Текст книги "Политическая наука №2 / 2013. Религия и политика"

Швейцарцы не одобрили на всенародном референдуме присоединение к Конвенции Совета Европы о гражданстве 1997 г., которая требует исключить возможность дискриминации по национальному признаку и обеспечить возможность обжалования отказа предоставления гражданства (Новицкий, 2011, с. 4). Для борьбы с ксенофобией и дискриминацией на местах правительство Швейцарии создало рабочую группу по внесению в законодательство изменений, позволяющих обжаловать необоснованные и откровенно дискриминационные отказы в предоставлении гражданства.

Заключение

Подводя итоги, следует отметить исключительно своеобразную и в то же время продуктивную, последовательную и принципиальную политику швейцарского государства в сфере регулирования деятельности религиозных объединений и интеграции мусульман в швейцарское общество. Государство предъявляет одинаковые требования ко всем религиозным объединениям, и первое из них – демократичность. Проблема в том, что любое религиозное сообщество независимо от доктрины в силу своей природы способно злоупотреблять правами и интересами своих членов. Этим и объясняются сложности с легитимацией мусульманских сообществ: далеко не все швейцарские мусульманские организации, которые претендуют на представительство интересов единоверцев, рассматриваются большинством мусульман в качестве легитимных представителей. Многие мусульмане, как и последователи других религий, ориентируются на конкретного имама соседней мечети. Возможно, идея создания мусульманской версии проверенной во многих кантонах системы Landeskirche не лишена смысла. Тем более что заявления активистов мусульманских организаций о созыве мусульманского парламента Швейцарии или создании Швейцарской мусульманской общенациональной партии («Umma Schweiz».., 2012) пока не встретили массовой поддержки своих потенциальных избирателей и далеки от воплощения.

В отношении запросов мусульман как членов общества, а не только религиозной общины, государство и население демонстрируют гибкость, свидетельствующую о постепенном понимании необходимости предоставить им условия для сохранения религиозной идентичности. Правительство проявляет внимание к мусульманским активистам, разъясняя, что интеграция ислама в сложившиеся системы государственно-конфессиональных отношений кантонов будет происходить не через «революцию сверху», а постепенно, снизу, по аналогии с предоставлением гражданства, и требовать завоевания доверия местного немусульманского населения. Иногда в публичных выступлениях делается акцент на отсутствие у Швейцарии колониального прошлого в мусульманских странах, что должно снизить компенсаторные ожидания мусульманских иммигрантов. Как известно, в общественно-политическом дискурсе Франции и Великобритании присутствует тема моральных обязательств общества взять на себя многие издержки интеграции жителей бывших колоний, поскольку их предки в Африке и Азии участвовали в создании национального богатства этих стран наравне с коренным населением.

Когда случаются неизбежные при столкновении культур конфликты, важно оценить, что в действительности является предметом дискуссии. Как показал закон о минаретах, общественное напряжение не перерастает в беспорядки, когда в фокусе внимания атрибуты. А минареты, действительно, не более чем атрибуты, которые имеют в современной Европе политико-символическую, а не смысловую нагрузку (минарет – символ присутствия ислама, но не содержания его вероучения) и не являются функционально незаменимыми для обеспечения религиозных нужд (в наш век узнать время молитвы можно по наручным часам и с помощью мобильного телефона, а найти любой объект несложно, используя средства навигации).

При необходимости защиты верующих и религиозных чувств в швейцарской политике побеждают здравый смысл и толерантность, даже если государству и обществу приходится корректировать отношение к политическим основам и ценностям, как это произошло с прямой демократией и народными инициативами, оскорбляющими Коран или приравнивающими элементы женской одежды мусульманок к маскам хулиганов.

Литература

Новицкий В. Гражданство Швейцарской Конфедерации и проблемы реализации политических прав // Финансово-правовое агентство. – 2011. – Режим доступа: http://www.fpa.su/problemy-konstitutsionnogo-prava-zarubezhnyh-stran/grazhdanstvoshveytsarskoy-konfederatsii-i-problemy-realizatsii-politicheskih-prav-v-m-novitskiy.html (Дата посещения: 12.12.2013.)

