Текст книги "Дворец утопленницы"

Глава 10

Несколько дней спустя, сидя на кухне с Джек, – Леонард в это время лежал на диване, а домработница суетилась неподалеку – Фрэнки осознала, что с другой половины палаццо в последнее время не доносилось ни звука.

– Мария, – сказала она, обернувшись, – будьте добры, расскажите Джек про тот раз, когда мы с вами обе слышали соседей. Помните, тогда, во дворе?

Мария пожала плечами и что-то неразборчиво пробубнила по-итальянски.

– О боже, – ужаснулась Джек, против своего обыкновения отщипывая кусочек бриоши, – как правило, она избегала еды, грозившей лишними сантиметрами в талии. Так уж бывает, если тебя воспитывает женщина, уверенная, будто ценность любой представительницы прекрасного пола обратно пропорциональна размеру ее одежды. – Надеюсь, у нас не завелись крысы.

– Разве что эти крысы научились открывать и закрывать двери. – Фрэнки гневно фыркнула. Опять Джек не воспринимает ее всерьез!

– Некоторые кошки умеют, у меня такая была, – раздался с дивана голос Леонарда.

– Что умеют, дорогой? – спросила Джек, и, скатав из очередного кусочка бриоши плотный хлебный шарик, бросила его на салфетку.

– Двери открывать.

– Очень сомневаюсь, – ледяным тоном отрезала Джек.

Фрэнки собрала хлебные шарики с салфетки и многозначительно сунула в рот.

– Кошка Леонарда к делу не относится. Как и крысы, и прочие звери. Если у вас кто и завелся, так это соседи.

Мария снова пробурчала нечто невнятное.

– Что-что? – переспросила Фрэнки.

Но та вместо ответа покачала головой и вышла из комнаты.

– Ты придаешь этому слишком большое значение, – предостерегла ее Джек, глядя домработнице вслед.

– А вот и нет, – возмутилась Фрэнки, точно ребенок, которому велят не сочинять небылиц. – Там кто-то живет. Я их слышала. И Мария твоя тоже. – Она махнула рукой в сторону двери. – Даже если не хочет этого признавать.

Джек глядела на нее прищурившись, будто взвешивая сказанное, прикидывая что-то про себя.

– Ладно, – произнесла она после паузы. – Пойдемте.

Леонард приподнялся и сел:

– Куда и зачем?

– Хочу раз и навсегда положить этому конец, – заявила Джек.

Все трое спустились по лестнице и пересекли внутренний двор. Джек держалась словно мать, которая тащит ребенка в спальню, заглядывает вместе с ним под кровать, демонстративно распахивает дверцы шкафа, доказывая, что никакого монстра там нет и не было. Я не ребенок, хотелось возразить Фрэнки, я могу отличить реальность от фантазии. Да разве Джек станет слушать?

Куда там, она уже подошла к двери соседней квартиры и жмет на кнопку звонка.

– Я пробовала, – пояснила из-за ее спины Фрэнки, которую этот спектакль порядком раздражал. – Никто не откроет.

Подруга, не обратив на нее ни малейшего внимания, позвонила снова, а когда и это не сработало, замолотила в дверь кулаком.

– Джек, – повторила Фрэнки, – никто нам не откроет.

Та в ответ потянулась к ручке двери, и тут уже Леонард, прочистив горло, осторожно поинтересовался:

– Милая, это точно хорошая идея?

Наградив его сердитым взглядом, Джек схватилась за ручку и подергала дверь, но та не поддалась.

– Шпилька у кого-нибудь есть?

Фрэнки запустила пальцы в волосы и извлекла крохотную серебристую невидимку.

– Спасибо, – бросила Джек и принялась за дело.

Поначалу, искренне веря в подругу и ее всевозможные таланты, Фрэнки ждала, что дверь вот-вот распахнется. Но прошла минута, за ней другая, и ее прежде неколебимая вера пошатнулась. Она взглянула на Леонарда, который наблюдал за действиями жены с очевидным беспокойством. Пару раз он даже открывал рот, будто собираясь что-то сказать, но тут же беззвучно закрывал его снова.

