Текст книги "Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 2: XX век"

Наглядным подтверждением общественного и научного авторитета Посникова стало избрание его председателем Всероссийского съезда представителей кооперативных учреждений, проходившего в Москве 16–21 апреля 1908 года. Выступая с этой всероссийской трибуны, Александр

Сергеевич не уставал напоминать о необходимости осторожного, вдумчивого отношения к преобразованиям в аграрной сфере, о недопустимости расшатывания «бытовых форм землевладения». И подчеркивал важность всестороннего учета местных условий, обеспечения законодательной базы деятельности кооперации. Кооперативное движение он расценивал как мощный фактор социально-экономической жизни, способный упрочить начала коллективизма в противовес принципам субъективизма и индивидуализации. «Сила и мощь – в единении» – это жизненное и политическое кредо Посникова наиболее точно выражало и настрой делегатов кооперативного съезда, неоднократно, как свидетельствует стенограмма, прерывавших его выступление громом рукоплесканий.

Необходимость аграрной реформы Александр Сергеевич тесно связывал с неизбежностью демократических преобразований в политическом строе – «решительным переходом к истинному конституционному режиму». Как первые проблески надежды на пути выхода страны из кризиса многими в России были восприняты проект «булыгинской» конституции (август 1905) и Манифест 17 октября.

Посников, верный своему всегдашнему настрою использовать все законные способы воздействия на власть, в конце 1905 – начале 1906 года инициировал образование в Петербурге Партии демократических реформ (ПДР) – первого опыта партийной организации отечественных «прогрессистов». Его поддержал К.К. Арсеньев – юрист, историк, литературовед, земский деятель, известный публицист, признанный современниками идеолог отечественного либерального движения. Вместе с ними в Организационный комитет партии вошли их коллеги и единомышленники: профессора Петербургского политехнического института К.П. Боклевский, А.Г. Гусаков, И.И. Иванюков, А.П. Македонский, Н.А. Меншуткин, М.И. Носач; члены редакции старейшего органа российского либерализма журнала «Вестник Европы» М.М. Стасюлевич, В.Д. Кузьмин-Караваев. Среди учредителей партии были также популярный петербургский адвокат Д.В. Стасов и ученый-обществовед с мировым именем М.М. Ковалевский, ставший редактором газеты «Страна» – неофициального органа ПДР (наряду с «Вестником Европы»).

Партия демократических реформ, как «партия здравого смысла» (определение М.М. Ковалевского), вполне подходила, по мнению ее активистов, и под более привычное в политическом лексиконе определение либерально-демократической партии. Подход основателей и идеологов ПДР к проблеме соотношения и взаимовлияния либеральной, демократической и социалистической идей в русском освободительном движении отличался широтой и целостностью мировосприятия, попыткой серьезного анализа сложной картины эволюции общественной мысли. Разъясняя позицию ПДР, Арсеньев в своих публикациях в «Вестнике Европы» периода революции 1905–1907 годов неоднократно подчеркивал, что между либерализмом и социализмом в России никогда не существовало непримиримого противоречия, той «китайской стены», которая разделяла их на Западе. «Идеалы партий, которые можно объединить под именем левого центра, и партий, составляющих левый фланг русской политической армии, различны, но не противоположны», – писал Арсеньев в ноябре 1906-го. Характеризуя особенность русского освободительного движения, он отмечал: «Либеральной партии в тесном смысле слова у нас нет, может быть, потому, что нет и ничего похожего на тот общественный класс, из которого она исходила и видам которого служила на западе Европы. С искреннею преданностью конституционным началам у нас неразрывно связано стремление к коренным реформам в главных сферах народного труда – рабочей и аграрной… Государственному вмешательству в экономические отношения отводится такая роль, с которой решительно несовместима охрана узких классовых интересов».