Bundesamt für Migration: Dialog mit Muslimen soll regional und lokal geführt werden. – 26.11.2012. – Mode of access: http://www.news.admin.ch/message/index.html?lang=de&msg-id=46856 (Дата посещения: 12.12.2013.)

Die Strukturen der Roemisch-katholischen Kirche in der Schweiz. – 2008. – Mode of access: http://www.rkz.ch/index.php?na=5,0,0,0,d&pw=k76m (Дата посещения: 17.12.2012.)

Evans E.L. The cross and the ballot: Catholic political parties in Germany, Switzerland, Austria, Belgium and The Netherlands, 1785–1985. – Boston: Brill (Humanities press), 1999. – 301 p.

Grosser Rat erklärt Anti-Koran-Initiative für ungültig // Tagblatt Online. – 2012. – 19 Dezember. – Mode of access: http://www.tagblatt.ch/ostschweiz/thurgau/ kantonthurgau/tz-tg/Grosser-Rat-erklaert-Anti-Koran-Initiative-fuer-ungueltig; art123841,3242101 (Дата посещения: 09.01.2013.)

Haffner F., Gremmelspacher G. Beziehungen zwischen Staaten und Religionsgemeinschaften in der Schweiz // Menschenrechte konkret – Integration im Alltag / Buser D., Berger N.,Hafner F., Mund C., Speiser B. (Hrsg.) – Basel: Helbling und Lichtenhahn, 2005. – S. 67–95.

Nationalrat will kein Burkaverbot // Islam.ch. – 2012. – 28 September. – Mode of access: http://www.islam.ch/joomla/index.php?option=com_content&view=article&id=348:natio nalrat-will-kein-burkaverbot&catid=1:news&Itemid=4 (Дата посещения: 15.01.2013.)

News // Islam.ch. – Mode of access: http://www.islam.ch/joomla/index.php?option= com_content&view=category&layout=blog&id=1&Itemid=4 (Дата посещения: 09.01.2013.)

Loretan A. Staatliches Religionsverfassungsrecht. Religiöse Vielfalt und der Religionsfrieden // Unilu.ch. – 2011. – Mode of access: http://www.unilu.ch/files/scriptum_staatliches-religionsverfassungsrecht.pdf (Дата посещения: 10.12.2012.)

Muslii F. Der Umgang mit Islam in der Schweiz // Vimentis. – 2010. – 29 april. – Mode of access: http://www.vimentis.ch/d/publikation/182/der+umgang+mit+dem+islam+in+der+schweiz.html (Дата посещения: 15.01.2013.)

«Umma Schweiz» ist heiss umstritten // Tages Anzeiger. – 2012. – 11 Februar. – Mode of access: http://www.tagesanzeiger.ch/schweiz/standard/Umma-Schweiz-ist-heiss-umstritten/story/18523618 (Дата посещения: 15.01.2013.)

Навид Кермани: Светско-ориентированный проект европейского ислама

А.В. Михалева

Под влиянием глобализационных процессов границы идентичности больше не определяются одним культурным ядром. Для объективного описания социальных процессов все чаще используется понятие «множественная, гибридная, мозаичная идентичность», которая концептуализируется в постоянно меняющихся и обновляющихся дискурсах. Как любое социальное явление, эта разновидность динамичной идентичности может нести в себе как позитивный, так и негативный конфликтогенный потенциал. Особенно ярко это противоречие обнаруживается в этноконфессиональной среде, у мигрантов в современных плюралистичных обществах, когда религия утрачивает свое тотальное значение и уже не может ограничивать альтернативные варианты поведения. Чтобы понять природу моделируемых социальных явлений и их скрытый внутренний потенциал, необходимо обратиться к анализу формирования ценностных установок на индивидуальном уровне, прежде всего – к концептам духовной элиты, которая задает новые ориентиры и транслирует их в массы.

