Текст книги "Дворец утопленницы"

Гарольд держал рукопись бережно, словно блюдо из парадного сервиза, словно нечто ценное и хрупкое, неприкосновенное. Фрэнки с трудом совладала с собой, чтобы не выхватить у него кипу страниц, не швырнуть ее в мусорную корзину, как и следовало сделать много недель назад.

– Не говори ерунды, – отозвалась она с деланой беззаботностью, о которой теперь, когда рукопись оказалась в руках у ее редактора, оставалось только мечтать.

– Это не ерунда, – возразил Гарольд. – Это очень хорошо.

Фрэнки не ответила.

– Пожалуй, даже великолепно. И так не похоже на твои предыдущие книги. То, что нужно, после…

Он осекся и, не договорив, неловко прочистил горло.

Фрэнки судорожно вздохнула.

– Гарольд… – начала она.

Надо рассказать ему, что рукопись чужая, что автор – другой человек. Все равно уже не скрыть знакомства с Гилли в Венеции, дружбы с ней; Джек и Леонард – живые свидетели. Да и неудивительно вовсе, что рукопись оказалась у Фрэнки, – начинающие авторы часто показывают свои работы состоявшимся писателям. И все же в ее глазах эта рукопись была уликой. Вещественным доказательством вины, ужасного поступка и всего, что за ним последовало. Нужные слова – роман не мой, а ее – не шли с языка, никак не получалось вытолкнуть их наружу. Ведь тогда придется упомянуть о ней, о Гилли, воскресить память обо всем, что Фрэнки так отчаянно пыталась забыть. Нет, это невозможно, этого она делать не станет. Подойдя к Гарольду, она аккуратно вызволила страницы из его цепких пальцев и, изображая непринужденность, стараясь выглядеть как можно спокойнее, вернулась в кухню и швырнула их на столешницу.

– Что ты вытворяешь? – воскликнул Гарольд, морщась от недоумения, смешанного с чем-то другим – с обидой, догадалась Фрэнки.

– Я не собираюсь это публиковать, – заявила она как можно решительнее, рассчитывая тем самым положить конец дискуссии. – Попробовала кое-что новенькое в Италии, в качестве эксперимента, но это не я, не мой голос. (Последнее, по крайней мере, было правдой.) С тех пор у меня появились другие идеи, над которыми я собираюсь поработать.

Гарольд моргнул.

– Так работай. А пока давай опубликуем то, что есть.

– Нет, Гарольд. – Она вложила в эти два слова всю силу и непоколебимость, на какие была способна, от души надеясь, что этого окажется достаточно. Мнению Гарольда Фрэнки привыкла безоговорочно доверять – сама почти всегда прислушивалась к его советам и могла бы с ходу назвать с десяток удачных книг других авторов, в которых угадывалась его легкая рука. Но роман Гилли… что Гарольд в нем нашел? Выражение его лица не сулило разгадки. – К тому же, – продолжила Фрэнки, пытаясь достучаться до него с помощью рациональных аргументов, – никто не поверит.

– Чему не поверит, дорогая?

– Что я это написала.

Гарольд вгляделся в ее лицо:

– И почему же?

– Да потому что это совсем на меня не похоже.

На мгновение ей показалось, что ответить ему нечего, но затем Гарольд покачал головой и улыбнулся:

– Люди поверят во что угодно – главное, чтобы ты сама в это верила.

Фрэнки так и подмывало уточнить, что он имеет в виду, но разговор слишком нервировал ее, чтобы продолжать в том же духе.

– Это мое последнее слово, – заявила она.

Гарольд заметно помрачнел – впрочем, винить его было трудно. Он молча допил чай, сухо поблагодарил Фрэнки, извинившись, отлучился в туалет и вскоре засобирался.

– Будем на связи, – устало пообещал он с порога.

Фрэнки коротко кивнула, разрываясь между досадой и чувством вины, не решаясь дать волю ни тому ни другому. Почти сразу она пожалела, что так холодно попрощалась с Гарольдом, и задумала чуть позже позвонить ему, попросить прощения. Может быть, даже рассказать, что скоро будет готов другой роман, воссозданием которого она уже занимается. Эта мысль помогла успокоиться, немного унять чувство вины, и Фрэнки, отвернувшись, с грохотом захлопнула дверь.

