Текст книги "Политическая наука №2 / 2013. Религия и политика"

Соколов М. Новые правые интеллектуалы в России: Стратегии легитимации // Ab Imperio. – М., 2006. – № 3. – С. 321–354.

Соколовский П. Ответственность за мир в африканском богословском мышлении // Журнал Московской Патриархии. – М., 1966. – № 3. – С. 33–37.

Успенский Б. Царь и патриарх. Харизма власти в России (Византийская модель и ее русское переосмысление). – М.: Языки русской культуры, 1998. – 676 с.

Чаплин В. Пять постулатов православной цивилизации // Политический класс. – М., 2007. – № 2. – С. 16–29.

Чаплин В. У России есть 50 лет, чтобы предотвратить свою гибель. – 3 октября 2011. – Режим доступа: http://www.interfax-religion.ru/?act=news&div=42465 (Дата посещения: 9.01.2013.)

Эко У. В поисках сокровищ // Неприкосновенный запас: Дебаты о политике и культуре. – М., 2012. – № 2 (82). – С. 153–161.

Эткинд А. Бремя бритого человека, или Внутренняя колонизации России // Ab Imperio. – М., 2002. – № 1. – С. 265–298.

Agadjanian A. Breakthrough to modernity, apologia for traditionalism: The Russian Orthodox view of society and culture in comparative perspective // Religion, State and Society. – Abingdon, 2003. – Vol. 31, N 4. – P. 327–346.

Agadjanian A., Rousselet K. Globalization and identity discourse in Russian Orthodoxy // Eastern Orthodoxy in a global age: Tradition faces the ywenty-first century / V. Roudometof, A. Agadjanian, J. Pankhurst (eds.). – Walnut Greek: AltaMira Press, 2005. – P. 29–57.

Anderson J. Putin and the Russian Orthodox Church: Asymmetric symphonia? // Journal of international affairs. – L., 2007. – Vol. 61, N 1. – P. 185–201.

Bodin P.-A. Legitimacy and symphony: on the relationship between state and church in post-Soviet Russia // Power and legitimacy – Challenges from Russia / Bodin P.-A., S. Hedlung and E. Namli (eds.). – L., N.Y.: Routledge, 2013. – P. 220–234.

Cherniavsky M. Tsar and people: Studies in Russian myths. – New Haven; L.: Yale univ. press, 1961. – 296 p.

Cherniavsky М. «Holy Russia»: A study in the history of an idea // American historical review. – N.Y., 1958. – Vol. 63, N 3. – P. 617–637.

Clowes E.W. Russia on the edge: imagined geographies and post-Soviet identity. – Ithaca, L.: Cornell Univ. Press, 2011. – 179 p.

Duncan P.J.S. Russian messianism: Third Rome, revolution, communism and after. – L.; N.Y.: Routledge, 2000. – 256 p.

Eade J., Sallnow M. Introduction // Contesting the sacred: The antropology of Christian pilgrimage / J. Eade, Sallnow (eds.). – L.; N.Y.: Routledge, 2000. – P. 16–24.

Elazar D. Introduction. From biblical covenant to modern federalism: the federal theology bridge // The covenant connection: from federal theology to modern federalism / D. Elazar and J. Kincaid (eds.). – Lanham, MD: Lexington Books, 2000. – 327 p.

Eliade M. Sacred places: temple, palace, «center of the world» // Patterns in comparative religion / Eliade M. (ed.). – N.Y.: World Publishing Co., 1963. – P. 367–385.

Etkind A. Internal colonization. Russia’s imperial experience. – Cambridge: Polity, 2011. – 264 p.

Geertz C. Centers, kings and charisma: Reflections on the symbolics of power // Local knowledge: further essays in interpretive anthropology / Geertz (ed.). – N.Y.: Basic Books, 1983. – P. 121–146.

Gvosdev N. Keeping the faith: The Orthodox church and reintegration in contemporary Eurasia // Ab Imperio. – Kazan, 2000. – N 2. – P. 219–228.

Hooson D. Ex-Soviet identities and the return of geography // Geography and national identity / D. Hooson (ed.). – Cambridge, MA.: Blackwell Publishers, 1994. – P. 134–141.