Исламский реформизм в Европе как попытка осмысления и адаптации традиционных норм к современным условиям является ярким примером подобных трансформаций в мигрантской среде [Kurzman, 1998; Filali-Ansary, 2003]. Задачу по поиску оптимальных форм интеграции мусульман в новых обстоятельствах, прежде всего за счет обновления идентификационного компонента, берет на себя новое поколение интеллектуалов с мигрантским бэкграундом.

Одной из влиятельных фигур этого направления является немецкий писатель и ориенталист иранского происхождения На-вид Кермани. С 2006 по 2009 г. он принимал участие в работе Исламской конференции Германии – совещательного органа при правительстве ФРГ, созданного для развития диалога между государством и проживающими в нем мусульманами. С 2000 по 2012 г. Кермани девять раз был отмечен различными немецкими премиями и наградами, в том числе за содействие «межрелигиозному диалогу» [Kermani mit Hannah-Arendt-Preis, 2011] и «политическое мышление» [Der Verein, б. г.]. Немецкие СМИ охотно называют его «одним из авторитетных интеллектуалов Германии» [Ebel, 2011], «ясным и вдохновляющим голосом немецкого, европейского ислама» [Im Angesicht, 2010], который «…редко молчит, если обсуждаются вопросы интеграции, мультикультурности» [Ebel, 2011]. В ответ на скандальный тезис Т. Саррацина, сформулированный в названии бестселлера «Германия. Самоликвидация», бывший министр по интеграции федеральной земли Северная Рейн – Вестфалия (2005–2010) А. Лашет упомянул этого человека в ряду тех, кто «вносит большой вклад в то, что Германия не самоликвидируется» [Laschet, 2011].

Жизненный путь Кермани многое объясняет в формировании его политической идентичности. Кермани – яркий представитель второго поколения мигрантов в Европе. Он родился в Зигене (земля Северная Рейн – Вестфалия) в состоятельной семье медиков, эмигрировавших из Ирана в Германию. Свою семью Кермани считает религиозной (ислам шиитского толка): «Я вырос в религиозном доме, в котором ежедневно молились и молятся» [Kermani, 2009, S. 103], но по вечерам мужчины не отказывались от водки [Kermani, 2009, S. 18]. В школьные годы он впервые осознал существование двух миров – «внутри» и «снаружи» дома – и мирно сосуществовал в них, не рефлексируя по этому поводу, что до сих пор позволяет ему говорить о себе как о «немце-иранце» [Kermani, 2009, S. 139] и обладать двойным гражданством. Видимо, основной причиной ощущения своей инаковости стали не религиозные убеждения или происхождение семьи, а скорее социальный статус родителей, более высокий, чем у большинства сверстников.

В семье Кермани всегда высоко ценились качественное образование, широкий кругозор и критический стиль мышления. На-вид изучал ориенталистику, философию, театральное искусство в Кёльнском и Боннском университетах, а время обучения в Каире он называет «определяющим годом» в интеллектуальном и личном плане [Frank, Schlüter, 2011]. В 1998 г. он защитил диссертацию «Бог прекрасен» по специальности исламоведение в Боннском университете, а через восемь лет – докторскую диссертацию по специальности ориенталистика. На сегодняшний день ему принадлежат 20 монографий и многочисленные статьи. C октября 2007 г. он является членом Немецкой академии языка и поэзии, с 2009 г. – членом-корреспондентом Академии наук в Гамбурге, с октября того же года работает в Институте культурологии Эссена и параллельно пишет статьи для немецких периодических изданий.

Его интеллектуальные взгляды сложились под влиянием двух культур – восточной и западной: он высоко ценит как наследие египетского либерала Н.Х. Абу Заида, шиитского реформатора-ориенталиста А. Фалатури, иранского поэта А. Шамлу, так и труды немецких классиков (И.Х. Гёльдерлина, Г.Э. Лессинга, Ф. Шиллера, И. Гёте и др.). Его жизненный мир постоянно вращается вокруг исламской проблематики в разных ее проявлениях.