Лишь через час она заметила, что рукопись исчезла.

И далеко не сразу поверила своим глазам. Приказывая себе успокоиться, сперва шепотом, затем все громче и громче, то и дело срываясь на крик, она носилась по квартире с колотящимся сердцем, потными ладонями шарила под подушками и пледами, открывала ящики, отодвигала шкафы и кресла, но, сколько ни искала, так ничего и не нашла.

Только перевернула все вверх дном, отчего стало казаться, будто в квартире побывали грабители.

Замерев в дверях кухни, Фрэнки недоуменно огляделась. Еще недавно рукопись лежала вот здесь, на столешнице. Это было до того недавно, что она хорошо помнила, как положила ее туда, как непринужденно – со всей непринужденностью, на какую была способна, – швырнула кипу листов на ближайшую свободную поверхность, и даже рука почти не дрогнула. Она медленно опустила веки, надеясь, что стоит поднять их снова, и рукопись волшебным образом материализуется, хотя в волшебство она не верила никогда, даже в детстве. Протекающий кран капля за каплей отстукивал ритм ее дыхания. Она открыла глаза.

На столешнице было все так же пусто.

Фрэнки не двигалась с места, чувствуя, как леденеют на деревянном полу босые ноги. И вдруг поняла. Гарольд. Он выходил вовсе не в туалет. Как это на него похоже, выкинуть подобный номер – придумать дурацкую отговорку, прокрасться вместо ванной на кухню, по-шпионски спрятать рукопись под пальто.

Фрэнки прижала ладонь к груди, утихомиривая сердце.

Гарольд забрал рукопись, и теперь ее может увидеть кто угодно. Слова Гилли станут выдавать за ее слова. От одной мысли делалось дурно.

Она потянулась к телефону.

– Ты только не злись, – начал Гарольд, едва секретарша соединила их, и худшие опасения Фрэнки подтвердились. – Я просто хотел спокойно посидеть в кабинете, все внимательно прочитать. И только.

– Гарольд… – начала она.

– Ничего больше, обещаю.

– Гарольд, ну я же говорила, это не для публикации. – Дыхание сбилось, точно после долгой пробежки. Фрэнки пыталась взять себя в руки, совладать с собой, со своим телом, но сердце все так же неистово, почти болезненно колотилось, ладони потели, и приходилось изо всех сил сжимать телефонную трубку, чтобы та не выскользнула из пальцев.

– Я знаю, Фрэнки.

– Верни. Немедленно. Привези сам. Если боишься, отправь секретаршу.

Повисло короткое молчание.

– Как скажешь, Фрэнсис.

Когда Фрэнки повесила трубку, от былой виноватой щедрости не осталось и следа.

Остаток вечера она провела, меряя шагами гостиную, дожидаясь стука в дверь. И не переставая бранить себя последними словами за то, что вообще оказалась в таком положении. Потихоньку приводя квартиру в порядок, стараясь не обращать внимания на капающий кран – как же не хочется вызывать сантехника, – Фрэнки корила себя, что недостаточно упорствовала в разговоре с редактором. Надо было сразу же, не теряя времени, вырвать рукопись из его загребущих лап. Она старательно гнала от себя мысли о Гарольде, сидящем над украденными страницами в своем кабинете, о том, что будет, если мимо пройдет коллега, да не какой-нибудь, а тот самый, и заинтересуется рукописью. Узнает ли редактор Гилли ее текст? Та, конечно, утверждала, что он романа не читал, в глаза не видел ни единой страницы, ни строчки даже, но можно ли ей верить? Фрэнки прижала ладони к животу, отгоняя внезапную тошноту.

Долгожданный стук раздался поздно вечером. На пороге стояла секретарша Гарольда, новенькая (надолго они не задерживались) и крайне сконфуженная. Ее, надо думать, ввели в курс дела и даже предупредили, что Фрэнки славится крутым нравом. И отлично, пусть боится, подумала Фрэнки, выхватив у нее аккуратно упакованную рукопись. На конверте Гарольд нацарапал: «Ты только не злись, но я снял копию».

