Текст книги "Из дома домой. Роман-коллаж"

Я спросила, видела ли Рита эту девушку, на которой хотел жениться Слава.

– Только на фото, – ответила она.

– И как она? Модель, небось?

Марго пожала плечами. Серая мышь, но очень ухоженная. Видимо, по салонам ходит и в бутиках одевается. С деньгами и при желании можно из ничего чего сделать.

– Знаю, у папаши были виды на Славу, он толковый мужик.

Только не надо говорить, что он из-за меня всего лишился. Я еще должна быть обязана ему, жизнь его раскрасить немыслимо как?

– Дан, прости его. Он это сделал из лучших побуждений, и он был прав. Ни к чему тебе было это знать. Но раз так вышло, что ж теперь… так сделаешь еще двоих несчастными. Считай, вы просто отложили свадьбу на пятнадцать лет. Бывает и такое, оказывается.

Она не спросила, думала ли я когда-нибудь о том, как сложились бы наши жизни, сыграй мы эту свадьбу тогда, в 2005-м. Глупый был бы вопрос. Она знает, что я думала, и не единожды. Но вот, что надумала – не помню даже я. Однозначно, жизнь сложилась бы иначе, и может быть, не лучше, а учитывая мою концепцию о счастье – во всем были бы свои плюсы и минусы. Кого винить и кого благодарить – только себя и Господа? Или есть кто-то еще, чья-то подспудная воля, о которой он сам и не догадывался? Пошло ли что-то не так или так тому и быть? Каждый решит для себя.

– Мне надо здоровье поправить, Рит, – ответила я, – ни о чем другом я думать не могу и не хочу. Выбраться отсюда, хотя и некуда. К родителям за сарай? Там новые соседи поставили песочницу и качели. Сидеть в душной комнате? Во, доживешь – из больницы некуда возвращаться.

Рита стала предлагать свой большой и уютный дом. Никому я там не помешаю, а ребята уже не настолько маленькие, чтобы доставать меня. Рома будет не против, сто процентов. Но я никогда не чувствую себя комфортно в гостях. Лучше душные шестнадцать квадратов, но свои. Нетрудно поверить, что мы на земле странники и дом наш не здесь. Последние лет пять живу с этим ощущением.

– Он не заходил к тебе? – спросила подруга.

– Он не знает, что я здесь.

– Он знает.

Значит, не зайдет. Небось, думает, что из-за него я сюда загремела. Может, и справедливо. Не стоит нам сейчас видеться.

2007

Переломный год оставила на закуску. Переломный он по многим статьям.

Именно тогда вернулась в отчий дом разведенная сестра, и не одна, естественно. Пошатнулась наша буржуйская налаженная жизнь – втроем в трехкомнатной квартире.

В институте началась практика – взросление, новый статус.

Но главное – первое причастие. Это то, что делит жизнь на «до» и «после».

Тогда я и начала говорить, что мой настоящий день рождения – в августе, а не в мае. За день до Преображения Господня. Символично, но тогда об этом не думалось.

Не помню, как решилась на это, как озвучила это и какими словами. Пустота дошла до точки и начала пожирать меня. Я поняла, что еще немного, и мне сил не хватит руку из болота вытянуть.

– Тебе надо причаститься, – Слава никогда раньше не говорил этого так прямо, – я в субботу собираюсь, может вместе?

Не знаю, как он еще терпел меня. Я сама себя не выносила. И схватила его протянутую руку.

Помню длинную юбку цвета хаки с карманами и разрезами, фисташковую блузку, в которой получала медаль, и голубой платочек – чей-то подарок маме, из Калюпаново. Помню, легла в пять утра, а встала в семь, чтобы дочитать правило, в котором почти ничего не понимала. Полукруг народу в храме – рядом с клиросным аналоем. Священник в золотом облачении в плотном солнечном луче. Шаги до него, как на эшафот. Аккуратно пронумерованные грехи на листке в клетку, из записной книжки.

– Вы, наверное, давно не были на исповеди, – ознакомившись с хартией вольностей, спросил батюшка.

