Текст книги "Капкан на диких охотников"

Глава 11

Васнецов еще раз просматривал документ, с которым его начальнику, генералу Требникову, придется идти к Берии.

После краткого донесения об оперативной обстановке на Западном фронте и определенных успехах наших войск в трех последних операциях, где большой вклад внесла разведка, собрав сведения о точной дислокации немецких войск, шла информация, в которой значилось:

«В районах действий западного направления, куда заброшены в тыл противника наши группы РДГ, а также по поступившим сведениям из Главного партизанского штаба, в группах подрывников партизанских отрядов в последнее время отмечаются большие потери, вплоть до полного исчезновения (вероятного уничтожения). По оперативной информации из наших источников, в тылу врага на территории Витебской и Могилевской областей Белорусской ССР неоднократно замечены группы неизвестных лиц, действующих под видом партизан. Подтверждены сведения из партизанских источников, что под Борисовом Белорусской ССР создана секретная специальная учебная база под началом абвера. Предположительно (очень не любил Васнецов это слово, поэтому подчеркнул его, задумавшись о замене всего предложения), контингентом этих специальных групп являются изменники и предатели нашей Родины, а также уголовные элементы, осужденные по статьям убийств и изнасилований. Замечены и прибывающие в последнее время в Борисов граждане Западной Украины, ранее участвующие в подрывной деятельности против Советской власти в западных областях Украины. Для выяснений всех обстоятельств подготовки этих групп нами разрабатывается специальная операция „Следопыт“. Также ранее нами заслана в Витебскую область Белорусской ССР со специальным заданием выяснения обстоятельств исчезновения наших РДГ объединенная группа, состоящая из оперативных сотрудников разведки и контрразведки. Ответственность за разработку и исполнение всех этих операций возложена на полковника разведуправления Васнецова А. А.» Далее следовало подробное изложение деталей операции.

Если Лаврентий Берия потребовал подробный доклад, в котором Требников в разговоре с Васнецовым просил указать и информацию о заброшенной на оккупированные земли группе Анохина и Смелевича, значит, дело приобретает серьезный оборот, а может, у Берии уже имеется информация на этот счет. Это полковник Васнецов хорошо знал по своему опыту.

Почти весь день капитаны Анохин и Смелевич отвели на разработку операции по осуществлению контакта связного отряда Быкова Ивана Боровского с неизвестной группой. Алексей и Сергей посчитали, что это будет своеобразной разведкой боем относительно неизвестных. Но самое главное, нужно получить не только согласие Ивана на участие на этом этапе операции, но еще и хорошо поработать с ним. А времени в обрез. Нежелательно пока посвящать во все детали Быкова, который может повернуть дело в другую сторону.

Иван дал согласие. Более того, будучи в деревне, встретился с ребятами, наблюдавшими за баней. Они заметили, что неизвестные менялись периодически, как бы работая по вахтовому методу. И делали это весьма осторожно. Но ушлые подростки одолжили у сверстника бинокль, пусть один монокуляр был поврежден, зато он помог ребятам отследить это.

Анохин и Смелевич, посовещавшись, приняли решение направить в баню Ивана с заданием соглашаться на все условия, которые предложат неизвестные, вплоть до вывода их на запасную базу партизанского отряда Быкова. Естественно, все это будет происходить под прикрытием. Отряд Василия Васильевича должен быть немедленно поставлен в известность, при определенных обстоятельствах срочно перебазироваться основным составом на другую базу.

Командир отряда Василий Быков и его начальник штаба Михаил Антонов молча выслушали это предложение, звучавшее почти как приказ из уст капитана Анохина. Восприняли его без большой радости, так как это в корне меняло их планы. Но Анохин и Смелевич не видели другого выхода. Интуиция подсказывала, что раскрытие этой группы неизвестных поможет приблизиться к непосредственному выполнению их основного задания.

– Возможно, успех этой операции обезопасит и ваш отряд, – произнес Алексей. – Выход на вашего связного, думается, не был случайным.