Когда она подняла взгляд, секретарши уже и след простыл, черная и холодная лондонская ночь сомкнулась у нее за спиной. Нет смысла винить бедную девушку. Фрэнки закрыла дверь, чувствуя, как сердце уходит в пятки. Она прислонилась к стене, дивясь собственной наивности. Поверила ведь, что все кончилось, что можно обо всем забыть. Есть своя логика в том, что Гарольд нашел рукопись, присвоил ее – так и должно было случиться. Вот оно, наказание.

Оставаться в квартире Фрэнки не могла – по всему телу расползался зуд, избавить от которого была способна лишь энергичная прогулка на свежем воздухе. Натянув резиновые сапоги, Фрэнки направилась к двери. В последние дни вроде бы потеплело, но сегодня природа словно уловила ее настроение – черное небо было затянуто густыми, клубящимися облаками.

Не придумав, куда еще пойти, Фрэнки отправилась в магазинчик на главной улице, чтобы купить пачку сигарет. Стоя в очереди к кассе, она зацепилась взглядом за стопку бульварных газет. И вспомнила о той женщине, об интервью, которое Гарольд упоминал много недель назад. Теперь это казалось пустяком, очередной мелочью, которая когда-то всерьез беспокоила, но с тех пор затерялась в бескрайнем море других злоключений. Она едва не прыснула со смеху, и кассир с подозрением покосился на нее.

Выйдя на улицу, Фрэнки вдруг почувствовала, как встают дыбом волосы на затылке – и вовсе не из-за холода. Приподняв зонтик, она огляделась. По другую сторону дороги, разбавляя черноту ночи теплым, желтоватым сиянием, светилась вывеска местной забегаловки. Людей видно не было. Уже свернув с центральной улицы, Фрэнки то и дело ловила боковым зрением какое-то движение, мельтешение теней впереди и позади, и все гадала, есть ли оно на самом деле или это всего-навсего дрожит, преломляясь о мутную пелену дождя, неверный свет. По спине бежал пот, все тело снова зачесалось.

Торопясь вернуться домой, Фрэнки ускорила шаг; даже деревья, даже кусты рододендрона в темноте выглядели зловеще. Один раз она споткнулась из-за непривычной тяжести резиновых сапог на ногах. С трудом удержав равновесие, выругалась – темнота стояла почти непроглядная, фонарей здесь не было и в помине (слишком далеко от главной улицы), и свет лился лишь из редких окон, которые еще не погасли в этот поздний час. Подходя к дому, мысленно уже согреваясь у камина с чашкой горячего чая в руках, Фрэнки вдруг увидела посреди улицы человека – искаженный, смазанный дождем силуэт. Она застыла, затаила дыхание, с ужасом осознавая, как громко топала, сколько наделала шуму. Заморгала, силясь убедить себя, что это всего лишь очередной куст, а то и мусорный мешок. Что это богатое воображение снова сыграло с ней злую шутку.

Но тут в темноте сверкнули рыжие волосы.

Фрэнки выдохнула, в стремительно остывающем воздухе на мгновение повисло облачко пара. Она решительно сделала шаг, затем другой. Мысленно подбодрила себя – не глупи! – но произнести эти слова вслух не решилась. Бывает, померещилось. Немудрено, в такой-то темноте, да еще под дождем. Наверняка это кто-то из местных ребят. Фрэнки частенько видела, как они курят на улице ночами. Молодым вечно не спится.

Она старательно напрягала зрение, пытаясь разглядеть во тьме клубы сигаретного дыма, будто это могло послужить неоспоримым доказательством ее гипотезы, но ничего не увидела, да и пахло лишь влажной землей. Фрэнки кожей ощутила ледяное, лютое дыхание страха. Загадочная фигура пошевелилась, и, хотя из-за сильного дождя трудно было отчетливо разглядеть ее, уследить за движениями, Фрэнки различила, как она складывается пополам, падает на четвереньки. Каблук сапога угодил в рытвину, Фрэнки споткнулась.

– Гилли? – Имя встало поперек горла, и она почти выкашляла его наружу, искаженное, невнятное, будто последнее слово утопающего.

