Текст книги "Человек и этнос. Восприятие, оценка, самооценка"

В своих поздних работах Ю. Куль отмечает, что воля является верхушкой айсберга, размещенной на вершине сложной системы саморегуляции деятельности, включающей в себя семь личностных подсистем. Эти взгляды нашли свое отражение в теории взаимодействия личностных систем Ю. Куля, согласно которой воля – это центральная исполнительская функция, отвечающая за координацию работы других процессов и функций с целью реализации намерения и его защиты от конкурирующих поведенческих тенденций (Baumann, 2016).

Таким образом, главный урок данного подхода состоит в рассмотрении воли не как самостоятельного процесса или функции, а как результата интегральной работы различных психических процессов, а также в изучении и описании индивидуальных различий в эффективности этой работы. Эволюция взглядов Ю. Куля на природу волевой регуляции проходит путь от представлений о воле как о механизме контроля за отдельными действиями до представлений о воле как о форме психической саморегуляции активности личности, одновременно вовлеченной в различные виды деятельности. Воля представляет собой метапсихический процесс, являющийся результатом более или менее эффективного взаимодействия различных субсистем личности, обеспечивающих трансформацию мотивации в деятельность. Во многом данный подход согласуется с представлениями о воле как личностном уровне произвольной регуляции, являющемся продуктом системной работы психики в отечественной психологии (Божович, 2001; Иванников и др., 2014).

Как отмечают ученики Ю. Куля, его работы имели три основных последствия для современной психологии воли: во-первых, они привели к смене представлений о воле как о «грубой силе», основанной на сознательных усилиях, в пользу представлений о «мягкий стратегиях самоуправления»; во-вторых, стимулировали интерес исследователей к изучению нейробиологических основ человеческой воли и мотивации; в-третьих, породили целый ряд прикладных направлений изучения волевой регуляции (Baumann, 2016). В частности, работы Ю. Куля оказали влияние на развитие концепции саморегулируемого обучения, в современной версии которой значительное внимание уделяется формированию у учащихся навыков саморегуляции в учебной деятельности (Corno, 2000; Teo, Quan, 1999; Wolters, 2003).

Таким образом, главная функция воли состоит в регуляции процесса реализации намерения в действии, необходимость в которой возникает при условии наличия внутренних препятствий, которые могут быть связаны с отсутствием условий, необходимых для реализации намерения, наличием конкурирующих интенций, неполноценностью самого намерения. Обобщая, можно сказать, что необходимость в воле возникает там, где есть конфликт между различными системами детерминации деятельности (биологической и социальной, произвольной и непроизвольной и т. д.).

Исследовательские парадигмы в психологии воли сменялись от изучения контроля за отдельными действиями к саморегуляции личности, одновременно вовлеченной в различные виды деятельности, что неизбежно отразилось на эволюции взглядов на природу воли в зарубежной психологии. В наиболее общем виде под волей в современной зарубежной психологии понимается самостоятельный психический мета-процесс, обеспечивающий управление внутренними ресурсами субъекта в процессе реализации намерения в действии. При этом воля может рассматриваться либо как самостоятельная психическая функция – самоконтроль, либо как системное качество психики – результат интегративной работы различных психических процессов в целом. Последний вариант позволяет преодолеть традиционные представления о воле как о гомункулусе и вписать ее в единую систему психической жизни человека.

Также следует отметить, что в современной психологии на смену представлениям о воле как о «грубой силе», традиционно связанной с сознательными усилиями, приходят представления о воле как о системе мягкого самоуправления, что хорошо согласуется с работами отечественных психологов (Божович, 2001; Иванников и др., 2014).

В рамках данных подходов волевая регуляция рассматривается как продукт взаимодействия различных психических процессов, а основное внимание уделяется исследованию психофизиологических механизмов волевой регуляции (Шляпников, 2009).

Культурно-историческая психология воли

Иное представление о воле было сформулировано Л. С. Выготским в рамках культурно-исторической психологии и получило свое дальнейшее развитие в работах Л. И. Божович и ее коллег, а затем в русле деятельностного подхода. Отличительной особенностью культурно-исторического подхода к проблеме воли является стремление исследователей максимально точно отрефлексировать свою методологическую позицию, тогда как для зарубежной психологии в основном характерно сосуществование множества частных моделей волевой регуляции, опирающихся на различные методологические основания. На отсутствие единой методологической позиции и общепсихологической теории воли в западной психологии не раз указывали как отечественные, так и зарубежные авторы (Иванников, 2006; Шляпников, 2009; Zhu, 2004a, b).

