Текст книги "Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 2: XX век"

Урусов вспоминал: «После того как мы с А.А. обменялись мыслями, предположениями и надеждами, подвергнув происходившее общественное движение и царский ответ на обращение съезда (имеется в виду съезд представителей земств и городских дум, состоявшийся в Москве в июле 1905 года; реакцией на него Николая II стало «Положение» об учреждении Государственной думы, так называемой булыгинской. – Н.Х.) всесторонней оценке, бывшая служба моя представилась мне как бы в новом освещении. Старания мои реализовать в жизни и на деле создавшийся в моем воображении образ губернатора самостоятельного, независимого представителя законности, заботящегося об интересах местного населения, благожелательного посредника между ним и центральным правительством, подчиненного непосредственно монарху, показались мне ничтожными, безрезультатными, незаметными и никому не нужными. Широко распространившееся, твердо заявленное общественное мнение требовало коренной реформы государственного строя, а не более или менее удачного подбора правительственных агентов. Я вспомнил лучшее время моей жизни и деятельности, выборную общественную службу, и мысли мои перенеслись в Калугу, в Перемышль, в деревню, в ту среду, в которой я когда-то пользовался влиянием и успехом. Я принял твердое решение стать одним из тех „выборных от народа“, которые, по обещанию царя, будут „привлечены к работе государственной“ и которым предстояло, по его словам, „вывести обновленную Россию из постигших ее испытаний“».

Проведя лето с семьей в своем калужском имении, Сергей Дмитриевич в середине сентября поехал погостить в Ялту к брату, «чтобы воспользоваться теплыми солнечными днями южной осени». Заблаговременно был взят обратный билет до Москвы на поезд, отправлявшийся из Севастополя вечером го октября. Однако планы расстроила Всероссийская октябрьская политическая стачка. Оказавшись в вынужденном заточении, Урусов стал невольным свидетелем половодья революционной стихии. (Воспоминания об этом под названием «Дни свободы в Севастополе» были опубликованы в 1908 году в журнале «Вестник Европы».) 19 октября ему в гостиницу доставили телеграмму от С.Ю. Витте, председателя только что образованного Совета министров: «Мне совершенно необходимо Вас видеть. Сделайте все возможное, чтобы скорее приехать». Добравшись до Петербурга только утром 26 октября, Урусов сразу же получил от Витте приглашение занять в новом правительстве должность товарища министра внутренних дел (при министре П.Н. Дурново). 30 октября его кандидатура была окончательно утверждена.

По случаю своего нового назначения, 6 ноября 1905 года, С.Д. Урусов был на приеме у Николая II: «Царь благодарил меня за то, что я согласился занять второстепенную должность в только что образовавшейся с трудом министерской комбинации, и, посмотрев на меня ясным, доверчивым, многим известным и многих чаровавшим взором, произнес слова, которые стоило запомнить: „Да, при теперешних обстоятельствах надо всем соединиться и думать о России; вот, например, монархия: Вам она не нужна, мне она не нужна, но пока она нужна России, мы обязаны ее поддерживать“».

Дав согласие работать в правительстве, Урусов надеялся «принять живое участие в подготовлении законопроектов, подлежавших внесению в Государственную Думу и в Государственный Совет». По его мнению, рабочим аппаратом для выработки законопроектов должны были оставаться соответствующие министерства, имеющие готовый штат специалистов-чиновников, обширные материалы, служебный и редакторский аппарат. Важно было, чтобы «Дума немедленно по открытии занятий имела материал для работы и чтобы страна увидела, что правительство Его Величества работало и намерено продолжать работу в духе и смысле принципов, возвещенных царским Манифестом». Думская инициатива в законодательстве предполагалась Урусовым как исключение. Однако, к его немалому удивлению, «один только Н.Н. Кутлер в своем министерстве земледелия готовил втихомолку какой-то проект аграрной реформы. Что же касается нашего министерства, в котором по роду дел должна была совершиться наибольшая ломка, то там все было тихо, все шло по-прежнему. Не было и намека не только на неизбежность, но и на возможность каких-либо изменений».