Наконец невидимка, не выдержав, треснула.

– Черт, – пробормотала Джек.

– Что ж, – сказал Леонард, – ничего не поделаешь.

– Еще как поделаешь, – огрызнулась на него жена, явно сконфуженная неудачей. – У нас где-то есть ключ, я точно знаю. Спрошу Марию, тогда и посмотрим.

– Что посмотрим-то? – уточнил Леонард, спеша за ней обратно по двору.

Джек смерила его таким взглядом, будто в жизни не слышала вопроса глупее.

– Кто у нас завелся – крысы или соседи.

По досадному совпадению Гилли вздумалось позвонить ровно в тот вечерний час, когда все трое, Фрэнки, Леонард и Джек, сидели в гостиной за бокалом вина (уже далеко не первым) и обсуждали неудавшуюся эскападу. Хуже того, перед самым звонком Джек как раз вспомнила о «новой подруге» и не без ехидства взялась объяснять Леонарду, как невероятно горда успехами Фрэнки. Тот в ответ смеялся и качал головой, а вот Фрэнки встречала каждую колкость потоком отборной ругани.

Она не успела и слова сказать в трубку, а Джек уже догадалась, кто на проводе, и, растянув губы в дьявольской ухмылке, повернулась к Леонарду:

– Это она! – Надсадный сип был, очевидно, призван изображать сценический шепот. – Новая подруга. Точно говорю.

Она бросилась к телефону и попыталась оттеснить отчаянно сопротивлявшуюся Фрэнки.

– Пригласи ее на обед, – зудела Джек у нее над ухом. – Должны же мы познакомиться с этой чертовкой.

Фрэнки лишь отмахнулась.

– Простите, я вас плохо слышу, – в очередной раз повторила она. Гилли вроде бы сказала что-то про ужин с друзьями, но толком ничего было не разобрать.

Тут Джек наконец выхватила трубку.

– Алло, это Гилли? – Уголки ее губ поползли в стороны. – Говорит Джек, да, лучшая подруга. Мы с мужем заехали буквально на пару дней и будем безумно рады знакомству с кем-то из новых друзей Фрэнки. У вас получится завтра прийти к нам в гости? Чудесно. В таком случае до завтра. Да. Тоже с нетерпением жду.

– Что за чушь ты несешь? – зашипела на нее Фрэнки.

– Чушь или не чушь, а завтра у нас гости, – парировала Джек, повесив трубку, но затем вдруг нахмурилась.

– Что такое, милая? – спросил Леонард.

– Нет, все в порядке. Просто… как думаешь, уже поздно звонить Марии?

Отвертеться не получилось, как Фрэнки ни старалась, и от одной мысли о предстоящей встрече у нее сводило зубы. Джек неизменно блистала на подобных сборищах – завтраках в компании приятельниц, чаепитиях, благотворительных обедах, – на Фрэнки же они нагоняли смертную скуку. Но никуда не денешься, если уже Джек что вбила себе в голову, сопротивляться бесполезно. Раз она вознамерилась устроить чаепитие – даже умудрилась рано утром дозвониться до Марии, чтобы та купила продукты, – значит, быть чаепитию, и без Фрэнки, разумеется, никак не обойтись. Леонарду повезло больше, у него нашлось дело, не терпящее отлагательств, – именно сегодня непременно требовалось нанести визит в шляпный магазин. Фрэнки едва сдерживала улыбку, слушая их препирательства: «Неужели с этим нельзя повременить до завтра?» – «Я бы с радостью, милая, но магазин работает всего один день в неделю». Не слишком это было похоже на правду, но Фрэнки не винила Леонарда, только жалела, что не может под благовидным предлогом составить ему компанию.

Гилли явилась ровно в назначенное время, с точностью до минуты.