Следует отметить, что в рамках традиционного подхода воля принималась как аксиома, как исходное условие человеческого существования (Франкл, 2000). В рамках культурно-исторической психологии проблема воли понимается как теорема, нуждающаяся в доказательстве. Л. С. Выготский задается вопросом о причинах развития произвольной и волевой регуляции, о возможности и необходимости выбора человеком способов поведения.

Л. С. Выготский обращается к понятию «воля» в контексте не проблемы порождения действия, а более широкой проблемы овладения человека самим собой. Иными словами, для Л. С. Выготского воля, в первую очередь, есть одна из стадий овладения человека собственным поведением и психическими процессами с помощью различных социокультурных средств, стадией развития произвольного управления и регуляции поведения. При такой постановке проблемы воли позиция Аристотеля становится частным случаем проблемы овладения собой, что сохраняет преемственность в решении вопроса о содержании понятия «воля». Поскольку воля вводилась как теоретический конструкт, то от него надо либо избавляться (как избавились от понятия «флогистон»), либо менять его содержание в соответствии с успехами науки в понимании тех реальностей, для объяснения которых и вводилось это понятие (как сложилось с понятиями «ген», «атом»).

В рамках культурно-исторической психологии воля понимается как высшая психическая функция, которая формируется прижизненно в результате усвоения культурно-исторического опыта в процессе взаимодействия ребенка и взрослого (Выготский, 2000). Это означает, что воля имеет социальную конструктивную природу, она не дается человеку изначально от рождения, но формируется на протяжении всей жизни в процессе решения реальных жизненных задач, которые вначале перед человеком ставит общество, а затем он сам. Можно сказать, что человек сам формирует волю в процессе своего социального бытия-в-мире.

При любом понимании воли возникает вопрос о ее соотношении с произвольностью. В истории понятие «произвольность» вводилось как активность, идущая от воли. Но уже давно она понимается как противоположность понятию «непроизвольность». В истории психологии сложилось четыре варианта отношения понятий «воля» и «произвольность»: совпадение двух понятий (и соответственно процессов) по содержанию; произвольность как часть понятия «воля» (или первая стадия развития воли); воля как часть произвольности (соответственно, как одна из форм произвольного управления и регуляции); несовпадение содержания понятий «воля» и «произвольность» (два разных процесса). Произвольность поведения появляется там, где есть необходимость выбора: направления поисковой деятельности, обхода препятствия слева или справа, способа решения поведенческой задачи. Такая произвольность должна быть и у человека, и у животных.

Но мы знаем, что человек способен выбирать свои ценности и действовать в соответствии с ними, может выбирать и осуществлять действия, противоречащие переживаемой им потребности, и этот выбор отличается от выбора обхода препятствия или даже способа поведения (что присуще и животным). Это позволяет сформулировать предложение различать в произвольном управлении и регуляции две формы (или два способа): произвольную и волевую. При этом надо исходить из необходимости различения произвольных процессов у человека и животных. В отличие от животных человек как субъект произвольной регуляции использует для овладения собственным поведением и его регуляции социокультурные средства, в том числе знаки.

Мы полагаем, что критерий, позволяющий различать волевую и произвольную регуляцию, следует искать в особенностях трудовой деятельности человека и его взаимоотношениях с окружающим миром. Необходимость в волевой регуляции обусловлена орудийностью, продуктивным и коллективным (совместным) характером трудовой деятельности, которая подчиняется целям, представленным в идеальной форме и непосредственно не связанным с потребностями человека, требующего организации своей деятельности в соответствии с пожеланиями других людей. Это приводит к усложнению процесса достижения предмета потребности, к опосредствованию этого процесса промежуточными звеньями, лишенными непосредственной побудительной силы, т. е. к дефициту побуждения/торможения к действию. Субъектом волевой регуляции человек становится в системе личностных отношений, когда он принимает как необходимость ориентировку на других людей и использует для управления собственным поведением и его регуляции новые средства – личностные смыслы (Асмолов, 2001; Божович, 2001; Иванников, 2006; Смирнова, 1990).

С этих позиций воля – это внутреннее средство, или «орудие», человека как личности, которое имеет общественно-историческое происхождение и с помощью которого человек может овладеть собственным поведением, своими психическими процессами, а в более широкой перспективе – жизнью и судьбой. В общих чертах в рамках культурно-исторического подхода процесс развития воли можно охарактеризовать как развитие человеческой свободы, в ходе которого происходит трансформация внешней социальной необходимости во внутреннюю личностную «осознанную необходимость» (Выготский, 2000).