В качестве платформы для единения общественных сил идеологи ПДР рассматривали не только вопросы обеспечения гражданских и политических прав, но и широкую просветительскую деятельность. Именно «культурная работа», по их мнению, представляла собой медленный, но самый верный путь к преобразованию России. Достойным местом для осуществления такой деятельности стала первая в России общественная научная организация – Вольное экономическое общество (основано в 1765 году). На протяжении всего своего существования (вплоть до 1915-го) ВЭО вносило весомый вклад в разработку и обсуждение проблем развития народного хозяйства, популяризацию экономических знаний. В 1886–1888 годах «Труды императорского Вольного Экономического общества» редактировал известный земский деятель В.Ю. Скалой, в 1906-м возглавивший московское отделение ПДР. В 1900-х годах в работе ВЭО участвовали Кузьмин-Караваев, Арсеньев (в 1900–1906 годах – вице-президент, почетный член, председатель); с весны 1914 года президентом ВЭО являлся Ковалевский.

По инициативе ВЭО и ряда деятелей петербургского Комитета грамотности (К.К. Арсеньев, граф П.А. Гейден, Н.А. Рубакин, Г.А. Фальборк, В.И. Чарнолусский и др.) в марте 1906 года в Петербурге была учреждена Лига образования. Председателем ее временного правления, состоявшего из людей различных политических взглядов, избрали А.С. Посникова. Лига ставила перед собой цель «содействовать постановке образования в России на началах, соответствующих вполне развитому демократическому строю общества». Здесь велась теоретическая разработка вопросов образования всех ступеней: высшего, среднего, начального, внешкольного. По мнению организаторов, Лига должна была также стать «органом как для выяснения и формулировки общественного мнения страны по вопросам школьного дела, так и для общественного воздействия в той же области на правительство». С деятельностью Лиги связывались надежды на объединение уже существовавших к тому времени разрозненных просветительских ассоциаций, а также на появление новых общественных организаций, стремившихся содействовать поднятию культурного уровня широких слоев населения России. Лига образования имела разветвленную сеть своих отделений по всей стране. К 12 марта 1906 года в ее рядах насчитывалось п 552 члена.

Предложенная в программе Партии демократических реформ модель общественного устройства и организации народного хозяйства ориентировалась на постепенные демократические реформы, с учетом реалий России и опыта политического и экономического развития стран Запада. Ведущая роль в коренном переустройстве российской жизни закреплялась за сильным, но не авторитарным государством. Самым безболезненным для страны выходом из кризисной ситуации, сложившейся к началу XX века, руководители ПДР считали эволюционный путь демократизации государственного порядка через установление «народной монархии». В основе наиболее приемлемых социально-экономических реформ также лежал принцип эволюционного развития («органического роста»).

Проекты экономических преобразований, разработанные в партии, свидетельствовали о серьезном стремлении к коренному переустройству российской жизни и удовлетворению справедливых требований основной массы трудящегося населения. Забота о привилегированном меньшинстве должна уступить место заботе об обездоленных народных массах – так обозначила свою позицию редакция «Страны» в первом номере газеты.

В центре внимания партийных деятелей постоянно находился крестьянский вопрос, поскольку именно в аграрном секторе, остававшемся ведущим в российской экономике, было занято большинство сельских жителей, составлявших ³/₄ населения страны. Идеологи ПДР полагали, что «пора довершить дело, начатое 19 февраля 1861 года и давно остановившееся на полдороге». Обширный аграрный раздел программы представлял собой фактически ряд готовых законопроектов. Его автором выступил А.С. Посников. Со всей убежденностью М.М. Ковалевский заявлял: «Мы можем не признавать тех или других сторон предлагаемой Посниковым реформы, но отказать ей в продуманности и в согласованности частностей едва ли есть основание».

Программа ПДР исходила из необходимости ликвидации крестьянского малоземелья, а также создания условий для повышения производительности сельского хозяйства. Именно здесь впервые была сформулирована мысль об образовании государственного земельного фонда, в том числе путем частичного отчуждения крупной земельной собственности. Доказывая необходимость принудительного отчуждения земли в интересах государства, авторы «Вестника Европы» замечали: «Нигде нет такой тяги к земле, как у нас; нигде не пустила таких глубоких и широко разросшихся корней мысль о праве на землю, тесно связанном с работой над землей. Нигде масса земледельческого населения не доходила до такого обеднения, близко граничащего с обнищанием, – последствия близорукой и неумелой опеки крестьянских хозяйств со стороны государства, нерегулярной и недостаточной помощи с его стороны. Отсюда крайнее расстройство крестьянского хозяйства, требующее не паллиатива, а решительных мероприятий. Ожидать перемены к лучшему исключительно от подъема сельскохозяйственной культуры пришлось бы слишком долго: нужно немедленное облегчение, а оно может быть достигнуто только расширением площади крестьянского землевладения».