Hosking G. The Freudian frontier // The Times Literary Supplement. – 1995, March 10. Цит. по: Szporluk R. The fall of the tsarist empire and the USSR: The Russian question and the imperial overextension // The end of empire? The transformation of the USSR in comparative perspective / K. Dawisha and B. Parrott (eds.). – Armonk, N.Y.: M.E. Sharpe, 1997. – P. 65–93.

Jackson R.H., Henrie R. Perception of sacred space // Journal of cultural geography. – Bowling Green, Ohio, 1983. – Vol. 3, N 2. – P. 94–107.

Johnston R.J. One world, millions of places: The end of history and the ascendancy of geography // Political geography. – Oxford, England, 1994. – Vol. 13, N 2. – P. 111–121.

Knott K. Spatial theory and method for the study of religion // Temenos. – Canberra, 2005. – Vol. 41, N 2. – P. 153–184.

Lanternari V. The religion of the oppressed: A study of modern messianic cults. – L.: MacGibbon & Kee, 1963. – 343 p.

Lefebvre H. The production of space. – Oxford: Basil Blackwell, 1991. – 464 p.

Murvar V. Messianism in Russia: Religious and revolutionary // Journal for the scientific study of religion. – Hoboken, NJ, 1971. – Vol, 10, N 4. – P. 286–293.

Ó Tuathail G. Understanding critical geopolitics: geopolitics and risk society // Journal of strategic studies. – L., 1999. – Vol. 22, N 2/3. – P. 107–124.

Payne D. Nationalism and the local church: The source of ecclesiastical conflict in the Orthodox commonwealth // Nationalities papers. – L., 2007. – Vol. 35, N 5. – P. 831–852.

Payne D.P. Spiritual security, the Russian Orthodox church, and the Russian Foreign Ministry: Collaboration or cooptation? // Journal of church and state. – Waco, Tex., 2010. – Vol. 52, N 4. – P. 712–727.

Reder M., Schmidt J. Habermas and religion // J. Habermas at al. An awareness of what is missing: faith and reason in a post-secular age. – Cambridge: Polity, 2010. – 87 p.

Sargisson L. Religious fundamentalism and utopianism in the 21 st century // Journal of political ideologies. – L., 2007. – Vol. 12, N 3. – P. 269–287.

Shils E. Center and periphery // Center and periphery: Essays in macrosociology / Shils E. (ed.). – Chicago: Univ. of Chicago Press, 1975. – P. 3–16.

Sidorov D. National monumentalization and the politics of scale: The resurrection of the Cathedral of Christ the Savior in Moscow // Annals of the Association of American Geographers. – Wash., D.C. 2000. – Vol. 90, N 3. – Р. 548–572.

Smith A. Chosen peoples: sacred sources of national identity. – Oxford: Oxford Univ. Press, 2008. – 330 p.

The landscape of stalinism: The art and ideology of Soviet space / Dobrenko E., Naiman E. (eds.). – Seattle: Univ. of Wash. press, 2003. – 333 p.

«Неизвестный» Патриарх Кирилл / Под ред. А. Добросоцких. – М.: Даниловский благовестник, 2009. – 185 с.

Религиозность как политический ресурс российского государства

В.С. Слобожникова

Современные государственно-конфессиональные отношения в России начали складываться в 90-е годы ХХ в. Измеряясь двумя десятилетиями, они прошли достаточно серьезную эволюцию и требуют как теоретического анализа, так и критической оценки с позиции государственных, общественных и групповых интересов.

Для России современное государственно-конфессиональное измерение уникально: оно не имеет аналогов в прошлом с точки зрения и нормативной системы, и роли религиозных объединений в политическом процессе. Анализируя современное состояние российского государства в религиозном контексте, можно выделить несколько основополагающих черт.

Сегодня РФ позиционирует себя как светское государство. Согласно п. 1 ст. 14 действующей Конституции «Российская Федерация – это светское государство», и «никакая религия не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной». Как фиксирует п. 2 ст. 14, «религиозные объединения отделены от государства и равны перед законом» [Конституция Российской Федерации, 2009, с. 8]. Эти конституционные положения важны, прежде всего, с точки зрения ограничения использования религии как ресурса государства.