– Вы так считаете? – прищурился начальник штаба Антонов. – Конечно, есть в этом что-то. Но не слишком ли все преувеличено. Да и действовать таким образом, почти вслепую – непрофессионально.

– Для нас здесь много загадок, – продолжил Анохин. – Но факт проявления интереса именно к вашему связному, поверьте, отнюдь не случаен. И кто знает, чем это может обернуться для отряда?

Мать Ивана Боровского, Ульяна Семёновна, явилась в поселок Копысь на явочную квартиру к хозяину дома, что у самой околицы, которого она знала как мельника, хотя он уже год не работал на местной поселковой мельнице, а числился в штате перевозчиков грузов. Перевозчики располагались на территории двора бывшей МТС, которую немцы обновляли теперь сами, с целью выращивания зерна на землях бывших белорусских колхозов. Кстати, здесь с недавнего времени на отдельной территории были устроены и их склады запчастей к самолетам.

А было все так: по совету сына мать Ивана Курлыкина пошла ранним утром к своей давней подруге Ульяне Боровской, чтобы рассказать о приходе неизвестных, которые очень интересовались ее сыном. Партизаны эти были очень подозрительные, один даже оказался вором-карманником, перед самой войной его посадили в тюрьму, что находилась в Орше, где одно время сидел и ее Иван.

– Очень он интересовался твоим сыном. Ведали, что он нават в партизанах, и бывает часам дома, – рассказывала Пелагея Никитична.

– Он жа в примаках в Старосельи, – пробовала отрицать, чуть покраснев, Ульяна Семёновна, а сама запоминала каждое слово. Иван обещал скоро опять заглянуть домой.

– Я сказала, а ты, мамка, думай. Сын мой заметил, непростой их интерес к твоему Ивану, нездоровый.

Выслушав сообщение подруги, Ульяна Семёновна тут же засобиралась в дорогу, якобы за спичками в копысский магазин. Сама же пошла к мельнику, партизанскому связному. Благо, она знала этого человека, который не раз приезжал до войны в их деревню для скупки зерна. Между собой левковцы звали его спекулянтом. «Закупаеть у нас по дешевке зерно, а потом муку мелют и евреям копысским втридорога продают…» Но то были только слухи, а она знала его как порядочного и честного человека.

«Надо срочно что-то рабить, надо Ваньку майго предупредить, может быть великая беда!» – решилась на дорогу в Копысь Ульяна Семёновна.

Мельник, увидев в своем дворе Боровскую, удивился, но делал вид, что не помнит ее Ивана.

– Баба, чего ты ко мне пристала? Я твоего сына не помню. И сюда он никогда не приходил.

– Вельми подозрительные те партизаны, дядька. Не один человек о том говорил. И о моем Иване они справлялись в деревне.

– А я тут при чем? – пожимал плечами мельник.

– Ивану моему увесь разговор передай, – Ульяна Семёновна, хлопнув дверью, пошла со двора к открытой на базарной площадке единственной лавке, где в основном торговали теперь только солью, гвоздями и керосином. Была уверена, что мельник не подведет.

Проследив, чтобы женщина завернула за забор крайней постройки, он тут же направился в дом и изложил весь разговор Анохину, находившемуся в нем, который собрался вместе со Смелевичем, Рюминым и сопровождающим их копысским подпольщиком уходить, дожидавшись сумерек.

– Может, на ловца и зверь бежит? – положил ладонь на плечо Анохина Смелевич. – Это еще одно подтверждение нашего тактического хода насчет Боровского. Жаль только, неизвестно, когда объявятся снова эти «партизаны» в деревне и в доме другого Ивана.

– В том-то и дело, – сказал Алексей, он хорошо понял направление мысли Смелевича. – И появится ли они вообще? Тоже вопрос. Да еще дело и во времени. У нас его нет. Но интуиция мне подсказывает, что там они должны скоро вновь обозначиться.