На вопрос, сколько земли потребуется для этого, экономисты отвечали по-разному. Так, по расчетам кадета Кауфмана, необходимо было «изыскать» 73 млн десятин. В то же время профессора-кадеты Мануйлов и Чупров, а также члены ПДР профессора Иванюков и Посников сходились предположительно на 32 млн десятин. Лидеры ПДР, обосновывая допустимость и справедливость отчуждения земли у помещиков, полагали, что «принцип экспроприации, производимой государством под условием выкупа», не нарушает начала частной собственности, а, напротив, станет продолжением освободительной либеральной реформы 1861 года.

В программе ПДР предусматривалось установление – с учетом местных особенностей – высшего размера земельной собственности, не подлежащей отчуждению, но не более 100 десятин. Принудительному отчуждению подлежали прежде всего помещичьи земли, «хуже других эксплуатируемые, лишенные хозяйственного инвентаря и более всего обремененные долгами». Согласно разъяснениям А.С. Посникова, следовало подвергнуть отчуждению без всяких ограничений все земли, сдававшиеся до I января 1906 года в аренду за деньги, из доли урожая и за отработки, а также земли, обрабатывавшиеся преимущественно крестьянским инвентарем, и земли, «впусте лежащие, но признанные годными для возделывания». Также без ограничения должны отчуждаться и владения, которые удовлетворяют условию ведения «собственного хозяйства своим скотом и орудиями», но превысили максимум, установленный местным законодательством для подобных владений. «Условное отчуждение» распространялось на владения, не превышающие установленного законом высшего размера и обрабатываемые собственным инвентарем владельца. «Такие земли будут отчуждены лишь в тех случаях, – уточнял Посников, – когда местное земледельческое население не в состоянии получить достаточного обеспечения из других земель в данной местности или когда отчуждение является необходимым для устранения существенных неудобств в расположении наделов и в составе их по угодьям». За прежними владельцами могут быть оставлены мелкие участки, занятые ими под дачи, под фабрично-заводские предприятия. В исключительных случаях сохранялись в неприкосновенности крупные «образцово-показательные» («культурные») дворянские хозяйства. Не подлежали отчуждению небольшие участки, не превышающие трудовой нормы, определяемой по местным условиям.

Ведущую роль в осуществлении аграрно-крестьянской реформы лидеры ПДР отводили государству, за чей счет должно происходить вознаграждение собственников, подвергшихся частичному отчуждению земельных владений (из расчета средней доходности земли в данной местности). При этом разъяснялось, что расплата с помещиками за отчуждение земли не грозит государству финансовыми потрясениями, так как в банках к 1906 году было заложено около 126 тыс. имений площадью 52,5 млн десятин. Земельная задолженность в России составляла 2 млрд рублей (из которых только один Дворянский банк выдал 716 млн руб.). Кроме того, средства для выкупа предполагалось получить от осуществления назревшей налоговой реформы, в результате которой бюджет государства должен был увеличиться.

Особое значение придавалось Крестьянскому банку, который надлежало преобразовать в орган по приобретению земель для государственного земельного фонда. С его деятельностью связывались надежды партии на организацию мелиоративного и мелкого сельскохозяйственного кредита, поддержку товариществ и разного рода союзов взаимопомощи, широкую государственную помощь переселенцам. ПДР, однако, не была склонна рассматривать колонизацию слабо заселенных территорий как достаточно эффективное средство решения проблемы крестьянского малоземелья. Ссылаясь на новейшие статистические данные, «Вестник Европы», например, свидетельствовал, что в азиатской части России лишь менее 25 % из обследованных 45 млн десятин оказались пригодными для поселенцев.