Она упала, и тут же зрение прояснилось.

В паре футов от нее, блестя в темноте глазами, стояла лиса. Фрэнки огляделась, но больше никого и ничего рядом не было. Лиса снова шевельнулась, ее рыжий мех сверкнул в свете, льющемся из соседского окна. Вот что это было. Никакая не покойница, всего лишь лиса, которых в этой части города в последнее время развелось столько, что матерям наказывали не оставлять младенцев в саду без присмотра.

Опершись на расцарапанные, кровоточащие ладони, Фрэнки поднялась и отогнала лисицу небрежным взмахом руки. Та на мгновение замешкалась, не отводя глаз, затем развернулась и потрусила прочь.

С грохотом захлопнув дверь, Фрэнки заперлась изнутри и медленно выдохнула. Дрожащими пальцами отбросила с покрытого испариной лба выбившуюся прядь. Раздеваться она не стала. Прямо в одежде забралась под плотное, тяжелое одеяло, лежавшее на кровати, потянула его на себя и укрылась с головой, затаилась в душной, непроницаемой тьме своего кокона. Лежа с открытыми глазами, она прислушивалась к незнакомым шорохам в собственной квартире.

Фрэнки проснулась много часов спустя, в залитой солнцем спальне, вся мокрая от пота, и лишь тогда поняла, что с вечера забыла выключить свет.

Глава 24

Джек, явившись с утра пораньше, как обычно, ворвалась без приглашения.

– Мы идем завтракать, – заявила она с порога, но, увидев Фрэнки, осеклась. – Выглядишь ужасно.

– Поздно легла, – вздрогнув, объяснила та.

– Прости. Я подумала, нам обеим не помешает развеяться. Заодно хотела убедиться, что тебя не слишком подкосили новости о Гилли. – Она оценивающе оглядела мятую одежду подруги. – Но вместо этого убеждаюсь в обратном.

– Я в порядке, – поспешно возразила Фрэнки. – Просто… – Она замешкалась, раздумывая, чем бы объяснить свой потрепанный вид. – Просто Гарольд заходил.

Джек застонала.

– И чего хотел этот кровосос?

– Хотел роман.

– И? – пристально глядя на нее, допытывалась Джек.

– И… – Фрэнки умолкла, разрываясь между желанием ответить, что Гарольд ушел несолоно хлебавши, и страхом, что эти двое непременно где-нибудь встретятся, разговор зайдет о рукописи, и тогда, поняв, что ей солгали, Джек станет задавать вопросы. – И случайно наткнулся на одну мою старую рукопись. Не для публикации даже, так, эксперимент.

Джек улыбнулась от уха до уха.

– И ты молчала? – выдохнула она, всем своим видом выражая восторг.

– Это правда старый текст. – Ложь едва не застряла в горле. – Я про него и думать забыла, а Гарольд не постеснялся порыться в моих книгах и вот нашел. (Хоть в чем-то обманывать не пришлось.)

Джек просияла.

– Я страшно тобой горжусь, Фрэнки. Когда можно будет прочитать?

– Что?

– Рукопись. Когда можно прочитать?

Прежде Фрэнки всегда показывала свои черновики Джек. Доверяла подруге все: первые наброски, переписанные главы, – все, кроме этой рукописи, которая никогда и ни за что не должна попасться ей на глаза.

– Я вообще не предполагала, что ее кто-то будет читать.

– Но раз Гарольда она привлекла, значит, что-то в ней есть. Ты знаешь, я от этого типа не в восторге, но вкус у него отменный. Так что показывай. – Она начала было снимать пальто, но вдруг замерла и сунула руку в карман: – Ой, совсем забыла.

– Что такое? – спросила Фрэнки.

– Твоя почта. Захватила по дороге. Если честно, я иногда не понимаю, как ты вообще выживаешь, – заявила Джек, перебирая письма, скопившиеся за последние несколько дней, забытые в почтовом ящике. – Это, похоже, из суда. Интересно, что там, ты, наверное, за радио не платишь? – съязвила она.