Сергей Дмитриевич решил все же «для очистки совести» представить П.Н. Дурново свои соображения по этому поводу. Собственный взгляд на реформу местного управления он изложил в конце ноября в личной беседе с министром. Смысл рассуждений сводился к следующему. По его убеждению, «самому близорукому государствоведу должна была броситься в глаза несообразность дальнейшего существования обособленного крестьянского управления и суда, сословного земства, нескольких конкурирующих видов полиции, а также административного порядка, применявшегося в ряде дел, изъятых из компетенции гласного суда и т. п.» Реакция была удручающей: «Казалось, что он считал все мною высказанное теоретически правильным, но не имеющим существенного значения». Тем не менее Дурново согласился на образование специальной комиссии для подготовки законопроекта о реформе местного управления и поручил Урусову исполнять обязанности ее председателя. Комиссия, руководствуясь Манифестом 17 октября 1905 года, предложила расширить круг деятельности местного самоуправления, ограничить произвол административной власти, создать гарантии правового порядка, ликвидировать сословные преимущества и т. д. «Я слышал впоследствии, – вспоминал Сергей Дмитриевич, – что министр нашел наш проект слишком демократическим и похожим более на резолюцию земского съезда, нежели на работу, вышедшую из недр министерства». Вскоре, по решению Дурново, деятельность комиссии была прекращена.

Испытав разочарование в министерской деятельности, Урусов в марте 1906 года подал на имя Витте прошение о досрочной отставке – это был первый в России случай добровольного ухода товарища министра со своего поста. Он отказался от назначения ему пенсии и уехал в Москву, а затем в Перемышльский уезд, «чтобы вскоре принять участие в избирательном съезде и в собрании выборщиков для избрания членов Государственной думы».

Выборы депутатов в I Государственную думу, состоявшиеся в Калужской губернии в марте 1906 года, – наглядное свидетельство политических симпатий в стране к тому «умеренно прогрессивному» направлению в политике, выразителем которого был С.Д. Урусов. Здесь в предвыборной кампании активно действовали кадеты. Но уже в первом списке кандидатов в выборщики от Перемышльского уезда значилось имя Урусова. Он одержал убедительную победу и на заключительном этапе кампании, в избирательном собрании в Калуге, где получил наибольшее количество голосов из пяти избранных лиц – главным образом потому, что «выборщики из крестьян единодушно голосовали за меня», объяснял Урусов. Следующая яркая страница его биографии связана с первым российским парламентом. Сергей Дмитриевич, единственный из высших администраторов, удостоился избрания в I Государственную думу. Он исполнял обязанности председателя думской комиссии по разработке законов о гражданском равенстве. С его мнением считались депутаты, занимавшиеся разработкой проекта реформы местного управления (Г.Ф. Шершеневич, Ф.Ф. Кокошкин, В.Е. Якушкин и др.), и нередко проводили свои собрания у него на квартире.

Урусов был искренним и внимательным человеком; его отличали терпимость к различным мнениям наряду с принципиальной позицией в вопросах нравственности, стремление решать проблемы путем поиска компромиссов; приверженность к постоянным изменениям в государственной жизни при сохранении исторической преемственности, неприятие коренной ломки экономических и социальных основ существующего строя и при этом – желание придать ему новый облик «на началах права, политической свободы, гражданского равенства и широкой демократизации». Все это сделало закономерным сближение Урусова в I Думе с членами Партии демократических реформ («партии здравого смысла», по определению одного из ее лидеров, известного ученого М.М. Ковалевского).

Их деятельность предусматривала легальную парламентскую деятельность – проведение собственной программы в конституционных формах. «Мы не стремились к достижению компромиссов в тактических целях, чтобы путем взаимных уступок составить внушительное большинство, – разъяснял Сергей Дмитриевич настроение свое и своих товарищей. – Некоторым из нас казались слишком быстрыми взятые Думой темпы, а тон ее не всегда верным. Введение в наш государственный строй народного представительства мы рассматривали как силу, которой предстояло постепенно вырасти и укрепиться. При ясно выраженном оппозиционном настроении большинства Думы, имевшем корни в стране, представлялось возможным реформировать как правительственную деятельность, так и самый состав правительства, не прибегая к мерам революционного характера».