Основной этап аграрной реформы – наделение крестьян землей. Согласно программе ПДР, земля из созданного государственного фонда отводилась крестьянам в бессрочное пользование (общинное или подворное, в зависимости от местных условий) за установленную законом умеренную ренту. Допускался переход земли по наследству, но запрещалась продажа полученной земли. Разъясняя рекомендуемый порядок наделения крестьян землей из государственного фонда, А.С. Посников настаивал: «Нельзя давать в собственность, а то через некоторое время получится то же явление, что и сейчас: у одних окажется слишком много, у других – мало. Земли должны быть отданы не в собственность, а в долгосрочное или наследственное пользование. Право же собственности должно остаться за государством».

В первую очередь наделению подлежали безземельные и малоземельные крестьяне, и прежде всего те из них, которые вели хозяйство на арендуемой у помещиков земле. Норма землепользования устанавливалась на местах выборными самоуправляющимися земскими органами. На них возлагался в будущем и контроль над поземельными отношениями. За низший размер землеобеспечения признавался высший надел 1861 года, отводимый на наличную душу мужского пола. Вместе с тем в программе подчеркивалось, что везде, где окажется возможным, при наделении крестьян землей следует ориентироваться на трудовую норму. При реализации земельной реформы запрещалось сосредоточение нескольких наделов, превышающих трудовую норму, в одних руках, запрещалось также одному лицу иметь свыше одного надела из государственного земельного фонда.

ПДР критически относилась как к аграрным программам социалистических партий, так и к правительственным проектам. При этом сама цель реформы Столыпина – создание массового слоя зажиточных крестьян – оценивалась либералами как вполне прогрессивная. «Безумие аграрных планов» правительства Посников и его единомышленники, последовательные сторонники эволюционного развития, усматривали прежде всего в политике форсированного разрушения общины. Эта мысль проходила красной нитью через многочисленные публикации на страницах либеральной прессы. Идеологи ПДР, в частности, предвидели, что разрушение общины даст шанс лишь богатым крестьянам, а бедных оставит бедными. Они негативно относились к хуторской системе хозяйства, полагая, что она не имеет достаточных корней в российской деревне и затруднит развитие кооперации – более прогрессивной формы хозяйствования. Лидеры партии опасались, что недовольство столыпинской реформой выльется в нарастание социальной напряженности и реальную угрозу крестьянских выступлений.

Мнение либералов-центристов по этому вопросу хорошо выразил князь Е.Н. Трубецкой. «Как бы ни была нам антипатичная община, – писал он, – мы все-таки не считаем дозволительным отдавать ее на экспроприацию кулакам, ни растаскивать ее крючьями подобно горящему зданию. Вот почему мы – сторонники земельной частной собственности не можем сочувствовать правительственной земельной программе. Она представляется нам антиправовой и революционной в самом своем основании. Для нас ясно, что единственно правовой путь ликвидации общины заключается в устранении препятствий к ее естественному саморазвитию; упразднение общинной собственности должно быть предоставлено доброй воле самого собственника, т. е. общины, а не отдельных ее членов».

Для аграрной программы ПДР характерно стремление исходить из интересов большинства трудящегося населения страны – крестьянства. Другие же партии, по словам Посникова, озабочены главным образом тем, «чтобы как можно меньше ущерба принести тем лицам и учреждениям, от которых можно взять землю». Эта программа оказала влияние на развитие взглядов кадетов по аграрно-крестьянскому вопросу в период с февраля по апрель 1906 года (такая оценка встречается на страницах «Вестника Европы», «Страны», в выступлениях кадетских деятелей). Именно в программе ПДР в январе 1906-го впервые была сформулирована мысль об образовании неотчуждаемого государственного земельного фонда путем принудительного выкупа государством части помещичьих земель. В апреле это положение вошло и в программу Конституционно-демократической партии.

В ходе дискуссий, в том числе на страницах печати, кадеты и члены ПДР стремились к всестороннему осмыслению поземельных отношений начала XX века и выработке оптимального для России проекта аграрной реформы. Среди видных кадетских деятелей единомышленниками ПДР зачастую выступали А.И. Чупров, А.А. Мануйлов, Н.А. Каблуков. Так, совместными усилиями идеологи обеих партий пытались опровергнуть распространенное мнение о том, что отчуждение части помещичьих земель и передача их в руки крестьян – менее культурных хозяев – может привести к спаду сельскохозяйственного производства в стране.