В ходе формирования новой российской государственности произошли серьезнейшие изменения в массовом сознании в сфере религии. Сегодня Россия по составу населения не просто поли-конфессиональная страна [см.: Слобожникова, 2012]. Верующими считают себя около 45% респондентов, неверующими (в том числе, индифферентными к вопросам веры и неверия) – около 30, колеблющимися – около 25% [Вера. Этнос. Нация, с. 5]. За последние 20 лет более чем в три раза увеличилось количество деноминаций, в рядах которых состоят десятки миллионов людей, что свидетельствует о существенном изменении конфессионального спектра. По сравнению с 1990 г. количество религиозных организаций (зарегистрированных объединений) увеличилось в 4 раза и на 2006 г. составило почти 23 тыс. [Министерство юстиции опубликовало.., 2006]. Приведенные данные свидетельствуют, что религиозный фактор стал важной составляющей «светского» общественного сознания и что степень религиозной самоидентификации населения в современной России высока.

Существующие показатели «культурной» религиозности6565
  Уровень «культурной религиозности» определяется в ходе социологических исследований, когда человек сам себя объявляет принадлежащим к определенной религиозной традиции. В ходе таких подсчетов выясняется не столько религиозность, сколько мировоззренческая, политическая, нравственная, культурная ориентация человека.


[Закрыть] позволяют прийти к заключению, что по религиозному мироощущению современная Россия в основном христианская страна. Всего к христианам себя относят 85–95 млн. человек. Большинство населения считают себя православными, и в первую очередь не с точки зрения соблюдения религиозных практик, а по духовному складу, культурной идентичности. По данным исследований 2006 и 2009 гг., православную веру исповедовали 62 и 72,6% населения страны соответственно [Новые масштабные исследования.., 2006; По данным Левада-центра.., 2009; Коновалов, 2009]. Сравнение данных позволяет сделать вывод не только об увеличении удельного веса православного культурно-религиозного мировоззрения в общественном сознании, но и об усилении воцерковленности (если в это понятие включить критерий посещения храма) православных. В РФ существуют религиозные организации более 40 направлений христианского вероисповедания, которые составляют почти 80% от общего числа организаций. Ведущей является Русская православная церковь (РПЦ).

Данные характеристики современной России требуют пристального внимания со стороны государства.

В современных условиях невозможно использовать исторический опыт государственной религиозной политики, когда Россия до 1917 г. рассматривалась как православная страна с государственной религией – православием, а после прихода большевиков к власти – как страна воинствующего атеизма. Современная Россия впервые в своей истории реализует полноценный демократический проект светского государства с максимальной реализацией таких прав и свобод, как свобода совести и свобода вероисповедания. Сочетание светскости и аидеологичности государства является уникальным в историческом контексте для нашей страны. Несмотря на то что в истории России накоплен достаточно богатый многовековой опыт использования религии как властного ресурса, применение его в современных условиях, с нашей точки зрения, будет ошибочным, чреватым дестабилизацией и усилением конфликтогенности, не говоря уже о его антиконституционном характере.

Перед РФ стоят ответственные задачи в области регулирования религиозной сферы. Религиозность в ее разнообразных проявлениях требует постоянного внимания со стороны государства, и прежде всего по причине превращения религиозных объединений многих конфессий в мощные организационные и экономические структуры, которые напряженно ищут каналы применения пока еще слабо реализованного общественно-политического потенциала. В этих условиях государство как выразитель общих интересов призвано подняться над частногрупповыми претензиями и вырабатывать политику в интересах всего общества. Проблема государственно-конфессиональных отношений в современной России – это проблема соотношения интересов общества и религии, социума и его части, возможностей и пределов использования религиозности как ресурса государства.

Следует отметить два момента. Во-первых, государство само определяет и выбирает, какими имеющимися ресурсами пользоваться и в какой степени их задействовать, а во-вторых, оно может формировать ресурсы, выстраивая политику на перспективу в контексте возникающих вызовов. Одним из таких ресурсов и является религиозность.

Оценивая возможности и специфику государства как политического института, следует учитывать, что, во-первых, государство не всесильно и не способно добиться выражения интересов всех социальных групп. Во-вторых, оно призвано быть в современных условиях площадкой для диалога различных общественно-политических сил, в том числе и религиозных, борющихся за влияние на государство и, как правило, претендующих на его приватизацию. История государственного строительства и общественно-политическая практика современных государств, особенно теократических и переходных, свидетельствуют, что религиозность как ресурс государства многогранен и сложен, и специфика его использования может непосредственно влиять на характер политического режима.