Урусов всего один раз выступил с думской трибуны, выполняя поручение членов Партии демократических реформ. В своей речи он дал резкую оценку провокаторской деятельности некоторых полицейских чинов, печатавших непосредственно в здании Департамента полиции прокламации погромного содержания. Толчком к выступлению послужил ответ министра внутренних дел П.А. Столыпина на запрос Думы по этому поводу. Столыпин стремился переложить всю ответственность за случившееся на прежнее руководство МВД и убедить депутатов в том, что теперь повторение подобных методов невозможно. Урусов посчитал своим долгом отвести огульное обвинение от Министерства внутренних дел той поры, когда сам он находился на службе в этом ведомстве. По его убеждению, «команда Столыпина», точно так же как и прежний состав МДВ, не застрахована от повторения подобных «сюрпризов», пока «на судьбу страны будут оказывать влияние люди, по воспитанию вахмистры и городовые, а по убеждению погромщики», которые находятся «за недосягаемой оградой» и имеют возможность «грубыми руками хвататься за отдельные части государственного механизма и изощрять свое политическое невежество опытами над живыми людьми, производя какие-то политические вивисекции».

Это выступление, неоднократно прерывавшееся криками «браво» и громом аплодисментов, произвело в России «эффект разорвавшейся бомбы» и имело широкий международный резонанс. Последствия своей разоблачительной речи Урусов ощущал до конца жизни то в виде «незаслуженных лавров», то в виде «несправедливых укоров» – смотря по обстоятельствам. Сам он, однако, отмечал, что, по сути, его речь не содержала никаких «разоблачений» – ведь «всем все было известно», и факты, содержавшиеся в запросе Думы, Столыпин публично признал. Просто под воздействием нахлынувших на него в зале думских заседаний эмоций он «сказал несколько лишних слов, от которых с удовольствием бы отказался»…

Как известно, I Думе не удалось достичь взаимопонимания с правительством – 9 июля 1906 года она была распущена. Реакцией кадетских депутатов на действия верховной власти (кстати, вполне законные) стало подписание так называемого Выборгского воззвания с призывом к гражданскому неповиновению. Урусов оценивал этот документ как «наскоро слаженный компромисс между конституционными и революционными партиями», явный отход депутатов от принципов легальной деятельности. «Я, вероятно, воздержался бы от подписи под воззванием, если бы присутствовал при его составлении», – вспоминал Сергей Дмитриевич. Сам он, даже не подозревая о событиях в Выборге, совершал в тот момент морскую прогулку в окрестностях Гельсингфорса в обществе депутата-калужанина В.П. Обнинского. Однако собственное положение после опубликования документа представлялось ему двусмысленным: «Отсутствие моей подписи можно было бы впоследствии понимать двояко: как пропуск, вызванный причиной, от меня не зависевшей, а именно моим случайным отсутствием; или же как доказательство моего несочувствия воззванию. Я мог бы пользоваться то одним, то другим аргументом, глядя по обстоятельствам». После непродолжительных раздумий он попросил В.Е. Якушкина присоединить и его фамилию к прочим подписям, объяснив, что поступает в данном случае «по старинному правилу», усвоенному им еще в гимназии и «запрещающему обособляться и уклоняться от ответственности за поступки, совершенные товарищеской массой». Следствием этого стало трехмесячное пребывание Урусова в московской Таганской тюрьме (с 13 мая по и августа 1908 года) и отстранение его по решению суда от государственной и общественной службы. Запрет действовал вплоть до Февральской революции.

В марте 1917 года телеграммой Временного правительства Урусова вызвали из Калуги в Петроград и назначили товарищем министра внутренних дел без содержания. На этом посту, согласно записи в «Автобиографии», он «имел поручение составить проект „Положения о милиции“. Работу исполнил, Положение было утверждено и напечатано, после чего в конце июня 1917 года вышел в отставку и возвратился в Калужскую губернию».

После октября 1917 года Урусова лишили гражданских прав, выселили из собственного имения. Неоднократно – зачастую без объяснения причин – подвергали арестам, тюремному заключению, преследованиям. А 27 декабря 1919 года он был призван на действительную военную службу в должности военного моряка (реально исполнял обязанности бухгалтера при Штабе морских сил в Москве); в мае 1921-го уволен со службы по возрасту.