Таким образом, в контексте культурно-исторической и деятельностной парадигм в психологии сложилось представление о волевой регуляции как одной из форм (или способов) произвольной регуляции, которая состоит в овладении человеком своим поведением и психическими процессами для решения задач, принимаемых личностью как собственные в соответствии со своими ценностно-смысловыми установками.

Эти задачи возникают в связи с особенностями жизнедеятельности человека в обществе, и их решение требует наличия особых средств произвольного управления поведением и его регуляции, а также собственных психических процессов, осуществление которых часто становится самостоятельной задачей для человека. Поэтому для Л. С. Выготского воля как «функциональный орган», подобно всякой высшей психической функции, имеет системное строение, т. е. она функционирует как взаимодействие различных психических процессов, обеспечивающих действие, принятое личностью к исполнению. А это значит, что существование специфического ресурса волевой регуляции невозможно, так как каждая конкретная жизненная задача требует для своего решения привлечения ресурсов различных психических процессов (Божович, 2001; Быков, Шульга, 1999; Выготский, 2000; Иваннников, 2006). Например, представляемые и эмоционально переживаемые последствия планируемого действия могут выступать в качестве дополнительного побуждения к его осуществлению или торможения (Bagozzi, 1993).

2.2. Кросс-культурное сравнение особенностей волевой регуляции

Взгляд на волю как на высшую психическую функцию обусловливает необходимость обращения к экспериментально-генетическому методу для ее изучения. В работе «Этюды по истории поведения…» Л. С. Выготский и А. Р. Лурия обозначают три основные линии развития психики и поведения – эволюционную, онтогенетическую и историческую (Выготский, Лурия, 1993). Экспериментальное исследование исторического развития познавательных процессов было реализовано А. Р. Лурией в ходе его экспедиций в Среднюю Азию в 1931 и 1932 гг. Результаты этих исследований показали, что общественно-исторические сдвиги меняют не только содержание психических процессов, но и приводят к возникновению качественно новых форм деятельности и психических структур (Лурия, 1974, 1998). Эти работы Л. С. Выготского и А. Р Лурии оказали большое влияние на американского психолога М. Коула и побудили его переосмыслить методологию кросс-культурной психологии и попытаться интегрировать идеи культурно-исторической и кросс-культурной психологии (Мещеряков, Помомарев, 2018). Результатом этой работы стал контекстно-деятельностный подход М. Коула, оказавший существенное влияние на развитие современной кросс-культурной психологии (Коул, 1997). Преодолевая разрыв между «первой» и «второй» психологией В. Вундта, М. Коул указывает, что задача кросс-культурных исследований должна состоять в «изучении развития культурно-опосредствованных форм психики и поведения для выявления динамических взаимодействий, объединяющих различные стороны целостной жизни» (там же, с. 170). Соответственно можно предположить, что национальная культура и связанный с нею традиционный образ жизни предлагает человеку набор традиционных жизненных задач, а также видов, средств и способов деятельности, которые предъявляют специфические требования к волевой регуляции субъекта. Также национальная культура несет в себе набор образов и эталонов поведения, которые человек может использовать, оценивая волевые свойства собственной личности. Таким образом, влияние национальной культуры на волевую регуляцию субъекта должно носить сложный и разносторонний характер.

В настоящее время в психологической науке проведено достаточно исследований, свидетельствующих о наличии кросс-культурных различий, тесно связанных с волевой регуляцией процессов и структур: саморегуляция, самоконтроль, самосознание, ценности, эмоциональный интеллект, Я-концепция и т. д. (Мацумото, 2003; Панкратова, Осин, Люсин, 2013; Keith, 2011). Вместе с этим кросс-культурных исследований, посвященных непосредственно изучению волевой регуляции, по-прежнему остается очень мало, а имеющиеся публикации единичны и порой противоречат друг другу. В частности, Ю. Куль, анализируя систему воспитания в западной (индивидуалистической) и восточной (коллективистской) культуре, высказывает предположение, что в первом случае можно ожидать формирование ориентации на состояние, а во втором – ориентации на действие (Kuhl, Keller, 2008). Тем не менее, результаты недавнего исследования показали отсутствие значимых различий по данному показателю у жителей Германии, Новой Зеландии и Бангладеша (Chatterjee et al., 2018).