Я призналась, что впервые.

– Что ж, правильно сделали, что пришли, – он разорвал мою бумажку, – наша община существует уже семь лет. Чем еще жить, я не знаю.

– Вот и я тоже, – хлюпнула я.

Так начался путь.

После службы мы со Славой пошли в магазин, купили холодного чая «Нэсти» и сели на лавку – праздновать. Пить хотелось страшно. Не помню слез и вселенского просветления, но я не осталась, какой была. В душе будто запустили неведомый мне процесс, и я знала, что постепенно он принесет плоды. Слава поддержал меня – так и будет, обязательно.

– Не представляешь, как я рад за тебя, – его голос дрогнул, и он отвел глаза.

Никогда раньше не видела его слез. Что бы ни происходило с мамой на моей памяти, он не давал себе слабину. И вдруг… глядя на него, я сама поплыла. Зачем мы пытались скрыть это друг от друга? Это ведь слезы радости. Даже счастья.

– Спасибо тебе, – сказала я, наконец, – без тебя не знаю, сколько еще шла бы к этому. И вообще за все.

В зобу дыханье сперло. Я не смогла сказать ему столько нужных слов! Я хотела благодарить его просто за то, что он столько лет был в моей жизни, терпел всякую, ждал этого момента, не давил на меня и не бросал. Наши незрелые юношеские чувства вот-вот обрастут духовной плотью, и все только начнется, все будет по-настоящему, проверено и выстрадано. Но я молчала. Мне редко приходилось сожалеть о сказанных словах, но о несказанных – как раз мой случай.

Потом выяснилось – он так за меня волновался, что весь день у него раскалывалась голова. Вечером Ксения не выдержала и вызвала скорую. Ничего вразумительного пьяненький врач не сказал, но какие-то таблетки прописал.

– Я очень рада за тебя, точнее, вместе с тобой, – говорила в телефонную трубку его мама, – еле дозналась, что стряслось, а тут, оказывается, такое чудо. Ничего, все переживем, все теперь хорошо! С почином!

Я поблагодарила и спросила, стоит ли мне вломить Славе или не дергать его сейчас. Понимаю, лучше не надо – он только задремал, да и с головной болью не тянет на общение.

Увы, с тех пор наши отношения стали меняться не в ту сторону, в которую мы оба ожидали. Мы не начали сближаться, хотя пропал холодок, возникший после Славиного прихода в церковь. Наверное, мы уже выпили друг друга до дна и больше ничего не могли дать друг другу. Все завяло само собой, хотя оба ожидали противоположного. И дело тут не в Москве, не в Другом, не в вере и не в Боге. Теперь я думаю, надо было просто подождать. Просто уклониться от объятий и собрать камни, ведь всему свое время. Проблемы и охлаждения бывают во всех отношениях, даже в дружеских, даже с родителями, но все можно пережить. Мы тогда шарахнулись в недоумении: это мы такие дураки или на то Божия воля? Ведь вот оно причастие, после него все пошло на спад…

Жаркий и солнечный августовский день, канун Преображения разделил наши жизни на «до» и «после». Не как встреча, не как первый поцелуй или первый секс. Как не разразил меня гром у аналоя, не разверзлась земля, чтобы пожрать меня с грехами, не выросли крылья после причастия. Его плоды незримы, тихи и долгосрочны, как закваска. Что было думать, что решать?

Прошлого не вернуть.

2020

«Снова август. В остывающем воздухе запах смерти и сна», – так начиналось то ли одно из моих стихотворений, то ли рассказ. Я нахожу свои цитаты в чужих «Одноклассниках». Это успех?

Больничный двор. Ухоженные клумбы – как напоминание о райском саде. Приятно смотреть, лень трудиться. Так и в жизни. Над отношениями. Но не над книгами.

– Дана? – мужской удивленный голос.

Оглядываюсь и вижу… невысокий темноглазый мужчина. Лицо молодое, симпатичное, как говорится. Ничего не понимаю в мужской красоте.