– Но отметать этот вариант мы не будем, – и Сергей сделал пальцем условный круг по столу. – И в центре всех дел – опять же Иван Боровский. Случайность или закономерность?

Разработанный ими план менялся, вернее, дополнялся на глазах. Хотя основа его оставалась прежней. Но теперь появилась необходимость встретиться и с другим Иваном.

– При таких делах Ивана из отряда выпускать вообще не стоило бы, – обвел всех перед уходом с базы партизан угрюмым взглядом командир Быков. – Так было бы спокойнее для всех.

Анохин внутренне соглашался с Василием Васильевичем. В его положении, возможно, это был бы самый лучший вариант. Но что делать им? Ожидать? Ведь все зацепки связаны именно с Боровским. И этот шанс разведчикам никак нельзя отметать.

– А не наследил ли где часом наш Иван? – глянул на Быкова начальник штаба Антонов.

– И что тогда? – уперся на него взглядом Быков. – Иван мужик серьезный, проверенный.

– И на старуху бывает проруха. Нам с тобой, командир, нужно самим сначала хорошо присмотреться к нему.

– Так получается, что именно через вашего Ивана мы можем выйти сейчас на группу неизвестных и прояснить многие обстоятельства, – вступил в разговор Смелевич, отмечая, что разговор уводят в другую, неприемлемую для них сторону.

«Будем рисковать Иваном вашим», – хотел добавить Сергей, но сдержался, только тихо спросил:

– А как часто Иван выходил на связь с той оршанской связной?

– Обычно по четвергам. В крайнем случае – пятница, если, конечно, не было других чрезвычайных обстоятельств, – сказал начальник штаба. – Точнее, во второй и четвертый четверг, это, как правило, но бывали экстренные случаи.

– Сейчас нужно отпустить с нами вашего Ивана. И желательно беседой вам ободрить его. Как это сделать лучше, подумайте, – добавил Анохин.

– Он, мне уже доложили, собрался идти с вами. А беседовать? Стоит ли? Иван – человек понимающий, – сказал Быков.

– Согласен, – подтвердил слова командира Антонов. – Только время потеряете. По таким беседам у нас мастаком был комиссар, но его недавно забрали в формирующуюся партизанскую бригаду. Тот бы одним предложением все обозначил.

– Талант у хлопца имеется располагать к себе людей, – улыбнулся Быков.

– Тогда нужно звать Ивана, – сказал Смелевич.

– Да, он здесь рядом – у подрывников.

– Иван еще в технике хорошо разбирается, – произнес Быков. – Вот бы ему тачанку или грузовичок военный, то это было бы само то. Талант к технике у хлопца, хотя на агронома выучился.

Глава 12

Вечером при заходе солнца Иван Боровский, прихватив с собой веревку и топор, огородами отправился на околицу села к бане Лукерьи, где якобы в кустах хотел собрать сушняк для растопки печи. Легенда о примаках в деревне Староселье хорошо работала на него. А то, что часто появлялся в Левках, характеризовало его как хорошего сына. Тем более сейчас была посевная.

Все в природе казалось мирным и обыденным. Весь минувший день был солнечным, немного даже душным, парило. Видно, дело шло к дождю. Очень он сейчас нужен, когда посевная страда в основном уже закончилась, а надежное и быстрое прорастание семян требовало обильной влаги. Правда, не все поля были засеяны. Большие желтые пятна с засохшим старым травостоем то здесь, то там выскакивали среди распаханных прошлой весной просторов полей. Да и кому их было теперь пахать: большинство мужиков ушло на фронт; а лошадей, за редким исключением, угнали на восток, что уже говорить про технику. Остались в подворьях только выбракованные кони и те, которые чудом затерялись в спешке отступления наших войск и угона скота на восток. Было иногда и другое. Стремительное наступление немецких войск, интенсивные бомбардировки отступающих гражданских позволили в некоторых местах оставлять угнанный скот. Но это было исключением.