Свою задачу как писателя, общественно-политического деятеля философ видит в том, чтобы «…рассказать о действительности, а не выносить ей приговоры». Кермани пишет: «Скорее я хотел бы поднять вопросы, чем на них отвечать… Я должен настаивать на дифференцированности, амбивалентности и противоречиях» [Haufler, Nutt, 2011]. В дихотомии «Запад – Восток» мыслитель играет роль коммуникатора между двумя культурами, гуманистический потенциал которых он раскрывает обеим сторонам [Kermani, 2009, S. 80].

В отличие от С. Беншейха и Т. Рамадана, Кермани отказывается от участия в любых ток-шоу: «Я совершенно непригоден для такого вида дебатов, которые нацелены на поляризацию, на односторонние утверждения и однозначные мнения…» [Kermani, 2009, S. 90]. Философ ограничивается немецкоговорящей аудиторией и видит себя скорее ученым-писателем, а не оратором и политиком, и потому предпочитает формат статей, научных докладов и выступлений. Немецкие же СМИ безапелляционно считают его носителем исламской традиции, и с их подачи он становится «просвещенным мусульманином» [Frank, 2012], «мусульманским писателем» [Sternburg, 2010], «мусульманским интеллектуалом» [Bebenburg, 2010 b; Nutt, 2009], «мусульманским публицистом» [Bebenburg, 2010 a], «набожным мусульманским религиозным интеллектуалом» [Graf, 2009], да и просто «мусульманином» [Grüne, 2009]. Подобная идентификация отнюдь не радует его самого: «Я не хочу защищать ислам, это вообще не моя роль. Моя задача как автора – критика, точнее сказать, самокритика, и это касается в моем случае как европейской, так и мусульманской культуры» [Kermani, 2009, S. 91].

Ученый бережно относится к доктринальному наследию ислама и считает непозволительным вольно обращаться с отдельными аятами Корана, которые сознательно вырываются из исторического контекста в угоду политическим интересам. Кермани не сомневается в миролюбивости исламского вероучения, но не считает его и пацифистским. При вынесении практических решений он призывает не забывать об общих принципах и установках ислама, а не руководствоваться историческими прецедентами, зафиксированными в догматике [Kermani, 2009, S. 102]. При этом ислам для него явление сложное, сочетающее разные культурные практики и течения, что позволяет говорить о нем во множественном числе: «В Германии, точно так же как в США, не будет больше одного ислама, а будут исламы для каждого, вплоть до мусульманских рэперов, мусульманских христианских демократов или гей-лесби-мусульман, которых по Писанию не может быть, но все же они есть» [Kermani, 2009, S. 151].

Положение современной исламской теологии он называет «катастрофическим» [Kermani, 2009, S. 84]: «Интеллектуальное истощение ортодоксального ислама, чья прежняя гибкость могла удивлять, закат высокой религиозной культуры – вот то, что породило фундаментализм. Фундаментализм зародился не в ортодоксии, а является ответом на кризис ортодоксии» [Kermani, 2009, S. 85].

Касаясь области религиозного сознания, он отмечает сужение роли религии в современном мире. По его мнению, она утрачивает прежнее тотальное значение, не покрывает всего многообразия окружающего мира и поэтому «в жизни верующих является не единственно релевантной величиной» [Kermani, 2009, S. 113]. В глобализованном мире меняются роль и функции религии, она становится менее притязательной, выполняя скорее роль дополнительной смысловой нагрузки [Kermani, 2009, S. 50].

Этот новый тип религиозной идентичности можно проиллюстрировать примером самого Навида Кермани. О своей религиозности он пишет: «Я говорю о себе: я мусульманин. Тезис верен, и вместе с тем я упускаю тысячи других характеристик, которыми я тоже наделен и которые могут противоречить моей религиозной идентичности… Не все, что я делаю, имеет отношение к моей религии. Лично для себя я вообще не ограничен такими действиями и признанием своего мусульманского бытия» [Kermani, 2009, S. 17]. Несмотря на неоднократные упреки единоверцев в слабой религиозности, ученый продолжает настаивать на «подлинности» своей веры. Вместе с тем он не желает замыкаться в культурно-религиозной среде своих предков: «Я бы не хотел принадлежать никакому “мы”, которое определяется своим национально-конфессиональным разграничением…» [Frank, Kermani, 2012 a].