Не лучше обстоят дела и в отечественной психологии воли. В ходе библиометрического анализа публикаций по проблеме воли в отечественной психологии с 1800 по 2016 г. А. Р Батыршиной и В. А. Мазиловым было проанализировано 6362 работы, и ни одна из них не была посвящена кросс-культурной тематике (Батыршина, Мазилов, 2016). Вместе с этим сравнительное исследование русских, проживающих в Москве, и коми-зырян, проживающих в Сыктывкаре, показало наличие значимых различий между группами по целому ряду показателей волевой регуляции (Шляпников, Авдеева, 2018). Тем не менее, малое количество групп не позволило сделать однозначные выводы о влиянии этнокультурных факторов на волевую регуляцию.

В связи с этим цель данной работы состояла в расширении географии исследования и проверке гипотезы о наличии различий в показателях волевой регуляции у представителей русского, кабардинского, тувинского и коми этносов. Подбор этнических групп осуществлялся с учетом увеличения вариативности переменных, связанных с традиционным образом жизни (география, история, язык, традиционный образ жизни и т. д.).

Программа исследования

Описание выборки. С целью проверки выдвинутой нами гипотезы были обследованы четыре группы, состоящие из представителей коми-зырян, проживающих в г. Сыктывкаре; русских, проживающих в г. Москве; тувинцев, проживающих в г. Кызыле; кабардинцев, проживающих в г. Нальчике. Группы были уравнены по полу и – по возможности – возрасту, и большей частью состояли из студентов, а также молодых специалистов. Всего в исследовании приняло участие 400 чел., в их числе:

– коми-зыряне – 50 девушек и 50 юношей в возрасте от 20 до 24 лет (средний возраст – 21,5 лет);

– русские – 50 девушек и 50 юношей в возрасте от 20 до 24 лет (средний возраст – 22,05 года);

– тувинцы – 50 женщин и 50 мужчин в возрасте от 25 до 30 лет (средний возраст – 26,5 года);

– кабардинцы – 50 девушек и 50 юношей в возрасте от 18 до 22 лет (средний возраст – 19,5 лет).

Методы исследования. Для диагностики индивидуальных особенностей волевой регуляции респондентов нами использовались следующие методики: субшкала «Контроль за действием при планировании» из опросника «Шкала контроля за действием» Ю. Куля (НАКЕМР-90) в адаптации С. А. Шапкина (1997); «Вопросник для выявления выраженности самоконтроля в эмоциональной сфере, деятельности и поведении» (Г. С. Никифоров, В. К. Васильева и С. В. Фирсова) (Ильин, 2003), формализованная модификация методики самооценки (СО) Дембо – Рубинштейн в адаптации В. А. Иванникова, Е. В. Эйдмана (1990). Также использовался опросник, который содержал вопросы, касающиеся ряда демографических характеристик респондентов (пол, возраст, образование, семейное положение).

Для проверки наличия различий между группами использовался непараметрической тест Краскела – Уоллиса. Результаты этого анализа приведены в таблице 1. Для статистической обработки данных использовался статистический пакет IBM SPSS v. 23.

Процедура. Опросные листы раздавались и заполнялись респондентам в индивидуальном порядке в присутствии исследователя. Участие в исследовании носило добровольный характер.

Результаты

В целом полученные результаты подтверждают выдвинутую гипотезу: сравниваемые группы значимо различаются по большинству измеренных показателей (см. таблицу 1).

Таблица 1

Сравнение среднегрупповых значений показателей волевой регуляции в различных этнических группах (непараметрический тест Краскела – Уоллиса)

Рассмотрим обнаруженные закономерности более подробно.

По показателям методики «Шкала контроля за действием» наибольшие значения наблюдаются в группе тувинцев, а наименьшие – в группе русских (р < 0,05) (см. таблицу 1).

По показателям методики «Выраженность самоконтроля…» наименьшие значения наблюдаются в группе русских, в других группах значения находятся примерно на одном уровне (р < 0,01) (см. таблицу 1). Тувинцы и кабардинцы превосходят русских по уровню эмоционального (р < 0,05), поведенческого (р < 0,01) и социального самоконтроля (р < 0,01), а коми – по уровню поведенческого (р < 0,05) и социального самоконтроля (р < 0,01) (Шляпников, 2018а; Шляпников, Авдеева, 2018).