С началом нэпа богатый опыт и неизменное желание Сергея Дмитриевича быть полезным своей стране оказались востребованы новыми властями в полной мере. В 1921–1923 годах он занимал должность управляющего делами Особой комиссии при президиуме ВСНХ по исследованию Курских магнитных аномалий. И за «выдающиеся заслуги» на этом посту был включен в группу сотрудников, награжденных орденом Трудового Красного Знамени. В конце 1920-х – начале 1930-х годов Урусов работал в Комиссии по изучению естественных производительных сил СССР при Московском отделении АН СССР, во Всесоюзном тресте племенного и молочного скотоводства (экономист финансового сектора), в Госбанке (сотрудник инспекции) и т. д., нередко выступая, по отзывам коллег, с ценными предложениями. По словам его сослуживцев этого периода, он был «человек исключительной добросовестности, отдающий делу все свои знания и силы», который «может служить образцом советского работника». В 1929 году решением ВЦИК С.Д. Урусова восстановили в гражданских правах. Однако в назначении пенсии отказали – ввиду того что «до революции был князем»… В 1932 году в поддержку этого уважаемого человека выступило Общество политкаторжан, отметив его «большие заслуги в разоблачении погромной политики царизма». В конце концов, благодаря ходатайству со стороны руководства Госбанка, Урусову все же была назначена хорошая по тем временам пенсия в размере 200 рублей, покупательная способность которых, правда, год от года заметно снижалась.

Напряженный труд в течение всей жизни, тяжелые личные утраты (смерть старшей дочери Веры и жены в 1922 году, арест и высылка в Казахстан сына Дмитрия в марте 1935 года, последовавшие затем репрессии в отношении многих родственников и друзей) подорвали и без того некрепкое здоровье Сергея Дмитриевича, уже давно страдавшего астмой. Весной 1937 года он тяжело заболел. «У него была выраженная слабость сердечной мышцы, и появились значительные отеки и одышка, – вспоминала о последнем периоде жизни Урусова его дочь Софья. – 5 сентября 1937 года папа очень тихо во сне умер».

Сергея Дмитриевича Урусова похоронили в Москве на Даниловском кладбище, его могила не сохранилась.

«Моя программа – программа народной свободы…»
Петр Яковлевич Ростовцев

Михаил Карпачев

Петр Яковлевич Ростовцев родился в Воронеже 7 июня 1863 года. Его отец, купец 2-й гильдии Землянского уезда Яков Семенович Ростовцев, в пореформенное время стал еще и землевладельцем: в своем уезде он купил относительно небольшое имение. В 1883 году Петр окончил Воронежскую мужскую классическую гимназию; так получилось, что тогда же эту гимназию окончили сразу несколько видных впоследствии общественных деятелей: А.А. Перелешин, гласный губернского земства, С.А. Петровский, депутат Государственной думы третьего и четвертого созывов, М.С. Александров, занявший видное место в партии большевиков под псевдонимом Ольминский. Началась учеба на юридическом факультете Петербургского университета, завершившаяся только в 1889 году. Двухгодичная задержка была вызвана браком Ростовцева с дочерью полковника Александрой Александровной Смирновой в 1887 году. Студентам в ту пору венчаться не разрешалось, и обучение пришлось приостановить ради устройства семейных дел.

Выйдя из университета со степенью кандидата прав, П.Я. Ростовцев вернулся в родную губернию, где вскоре вошел в круг общественно активной интеллигенции. Жил он в своем имении в Землянском уезде, где у них с братом было четыреста десятин полученной в наследство земли. Как и многие образованные люди того поколения, он с большой охотой включился в работу учреждений местного самоуправления. Деятелям с независимым мировоззрением работа в земствах или городских думах казалась более предпочтительной, чем казенная служба в коронных ведомствах. Надо учесть также, что в уездном обществе той поры выпускников университета было очень мало, и они сразу оказывались на виду. Вот почему не вызывал большого удивления тот факт, что практически сразу после возвращения в родные края Ростовцева избрали на должность городского головы Землянска. Этот беспокойный пост он занимал пять лет, до 1894 года. Ко всему прочему в 1892-м уездное земское собрание избрало его почетным мировым судьей; в этой должности Ростовцев состоял семь лет. Почетная должность была отнюдь не праздной: ей принадлежала полная практическая компетенция участкового мирового суда. Поэтому молодому человеку пришлось на собственном опыте узнать реальные интересы и проблемы народной, главным образом крестьянской, жизни.

В 1894 году Петр Яковлевич избирается гласным уездного земского собрания, а еще спустя четыре года – председателем уездной земской управы. Эту должность он занимал до 1901 года, уступив ее своему другу и единомышленнику А.Г. Хрущову. В качестве земского деятеля Ростовцеву приходилось заниматься самыми разными делами общественного самоуправления. По должности он состоял членом уездной оценочной комиссии, определявшей масштабы и источники поступлений местных сборов. Входил также в состав Землянского училищного совета. А с конца 1890-х на каждое очередное трехлетие избирался в гласные Воронежского губернского земского собрания. В губернском земстве он – тоже заметная фигура: активно работает в сметной и ревизионной комиссиях, участвует в различных совещаниях по делам общественного самоуправления. В 1905 году входит в состав губернского по земским и городским делам присутствия, а также становится членом губернского лесоохранительного комитета.

