в моем возрасте положено влюбляться чисто. Но у меня есть парень, у нас все серьезно, и я старалась об этом не думать.

С Аниного дня рождения мы рванули к Славе. Его мама отправилась в очередную поездку, и квартира была свободна. Она немного преобразилась, когда Ксения вышла из ступора, и Слава с радостью помог ей побелить потолки и переклеить обои.

– Видела бы ты, какими мешками я отсюда хлам выволакивал! – горько усмехнулся он. – ночью, чтоб соседей не пугать. А то решат, что это ритуальные принадлежности для черной мессы.

Его комната для любви тоже была неудобна, так что мы расположились в гостиной. Диван, который я помню, заменили на чуть более новый и симпатичный, но тоже подержанный. Деньги в их маленькой семье зарабатывал Слава, Ксения получала копейки. Причем иногда накатывала на нее женская шиза: то шубу себе захочет, чтобы доказать всем, какая она богатая, то цацки. В итоге это все не носит, а одевается в том же храме – два раза в неделю там принимают вещи и раздают работникам и малоимущим прихожанам.

– Надо нам с тобой это дело узаконить, – сказал следующим утром Слава.

Мне нравилось подолгу лежать, прижавшись к нему, ничего не говорить и знать, что торопиться некуда. Такое случалось крайне редко, поэтому я наслаждалась каждой секундой.

– Как? Пожениться что ли? – я подняла голову и посмотрела ему в глаза.

– А ты знаешь другой способ?

Сестра жила со своим парнем уже три года. Этим летом они собрались пожениться. Ушла она к нему, поссорившись с отцом, а так – жила то у него, то у нас – никаких проблем, никаких обязательств. Отца это возмущало, но сожительство возмущало его еще больше. Как ни пыталась мама навязать ему мнение этого мира – мол, так живут все, он считал, это не по-людски.

Я вздохнула. У меня самой на этот счет никакого мнения тогда не было, но помню слова одногруппницы, когда она узнала, что сестра моя не замужем, но бойфренд у нее с квартирой.

– Никогда бы не стала вот так с мужиком жить. Он потом себе найдет помоложе, а бабе что, сосать? Есть никто и звать никак.

Вот тебе и мнение этого мира. Далекое от религиозности, но с практической точки зрения очень правильное.

Я села и посмотрела в окно. Вдали шумел трамвай, но по-летнему пели птицы, прорываясь сквозь городской гул.

– Я другого не знаю. Но жить-то где? В моей комнате или в твоей – все равно под носом у родителей.

– Не, это не дело, – он тоже сел и обнял меня, – еще год подождем, а там я нормально работать начну и все будет.

Мы сообразили что-то на завтрак, а потом отправились на карьер. Я никогда там не была, но Слава решил этим летом меня поразвлечь. Он-де помнит, что такое первый курс и, хоть на его четвертом куда более серьезные дела творятся, он уже научился с этим жить и не так уставал, как видно по мне. Поскольку было не жарко, народу немного. Я чувствовала себя нелепо в купальнике Ксении, хотя и в своем я себя чувствовала не ахти как, поэтому пляжный отдых в те времена не любила и с друзьями на речку никогда не ходила. Со Славой другое дело: он уже родной, ближе некуда, и смотрит на меня влюбленными глазами.

– Надо еще на лодке покататься, – планировал он.

Я заметила, что для этого больше подойдет наша речка, а не озеро – пусть даже огромное и чистое. Он согласился и начал мечтать: возьмем чая в термосе, поваляемся на берегу в нежаркий день, а потом на лодочке. Помнишь, как той осенью, когда только познакомились, и вода тебя успокаивала?

– Она до сих пор меня успокаивает, – усмехнулась я.

На воде я прихожу в равновесие. Да и психологи советуют, если есть возможность, побыть у воды полчасика. Хотя бы просто побыть, не лезть в нее.

– Мои хотят куда-нибудь меня отправить отдохнуть, – сказала я Славе.

Он приподнялся на локте и посмотрел на меня.

– Видят, как я тут охреневаю, – продолжила я.

– Куда ж? Юга ты не любишь, насколько я знаю. Даже тут еле разделась.

Я кивнула. Разговор был о Питере. Разумеется, я еще маленькая, с парнем меня туда никто отпускать не собирался. Мама с крестной решили проветриться.

– Ну что ж, сменишь обстановку, – вздохнул Слава.

– Не такой отдых, о котором я мечтала, но Питер есть Питер, – убеждала я себя.

Он опять лег на спину и пообещал, что когда-нибудь мы обязательно поедем туда вдвоем. И пробудем сколько захотим. И на концерты сходим, и во все легендарные места, где бывали Цой и Майк. Он умел красиво мечтать вслух. Как тогда в лесу о группе. Я рисовала картины, слушая его, и верила. Как теперь фантазирую в прозе, так и он писал рассказы живой речью. Это не были обещания или предсказания. Он просто смотрел внутреннее кино и делился им со мной. Так тоже бывает. Мне никогда не приходило в голову винить его в брошенных на ветер словах или напоминать о том, что он якобы обещал. Я сразу поняла такой вид творчества. Такой немыслимый шаг вперед для немногословного человека, и возможен он только в моем присутствии. Ни с кем больше он не мог столько говорить и так мечтать.