Ивану было больно смотреть на эту бесхозяйственность. Не такую картину хотел видеть в родных местах. Мечтал построить здесь крепкий богатый колхоз, развить овощеводство и даже возвести колхозный овощесушильный или консервный завод, о которых начитался в журналах. Любил Иван землю, уважал и свою профессию. Особенно нравились ему весенние поля со звенящими над ними трелями неугомонных жаворонков, луга с криками кукушек на опушках лесов, а над всем этим – стаи диких гусей, возвращающихся в родные края.

Хорошо ему было бродить бровками вспаханного поля со струящимися волнами легкого белого пара, вдыхая полной грудью воздух задышавшей после зимней спячки земли. Потому не избрал Иван другую профессию, кроме агронома, которую считал сродни писательской. А если правду говорить, то пописывал тайно и стихи, большинство из которых было о природе, земле, ее трудолюбивых людях, несмотря на свой нелегкий труд, они находили время на песни, шумные застолья и свадьбы. Но вот пришла в его края беда – война.

Так размышляя, Иван вскоре подошел к бане. Боковым зрением заметил, что параллельно с ним мелькнули недалеко два силуэта. Возможно, это были люди из его отряда или военные разведчики.

Нагретые щедрым солнцем, потрескавшиеся от времени бревенчатые стены веяли мягким теплом и обыденной домовитостью. Крепкие двери предбанника из сосновых досок не были заперты. В деревне редко кто закрывал бани на замки. Даже железная запорка с эллипсовидной прорезью не была наброшена на выступающий крюк. Набрасывали их сельчане только в зимнее время.

Оглянувшись, Иван потянул на себя деревянную ручку двери, скрипнули ржавые петли. Специфический банный запах запаренной березовой листвы повеял на него. На мгновение он остановился у входа, прислушался к тишине. С правой стороны – дверь парной, ее всегда открывали, когда не использовали в деле, чтобы внутри не застаивалась сырость. После ярких, красноватых лучей заката внутреннее пространство бани показалось сплошной чернотой. В левом дальнем углу предбанника под широкой скамьей стоял грубо сколоченный продолговатый ящик. Приспособлен он был для инвентаря: кружек для выливания воды на камни, самодельного совка для выноса мусора и отлетевшей от веников в процессе парного дела березовой и дубовой листвы, обычно в нем хозяева хранили новые веники.

Иван направился к ящику, приоткрыл крышку, и в это время его схватили сзади за шею и локти чьи-то сильные руки. Он попробовал двинуть плечами, но руки неизвестных крепко держали его.

– Не вертухайся! – услышал над собой приглушенный хрипловатый бас.

И тут же его толкнули к стене.

– Отпустите человека, что вы набросились на него словно звери. Он же наш, – послышался другой мужской голос.

Руки неизвестных разжались. Иван повернулся на пол оборота, но столб света от карманного фонарика, скользнув по его лицу, на время ослепил.

Сквозь постепенно светлеющую пелену, Боровский увидел троих мужчин лет под тридцать-сорок. Одеты они были в стеганые потертые, не первой новизны фуфайки мучнисто-серого цвета, в кирзовые сапоги с заправленными в голенища штанинами. На головах неизвестных были летние шапки-восьмиклинки, которые обычно носят мужики в сельской местности. В руках двоих мужиков были пистолеты, у третьего – только карманный фонарик.

– Ну что, Иван Степанович, давай знакомиться, – сказал тот, что был с фонариком.

По возрасту он был чуть старше остальных. Отличало его и то, что лицо было тщательно выбрито.

– Присядем, Иван, – сказал мужчина с фонариком, очевидно, он действительно был главным. Светом указал место на лавке над полуоткрытым ящиком.

– Кто вы и зачем я вам? – хмуро посмотрел на него Иван, но присел на край лавки. Я баню хотел протопить.

Двое других остались стоять в напряженной позе, хотя отступили ближе к дверям предбанника.