В ноябре 1905 года П.Я. Ростовцева избирают городским головой Воронежа. К этому времени его политические убеждения вполне сложились. По оценкам близко знавших его людей, он отличался свободолюбием и свободомыслием. Ближайшие единомышленники Петра Яковлевича – известные в губернии деятели либерального направления: его земляк А.Г. Хрущов, статистик Ф.А. Щербина, врач С.В. Мартынов, педагог Н.Ф. Бунаков, санитарный врач А.И. Шингарев. Вместе с ними новоиспеченный городской голова активно участвует в создании губернской организации Конституционно-демократической партии (Партии народной свободы). Разумеется, активность воронежских либералов была прямо связана с разыгравшейся в России революцией, а организационное оформление Воронежского комитета партии кадетов стало возможным после знаменитого Манифеста 17 октября, объявившего о гарантиях политических свобод. Очень скоро воронежская организация заслужила репутацию одной из самых авторитетных в составе партии кадетов.

Осенью 1905 года воронежские либералы фактически определяли общественно-политическую атмосферу в городе. Факт говорит сам за себя: один из видных оппозиционеров самодержавному режиму стал главой городского самоуправления. Однако на этой ответственной должности Ростовцев трудился недолго: весной 1906-го его избирают от города депутатом Государственной думы первого созыва. По просьбе городской думы формально он не сложил своих полномочий – лишь отказался от жалованья и подал прошение о предоставлении ему двухмесячного отпуска для участия в работе Государственной думы. Собираясь в столицу, Ростовцев заявлял своим избирателям: «Моя программа – программа народной свободы, я не отклонюсь ни вправо, ни влево от этой программы». По иронии судьбы, предоставленного отпуска оказалось достаточно для завершения депутатской карьеры. Как оказалось, о народной свободе гораздо проще говорить в кругу друзей-интеллигентов, чем пытаться реализовать ее в качестве государственной политики.

I Государственная дума оказалась, как известно, недолговечной. П.Я. Ростовцев участвовал в ее работе с первого до последнего дня (27 апреля – 8 июля 1906). Судя по стенографическим отчетам, на трибуне он не выступал, но в качестве члена фракции кадетов был заметен: около десяти раз подписывал коллективные запросы либеральных депутатов в адрес правительства. Поводами для этого служили необоснованные аресты или иные репрессии, проводившиеся властями в административном порядке. Как и других депутатов, Ростовцева интересовало, на каком основании проводилась мобилизация казачьих полков второй и третьей очередей для несения службы внутри империи. Он входил в круг представителей Партии народной свободы, настойчиво требовавших от царского правительства всеобщей и полной амнистии для лиц, нарушивших правопорядок по политическим мотивам. Кроме того, он был избран в аграрную и финансовую думские комиссии, но поработать там, разумеется, не успел.

Роспуск Думы либералы той поры встретили с негодованием. Петр Яковлевич вошел в число подписавших Выборгское воззвание – обращение к народу, призвавшее к гражданскому неповиновению, и за это был привлечен к судебной ответственности. Как и большинству других подписантов, ему пришлось отбыть трехмесячное тюремное заключение. Вплоть до падения монархии он оставался в списках политически неблагонадежных лиц и не имел права занимать какие-либо ответственные должности, включая выборные посты в системе городского самоуправления. О возвращении на прежнее место не могло быть и речи. Особенность ситуации состояла в том, что губернская администрация не имела юридической возможности отрешить от должности избранного городской думой лидера, но могла воспрепятствовать его возвращению на этот пост. Поэтому Ростовцев был вынужден в ноябре 1907 года подать в адрес Думы заявление следующего содержания: «Считая вредным для интересов городского самоуправления отсутствие в составе управы городского головы и не видя близкого конца моему устранению от должности… нахожу нужным сложить столь лестное для меня звание городского головы». Думе осталось только выразить сожаление по поводу того, что Ростовцев так и не смог в полной мере послужить интересам Воронежа.