Фрэнки взяла у нее письмо, провела подушечками пальцев по конверту – тот казался плотнее обычного, а ее имя было напечатано на редкость ярко и отчетливо. Явно что-то посерьезнее счетов.

– Странно, – пробормотала она, гадая, что это может быть. Вернувшись в гостиную, она отыскала на полке нож для бумаги и вскрыла конверт.

Внутри оказалось короткое письмо, и, водя глазами по строчкам, вникая в их смысл, Фрэнки чувствовала, как внутренности сковывает тем же ледяным ужасом, что и прошлой ночью.

– Что там? – спросила Джек, подходя ближе. Когда Фрэнки не ответила, она выхватила письмо и принялась читать его вслух.

– Это повестка в суд, – сказала Фрэнки, слыша себя будто со стороны. – Требуют явиться на предварительное слушание по факту гибели Джиллиан Ларсон.

– Ничего не понимаю, – озадаченно произнесла Джек, вертя в руках письмо, словно ища объяснений. – Какое еще слушание, зачем?

Фрэнки и сама была бы не прочь получить ответ на этот вопрос.

– Видимо, не всех удовлетворила исходная версия событий.

– В каком смысле «исходная версия»? – не поняла Джек. – Гилли утонула. Это, конечно, ужасная трагедия, но все и без суда предельно ясно.

– Не скажи, – возразила Фрэнки, подходя поближе к камину – казалось, комнату в одночасье просквозило ледяным ветром. – Красивая молодая женщина одна поехала в Венецию и погибла. Тут неминуемо возникнут вопросы.

– В обычной ситуации – пожалуй, но тут ведь речь о наводнении, – заметила Джек, становясь рядом.

– Как знать.

Они помолчали; письмо, которое Джек все еще держала в руках, подсвечивал с обратной стороны огонь, и сухие, официальные строчки словно бы сияли в сумраке тесной гостиной.

– Слушай, – нарушила тишину Джек, – а откуда они вообще узнали, что вы были знакомы? Мне повестка не приходила, а значит, про мое знакомство с Гилли им не известно, так откуда они знают про тебя? Я никому и словом не обмолвилась о Венеции, Леонард, как ты понимаешь, тоже.

Где-то все наверняка учтено. На какие поезда Фрэнки покупала билеты, в каких банках бывала, сколько денег снимала со счетов. И все же неясно, как они догадались – кто бы ни были эти загадочные они. Вряд ли же Фрэнки и Гилли случилось оказаться единственными англичанками во всей Венеции? Нет, англичан там было полно, десятки, если не больше. Одной национальности мало, должна быть более очевидная связь.

Кто-то знал. Фрэнки невольно вздрогнула, вспомнив о человеке, скрывавшемся на соседской половине палаццо. Спросить бы Джек, что о нем известно, упоминал ли он о ней или о Гилли, но заговаривать об этом сейчас рискованно, можно навлечь на себя подозрения.

– Разве так можно – вызывать, ничего не объяснив? – возмутилась Джек, усаживаясь на диван и забираясь под теплый плед. – Могли бы сообщить, что от тебя нужно.

Приблизившись, Фрэнки выхватила у нее письмо и еще раз пробежала глазами по машинописному тексту.

– Про это ничего не сказано. Необходимо явиться – и точка.

– Я правда не понимаю. А отказаться нельзя?

– Сомневаюсь, – с тоской отозвалась Фрэнки.

Джек казалась встревоженной.

– Наверное, можно письмо написать? Чтобы его прочитали в суде. Вместо личного присутствия. Вроде бы это всегда разрешено? Я могу попросить Леонарда узнать.

Идея показалась Фрэнки настолько привлекательной, что она едва не согласилась, но тут же представила себе, как это будет выглядеть со стороны, как странно отказывать в помощи несчастным родителям. К тому же письма обычно пишут те, кто слишком тяжело переживает утрату, кому трудно говорить. Они с Гилли были знакомы всего несколько недель, с чего бы ей вдруг так горевать о гибели девушки? Фрэнки поймала озабоченный взгляд Джек.

– Думаю, лучше пойти, – сказала она и сама удивилась своему решительному тону. – Вряд ли это так уж страшно?