– Сейчас мы представимся. А вот про тебя знаем все, но ты молодец, смелый парень. Знаем, что шел не баню протопить, а за сведениями от связной Катерины, которые уже три дня лежат в ящике, завернутые в полосатую тряпку.

Иван молчал.

– А теперь представимся как следует. Мы – особая группа Красной Армии, так называемая РДГ – разведывательно-диверсионная группа, присланная сюда из-за линии фронта. Из-под самой столицы нашей дорогой родины. Свою задачу мы уже почти выполнили, но неожиданно появилась проблема, которую не имеем права не решить. Да, мы не носим с собой подтверждающие нашу личность документы. Ты сам понимаешь – это крайне опасно, если бумаги попадут к немцам, то мне и моим товарищам не избежать виселицы. Но для достоверности я кое-что вынужден показать.

И он, отложив в сторону фонарик, расстегнул фуфайку, порылся, доставая из потайного кармана с левой стороны зажигалку, изготовленную из патрона от немецкого карабина. Чуть напрягшись, покрутил влево ее головку, извлек плотно скрученную в аккуратный рулончик бумагу. Развернул и поднес к лицу Ивана. Четким черным шрифтом на ней было напечатано вверху: «Народный комиссариат внутренних дел СССР». Чуть ниже: «Главное разведывательное управление» и еще ниже мелкий текст, который Иван не успел прочесть. Внизу расшифровка подписи «Меркулов» и синяя гербовая печать.

– Но не в этом суть. Бумагу можно подделать. В чем проявилась неординарная ситуация, почему мы вынуждены открыться тебе? Все обстоятельства, к сожалению, не можем рассказать. Но нам именно через тебя нужно срочно связаться с твоими командирами, это рекомендовали ваши товарищи из Орши. Анкинович. Слышал о таком? И от него имеем бумагу. Конечно, мы могли бы связаться через другие каналы с твоими командирами, но на это надо время, а его у нас нет. И у товарищей из Орши неожиданно появились проблемы, они рекомендовали через связную Катерину, кстати, она работает теперь плотно с нами, срочно связаться со связным отряда Быкова, а это значит с тобой. А затем и с твоими командирами. Все потому, что ситуация чрезвычайной важности и не требует отлагательства ни на день. Потому и вынуждены мы действовать неординарно. Извини, друг, что так поступили с тобой.

Говорил он на чистом русском языке, только иногда вставлял белорусские слова. Иван отметил про себя его широкий мясистый нос, оттопыренные уши.

– Ну, не знаю, – как бы раздумывая и нарочно растягивая слова, сказал Иван. – Очень осторожные наши командиры теперь.

– И правильно делают. Вон сколько предателей родины записались в полицаи и бургомистры, да еще тайно служат третьему рейху, – и он глухо кашлянул в открытую полу фуфайки. – У нас очень мало времени, а дело свалилось неожиданно. Как можно быстрее необходимо встретиться с твоими командирами. Повторяю, дело чрезвычайной государственной важности. И, поверь мне, вашему командиру это не будет безразлично.

– Понял я, – сказал Иван, опустив голову, делая вид, что находится в глубоких раздумьях. – А представить вас как ему? В темноте не рассмотрел вашу бумагу? Да и сейчас не могу вас вести к нему.

– Капитан НКВД Стрельцов. Сейчас и не надо вести, нужно срочно встретиться.

– Где? Не в бане же этой? – ухмыльнулся Иван.

– Здесь и встретимся, хотя, думаю, твои осторожные командиры предпочтут что-то другое. Но место здесь в плане конспирации неплохое. Но я хочу еще раз предупредить о срочности и важности. Повторяю, у нас мало времени.

В течение всего разговора двое его спутников по очереди смотрели в щель двери, очевидно, наблюдая за наружным пространством.

– Хорошо, – прикинув что-то, сказал Иван. – Через день буду я или кто другой примерно в такое же вечернее время. Но это как решит мой командир.

Стрельцов поднял вверх рукав фуфайки, где на запястье левой руки были наручные часы со светящимся циферблатом.