– Не узнаешь? – он похлопал по лавке рядом с собой, приглашая меня сесть. – Прости, не могу встать тебе навстречу, с трудом передвигаюсь.

Воин. Конечно же, я узнала. Просто меньше всего ожидала увидеть здесь его.

– Что с тобой? – я села рядом с ним на нагретую солнцем лавку.

– Желчный удаляли. Песок еще не сыпался, но ходил, – он засмеялся и тут же скривился от боли.

Хотелось пожалеть его, приобнять или погладить по плечу. Но мои эмоции никогда не были напрямую связаны со словами. Мои слова легких путей не ищут.

– А ты какими судьбами?

– Да, сахар, – отмахнулась я.

Он понимающе кивнул. Говорить больше не о чем, и мы оба немногословны. Что бы нас связало, если бы… а могло ли быть «если бы»? Или очень уж хотелось, и мы старались полюбить друг друга? Вяловато старались, не изо всех сил – вот и не хватило их.

– Ну что, как у тебя с творчеством? Как книга?

Его нет в соцсетях, а именно там кипит жизнь. Там появляются буктрейлеры, презентации, посты друзей, отзывы в электронных книжных магазинах.

– Вышла уже вторая, – улыбнулась я, ведь положено быть счастливой и принимать поздравления, – в марте.

– Здорово! – ответил он, как я ему и предписала.

Но в поникшем знаке вопроса слышалось: теперь ты рада? Добилась, чего хотела? Как насчет семьи и детей?

– Наверное, здорово, – усмехнулась я.

Книга, которую я начала писать в 2008-м, после расставания со Славой, закончила два года спустя, а потом отложила в стол на много лет – точнее, вывесила на «прозе.ру», но это то же самое. Пару лет назад решила, что из нее можно сделать что-то путное и начались мои мытарства с переписыванием, поиском редакторов, корректоров, иллюстраторов, дизайнеров обложки. Недели не хватит, чтобы рассказать все эти истории, но, если кратко, работа с людьми отняла еще два года. И вот, наконец, книга увидела свет. Или не увидела, но кое-кто увидел во мне автора, стал писать в личку с просьбой поделиться опытом самиздата, назвать цены, раскрыть карты. Как съесть слона, как сохранить верность мечте – то, что меня так удивляло! Как реанимировать старую, глупую, безнадежную вещь. Сплошные «каки» – надо было статью написать в «Форбс», одно время были модны «10 способов» и «как».

Моя эволюция ощутима: в 2013-м у меня появилась первая книга хэндмейд в кожаном переплете и в единственном экземпляре, а теперь – тираж.

Так странно видеть Анин рисунок на обложке. Кажется, герой постарел и у него даже скулы выпирают. На рисунке черты были мягче. Что ж, все мы не молодеем, даже персонажи.

Ребята на курсах немецкого обещали купить шампанского – ты только скажи, когда, мы отпразднуем! Я и сама так хотела – проставиться, отметить, приготовить что-то, накупить, поболтать. Это не творческое окружение, и тем лучше. Это люди, у которых есть любимое дело, опыт, успехи и желание знать что-то о других, даже чуждых им сферах. Мальчика там больше нет, опасаться нечего. Ни горечи, ни обиды, ни печали, ни зла. Только воспоминания.

Праздника не получилось – всех закрыли на карантин. Гражданская война – кто в маске, кто нет, кто верующий, а кто – так. Поэтому все сидите, вассалы. Ссыте дальше, желательно кипятком и крючками. Смотришь на кучу своих книг – таких красивых и ароматных, как свежие пирожки, и думаешь: за каким я все это затеяла? Кому все это надо, куда я дену этот хлам?