Большую часть времени ему пришлось проводить в своем имении в селе Березовке Землянского уезда. По сводкам губернского жандармского управления, негласное наблюдение над ним систематически возобновлялось. Одно из последних сообщений на этот счет датировано 2 апреля 1912 года. Но воронежцы сохраняли уважение к отставному деятелю. В 1916 году городская дума учредила стипендию имени П.Я. Ростовцева для учащихся высших начальных училищ. Сам бывший депутат пожертвовал на эти цели капитал в размере 1000 рублей. Продолжалась и его коммерческая деятельность. Петр Яковлевич входил в состав правления крупнейшего в Воронеже «Товарищества механического завода В.Г. Столля и К°», а накануне Первой мировой войны являлся председателем этого правления.

Во время войны вновь оживилась общественная жизнь. Поражения на фронтах вызвали рост активности в среде либералов, в том числе земцев. В 1915 году весьма заметной стала деятельность Всероссийского земского союза, а затем так называемого Земгора (Союза земств и городов). Петр Яковлевич стал уполномоченным Воронежского губернского комитета этой крупнейшей оппозиционной организации, упорно добивавшейся создания в России правительства народного доверия.

В 1917 году политическая карьера Ростовцева имела шанс на быстрое развитие. Сразу после падения монархии власть на местах круто изменилась: были ликвидированы должности губернаторов, распущены губернские правления, закрыты полицейские и судебные органы имперского времени. Вместо упраздненных административных структур к задачам управления были привлечены выборные учреждения, прежде всего земства и городские думы. Комиссаром Временного правительства стал председатель губернской земской управы В.Н. Томановский. Появился в Воронеже и губернский исполнительный комитет, официально подведомственный Временному правительству. Его-то и возглавил в марте 1917-го П.Я. Ростовцев, о чем свидетельствуют подписанные им в ту пору документы. Он же на короткое время стал губернским уполномоченным Министерства земледелия, главой которого являлся его давний единомышленник и друг А.И. Шингарев. Кроме того, возглавив список кадетской партии, Ростовцев был избран в последний состав Воронежской городской думы, избранной при Временном правительстве.

Вполне понятно, что приход к власти большевиков обернулся для Петра Яковлевича личными невзгодами. В качестве кадета он рассматривался новыми властями как фигура сугубо враждебная, да и сословное его происхождение считалось неподходящим. Типичная судьба русского либерала: подвергавшийся репрессиям со стороны царской власти, он оказался еще более чуждым власти советской. С позиций революционной законности он был виновен, так сказать, a priori. Во время Гражданской войны Ростовцева, как и многих других представителей имущих классов, карательные органы заключали в концлагерь в качестве заложника.

Относительная свобода вернулась только в октябре 1919 года, когда Воронеж заняли войска К.К. Мамонтова и А.Г. Шкуро. Белое командование фактически назначило Ростовцева председателем восстановленной губернской земской управы. Правда, буквально через месяц несостоявшемуся председателю пришлось покинуть город вместе с отступавшими войсками. Однако в эмиграцию Петр Яковлевич не уехал; по всей видимости, некоторое время он провел на Юге России. Во всяком случае, никаких эмигрантских свидетельств о пребывании Ростовцева за границей не имеется. Долгое время бытовало мнение, что он мог погибнуть в лихолетье Гражданской войны. Но недавно в печати появился очерк Н.М. Хрущова, посвященный деду, А.Г. Хрущову. В нем отмечено, что в 1922 году сам А.Г. Хрущов пригодился советской власти в качестве специалиста: он вошел в правление Центробанка и принял деятельное участие в подготовке финансовой реформы, направленной на стабилизацию и укрепление денежной системы перешедшей к нэпу страны. Сотрудничал в правлении Центробанка (во всяком случае, до 1922 года) и давний друг Хрущова – П.Я. Ростовцев.

Вероятно, деятельность его в крупном советском учреждении стала результатом благоприятного стечения обстоятельств. Есть основания полагать, что некоторые видные большевики были знакомы с прежним воронежским головой. С ним мог дружить, например, его однокашник М.С. Ольминский; по всей видимости, знал его и заместитель наркома иностранных дел РСФСР Л.М. Карахан. Во всяком случае, именно Карахан поручился в трагическом 1919 году за арестованного чекистами сына Ростовцева. Всеволоду Петровичу грозил расстрел за сотрудничество с контрразведкой белых, и от этой участи его спас его один из руководителей советской дипломатии. О том, как сложилась судьба П.Я. Ростовцева при советском режиме, выяснить пока не удалось. Известно тем не менее, что он был дедом Татьяны Николаевны Никулиной, вдовы знаменитого русского актера Ю.В. Никулина.