Джек открыла было рот, но, так ничего и не сказав, закрыла его снова.

Ее реакция не слишком успокаивала.

Гарольд не звонил несколько недель.

За это время Фрэнки почти успела убедить себя, что с их последнего разговора он позабыл о рукописи, а еще лучше – переключился на что-нибудь новенькое, поинтереснее. В конце концов, Гарольд был падок на все блестящее. А значит, оставалась одна надежда: что он наткнулся на другой текст, который блестел ярче, сиял ослепительнее, чем рукопись Гилли.

– Можешь заехать в издательство? – спросил он, как только секретарша переключила звонок.

Его очевидное воодушевление едва ли не искрило в телефонных проводах, грозя заразить и Фрэнки. Приходилось держать себя в руках.

– Когда? Сегодня?

– Да. Нам бы с тобой поговорить. Обсудить кое-какие правки.

– Правки?

– Да, для твоей книги.

– Какой книги, Гарольд?

Он ненадолго умолк, наверняка мысленно проклиная ее за испорченное настроение.

– Жду тебя через час.

В трубке раздался щелчок.

Фрэнки осталась стоять посреди кухни, сжимая в руке телефон. Гарольд собирается публиковать эту рукопись, наплевав на все ее возражения, на все свои обещания. Она заранее знала, что его ничто не остановит. И все же позволяла себе надеяться.

Одевалась она медленно, оттягивая неизбежное.

По пути в издательство, в самом мрачном расположении духа, она готовилась спорить, продумывала аргументы, даже угрозы – на случай, если дойдет и до этого. Но, оказавшись в дверях его кабинета, разом позабыла все свои доводы и лишь прорычала: «Гарольд», надеясь, что тон послужит ему предостережением.

Гарольд поднял ладонь, призывая ее к тишине. Фрэнки замерла, не переступая порога.

– Заходи же. – В выражении его лица угадывалась досада. – Заходи, моя дорогая, сто лет не виделись.

– Мы не виделись три недели, – уточнила Фрэнки, входя и усаживаясь в кресло напротив. – С тех самых пор, как ты явился ко мне домой и украл рукопись, – добавила она, указав на знакомую кипу страниц, лежавшую на столе. Поля были испещрены пометками, Фрэнки без труда узнала характерный почерк Гарольда.

Он прищелкнул языком.

– Украл – слово-то какое!

– Самое подходящее, – сказала Фрэнки. – Ты, кажется, хотел со мной поговорить? И о чем же?

Гарольд недоуменно уставился на нее:

– О публикации твоей книги.

– Я уже сказала. Это я публиковать не стану.

Он вздохнул:

– Не понять мне тебя, Фрэнки. В договоре с издательством указано, что мы имеем право первыми ознакомиться с рукописью новой книги, – чем тебя эта не устраивает? У меня всего пара замечаний, она почти готова к публикации.

– Послушай, Гарольд, – начала Фрэнки, готовясь произнести речь, отрепетированную в автобусе, – давай я тебе лучше расскажу о книге, над которой работаю сейчас.

– Будет еще одна? – Гарольд просиял. – Всегда хорошо иметь следующую наготове. Тем более если книга будет похожа на эту. Да ты просто молодец, Фрэнки!

– Нет, – поспешно возразила она, – не еще одна. А другая. – Она указала на рукопись: – Вместо этой.

Гарольд опустил взгляд на страницы, точно изучая их. Видимо, пытался выиграть время.

– Послушай, Фрэнки, – начал он особым тоном, который был ей очень хорошо знаком. – Мне нравится эта рукопись, и именно ее, на мой взгляд, следует готовить к публикации.

– Да, но…

– Фрэнки…

– Хотя бы прочти то, что я пишу сейчас, и ты поймешь, о чем я.

Вид у Гарольда сделался несколько сконфуженный, во взгляде мелькнула паника.

– Фрэнки, ну ты же знаешь, я прочту все, что бы ты ни написала.

Прочесть, может, и прочтет, но согласится ли он принять новую книгу взамен рукописи Гилли? Ответа на этот вопрос Фрэнки не знала.

– А если новый роман тебе понравится не меньше или даже больше, ты подумаешь?