Тогда я решила «зайти через тело», как говорится в психологии. То есть красиво одеться, накраситься и заставить себя улыбнуться – сразу почувствуешь себя лучше. Весь день впереди, серый апрель, идти некуда и нельзя. Невыносимо видеть в зеркале фонари под глазами и синюшные губы. Тональник и помада творят чудеса. Карандаш для бровей, чуток теней и новая клетчатая рубашка. Поставила фотоаппарат на талантливый подоконник и, обняв свою деточку, как мама-ястреб, сделала пять снимков. На пятом даже улыбнулась. Поколдовала в фотошопе. Красотка! Я и мой тираж. Не о такой ли фотке я мечтала? Почему же, когда сбываются мечты, мы не радуемся? Сколько думаю об этом, ответа не нахожу, или их слишком много. То сбудутся наизнанку, то усталость выключает все чувства.

Написала «счастливый» пост в стиле: «ура!!!! я – писатель!!!» Приехала моя книжечка! Не скупись на восклицательные знаки, держи мину при плохой игре. Минут через сорок посыпались лайки, комментарии и поздравления. И с каждым новым у меня улучшалось настроение. Оказывается, сколько людей помнят обо мне, сколько знали, чем я живу и сколько рады за меня! Вот так сюрприз! Пусть в глубине души им все равно, и у них такое же уныние от своих остановившихся жизней, но эта книга – способ коммуникации по форме. Как письмо в бутылке. Ее не открыли и ничего не прочли, но уже поверили, что кто-то по ту сторону экрана – близкий и родной.

Так я заставила себя быть счастливой. Я научилась это делать и теперь знаю, что это работает. Построй себя как персонаж, изображай – и сам поверишь.

– Теперь какие планы? – Воин продолжил допрос.

Я пожала плечами. Книг еще много – написано десять, дело за публикацией. Хочется заставить собой всю полку. Пока он не сказал ожидаемое «ты молодец», я спросила, как дела с его планами и мечтами. Теперь он пожал плечами и ответил, что все сложно. На пальце нет кольца, но возможно, сердце кем-то занято?

– Сердце мы уже неохотно отдаем, – вздохнули в ответ.

Я кивнула.

До больницы мы ковыляли вместе. Он сначала отказывался от моей помощи, но я не отставала. Ведь он не мой герой – зачем корежить из себя что бы то ни было? Я – такая же больная и слабая, я все понимаю.

– Рад был тебя увидеть. Сколько ты еще здесь пробудешь?

Странно отвечать: сколько захочу. Я как в санатории. Отдыхаю от своих параной, и никто меня тут не достанет. Я даже телефон взяла кнопочный, чтобы не лезть в соцсети и вацапы. Иначе не отдохнешь.

– У тебя какие-то проблемы кроме сахара? – догадался Воин.

– Не знаю, – отмахнулась я, – не знаю.

Он не стал допытываться. Быть может, увидимся еще и поболтаем. Я же не его принцесса, я могу предстать перед ним больной, слабой и метущейся.

***

Прошлое превратилось в грустные воспоминания, а будущее из надежды стало угрозой.

Снова август. Мне исполнится тринадцать лет. Переходный возраст – из неофитства в разочарование – характеризуется крушением авторитетов.

Я всей душой полюбила дорогу – когда садишься в автобус или в поезд, и словно между небом и землей, между прошлым и будущем. Можно выгрузить из головы все, от чего устала за последние месяцы, а то и годы. Вроде патриарх сказал, что надо молиться на своем приходе, нечего таскаться по монастырям. Понятно, что молитва есть молитва и храм есть храм. Но и разнообразие есть разнообразие, общение есть общение и дорога есть дорога, а мы пока – еще какие земные, из плоти крови. Мы не ангелы, парень, мы не едим пыльцу и не пукаем радугой. Нас обогащает не только молитва, но и задушевные беседы за чаем, и дружеский смех, и чужие истории.

Я не знаю, чем завершить свою – прощением или гордыней. Страхом или решимостью. Любовью или одиночеством. Приговором или надеждой. Я выхожу в новую жизнь по коридору очередного августа. Еще не осень, но уже и не лето. Все со словом «последний» всегда печально. Увядание, дребезжание струны, отголосок аккорда отшумевшей маленькой жизни. Я хочу уехать. Исчезнуть, перезагрузиться. Больница – не самое лучшее место.