С точки зрения взаимоотношений государства и религии полярными будут системы «ГОСУДАРСТВО – религия», в которой при самодостаточности государства религия используется как один из ресурсов и которая сегодня представлена различными вариантами светского государства (наиболее последовательно светскость реализуется во Франции)6666
  Светскость как принцип политики и государства появился во Франции, впервые был провозглашен в ст. 10 Декларации прав человека и гражданина (1789) и гласил, что никто не может быть преследуем за свои убеждения, даже религиозные, при условии, что их обнародование не угрожает общественному порядку [Боберо, 2002].


[Закрыть], и «РЕЛИГИЯ – государство», система, в которой государство используется религиозными сообществами в качестве ресурса (полные или частичные теократии).

Какая из этих полюсных систем ближе интересам общества и религиозных объединений? Для религиозного сообщества ответ будет достаточно определенным: система «РЕЛИГИЯ – государство»; для общества в целом такой определенности нет, так как она зависит от многочисленных факторов (уровня религиозного развития, вида религиозных верований, переживаемых этапов модернизации и типа власти). По мере нарастания «мускулистости» религиозных объединений обостряется борьба между ними за политическое влияние и усиливается давление на государство. Можно констатировать, что сегодня религиозные объединения могут превратиться, если уже не превратились, в важные субъекты формирования политики по многим вопросам.

Последователи той или иной конфессии и религиозные объединения составляют только часть общества. Однако, что бы дипломатично ни утверждали религиозные лидеры, в силу самой сути религии (т.е. ее монополии на истину) для верующих их мировоззрение является единственно правильным и противопоставляется другим убеждениям как неверным. Поэтому каждая группа верующих обладает сущностными чертами изоляционизма и конфликтогенности.

Теоретически конфликтный потенциал религии в системе «ГОСУДАРСТВО – религия» может проявляться в нескольких направлениях. Во-первых, в условиях, когда религиозный интерес приходит в противоречие с интересами общества и когда религиозные объединения принимают участие в социальной борьбе, поддерживая одну из сторон в конфликте. В этом случае преследуются цели, лежащие за пределами самой религиозной системы. Во-вторых, возможны и внутрисистемные конфликты, возникающие на религиозной почве: межрелигиозные конфликты, религиозная рознь, нетерпимость к инакомыслящим.

Структурные элементы религиозности обладают различным потенциалом конфликтогенности.

Исследователи отмечают, что в современной России освоение религиозного пространства в целом идет в формах традиционной религиозности [Новые масштабные исследования.., 2006], которая динамично развивается. Религиозные объединения обладают колоссальным общественным потенциалом, учет и использование которого государством могут сыграть позитивную роль в решении существующих проблем. Об этом свидетельствуют основные документы ведущих религиозных организаций современной России. Так, «Основы социальной концепции Русской православной церкви» включают такие разделы, как «Труд и его плоды», «Собственность», «Преступность, наказание, исправление», «Вопросы личной, семейной и общественной нравственности», «Здоровье личности и народа», «Светские наука, культура, образование» и т.д. [Основы социальной концепции.., б. г.]. «Основные положения социальной программы российских мусульман» выделяют следующие значимые проблемы: права и свободы человека, ислам и социальные проблемы, наука, культура и образование [Основные положения социальной программы.., б. г.]. Как институты гражданского общества, религиозные объединения обладают колоссальными возможностями, однако их доминирование может быть проблемным для общества.

Документы всех религиозных объединений фиксируют возможность отказа от сотрудничества и неповиновения государственной власти. Главная причина – невыполнение государством своего предназначения. Для РПЦ – это верность Божьим заповедям и творение добрых дел. Кроме того, с позиции наставника РПЦ сформулировала требования к государству: государство и иные человеческие учреждения не должны превращаться в «самодовлеющий институт», «не вправе абсолютизировать себя, расширяя свои границы до полной автономии от Бога и установленного Им порядка вещей, что может привести к злоупотреблениям властью и даже в обожествлении властителей» [Основы социальной концепции.., раздел III. 2, б. г.].