Кермани полагает, что не следует сводить понятие идентичности до какой-либо одной характеристики. Идентичность множественна, и ее составляющие временами могут противоречить друг другу. Стремление обладать только одной идентичностью, напротив, должно вызывать беспокойство, так как в ее конструировании неизбежно заключен насильственный потенциал.

Кульминационной точкой адаптации ислама в Европе, по мнению Кермани, должно стать рождение «секуляризованного и плюралистичного ислама» [Kermani, 2009, S. 150]. Однако для этого мусульманской общине необходимо преодолеть ряд проблем. Во-первых, повысить свой образовательный уровень и социальный статус. В этом контексте он предлагает работать над культурой поведения – чувством ответственности за свою группу и религию. Во-вторых, решить организационные проблемы: «Уже сейчас мусульмане, религия которых церковно не организована, понимают необходимость создания новых организационных структур и воспитания нового поколения представителей и представительниц» [Kermani, 2009, S. 150]. Новые исламские структуры должны создаваться снизу, а не сверху. В среднесрочной перспективе он прогнозирует появление либерального ислама [Kermani, 2009, S. 151] со своими трактовками и интерпретациями веры.

Как и С. Беншейх, Кермани выступает сторонником жесткой секуляризации, поскольку религия никогда не станет законом для лиц, свободных от любых религиозных убеждений. Применительно к западноевропейским обществам он пишет, что они «настолько глубоко секуляризованы – в смысле утраты организованных религий, что конфессиональный момент не проникает в политику, а иногда приобретает скорее фольклорный характер» [Kermani, 2009, S. 33]. На его взгляд, просвещение в тандеме с секуляризацией быстрее помогут «избавиться» от ислама, чем христианство.

Кермани полагает, что от жесткой секуляризации выиграют в первую очередь сами религии: «Свои требования они могут реализовать только в государстве, которое является религиозно нейтральным и где также есть право игнорировать или отклонять это религиозное требование. Вера не может больше означать несвободу для неверующих» [Kermani, 2009, S. 108]. Именно лаицизм он считает главным изобретением Запада и оптимальной формой для развития государственно-религиозных отношений [Kermani, 2009, S. 170]. В то же время случай Германии отличается дополнительной сложностью – смешением государственной и церковной сфер, куда сложно вписаться новым религиям8787
  Христианские церкви и иудейское сообщество обладают в Германии статусом корпорации публичного права, имеющей общественно полезный характер.


[Закрыть] [Kermani, 2009, S. 151].

Слабую интеграцию мусульман на Западе ученый объясняет прежде всего социальными причинами: «…я считаю, что самая большая пропасть в обществе между отдельными сообществами экономическая, даже если социальные конфликты чаще всего облекаются в культурологическую и религиозную лексику» [Kermani, 2009, S. 25]. Он определяет три главных показателя, детерминирующих социальные отличия между людьми: уровень доходов, место жительство (город / село) и уровень образования.

Критикуя миграционную политику Европы в целом [Flüchtlingspolitik, 2009], мыслитель одобряет политический курс ФРГ последних лет в отношении мигрантов, когда были приняты меры по содействию в изучении немецкого языка среди детей мигрантов, защите женщин от домашнего насилия, интеграции в школах. Однако он против политики ФРГ в отношении подозреваемых в терроризме, когда государство участвует в попрании элементарных прав граждан, жертвой чего стал, например, Мурат Курназ8888
  Мурат Курназ – гражданин Турции, родившийся и выросший в Германии, один из первых пленников Гуантанамо 2002–2006 гг., в допросах которого принимали участие представители германских спецслужб (БНД и БФФ). Однако причастность подозреваемого к террористическим организациям так и не была доказана.