Гарольд вздернул брови:

– Подумаю о чем?

– О том, чтобы его опубликовать. Вместо этого. – Она указала на кипу страниц на столе.

– Так, – начал Гарольд, поерзав на стуле. – Давай не будем забегать вперед, Фрэнки. Сосредоточимся на текущих задачах. – Он положил перед ней лист бумаги: – Подпиши вот здесь, пожалуйста.

Фрэнки медлила. Если сейчас поставить подпись, обратной дороги не будет. Она потянулась было к ручке, которую Гарольд предупредительно пододвинул ближе, но рука замерла на полпути.

– Может, подождем? – спросила она, шаря взглядом по тексту договора, выхватывая отдельные слова, смысл которых от нее ускользал.

– Чего?

– Новой книги, о которой я говорю. – Фрэнки взяла ручку. – А вдруг она тебе больше понравится?

Гарольд лишь отмахнулся:

– Ты не переживай так сильно, Фрэнки. Это же стандартные документы. Ты их каждый раз подписываешь.

– Да, но…

Она замешкалась, пытаясь подыскать аргументы, чтобы втолковать ему, почему на этот раз все иначе, совсем не как прежде.

Гарольд перегнулся через стол:

– Что-то не так?

Фрэнки подалась ему навстречу, открыла было рот, чтобы все объяснить, но слова не шли. Поудобнее перехватив ручку, она подмахнула контракт. В конце концов, это всего лишь формальность, успокаивала она себя, кивая. Когда будет готова новая книга, когда Гарольд ее прочтет, он сразу передумает. И они быстренько все переиграют, заменят одну рукопись на другую. На договор это никак не повлияет. Главное, чтобы книга была, – а она есть. Осталось только ее дописать, показать редактору и убедить его опомниться.

Она передала подписанный договор Гарольду. Тот убрал его с глаз долой и принялся листать рукопись.

– Отлично, раз с этим мы закончили…

Фрэнки не на шутку встревожилась – не собирается же он обсуждать правки прямо сейчас, прямо в этом кабинете? В голове молнией сверкнула мысль: а что, если он задаст вопрос, на который она не знает ответа?

– Не будет лучше, если ты мне пришлешь свои замечания? – спросила она, рассчитывая таким образом выиграть время. Ничего другого ей и не надо, убеждала она себя, время поможет все исправить, выпутаться из этой передряги.

Гарольд поднял на нее озадаченный взгляд:

– Вот еще. Ты уже здесь, а у меня всего несколько уточнений. Всех дел на пару минут.

Она промолчала – в конце концов, что тут ответишь, не вызывая подозрений?

Гарольд снова перевел взгляд на текст рукописи.

– Я хотел убедиться, что все твои стилистические решения неслучайны.

Фрэнки помедлила, но объяснений не последовало.

– Стилистические решения?

– Например, у тебя здесь несколько пустых страниц, – сказал Гарольд и, точно в доказательство, протянул их через стол. – Я не был уверен, намеренно это или нет.

– А-а. – Фрэнки сделала паузу, припоминая, что и ее в свое время озадачили некоторые приемы, что она тоже гадала, случайно ли в тексте оказались чистые страницы, о которых шла речь. Она вдруг сообразила, что так и не узнала этого у Гилли, лишь предположила, что выбор был осознанный. На мгновение ею овладела паника. – Да, – сказала она и, когда Гарольд ничего не ответил, пояснила: – Да, это намеренно. Хотя… может, уберем их? Я передумала.

Фрэнки старательно убеждала себя, что Шарлотта Бронте на ее месте поступила бы так же. Она тоже улучшала тексты Эмили, помогала им обрести форму, которую публика поймет и воспримет благосклонно. Фрэнки сама не понимала, какая муха ее укусила, с чего она вдруг взялась править рукопись, с которой еще недавно не желала иметь ничего общего, но этот разговор с редактором утвердил ее в некоем не вполне пока осознанном намерении, заставил осознать, что публикация этого романа возможна, а в таком случае на обложке неизбежно напечатают ее имя. И она скорее умрет, чем позволит приписать себе нечто настолько нелепое и манерное.