Джек встретила ее, точно старую подругу, Фрэнки же наблюдала за происходящим со стороны. Гостья держалась именно так, как того требовали приличия: ахнула при виде хрустальной люстры в пиано нобиле («Восемнадцатый век», – сообщила хозяйка), восхитилась прекрасным видом на город («Жаль, погода не позволяет открыть окна», – посетовала Джек) – будто никогда прежде в палаццо не бывала. Фрэнки задумалась было, упоминала ли, что однажды уже приглашала Гилли к себе, но тут же отбросила эту мысль – пускай хозяйка блеснет гостеприимством.

– Фрэнки говорила, что вы не впервые в Венеции, – начала Джек, когда все трое заняли свои места в гостиной: Фрэнки села рядом с подругой на диван побольше, Гилли устроилась на маленьком.

– Да, – ответила та, разглаживая юбку, которая – подумать только – оказалась куда длиннее обычного. Ни эта юбка, целомудренная, почти до пола, ни скромный свитер с высоким горлом не вязались с легкомысленной манерой одеваться, которую помнила за ней Фрэнки. Впечатление этот наряд отчего-то производил жутковатое. – Мои родители очень любят Венецию, но теперь почти перестали здесь бывать, возраст не позволяет. Им уже тяжело так много ходить пешком.

– Прекрасно, что вы продолжаете традицию, – заверила ее Джек. – У вас здесь дом?

– Был. Но увы, родители недавно его продали.

– Значит, вы остановились в отеле?

– Да.

Фрэнки тут же припомнила недавний разговор.

– А как же та квартира с кучей соседок, которые вечно висят на телефоне?

– Там стало уж слишком тесно, – ответила Гилли, принимая из рук Джек чашку чая. – К телефону не подойти, в ванную не попасть. Так что я решила – с меня хватит, и переехала в «Даниэли».

– Неплохой выбор, – присвистнула Фрэнки.

– Наверное, но я, если честно, отели не очень люблю. Слишком людно. Предпочитаю дома вроде вашего, где можно скрыться от чужих глаз.

– Соглашусь, – кивнула Джек, глотнув чаю. – Кстати, Гилли, хотела вас поблагодарить за то, что вы присматривали за Фрэнки, пока меня не было. Большая удача встретить старую знакомую в чужом городе, ей страшно повезло, что вы оказались рядом. Тем более я прекрасно знаю, какой занудой она может быть, если захочет. – Фрэнки в ответ лишь рассмеялась, но лицо Гилли, как ни странно, вдруг помрачнело, и Джек, заметив это, отставила чашку. – Что-то не так, дорогая?

Гилли последовала ее примеру, осторожно опустив и свою чашку на стол.

– Я должна кое в чем признаться. Хотя вы, наверное, уже и сами догадались. – Она нерешительно глянула на Фрэнки. – По правде говоря, до той встречи на рынке Риальто мы ни разу не виделись.

– Ничего не понимаю. – Джек, явно ошарашенная, повернулась к подруге.

Фрэнки вполне разделяла ее чувства, но не столько из-за открывшейся правды – она давно подозревала, что в тот день Гилли солгала, – сколько потому, что не ожидала этой внезапной откровенности. Тугой узел в животе, который она ощущала с самого дня знакомства, начал ослабевать.

– Так я и думала, – подтвердила она.

– Но чего ради? – не успокаивалась Джек.

– Фрэнсис – одна из моих самых любимых писательниц, – начала Гилли. – Я счастью своему не поверила, когда увидела ее на мосту. И решила, что такую возможность нельзя упускать. Поэтому и притворилась давней знакомой – просто чтобы был повод подойти. – Она повернулась к Фрэнки: – Надеюсь, вы на меня не слишком сердитесь.

Поразмыслив, Фрэнки с удивлением осознала, что не сердится вовсе. Разве это преступление – узнать кого-то на улице и изобрести невинную ложь, чтобы завязать беседу? Она сама в молодости могла бы поступить так же – да и поступала, когда еще работала в газете, хваталась за любую возможность, за любую ниточку, способную вывести на нужного человека.