[Закрыть] [Kermani, 2009, S. 75]. Второй момент, вызывающий его осуждение, – это отождествление в общественно-политическом дискурсе исламской и мигрантской тем: «Не все мигранты мусульмане, и не все люди, которые родом из исламских стран, сами по себе религиозны» [Kermani, 2009, S. 147]. Поэтому только решение социальных проблем (борьба с женской дискриминацией, криминализацией молодежи, повышение образования) должно стать залогом успешного развития немецкого общества. По признанию Кермани, если бы он взялся за написание книги об интеграционных проблемах, «то важнейшей темой бы стало образование, а не ислам» [Kermani, 2009, S. 148].

По этой же причине он считает ошибочным заниматься реформированием самого ислама и изобретать его европейскую версию: «Имеется масса причин осмыслить ислам по-новому, и многие мусульманские ученые заняты этим. Но обманчиво полагать, что версия ислама, которая в конце концов будет совместима с правами человека, выбьет почву из-под ног терроризма. Основа терроризма – общественные и политические обстоятельства» [Kermani, 2009, S. 92].

Поскольку текст Корана индифферентен ко многим актуальным проблемам и задает только общие принципы, с его помощью можно оправдать любой политический режим: «…Ислам очевидно в состоянии легитимировать как социализм, так и монархию, разделение церкви и государства, как и их единство, тиранию не меньше, чем борьбу против нее» [Kermani, 2009, S. 116]. Однако законодательной основой современного государства не должны выступать религиозные предписания прошлых веков: «Шариат не законодательство в сегодняшнем понимании, он охватывает общность всех экспертных мнений – крайне противоречивых, которые сформулировали правоведы в ходе исламской истории по отдельным случаям, касающимся в основном проблем культа» [Kermani, 2009, S. 118]. Под сомнение им ставится и «принцип четырех халифов», когда за основу новых правовых решений берутся прецеденты из их исторической практики.

Навид Кермани старается избегать однозначных утверждений о совместимости ислама и демократии: «Вопросы о совместимости или несовместимости ислама с демократией или правами человека бессмысленны, потому что, во-первых, нет ислама [единого в понимании интеллектуала. – Авт.], и во-вторых, он бы не ответил на них [вопросы. – Авт.], даже если бы он был. Во всяком случае, можно сказать, оборачиваясь на историю, что демократия или права человека являются возможностями ислама» [Kermani, 2009, S. 125].

Вместе с тем он довольно четко высказывается о собственных политических пристрастиях: «…я верю в превосходство и в силу убеждения либеральной, демократической модели общества» [Frank, Schlüter, 2011].

Достижением новых политических образований, которые не могут ограничиться рамками национальных государств, должны стать свобода и узаконенный плюрализм в предоставлении гражданства. Испытав на себе проблему гражданского выбора, ученый считает справедливым, если главным критерием в определении гражданства станет не этнический, а ценностный принцип, не происхождение родителей, а отношение к современности (европейское гражданство) [Kermani, 2009, S. 139]. Он приветствует освобождение Европы от национальных, географических границ, ее расширение на Восток, однако пределы и потенциал такого расширения опускаются.

Современное правовое государство обязано гарантировать реализацию прав человека независимо от его статуса. Практику реализации прав человека в Европе он считает наиболее удачной, однако предлагает не останавливаться на пути преодоления оставшихся форм дискриминации [Kermani, 2009, S. 39–40].

Так как Кермани не считает возможным использовать исламские источники в современном законотворчестве, то и телесные наказания (худуд), упоминаемые в Коране, являются, по его мнению, лишь отражением определенных исторических обстоятельств и не могут применяться в современном исламе. Тем более в исламе нет единства по поводу правомочности их применения. Однако попытка аргументировать неприятие телесных наказаний ссылкой на отсутствие единого подхода в исламе при утверждении «многих исламов» выглядит неубедительно.