Общей причиной отказа от сотрудничества с государством названо вмешательство государства в дела церквей и ограничение осуществления религиозных практик. Документы христианских церквей предусматривают отказ от участия в политической борьбе, предвыборной агитации, кампании в поддержку тех или иных политических партий, общественных и политических лидеров. РПЦ заявила об отказе поддерживать государство в гражданской войне и агрессивной внешней политике.

Какие же методы сопротивления государственным мерам предполагается использовать? Как заявляет РПЦ, «в случае невозможности повиновения государственным законам и распоряжениям власти со стороны церковной Полноты, церковное Священноначалие по должном рассмотрении вопроса может предпринять следующие действия: вступить в прямой диалог с властью по возникшей проблеме; призвать народ применить механизмы народовластия для изменения законодательства или пересмотра решения власти; обратиться в международные инстанции и к мировому общественному мнению; обратиться к своим чадам с призывом к мирному гражданскому неповиновению» [Основы социальной концепции.., раздел III. 5, б. г.].

Христиане-евангелисты однозначно заявляют, что «при возникновении конфликтов в отношениях между Церковью и государством физическое восстание, мятеж, призывы к насильственному изменению существующего порядка и призывы к гражданскому неповиновению не являются Божьим путем их решения, а потому неприемлемы для Церкви. У верующих есть более действенные средства: 1) проповедь Слова Божьего; 2) молитва. Церковь также вправе использовать все средства и способы, предоставленные Конституцией, действующим законодательством Российской Федерации» [Основы социальной концепции.., раздел 3, б. г.].

Как свидетельствует социальная программа российских мусульман, «свое несогласие с правительством или с местными властями по любым вопросам мусульманин, как и каждый гражданин, может выражать исключительно в рамках действующего законодательства, всячески избегая акций, способных нарушить общественное согласие и мир, привести к кровопролитию и беспорядкам». Государство и его законы рассматриваются как «форма общественного договора, в котором достигается максимально возможный компромисс и устанавливается баланс интересов различных социальных групп и религиозных организаций». Совет муфтиев России (СМР), ссылаясь на Коран (8: 58), призывает: «Соблюдайте же договор до истечения срока обусловленного» [Основные положения социальной программы.., раздел 7.1, б. г.].

Иудеи в мирской жизни обязаны повиноваться законам страны проживания, независимо от того, насколько они совершенны. Только когда исполнение требования закона предполагает акт вероотступничества или совершение иного несомненного греха перед Богом и ближним, они должны «открыто выступать законным образом против безусловного нарушения обществом или государством установлений или заповедей Божиих» [Основы социальной концепции иудаизма.., глава 12, б. г.].

В целом все ведущие конфессии подчеркивают, что выражение несогласия с государством возможно только в рамках действующего законодательства и с использованием только мирных средств сопротивления. Это позволяет сделать вывод о невозможности организации массовых беспорядков со стороны официально зарегистрированных религиозных объединений. Существующие опасения со стороны общества в этом плане, на наш взгляд, безосновательны. Именно религиозные объединения как структурные элементы религиозности демонстрируют сегодня в системе «ГОСУДАРСТВО – религия» умеренную, «цивилизованную» конфликтогенность.

В то же время экономическая составляющая религиозных практик становится все более мощной и включает в свою орбиту все большее количество людей, и не только верующих. «Религиозная» и «околорелигиозная» экономики функционируют на современных рыночных основаниях, что повышает уровень конфликтогенности религиозных организаций в современной России, особенно учитывая стремления некоторых мусульманских деятелей ввести в юриспруденцию понятие «вакуфного» имущества [см.: Слобожникова, 2011]. Широкий общественный резонанс вызывают также имущественные споры РПЦ с государством относительно передачи ей ряда памятников истории и культуры, в которых размещены музеи, образовательные учреждения, филармонии и т.д.

Религиозность в России тесно связана с этническим фактором. Этнорелигиозность – сложное явление, которое в современной отечественной политологии только начинает актуализироваться [см.: Шабаев, Чарина, 2010].