– Что уж тут, дело прошлое, – вполне искренне ответила она.

– Рада, что мы все прояснили. – Лицо Джек просветлело от облегчения, и сгустившееся было в комнате напряжение начало рассеиваться. – А что вы вообще читаете, Гилли? Кроме Фрэнки, я имею в виду.

Джек умела грациозно выкручиваться и из куда более неловких ситуаций, годами оттачивала этот навык. Мысленно отдав ей должное, Фрэнки поднесла к губам чашку, отпила чаю, все еще обжигающе горячего. Втянула носом целительный запах бергамота. И наконец по-настоящему расслабилась.

– Мне нравятся очень многие современные писатели. Особенно европейские. – У Гилли загорелись глаза. – Сейчас появляется столько экспериментальных текстов! Авторы исследуют саму идею литературы, ее цель, изобретают новые формы.

Фрэнки ожидала чего угодно, но только не этого. Да и Джек ответ явно застал врасплох.

– Понимаю, – отозвалась она, хотя, судя по выражению лица, не поняла решительно ничего. Пусть Джек всегда охотно, даже с большим удовольствием читала рукописи Фрэнки и не скупилась на похвалы, назвать ее ценителем литературы язык не поворачивался. Ее более чем скромные потребности в чтении вполне удовлетворялись еженедельными журналами, и лишь раз в несколько месяцев у Фрэнки получалось уговорить (или, вернее, принудить) ее взяться за книгу. Поддерживать беседу о новых литературных формах она была совершенно не готова. – Надо же, как интересно! Фрэнки, что ты обо всем этом думаешь?

Та только рассмеялась в ответ, не имея ни малейшего желания развивать тему. Хуже разговоров о собственных книгах могут быть только разглагольствования о чужих. Пусть уж читатели сами решают, что они почувствовали, что поняли. Пусть сами мучаются, выцеживая из текста смыслы, пытаясь однозначно истолковать неопределенность. Ей никогда не понять тех, кто превращает чтение – одинокое по своей сути занятие – в коллективный досуг.

– Я, пожалуй, предпочитаю традиционную литературу экспериментальной, – сказала она, рассчитывая тем самым положить конец дискуссии.

– Я не удивлена, – ответила Гилли.

Фрэнки вздернула бровь:

– Вот как?

– В смысле, это заметно по вашим произведениям, – попыталась объясниться девушка.

Едва речь зашла о ее романах, Фрэнки оцепенела. Вовсе не так она себе представляла этот обед. Рассчитывала отделаться светской беседой, парочкой пресных историй, а попала на заседание литературного кружка, где разбирают ее книги.

– По вашему тону могу заключить, что это один из моих изъянов.

Она повернулась к Джек в поисках поддержки, но та лишь растерянно улыбнулась и, не желая участвовать в назревающей ссоре, принялась подливать всем чаю. Только теперь Фрэнки понимала, как сильно ошибалась в этой девушке, которая всего несколько дней назад с таким восторгом в глазах слушала «Макбета», – Гилли представлялась ей любительницей сидеть перед окном, глядя вдаль и сжимая в руках томик Вирджинии Вульф, а разговоры о современных авторах и литературных экспериментах покоробили Фрэнки, хотя она и сама не смогла бы объяснить почему.

– Я бы так не сказала, – ответила Гилли. – Но, на мой взгляд, есть определенная опасность в том, чтобы ориентироваться только на прошлое, на традицию.

Фрэнки отчаянно старалась подыскать слова, чтобы возразить – ведь это же вздор. В груди билась непоколебимая уверенность, что девчонка ошибается. Она уже открыла было рот, готовая спорить, но в разговор неожиданно вклинилась Джек:

– Кстати, Гилли, а чем вы занимаетесь? Фрэнки, кажется, не говорила.

Вспомнив, как искусно та ушла от ответа на похожий вопрос во время беседы во «Флориане», Фрэнки с любопытством умолкла, ожидая реакции.