– В восемь часов вечера здесь через день. Хотя и это долго. Но другого выхода у нас нет. Ладно, забирай свои сведения, – показал он рукой на ящик под скамьей. – А банька эта – очень удобное место для передачи информации. Но это ваши дела. Я только прошу не медлить со встречей.

Стрельцов поднялся с места, давая понять, что разговор завершен.

– Чисто! – сказал один из его спутников, осторожно приоткрыв дверь и шагнув наружу.

Они так и не заметили лежащих с оружием в руках в пятидесяти метрах от бани Анохина, Смелевича и еще двух партизан, готовых в любую минуту броситься в баню.

Глава 13

Анохин и Смелевич расположились недалеко в кустах у небольшой кочки сухой травы и внимательно наблюдали за баней. Они отчетливо видели выходивших незнакомцев. При этом Алексей накануне осмотрел местность. Кроме троих, вышедших из бани, обнаружил еще двоих, они лежали на противоположной стороне дороги. Поэтому залезть на чердак, как это сделал прошлый раз Генка, не представлялось возможным, для них баня была как на ладони.

Наконец из предбанника появился Иван. Для видимости оглянувшись по сторонам, он пошел в сторону Лукерьиного двора, от него был самый короткий путь к своему подворью.

Алексей и Сергей только спустя полчаса проследовали к его дому огородами. Уже хорошо стемнело. Окна домов были завешены плотными самоткаными холстинами.

Тихо вошли во двор Боровских через заднюю калитку. В доме над кухонным столом висела зажженная керосиновая лампа, на оклеенных газетами стенах выступали продолговатые тени Ульяны Семёновны и Ивана.

– Все в порядке, – сказал Анохин, увидев вопросительный взгляд женщины, обеспокоенной их затянувшимся отсутствием.

Ульяна Семёновна тут же встала с места и, перекрестившись на угол, пошла к печке:

– Слава Богу! Садитесь, вечерить будем, а то бульба скоро околеет в печи.

Анохин и Смелевич присели на канапу (длинную деревянную скамейку) с поручнями и спинкой. Взглядом Анохин показал Ивану на мать. Тот все понял.

– Мама, – сказал он, – выйди на минутку. После поедим.

– Добра, – послушно ответила Ульяна Семёновна, понимая важность предстоящего разговора, и, накинув плюшевку на плечи, вышла во двор.

Иван подробно передал разговор и настойчивую просьбу капитана НКВД Стрельцова о встрече с командиром Быковым.

– Та-ак! – задумчиво произнес Анохин. – Рыбка странная крутиться у самого крючка. Однако мне кажется, что карасик не совсем простой.

– Да, рыба здесь действительно непростая, – согласился Смелевич. – И нельзя пока определить ее величину и назначение. Но нам нужно готовить встречу командира Быкова и товарища Стрельцова, раз последний настойчиво об этом просит.

– Только без настоящего Быкова, – размышлял Анохин. – Вряд ли он знает Василия Васильевича в лицо.

– Интересно, какое у них важное государственное дело? – рассуждал Сергей. – И кто они на самом деле? Абвер, гестапо?

– Есть у меня одна хорошая мысля, – наклонив голову к столу, сказал Алексей. – Мы же неспроста держим про запас визит в деревню Лёньки-бордоса ко второму Ивану.

– Курлыкину, – подсказал Боровский.

– Думается мне, Лёнька должен к нему сейчас непременно наведаться, – прищурился Алексей. – Интуиция подсказывает.

– За новой порцией самогона? – улыбнулся Смелевич. – И я про это мыслю давно. А если они из одной команды, значит, недалеко крутятся.

– О! Есть в этом своя логика. И в ней задействованы наши русские Иваны.

– Иваны? – удивленно посмотрел на Анохина и Смелевича Боровский.

Сергей понимал направление мыслей Алексея, они во многом совпадали с его собственными.