– Отлично, это все упрощает. – Гарольд снова опустил взгляд и принялся лихорадочно и, по своему обыкновению, совершенно неразборчиво строчить что-то на полях. Закончив, он посмотрел на Фрэнки: – Должен признать, это было даже пугающе.

Она сделала судорожный вдох.

– Что «это»?

Гарольд едва заметно улыбнулся.

– Читать твою рукопись. Ощущение было, как будто… – Он осекся, заоглядывался, точно надеясь, что окончание фразы отыщется на полке или на стене кабинета.

– Как будто что? – спросила Фрэнки.

Глаза Гарольда опять остановились на ней.

– Как будто это вовсе не ты написала, – ответил он, продолжая улыбаться.

По ее телу рассыпалась дрожь.

– Правда?

– Да. Совсем другая форма, другой синтаксис. За годы работы с автором успеваешь привыкнуть к его стилю. А это… – Он замялся, подыскивая слова. – Такое чувство, что ты просто взяла и решила: буду писать совсем не так, как обычно. Притворюсь, что я совершенно другой человек. – Ненадолго повисла тишина. – Признавайся, я угадал?

Фрэнки не без труда совладала с голосом.

– Угадал.

Гарольд, явно довольный ответом, не сводил с нее глаз.

– Так я и думал.

Прошла еще минута, затем другая. Фрэнки гадала, чего он ждет, неужели проверяет ее, рассчитывает подловить на лжи? А вдруг он знает, что рукопись чужая? И все равно, несмотря ни на что, хочет ее опубликовать? Неужели он таким образом пытается намекнуть, что обо всем догадался? Если так, Фрэнки надеялась, что Гарольд подаст знак – может, подмигнет, кивнет или заговорщицки улыбнется, чтобы развеять ее сомнения.

– Хорошо, – произнесла она наконец, – другие вопросы есть?

Гарольд задумался, затем покачал головой:

– Наверное, пока это все. Я тебе скоро пришлю правки.

Фрэнки поднялась, направилась к двери и уже почти закрыла ее за собой, когда он вдруг сказал:

– Ой, чуть не забыл. Насчет той девушки, про которую ты просила разузнать, пока была в Венеции.

Она резко втянула ртом воздух.

– Я как-то тогда не сообразил. Гилли Ларсон. Ты же про нее спрашивала? Только без фамилии. – Он ненадолго умолк. – Она недавно подписала у нас договор на публикацию. Ты знала?

– Знала. – Фрэнки помедлила, пытаясь поймать непринужденный тон. – Правда, она утверждала, что редактор даже не видел романа, над которым она работает. Так что я не приняла ее слова всерьез. Она всякое болтала, а знакомы мы были всего ничего.

Гарольд покачал головой:

– И я что-то подобное слышал. Редактор, вроде бы, видел другие ее работы и только на этом основании пообещал опубликовать роман, но он вообще в последнее время склонен к сентиментальности, что поделаешь, возраст. К тому же, говорят, он близкий друг ее родителей. Так или иначе, жуткая история, жалко девушку. Но странное совпадение, да?

– Что?

– Что вы познакомились в Венеции.

– Пожалуй, – ответила Фрэнки.

– А почему ты ей интересовалась?

– Когда?

– Ну, когда звонила. Ты просила про нее поспрашивать, разузнать, зачем она поехала в Венецию.

– А-а, – протянула Фрэнки и рассмеялась, лихорадочно соображая, что ответить. К горлу подступила тошнота. – Поэтому и интересовалась. Из-за договора. Хотелось узнать, правда это или нет.

– А почему прямо не спросила?

– На всякий случай – чтобы ты не решил, будто я ее в чем-то обвиняю.

Гарольд согласно кивнул, словно эта нелепая отговорка все объясняла. Фрэнки в очередной раз заподозрила, что он осведомлен куда лучше, чем кажется на первый взгляд. Она помолчала, надеясь услышать признание.

– Ладно, – сказал Гарольд. – Будем на связи.

Выйдя из кабинета, Фрэнки бросилась по коридору к лестнице – ждать лифта не было сил, слишком хотелось поскорее оказаться на улице.