После секундного замешательства – хотя, может, Фрэнки снова показалось – девушка будто бы вытянулась, выпрямила спину, расправила плечи и четко, размеренно произнесла:

– Я писательница.

Такого Фрэнки и вообразить не могла.

– Мне вы об этом не рассказывали, – сухо заметила она.

– Не хотела, чтобы вы подумали…

– Подумала что? Будто вы завели знакомство со мной в корыстных целях? – Она коротко, резко рассмеялась.

– Фрэнки! – Джек чиркнула по ней колючим взглядом и повернулась к Гилли: – Вы уже где-то публиковались?

– Так, по мелочи. Ничего выдающегося.

Фрэнки схватила одно из пирожных, которые Джек приготовила к чаю, и принялась сосредоточенно поглощать его, пытаясь разобраться, чем эта новость так ее уязвила. Она не покривила душой, сказав, что не злится на ту первую, безобидную ложь, – признание Гилли ей даже польстило. Но теперь все повернулось иначе: оказывается, девица ни в грош не ставит ее романы (нет никакой нужды заявлять об этом прямо, слишком уж явно в ее словах сквозило презрение), а вдобавок сама пишет, – смириться с такими открытиями оказалось куда сложнее.

– А что это у вас в кармане?

Фрэнки, вздрогнув, повернулась на голос.

– Что? – переспросила она, решив, что ослышалась.

Гилли улыбалась, точно рассчитывая этой улыбкой обезоружить ее, остудить закипавшую в душе злобу.

– Что у вас в кармане? Вы туда запускаете руку каждый раз, когда задумаетесь.

– Правда? – Фрэнки тянула время, с беспокойством осознавая, что все это время за ней пристально наблюдали. Может, соврать? Сказать, что той все померещилось? Но после минутного колебания она достала из кармана свисток.

– Я и не знала, что ты его сохранила, – заметила Джек, и на ее лице промелькнуло странное выражение.

Фрэнки вместо ответа пожала плечами. Ей было неуютно от того, что этот артефакт прошлого оказался на виду, под пытливыми взглядами женщин, которых она в те далекие времена даже не знала.

Гилли протянула руку и, лишь в последний момент спохватившись, спросила:

– Можно?

Внутренний голос шепнул, что надо бы поскорее сунуть свисток обратно в карман, однако Фрэнки кивнула. Это чаепитие и неожиданный оборот, который приняла беседа, выбили ее из колеи.

– Обычная безделушка, – смутившись, поспешно объяснила она. – Еще с войны остался, нам такие выдавали. Сама не знаю, зачем до сих пор его храню.

Гилли задумчиво вертела свисток в руках.

– Это талисман.

– Прошу прощения? – Фрэнки снова заподозрила, что ослышалась.

– Оберег. Хранит вас от бед и притягивает удачу.

– Не болтайте чепухи, – рассмеялась Фрэнки. – Я в эти глупости не верю.

– Еще как верите, – возразила Гилли. – И вот тому свидетельство. – Она выставила перед собой свисток: – Вы прошли с ним войну и выжили. А теперь не расстаетесь с ним, чтобы чувствовать себя в безопасности, под защитой. Неужто сами не понимаете?

Фрэнки не сразу нашлась с ответом. Все россказни о сверхъестественном она считала чушью, а всех ясновидящих и медиумов – обыкновенными шарлатанами, но в догадке Гилли о чувствах, которые внушал ей свисток, кажется, была доля правды. Она покосилась на Джек, которая разглядывала ее все с тем же причудливым выражением, затем, неловко поерзав на диване, повернулась к девушке:

– Перестаньте молоть вздор.

После этого беседа стремительно угасла, превратившись в череду неловких пауз, во время которых оставалось лишь вежливо прихлебывать чай и принужденно жевать сэндвичи. Фрэнки не вполне понимала, что произошло, но в основном молчала, не желая выдать ненароком еще какую-нибудь сокровенную правду о себе, и даже Джек, в любых ситуациях умело игравшая роль радушной хозяйки, впервые на ее памяти вышла из образа при гостях. Минут через тридцать перемену ощутила и Гилли. Поднявшись с дивана, она стала прощаться.