В современной России динамично развивающиеся процессы этногенеза и национальной и этнической самоидентификации оказались сопряжены с религиозным возрождением. Религиозные идеи и верования стали использоваться для консолидации народов, они включаются в «национальные» идеологии, на их основе формируются этнические религии. Как отмечал Э. Смит, религия продвигает национальную исключительность и позволяет претендовать на моральное превосходство [Smith, 1999]. Некоторые представители этнических элит выдвигают религиозные лозунги для решения собственных корыстных проблем, как политических, так и экономических. В целом, как показывают опросы, религиозное самоопределение граждан проявляется сегодня скорее в исторической и этнокультурной формах.

Конфликтогенный потенциал религиозности в данном случае, хотя и носит латентный характер, представлен в существенном объеме. Он может проявиться в периоды усиления региональной политической активности. По мнению авторитетных исследователей, в настоящее время неприязнь и ксенофобия больше проявляются на национальной (этнической), нежели религиозной почве. Неодинаковое отношение со стороны федерального центра к разным субъектам национальных и религиозных отношений и ставка на конкурирующих между собой религиозных лидеров и представителей этнических элит чреваты радикализацией религиозных общин и этнических сообществ, провоцируют сепаратизм [см.: Мозговой, 2006, с. 893].

Следует согласиться с мнением, что попытки преодолеть рост национальной и религиозной нетерпимости с помощью продвижения культуры толерантности положительных результатов не приносят, так как решение этих проблем следует искать в сфере политики и права. Власти необходимо активнее участвовать в формировании этнических элит. Официальные религиозные объединения, в свою очередь, могут снизить уровень конфликтности через участие в конструировании мировоззрения этнической элиты, развития сети общественных, культурных, просветительских, молодежных, детских и других организаций.

Опасность также представляет получившая широкое распространение в современной России псевдорелигиозность. Можно выделить несколько форм ее проявления.

Во-первых, прозелитизм – нетерпимость к инаковерующим и стремление обратить их в свою веру. В основе такого рода конфликтов лежит партикуляризм, т.е. претензия на монопольное обладание истиной и оправдание любых методов осчастливливания человечества. Партикуляризм в истории был основой и этнических, и даже классовых конфликтов. На сегодняшний день это явление может найти выход в массовых беспорядках и проходить в форме столкновений прозелитов различных конфессий и деноминаций. Публичная демонстрация религиозных предпочтений может стать очевидным поводом для массовых беспорядков.

Во-вторых, еще бóльшую опасность для общества представляет религиозный фанатизм. Фанатизм сопряжен не только с тем или иным мировоззрением, как прозелитизм, но и с особым психическим складом, стремлением направить окружающих на истинный путь. Религиозные фанатики могут инициировать беспорядки, в том числе при проведении массовых мероприятий, используя «неразумность» и нереализованную общественную активность части общества.

В-третьих, использование религиозности для далеких от веры целей. По законодательству о политических партиях в России запрещено создание партий по религиозному признаку, но это не мешает неинституциализированному существованию религиозно-политических образований, которые используют религиозные идеи в своих радикальных политических практиках, зачастую экстремистских.

Таким образом, псевдорелигиозность представляет опасность во всех ее проявлениях, так как она может стать основой массовых беспорядков.

Из названных нами полярных систем взаимодействия государства и религии первичной является система «РЕЛИГИЯ – государство», так как религиозность играла очень важную роль еще в догосударственных политиях. В ходе эволюции государство стало опираться на новое просвещенное светское мировоззрение, с его появлением религия во многом утратила статус конечной нравственной инстанции. В рамках светского мировоззрения возникло представление о религии как о частной, индивидуальной сфере. Светскость, однако, не отменила присутствия религии в публичном пространстве, она скорее изменяет природу и формы проявления этого присутствия.

В современных условиях религия перестала быть частным делом человека, она вернулась в политику. В изменившихся условиях светское государство, используя религиозность в качестве ресурса, должно учитывать не только плюсы, которые это дает, но и опасности, которые могут угрожать самой светскости.

С позиций религиозного мировоззрения антитезой светскости выступает теократия, так как почти каждая религиозная система стремится к всеохватности и, в идеале, к превращению государства в ресурс религии.