– Ведь обещал же бордос вскоре наведаться к Ивану. Надо срочно связаться с Курлыкиным, но провернуть это без тебя, Иван, – поднял глаза Анохин. – Действовать необходимо очень осторожно и незаметно. Неизвестно, кто за этим всем стоит. А может, за нами тоже сейчас уже наблюдают. Нужно быть нам чрезвычайно бдительными не только ради нашей безопасности, но чтобы не спугнуть в омуте этих «карасей». Работают здесь, если я не ошибаюсь, хорошо подготовленные господа-товарищи особой группы Стрельцова.

– А если через моего соседа Генку связаться с Иваном? Паренек он надежный, рвется в партизаны, – предложил Боровский.

– Так и поступим, – согласился Алексей. – Только достаточно оперативно. И встречу с капитаном Стрельцовым организуем, обдумав ее до мельчайших деталей. Ясно только одно, что командиру Быкову на нее не стоит идти. Но об этом чуть позже. Давайте отработаем сначала первую часть операции, связанную с Иваном Курлыкиным.

– Я слышал, он сидел в тюрьме? – уточнил Сергей.

– Месяца три всего. И то по наговору. Но когда к заключенным обратились люди из военкомата, Иван одним из первых вызвался, участвовал в отдельном батальоне или войсковой части в боях под Оршей. Там они вместе с отступающими частями почти на четыре дня задержали наступление немцев в московском направлении! Но об этом мало кто знает, всего несколько человек. Да и я узнал случайно от одного нашего партизана, который был тогда в боях под Оршей вместе с Курлыкиным, – рассказывал Иван. – И вроде даже случилась такая штука, что в тот день пришло постановление районного суда об освобождении его из-под стражи в связи с ложным доносом.

– А не сильно ли он обиделся на Советскую власть? – задал новый вопрос Смелевич. – В партизаны же не пошел?

– Это не так просто, – вздохнул Иван. – В партизаны с зэковским прошлым не каждый командир возьмет.

– А ты как думаешь, можно надеяться на него? – уточнил Сергей.

– Можно, – ответил Иван и улыбнулся. – Да и любовь его в нашем отряде недавно появилась. Фельдшером в деревне до войны работала девушка. Хотя и молодая, но в медицине разбирается не хуже врача.

– Надо обязательно рассказать ему об этом, – поддержал Алексей.

Стукнула дверь, на пороге появилась Ульяна Семёновна.

– А вечерить вы думаете, хлопцы? – строго спросила она. – Не рано я глянула? Бульба давно колеет.

– В самом деле, пора вечерить, – воскликнул Анохин, они уже познакомились, поэтому продолжил: – Ульяна Семёновна, несите бульбу прямо на стол, а то кишки у меня в животе давно народный марш играют.

И когда женщина, улыбаясь, пошла к печи, шепнул Ивану:

– Хорошая у тебя мать, Иван. Настоящая советская женщина. Не боится помогать нам.

– Мама у меня – золотой человек! – громко произнес Иван. – Она, если надо, в любую погоду и в любое место пойдет.

– Не хвали, не хвали меня, – обернулась к нему мать, доставая из настенного шкафчика рядом с печью миски для картофельного супа.

Аромат упревшего за день в печи супа тут же наполнил помещение.

– А еще рыбная поливка есть, – сказала Ульяна Семёновна, поочередно разнося наполненные супом алюминиевые миски.

– А где ты взяла, мамка, рыбу? – удивился Иван.

– Дык Геник принес вчера четыре больших плоточки и маленькую щучку. Спасибо хлопцу, всегда штосьти с рыбалки доставит мне.

– О! Как пахнет по-домашнему, – пододвигая к Анохину миску с супом, произнес Иван. – А нам, мама, надо бы после вечеры позвать его сюда.

– Генку? – вопросительно глянула на сына Ульяна Семёновна.

– Надо, мама… Одно дело срочное будет к нему.

– А я не смогла б то сделать?

– Тебе, мама, нельзя. Только через него надо.