– Я помню день твоего рождения, – он, конечно, зашел. Не сразу, а когда я готова была увидеть его.

Это наша тайна. Это то, что объединяет нас – только нас, никаких третьих лишних. Иной раз позовет тебя молодой человек на концерт, ты приходишь и видишь кучу коллег, друзей и соседей. Слава никому больше не показывал фильм о Рокки Дэнисе, над которым я ревела в его убогой комнате полжизни назад.

– Я вернусь, – пообещала я.

Он кивнул, не выпуская моей руки из своей. Поглаживает ее, будто успокаивая, а на самом деле – одни вопросы в каждом касании. Вопросы, вопросы… давай снова разделим жизнь на «до» и «после»? Будем считать, что подождали со свадьбой? Подождали – как тогда и надо было, побыть друг без друга, отдохнуть и перезагрузиться. Подождали тринадцать лет. Счастливое число, правда? Грань, где длиннорукий подросток превращается в юношу или девушку.

– Планируешь в поездке причаститься или…

Этот вопрос я не считала с его пальцев.

– …или вместе, как тогда?

Снова разделим жизнь на «до» и «после». И теперь уже не ошибемся. Было бы здорово. Так символично, как бывает только в книгах или в Божьих чудесах, которые случаются с кем угодно, кроме меня.

– Спасибо тебе за все, – говорю я наконец, – за прошлое и за будущее, за веру и любовь. За доверие и ожидание. За то, что был в моей жизни и всякую меня терпел. И не бросал. Ни в чем не винил, а ведь я перед тобой виновата. Очень-очень…

Он приложил палец к моим губам, не дав договорить. Но я все-таки скажу эти слова. Я тринадцать лет ждала, носила их в себе, запудривала, выдавливала, пыталась сказать не тем или забыть. Перелицовывала, урезала, высмеивала. Что я только ни делала, дабы казаться лучше, чем есть, или просто другой – не такой уязвимой, не такой болезненно робкой. Кто бы мог подумать, что человек, делающий тайну из самых естественных вещей и от самых близких людей, вдруг с легкостью будет публично исповедоваться, став писателем! Смешно, да? Не так ли, как те люди, что хотят спасти мир, а с близкими контакта не находят? Уже не смешно. Я сам из тех, только в словах. А в Слове образ мира явлен.

Я вступаю в новую жизнь с благодарностью. Об этом Славе говорить не буду, но в сердце своем воскрешу. Всем людям на жизненном пути и всем упомянутым в этой истории. Особенно мужчинам, конечно. Они – главные учителя женщины. Первому достанется отцу – за четкий ориентир, каким должен быть мужчина и за мое нежелание размениваться по мелочам. За то, что он один любил меня бескорыстно, и за то, что всю жизнь я не знала ни голода, ни опасности, ни безденежья, ни равнодушия. Он, как огромный пеликан, укрывал нас от бурь житейских своими могучими крыльями, и нам было тепло и спокойно.

Другому я благодарна за чистую влюбленность и ощущение жизни. За музыку и стихи, за веру в меня и поддержку.

Варвару – за то, чего не было, и то, как не надо. За пинок в писательство, три романа и кучу рассказов. За Грецию, Париж и собственный сайт – так мне хотелось утереть ему нос!

Воину – за легкость общения, уважение, желание создать что-то вместе. За то, что видел во мне женщину и относился ко мне серьезно. За легкую ненавязчивую влюбленность и приоткрытую дверь в другой мир.

Мальчику – за реальный, а не надуманный грех, выбранный мною, и за все, что последовало. За ту меня, которой не знала, за крушение иллюзий, самообмана и самодовольства. За сладкие и одновременно горькие полгода. За густую тьму перед рассветом.

– Не хочешь, чтобы я поехал с тобой? Понимаю, глупый вопрос, но…

Я помотала головой. Я все-таки люблю быть одна. Это мое естественное состояние, и за столько лет я забыла, как это – быть с кем-то. Возможно, в последний раз наслаждаюсь этим перед важным рубежом.

– Можно хоть отвезу тебя?