Широта взгляда Партии демократических реформ на проблемы российской жизни сочеталась с четкостью основных программных положений. Подход к решению злободневных вопросов – принципиальный, точный и определенный – современники оценивали как несомненное достоинство партийной платформы. «По вопросам активной политики может быть только два ответа – „да“ или „нет“, третий ответ – „ни да, ни нет“ – может принадлежать только партиям неискренним», – заявлял М.М. Ковалевский, выступая в Москве перед членами Клуба независимых в феврале 1906 года. Однако надежды лидеров ПДР на понимание и поддержку их аграрного проекта со стороны землевладельцев не оправдались. Как оказалось, многие из них вовсе не желали оставаться при 100 десятинах…

Представители дворянства испытали состояние, близкое к шоку, слушая А.С. Посникова в Москве в феврале 1906 года. Он говорил, что «за отдельными помещиками следовало бы оставить не более 50 десятин земли, и только желание достигнуть соглашения побудило его сделать такую уступку, как сохранить за владельцами по 100 десятин земли». Характерна в этом отношении и позиция известного ученого и общественного деятеля И.И. Мечникова. По словам М.М. Ковалевского, Мечников – «русский патриот до мозга костей» – ненавидел русскую революцию, «насколько она могла парализовать наше внешнее могущество и создать сумятицу внутри государства резкой постановкой земельного вопроса…Когда мы рассуждали в первой Думе о наделении крестьян землей по справедливой оценке, Илья Ильич, владевший в то время не более как 50-тью десятинами в Киевской губернии, предавался самым тяжким сомнениям и близок был к самоубийству».

На наш взгляд, близость аграрной программы ПДР к аналогичным проектам некоторых социалистических партий ни в коей мере не ставит под сомнение «либерализм» ее деятелей. Напротив, развитие их взглядов может служить своего рода показательным примером адаптации либеральных идей к условиям конкретной страны, плодотворного (судя по заметному резонансу, который имели эти идеи в среде отечественных либералов) поиска оптимальной модели модернизации русской деревни в начале XX века.

Взгляды лидеров Партии демократических реформ, в том числе А.С. Посникова, оказали заметное влияние на самоопределение политических партий центристской ориентации. Последнее обстоятельство свидетельствовало о потенциальных возможностях развития в России «умеренно прогрессивного» политического направления. Определяющую роль в организационном оформлении данного течения в русском освободительном движении сыграла ПДР.

Прослеживается преемственность в программах ПДР, Партии мирного обновления (ПМО), а впоследствии – Партии прогрессистов. Общность социальной базы всех трех политических объединений также позволяет рассматривать историю Партии демократических реформ как идейный исток «прогрессизма» и начало организационного оформления данного течения в русском освободительном движении. Процесс «переливания» ПДР в Партию мирного обновления и затем – в Партию прогрессистов происходил постепенно, прежде всего на основе единства тактических взглядов и политической программы. Кроме того, существовало своеобразное «переплетение судеб» трех партий на уровне руководства и рядовых членов. Так, например, А.С. Посников (наряду с Ковалевским и Кузьминым-Караваевым) стал в Партии прогрессистов членом Центрального комитета, а потом товарищем председателя фракции прогрессистов в IV Государственной думе. Характеризуя деятельность Посникова-депутата, В.А. Розенберг отмечал его исключительную заслугу в том, чтобы «выдвинуть и поставить на подобающее место в думской программе по крестьянскому вопросу аграрную проблему». Несмотря на довольно существенные разногласия Посникова с большинством депутатов этой группы по социально-экономическим вопросам, его сближение с прогрессистами произошло прежде всего на почве «искреннего конституционализма и земских симпатий».