Не вполне правомерной Кермани считает и привязку к исламу современного фундаментализма. Опасность, на его взгляд, представляет фундаментализм в узком смысле слова, привязанный к политическим требованиям и насилию. Его социальной базой, как он считает, выступают не деклассированные элементы, а отдельные представители средних слоев [Kermani, 2009, S. 29], как правило, с хорошим образованием: «…они производят впечатление образцов удачной интеграции, интеллигентные, успешные, с высокой социальной и культурной компетенцией» [Kermani, 2009, S. 86]. Корни экстремизма нужно искать не в религиозном контексте, поскольку они не воспитывались в исламских традициях, а в общественных и политических причинах, в том числе предубеждении Запада против мусульман. Если применительно к Западной Европе корни всех бед для него кроются в социоэкономическом контексте, то анализировать причины этого явления на Ближнем Востоке он отказывается: «Я не знал и никто не знает, как их можно предотвратить» [Kermani, 2009, S. 92].

Вместе с тем идеологический конструкт радикальных фундаменталистов – возвращение к первоначальным чистым образцам, по мнению Навида Кермани, надуман, поскольку ислам никогда не предлагал единых норм поведения. Большинство мусульман живут по разным законам и не желают принимать чуждые им традиции. Поэтому в первую очередь – это вызов для самого ислама, в рамках которого развернулась острая борьба между фундаменталисткими и светскими силами.

Еще одной серьезной проверкой на современность для мусульман стал карикатурной скандал. Кермани осуждает в первую очередь реакцию мусульман на очередную провокацию: «Мусульмане в этом случае отреагировали как собаки Павлова: предсказуемо, бездумно, агрессивно. Они тявкали на свет и кусали по команде. Значительная часть иракской и арабской общественности не поняла, что не надо прибегать к силе, когда злишься или чувствуешь себя оскорбленным… в глобализованном мире существуют мирные и не менее эффективные способы выразить собственную позицию» [Kermani, 2009, S. 43]. В качестве альтернативных методов он предлагает экономические меры (бойкот товаров), сбор средств на медиакампании, публикации в СМИ, легальное лоббирование своих интересов, что привлекло бы голоса сочувствующих в западном мире. Никто не имеет права штурмовать посольства или угрожать смертью: «Они гораздо больше втоптали в грязь заветы Пророка и авторитет ислама, чем сами карикатуры. Их насильственные действия демонстрируют, насколько еще далека арабская общественность от цивилизованных стандартов, безупречного поведения и гармоничности, которые они ожидают от Запада» [Kermani, 2009, S. 44].

Критикуя мусульман, мыслитель не одобряет и политику западных СМИ: по его мнению, датская газета, опубликовавшая карикатуры, в течение четырех месяцев сознательно провоцировала мусульман. Такие публикации – не выражение свободы слова, а лишь насмешка над другой культурой. Эти действия противоречат канонам Просвещения, принципам разума, терпимости, толерантности, равенства, а значит, это «тупое выражение враждебности к иностранцам» [Kermani, 2009, S. 47].

Вместе с тем в карикатурном скандале он не видит аналогий со случаем С. Рушди. Рушди для него, прежде всего, литератор, который волен использовать любые приемы для выражения своей позиции: «Это было неотчуждаемое, хотя и постоянно запрещаемое право Рушди плевать на свою собственную исламскую культуру, более того, обходиться неуважительно с собственными ценностями и авторитетами – задача литературы и искусства, даже если ее за это ненавидят» [Kermani, 2009, S. 46].

Однако все эти скандалы, по мнению Кермани, имеют одно предназначение – всколыхнуть забытые культурные коды, что им вполне удается.

Особенно эмоционально Кермани реагирует на последние события на Ближнем Востоке, о которых он написал серию журналистских репортажей. Большинство режимов исламского мира он называет диктаторскими и реальные причины народных волнений видит не в особой религиозности или желании изменить мир, а в бытовых причинах – в стремлении к лучшей жизни: «Они просто хотят капельку достоинства, нормальности, автономии» [Frank, Schlüter, 2011]. Причем освещение этих событий с привязкой к религиозному компоненту в СМИ вызывает его негодование: «Но в Египте речь не идет о религии. Реальные проблемы не имеют ничего общего с “маршем святых воинов”» [Frank, Schlüter, 2011]. Подобные действия западных интерпретаторов он называет «контрфундаментализмом» [Frank, Schlüter, 2011].