– Я примажусь к Оле с мужем, они тоже едут.

Он вздохнул, будто смирившись с моим упрямством, как с неизбежностью. Отпустив мою руку, он было пошел прочь по тропинке, но вдруг развернулся и ринулся ко мне. Секунда, и мы оказались друг у друга в объятьях.

– Не бросай меня больше. Как приедешь – позвони.

– Хорошо.

Я еще долго стояла у больничного окна, провожая взглядом его машину. В палате сладко и свежо пахло чайными розами.

Послесловие автора

Дом – это не вещь. Это жизнь, которая там прошла. Это труд, который вложили в него твои любимые люди. Это мир, который они создавали – в том числе для тебя. Это счастье, которого больше не случится.

К.Б.

Через год после написания романа я могу посмотреть на него отстраненно. Именно тогда я пишу что-то вроде статьи, обобщаю свои впечатления. Теперь-то я успокоилась, остыла и в состоянии выловить блох.

Пояснить читателю, откуда что взялось.

Об этой вещи писать тяжело, потому что все уже сказано в ней. Разбирать по кускам, что обо мне, а что нет – смысла не вижу. Друзья и близкие знают, остальным же какая разница? Автор открыт к общению, спрашивайте, если интересно.

Этот роман написан с мая по июль 2020-го года, когда мир остановился передохнуть и дал такую возможность многим из нас. В апреле я взялась начитывать аудиокнигу по первой опубликованной – «Письма к мечте». Ночью записывала, днем монтировала. Это помогло не сойти с ума и не думать лишних мыслей. Однако позже, когда погода улучшилась, а эпидемиологическая ситуация – нет, я затосковала. Вокруг меня будто вакуум образовался, друзья сидели по домам, никто не писал и не звонил. Тогда я решила вернуться в то время, где все было иначе. Мне захотелось пережить это снова, повернуть мир назад и осознать, наконец, что другого счастья ждать не стоит.

Все это наложилось на задумку: что, если бы я встретила свою любовь в шестнадцать? И что случилось бы, если бы мы расстались и снова пересеклись годы спустя?

Параллельные прямые в голове уже мелькали: мать-одиночка и многодетная мать. Последнюю я подняла из истории под названием «Пятнадцать дней свободы» – предположим, ее звали Ритой, и они с Ромой поняли, что хотят пройти жизнь бок о бок.

Рита и Аня – мои подруги, но истории, связанные с ними, перемешаны.

В остальном я писала, как жила – с нервами из-за квартиры, с коронавирусом, ситуацией в семье, со своими «любовями». В тридцать плюс есть потребность обобщить опыт и подвести черту. Или додумать и пережить то, чего никогда не было и вряд ли случится. Кто-то считает, что любой персонаж – хоть отчасти автор. Я бы добавила: доведенный до крайности.

Хочется верить, что книга стала смелее, ироничнее и более зрелой, чем предыдущие. Я, кажется, нахожу свой стиль и пока довольна. Больше не пытаюсь никому понравиться – хочу быть честной с собой в первую очередь. Работа над книгой была для меня забытой радостью, счастьем не оглядываться ни на что и ни на кого в творческом процессе. Вспомнила, с чего все начиналось, зачем я, собственно, пишу и для кого. Даже без вмешательства денег, только за лайки и комментарии, пишешь по-другому и порой ненавидишь себя за это. С этой книгой я вновь обрела себя, услышала свой голос и, сделав круг, вернулась к истокам, но уже более зрелым автором.

Что касается формы повествования, вдохновила на нее книга Чака Паланика «Невидимки». Рекомендовать не буду – там много грязи, но задумка нетривиальная и конец неожиданный. Форма, быть может, и неновая, но много лет назад подобная мне не далась и навеяна была Воннегутом. Теперь же я чувствую себя в силах экспериментировать, потому как «линейных» историй у меня пруд пруди.

Вот, пожалуй, и все.

Я в Сети:

Сайт: borodulinakira.ru

Группа в ВК: vk.com/public_ronnie

Канал на youtube: Kira Borodulina