Не затерялась фигура Александра Сергеевича и в бурных событиях, последовавших за февралем 1917 года. Он – один из членов Лиги аграрных реформ. В эту общественную организацию, учредительный съезд которой состоялся 16–17 апреля 1917 года, вошли представители двадцати российских губерний, практически все теоретики аграрного вопроса, известные тогда широкой читающей публике: Б.Д. Бруцкус, Н.А. Каблуков, Н.П. Макаров, П.П. Маслов, А.В. Пешехонов, Н.А. Рожков, А.М. Стебут, М.А. Туган-Барановский, А.В. Чаянов, А.Н. Челинцев и др. Лига считала своей задачей организацию широкого обсуждения аграрно-крестьянского вопроса, публикацию книг и брошюр соответствующей тематики, ознакомление общественности с аграрным законодательством зарубежных стран и т. д. Кредо этой организации формулировалось так: «Трудовое крестьянское хозяйство должно лечь в основу аграрного строительства России, и ему должны быть переданы земли нашей Родины… Передача эта должна совершиться на основе государственного плана земельного устройства, разработанного при учете бытовых и экономических особенностей отдельных регионов нашего Отечества…»

Это же настроение определяло и основное направление работы Главного земельного комитета, образованного при Временном правительстве в мае 1917 года. Его председателем был избран А.С. Посников. Целью комитета провозглашалась подготовка проекта земельной реформы – «нового земельного устройства, которое обеспечит справедливые интересы трудового земледельческого населения». Эта задача в ту пору, по словам Александра Сергеевича, понималась «довольно единодушно самыми различными партиями». Будучи в очередной раз призван верховной властью к решению аграрно-крестьянского вопроса, Посников в обстановке, явно не способствовавшей планомерной законодательной работе, настаивал тем не менее на соблюдении необходимейших условий проведения аграрных преобразований: тщательном учете местных условий при главенстве государственных интересов, недопустимости применения насильственных мер. «Идея общего, целого должна быть доминирующей и решающей» – исходя из этого убеждения Посников по-прежнему проводил мысль о том, что земля по существу не может быть объектом частной собственности, а должна передаваться лишь в пользование того, кто ее обрабатывает, оставаясь коллективной (общинной, кооперативной) или государственной собственностью.

Посников не был утопистом, стремившимся осуществить свой идеал, не считаясь с действительностью. Ничего общего с политиками-популистами у него нет. Его принципиальная позиция и отстаиваемая им система конкретных мероприятий по разрешению аграрно-крестьянского вопроса, как и прежде, базировались на здравом смысле и, прежде всего, необходимости всестороннего учета предшествующего опыта, исторических традиций.

Как известно, Главному земельному комитету, разделившему судьбу Временного правительства, не удалось реализовать свои планы. Линия разрешения «великого и сложного» вопроса о земле с наименьшими издержками для большей части населения, которую отстаивал Посников на протяжении всей жизни, вновь оказалась невостребованной…

После Октябрьской революции Александр Сергеевич уехал в свое имение (село Николаево Вяземского уезда Смоленской губернии). Лишенный жалованья и пенсии, он бедствовал с семьей, голодал. Письма к близким друзьям, В.А. Розенбергу и К.К. Арсеньеву, лучше всего передают настроения 1918 года, связанные с ужасами, «переживаемыми… злосчастными гражданами погибающей страны». «Так изменилась жизнь за эти последние два месяца, что, право, не знаешь, хватит ли сил для сопротивления с нависшей тучей всяческих невзгод и бед», – пишет Посников 3 января. А спустя несколько дней он не сможет сдержать чувства возмущения и горя в связи с убийством в Петрограде членов Учредительного собрания, видных деятелей кадетской партии А.И. Шингарева и Ф.Ф. Кокошкина – «несчастных жертв подлости, злобы и полнейшего одичания так называемых людей». «Но вокруг меня – в деревне и даже в родном городке – все как-то бесчувственно, как-то тупо безжизненно, и почти ни в чем не проявляется общее негодование, – вынужден был констатировать Александр Сергеевич. – Я говорю „почти“, пожалуй, для собственного утешения. Не есть ли это свидетельство того, что для окружающих меня ужас совершающегося недостаточен еще и для возбуждения их протеста требуется гораздо более сильное, гораздо более жестокое действие?..»