Сравниваемые этнические группы различаются как по суммарному баллу волевой самооценки (р < 0,01), так и по самооценкам отдельных волевых качеств (см. таблицу 1). Наиболее низкие показатели самооценки наблюдаются в группе русских. Коми, по сравнению с русскими, демонстрируют более высокие показатели по уровню самооценки качеств: дисциплинированный, настойчивый, волевой, инициативный, выдержанный, терпеливый, упорный, спокойный, внимательный (Шляпников, Авдеева, 2018). Наиболее высокие показатели волевой самооценки наблюдаются у тувинцев и кабардинцев. Кабардинцы превосходят другие группы по самооценкам качеств: дисциплинированный, смелый, уверенный, организованный, внимательный (представленные различия статистически значимы, р < 0,01). Тувинцы превосходят другие группы по самооценкам качеств: решительный, инициативный, выдержанный, самостоятельный, терпеливый, спокойный, деловитый (представленные различия статистически значимы, р < 0,01).

Отметим, что показатели отдельных методик хорошо согласуются между собой. Чем выше в группе показатели по методике «Шкала контроля за действием», тем более выражена тенденция к самоконтролю и выше уровень волевой самооценки. Вместе с этим разброс показателей различных методик в сравниваемых группах носит неоднородный характер. По показателям «Шкалы контроля за действием» значимое различие наблюдается только между русскими и тувинцами (р < 0,05). По эмоциональному самоконтролю разброс чуть более значительный: различия наблюдаются между русскими и коми, с одной стороны, и тувинцами и кабардинцами – с другой (р < 0,05). По поведенческому и социальному самоконтролю все группы значимо различаются между собой (р < 0,01). Аналогичная тенденция наблюдается и по самооценкам волевых качеств. Если русские и коми различаются по самооценкам девяти качеств, то русские и тувинцы по тринадцати качествам. Наличие этой закономерности позволяет выдвинуть предположение, что в наибольшей степени влиянию со стороны этнокультурных факторов подвержена самооценка волевых качеств личности и склонность к самоконтролю, тогда как на показателях методики «Шкала контроля за действием» это влияние сказывается в меньшей степени. Однако данное утверждение нуждается в дальнейшей проверке.

Обсуждение результатов

В целом полученные результаты подтверждают выдвинутую нами гипотезу о наличии различий показателей волевой регуляции между группами и хорошо вписываются в обнаруженную ранее закономерность: по значениям показателей коми наиболее близки к марийцам, кабардинцы – к осетинам, а тувинцы – к башкирам и татарам (Шляпников, 2018b). Таким образом, представители народов со сходной историей и культурой, в частности находящей свое отражение в принадлежности к одной языковой группе, демонстрируют близкие показатели волевой регуляции. Сходство русских и коми можно объяснить тем, что восточные славяне и народы финно-угорской группы на протяжении веков жили бок о бок на севере Восточно-Европейской равнины, поэтому традиционный образ жизни этих народов имеет достаточно много сходных черт. Присоединение Кабарды к Российской империи произошло только в 1825 г., а Тывы к Советскому Союзу – в 1944 г., благодаря чему народам этих республик в большей степени удалось сохранить самобытную национальную культуру и образ жизни (Крысько, 2008).

Высокие значения показателей воли в этнической группе могут свидетельствовать о том, что в жизни народа присутствуют задачи, предъявляющие повышенные требования к волевой регуляции личности. Эти задачи могут быть связаны как с особенностями традиционной культуры, например традиционными видами деятельности, так и с условиями жизни на современном этапе развития народа. Требования, которые традиционная культура предъявляет к личности, могут находить отражение в этнокультурных особенностях представлений об идеальном человеке и влиять на уровень и структуру волевой самооценки представителей этнической группы. Поскольку каждый народ характеризуется уникальным культурно-историческим своеобразием, в конкретной этнической группе может наблюдаться уникальный набор специфических факторов, ведущих к росту волевых показателей. Рассмотрим эти факторы более подробно на примере исследованных групп.