Как представляется, светскость нашего государства как самоценность необходима всему обществу и всем конфессиям. Ни одна из религий не сможет стать в поликонфессиональной среде площадкой для общественного диалога, без которого невозможно динамичное развитие России. В сохранении светскости должны быть заинтересованы и религиозные объединения, так как именно такой тип государства позволяет им развиваться, обеспечивает полноценную реализацию свободы совести и свободы вероисповедания.

Представленные нами важнейшие факторы и характеристики религиозности в современной России позволяют выделить две основные линии противоречий между обществом и религией (религиозными сообществами). Во-первых, это обострение противостояния между религиозными объединениями за влияние на власть и те опасности, которые подстерегают власть на пути использования религии как ресурса государства. Во-вторых, активизация религиозных объединений, увеличение их количества не могут быть показателем качества гражданского общества, поскольку они не смогут подменить другие площадки общественной активности.

В сегодняшних условиях религиозным объединениям более выгодно влиять не на политическую власть, а на общество – вне политических практик. Именно такое позиционирование религии будет, на наш взгляд, более соответствовать интересам всего общества, позволит эффективнее использовать потенциал религии, поможет освободить государство от части социальных проблем.

В современной России принцип светскости определяет концепцию и идеологию законодательства о религии и религиозных объединениях. Можно утверждать, что государственная светскость – это основа демократии, так как она обеспечивает правовое равноправие религиозных организаций и свободу мировоззренческих убеждений личности. Единственным сувереном в том, что касается проблемы общего блага, может быть только демократическое государство. При всех спорах, разворачивающихся вокруг нее, она намного менее конфликтогенна, чем любая религия.

Литература

Боберо Ж. Светскость: французская исключительность или универсальная ценность? – 27.06.2002. – Режим доступа: http://krotov.info/history/20/1950/bobero.html (Дата посещения: 19.11.2012.)

Вера. Этнос. Нация: Религиозный компонент этнического сознания / Мчедлов М.П. (отв. ред.) и др. – Изд. 2-е. – М.: Культурная революция, 2009. – 400 с.

Коновалов И. Недовоцерковленные // НГ-религии. – М., 2009. – 1 июля.

Конституция Российской Федерации. – М.: Юридическая литература, 2009. – 64 с.

Министерство юстиции опубликовало данные о зарегистрированных в России религиозных организациях // Сова: Информ. аналит. центр. – 20 сентября 2006. – Режим доступа: http://www.sovacenter.ru/religion/discussions/howmany/ 2006/09/d9115/ (Дата посещения: 16.10.2012.)

Мозговой С.А. Религия и нация // Религиоведение: Энциклопедический словарь / Под ред. А.П. Забияко, А.Н. Красникова, Е.С. Элбакян. – М.: Академический проект, 2006. – 1254 с.

Новые масштабные исследования о роли религии в современном российском обществе представлены московскими социологами. – 8 ноября 2006. – Режим доступа: http://www.blagovestinfo.ru/index.php?ss=2&s=4&id=9942 (Дата посещения: 02.11.2012.)

Основные положения социальной программы российских мусульман. – Режим доступа: http://www.archipelag.ru/agenda/strateg/konfess/conception/islam/ (Дата посещения: 06.10.2012.)

Социальная концепция: Ч. 1: Основы социальной концепции: Основные богословские положения Российского объединенного Союза христиан веры Евангельской, Москва, 2002 г. // Исход: Церковь божия. – Режим доступа: http:// ucxod.ru/o_cerkvi/socialnaja-koncepcijachast1.html (Дата посещения: 02.10.2012.)

Основы социальной концепции российского иудаизма // Русский архипелаг: Сетевой проект «Русского мира». – Режим доступа: http://www.archipelag.ru/agenda/strateg/konfess/conception/judaism/ (Дата посещения: 12.11.2012.)

Основы социальной концепции Русской Православной Церкви // Русская православная церковь: Официальный сайт отдела внешних церковных связей. – Режим доступа: http://mospat.ru/ru/documents/social concepts/ (Дата посещения: 06.10.2012.)

По данным Левада-Центра, более 70% жителей России считают себя православными // Сова: Информ. аналит. центр. – 1 июля 2009. – Режим доступа: http://www.sovacenter.ru/religion/discussions/howmany/2009/07/d16376/ (Дата посещения: 18 11.2012.)