Резкому осуждению Кермани подвергает внешнеполитическую политику европейских стран в арабском регионе, и прежде всего деятельность Н. Саркози, который вел тайные переговоры с диктаторами. По его мнению, Европа сохраняет свой прежний курс: «…криминал и соучастие стали нормой в некоторых европейских правительственных резиденциях» [Frank, Schlüter, 2011]. Одобряя цель освобождения арабского мира от диктаторских режимов, он не согласен с используемыми Западом методами, например со злоупотреблениями оккупационного американского управления в Ираке [Kermani, 2009, S. 169], и называет С. Хусейна и А. Шарона гитлерами, а Дж. Буша уже «обер-гитлером» [Kermani, 2009, S. 83]. В удручающей ситуации в Палестине ученый винит прежде всего «реальную политику» Запада, которая на протяжении десятилетий поддерживала фундаменталистов.

Ситуацию в Иране Кермани также характеризует как «удручающую» [Kermani, 2009, S. 83], а М. Ахмадинежада – как «безрассудного», «введенного в заблуждение» политика. При этом он настаивает на дифференциации причин его поведения: «Иранский президент ни в коем случае не ведет себя иррационально, как это часто представляется, в его случае речь не идет о мировом господстве, он также не планирует уничтожения Израиля, и уж совсем он не вписывается в шаблоны, которые мы особенно быстро формируем: он не новый Гитлер!» [Kermani, 2009, S. 83]. По мнению автора, сегодняшнее положение в Иране опасно для внутренних либеральных сил, соседних государств, но не для Запада. Однако, на наш взгляд, с учетом региональной геополитики тезис о напрасном беспокойстве Израиля на фоне рассуждений о возможной опасности для пограничных с Ираном государств выглядит неубедительно.

Призывая Запад не разыгрывать религиозную карту, а инвестировать в реальную свободу местного населения, Кермани поддерживает этот призыв личным примером. На средства, полученные от премии имени Х. Арендт, он приобрел домик-памятник истории в армянском квартале Исфахана. Также можно предположить, что сдержанные комментарии в адрес политического руководства Ирана объясняются личной заинтересованностью писателя, который сохраняет тесные связи с оставшимися на родине родственниками.

Открытая затяжная дискуссия о строительстве мечети в Кёльне стала для Кермани показателем расхождений между медийной и общественной реальностью. По его мнению, именно немецкие СМИ, а не жители Кёльна, которые с пониманием относятся к строительству, раздувают этот конфликт. С другой стороны, эта дискуссия помогает кристаллизации практического видения адаптации отдельных исламских норм к условиям принимающих обществ. В данном случае он выступает сторонником обновленной исламской архитектуры, которая должна соответствовать современным нормам, а не становиться местной «бедой» [Kermani, 2009, S. 153]. Аналогичную ситуацию с референдумом в Швейцарии о запрете строительства минаретов писатель называет «разрывом с центральными принципами европейского проекта как светского, транснационального, многоконфессионального и многонационального сообщества воли» [Kermani, 2010], что ставит под угрозу реализацию концепции прав человека и может инициировать запрещение всех иных форм исламского присутствия в общественных местах. Подобные настроения в Европе ученый называет «культурным фундаментализмом», который уже стал вызовом для Дании, Нидерландов, Австрии [Kermani, 2010]. В качестве мер для борьбы с ним Кермани предлагает работать на долгосрочную перспективу – на интеграцию нового поколения мигрантов: вести с ним педагогическую работу, совершенствовать строительное законодательство, вводить меры против геттоизации в городах, инвестировать в образование и взять курс на подготовку местных имамов.