Как показывают исследования, сравниваемые группы различаются по выраженности национального самосознания и приверженности традиционному образу жизни. У народов, принадлежащих к тюркской и кавказкой языковым группам, в частности у тувинцев и кабардинцев, по сравнению с русскими и народами финно-угорской группы, более выражены национальное самосознание и приверженность традиционному образу жизни (там же). У народов коми (особенно у городской молодежи), напротив, за последние десятилетия наблюдается тенденция к разрушению позитивного образа собственного этноса и формированию этнонигилизма и большая приверженность современному урбанистическому образу жизни (Шабаев, Жеребцов, Журавлев, 2012). В связи с этим можно предположить наличие связей как на групповом, так и индивидуальном уровнях между выраженностью национального сознания и приверженностью к традиционному образу жизни, с одной стороны, и показателями волевой регуляции – с другой. Традиционная культура и образ жизни, которые достаточно четко и однозначно регламентируют наиболее значимые сферы жизни человека, способствуют мобилизации волевой регуляции личности и формированию ориентации на действие, тогда как современная культура, характеризующаяся большим уровнем личной свободы и неопределенности, ведет к обратному состоянию, которое Э. Фромм охарактеризовал как «паралич воли» (Фромм, 2000). Хотя данное предположение нуждается в дальнейшей проверке.

Сравниваемые нами группы существенно различаются по условиям жизни, которые определяются целым рядом факторов (климатическими, демографическими, социально-экономическими и т. д.). Рассмотрим в качестве интегрального показателя качество жизни, ежегодно рассчитываемое МИА «Россия сегодня» для регионов РФ с учетом более 72 показателей, объединенных в 11 групп (уровень доходов населения, занятость населения и рынок труда, жилищные условия населения, экологические и климатические условия, здоровье населения и уровень образования, уровень экономического развития и др.). По данным рейтинга, Москва по качеству жизни среди регионов РФ в 2017 г. занимала первое место (76,9 балла из 100); Республика Коми – 65 место (38,9 балла); Республика Кабардино-Балкария – 75 место (33,7 балла); Республика Тыва – 85 место (13,96 балла) (Рейтинг российских регионов по качеству жизни, 2017). Таким образом, прослеживается связь: чем ниже качество жизни в регионе, тем выше показатели волевой регуляции. Можно предположить наличие взаимосвязи между макросоциальным состоянием региона и уровнем волевой регуляции у населения. Сложные условия жизни могут предъявлять повышенные требования к волевой регуляции деятельности и приводить к росту показателей волевой регуляции. Тем не менее, качество жизни является слишком обобщенным показателем. В связи с этим задача дальнейших исследований состоит в том, чтобы, с одной стороны, развести влияние этнокультурных и социальных факторов, а с другой стороны, выделить конкретные социокультурные факторы, приводящие к мобилизации волевой регуляции личности.

Заключение

Полученные результаты подтверждают выдвинутую гипотезу: сравниваемые группы значимо различаются практически по всем показателям волевой регуляции. У тувинцев, по сравнению с русскими и коми, наблюдаются более высокие значения показателей методики «Шкала контроля за действием», а также уровня эмоционального, поведенческого, социального самоконтроля и волевой самооценки. У кабардинцев, по сравнению с русскими и коми, наблюдаются более высокие значения показателей уровня эмоционального, поведенческого, социального самоконтроля и волевой самооценки. У коми, по сравнению с русскими, наблюдаются более высокие значения уровня поведенческого и социального самоконтроля, а также самооценок ряда волевых качеств.

Обнаруженные закономерности позволяют высказать предположение о взаимосвязи между выраженностью национального сознания и приверженностью к традиционному образу жизни, с одной стороны, и показателями волевой регуляции – с другой. У народов с выраженным национальным самосознанием и приверженностью традиционному образу жизни (тувинцы, кабардинцы) наблюдаются более высокие показатели волевой регуляции, а у народов с менее выраженным национальным самосознанием и большей приверженностью к современному образу жизни (русские, коми), напротив, боле низкие.

Наряду с традиционной национальной культурой, на состояние волевой регуляции личности могут оказывать влияние условия жизни в регионе. Полученные данные позволяют высказать предположение о наличии взаимосвязи между макросоциальным состоянием региона и уровнем волевой регуляции у населения: чем ниже качество жизни в регионе, тем выше показатели волевой регуляции.

Также полученные результаты позволяет выдвинуть предположение, что в наибольшей степени влиянию со стороны этнокультурных факторов подвержена самооценка волевых качеств личности и склонность к самоконтролю, тогда как на показателях методики «Шкала контроля за действием» это влияние сказывается в меньшей степени.

Обнаруженные закономерности соответствуют представлениям о воле как о высшей психической функции, источником развития которой может служить культура, в том числе национальная, как определенный общественно-исторический образ жизни, предлагающий человеку набор традиционных видов деятельности, ценностей, средств и способов для их реализации, которые субъект присваивает и преобразует в процессе своего жизненного пути в соответствии со своим уникальным смысловым опытом. Изучение психологического содержания этого процесса составляет предмет наших дальнейших исследований.