Что касается обустройства собственного быта, то больше всего сетует он на бесчинства в своем доме «господ положения» – солдат: «Не стоит описывать всего; достаточно сказать, что они дали мне не ту комнату, которую желал бы я, а ту, которую сами нашли удобным дать мне; дали мне четыре стула и один стол; долго не соглашались отдать мне мою кровать, не могли отдать мне моего кувшина с тазом и лампы, потому что разбили; забрали всю посуду, поковеркали мебель и – самое обидное – продолжают (хотя украдкой) рубить в парке вековые, ценнейшие деревья…»

В конце января 1918 года, после того как «военные обитатели» внезапно покинули его дом, Посников подводит итоги «нашествия гуннов»: «…загадили мой бедный дом до последней степени… переломав все, что можно было переломать и украсть, начиная от подушек и кончая сбруей. Вырубив для отопления (бесплатного) древние деревья в парке, представители „христолюбивого воинства“ удалились куда-то на Урал для продолжения своей победной деятельности в другом несчастном доме…» И далее: «В нашей местности нынче большой недород ржи… Муки в продаже, конечно, нет, а продовольственные комитеты выдают в деревне какую-то смехотворную дозу, чуть не гомеопатическую. Здесь почти полный недостаток керосина. Так что местами опять пошла в ход лучина, и бабы сняли с чердака давно забытые светцы. Отчасти недостаток, нужда, но главным образом, увы, общая распущенность и неурядица повели здесь, как и в других местах, к возникновению грабительских банд из деревенского (да и пришлого) сброда, предводительствуемого обычно беглыми с фронта. Вооруженные, и, как говорят, хорошо, грабители нападают на усадьбы и на дворы более зажиточных обывателей и поселян. Посещения их отличаются жестокостью и всегда оставляют кровавый след… Злодеяния такого рода могут развиваться безнаказанно ввиду отсутствия следственной и судебной власти, да и всякой власти вообще. Иногда, правда, деятельность злодеев вызывает жестокий самосуд, но для этого необходимо серьезно пострадать нескольким крестьянским и обывательским дворам…»

В начале февраля Александр Сергеевич получил приглашение занять должность профессора в Петроградском политехническом институте. Это известие пришлось тогда очень кстати, поскольку, по словам самого ученого, к тому времени положение его было весьма отчаянным – на грани необходимости «жить подаянием». Добравшись до Петрограда в товарном вагоне и устроившись в общежитии института в пригородной Сосновке, Посников описывает теперь уже свой столичный быт: «Как и все жители института (даже, может быть, всего Петрограда), страдаю от полного недостатка продуктов питания (подумайте, сейчас выдают на день всего только ¹/₈ фунта хлеба!), – сообщает он Розенбергу в мае 1918 года. – Но куда уехать? Никто этого решить не может. И потому все остаются здесь, хотя вид некоторых из товарищей самый отчаянный, прямо вид изголодавшихся людей…»

«Жизнь становится все труднее» – таков главный мотив всех последующих писем. Характерный пример – послание Арсеньеву от 5 сентября 1918-го: «Все мы здесь живем буквально впроголодь и уже более двух недель не получаем даже восьмушки хлеба, которой должны были довольствоваться ранее. Мука доходит до сказочно высокой цены (приближаясь к 600 руб. пуд), и добыть ее становится все труднее; говядины на рынке вовсе нет; конина, продававшаяся последние дни, была с лишком по 6 руб. фунт (и, подумайте, охотников стояла огромная очередь), начала что-то тоже отсутствовать на рынке; масло берут нарасхват за цену выше 20 р. фунт (и оно появляется в продаже лишь случайно); крупы – всякой – не достать ни за какие деньги; сахар – 28 р. фунт; кофе 16 р. фунт; чай приобретается с большим трудом, и говорят, должен совсем выйти из продажи. Вся жизнь держится сейчас на картофеле, цена которому от 2 р. 50 к. до 3 руб. фунт, смотря по тому, где купите, на рынке или за городом, на огородах по деревням. Во всех tram-way-ях Вы только и видите людей с мешками картофеля; на улицах Петербурга – то же. К сожалению, этот источник существования ненадежен: несмотря на хороший урожай, картофель больной и совсем не может лежать сколько-нибудь долго. Это великое несчастье… Вы простите мне, что я остановился на этом вопросе (но верьте, как-то невольно) так долго; но ведь Вы знаете пословицу: „что у кого болит, тот о том и говорит“».