– Фрэнки, – встрепенулась Джек, вставая, – проводишь нашу гостью?

Спускались в тишине, нарушаемой лишь стуком каблуков. У двери Гилли повернулась и заглянула ей в глаза:

– Вы же не сердитесь на меня, Фрэнсис? Что не рассказала сразу? Я не нарочно, правда, простите.

– Не сержусь, – вздохнула Фрэнки, не дав себе труда уточнить, за какую именно провинность та извиняется. Безобидную ложь при первой встрече она уже простила, а в таком случае стоит ли огорчаться, что Гилли оказалась начинающей писательницей? В конце концов, кто, кроме самых горячих поклонников и молодых авторов, способен узнать ее в многоликой толпе? А что до пренебрежительных замечаний в адрес ее книг, так, может, ей и вовсе померещилось, мало ли что почудится от неожиданности. – И бросьте извиняться. Даже друзья не обязаны соглашаться друг с другом по всякому вопросу. Это было бы смертельно скучно, правда ведь?

– Правда, Фрэнсис. И мне приятно это слышать.

– Что именно?

– Что вы включаете меня в число ваших друзей.

Оторопев от внезапной пылкости, с какой были произнесены эти слова, Фрэнки помедлила с ответом:

– Ну… да.

Гилли тоже на секунду замешкалась.

– Вообще, это была не совсем неправда.

– Что «это»?

– Мы с вами уже виделись однажды, хотя, наверное, такое нельзя считать знакомством. Папа меня как-то привел на встречу с вами, и я у вас попросила автограф.

В голове у Фрэнки мелькнул кадр из прошлого: девчонка с косичками в самом начале очереди, пристальный взгляд без намека на робость.

– Не помню.

Замерев у приоткрытой двери, она глядела Гилли вслед, пока та не скрылась за углом. А потом, бог знает почему, еще пару минут стояла у входа одна – хотелось убедиться, что гостья уже не вернется.

Глава 11

На следующий день, возвращаясь домой с рынка, Фрэнки заблудилась. Она понятия не имела, как это произошло, просто в один прекрасный момент – поправляя на плече холщовую сумку, ручки которой едва не лопались под тяжестью купленных на ужин овощей и рыбы (сил больше нет терпеть унылую стряпню Марии!), – осознала, что забрела в совершенно незнакомые края.

Тут же она машинально сунула руку в карман.

Пусто. Решив, что свисток, должно быть, завалился в угол кармана, Фрэнки замерла посреди улицы. Пошарила рукой, затем вывернула карман наизнанку, уверенная, что ей показалось. Но нет, никакой ошибки – свисток пропал.

Ну и бог с ним, найдется. А сейчас главное, чтобы нашлась дорога домой.

Разумно было бы остановиться и подумать, где она свернула не туда. Перестать углубляться в неисследованную часть города, уходя все дальше и дальше от Кампо Санта-Мария Формоза. Прекрасно понимая это, Фрэнки все же не смогла заставить себя повернуть назад – мысль отчего-то казалась ей унизительной, ведь это означало, что Венеция обвела ее вокруг пальца, точно туристку, затянула в свой лабиринт мостов и переулков. Вместо этого она торопливо зашагала вперед, чувствуя, как горят щеки – не то от холода, не то от стыда, да какая разница. Скорее, скорее, надо найти дорогу. Подавить панику, уже сотрясающую тело. После очередного моста она свернула налево. Поднялась по одной лестнице, спустилась по другой и оказалась посреди просторного кампо, которого никогда прежде не видела. Пару раз она поймала на себе косые взгляды – казалось, местные видят ее насквозь, угадывают ее смятение и стыд.

Она уже готова была поверить, что никогда не найдет дороги, что это и не город вовсе, а чистилище, в котором ей суждено вечно бродить по смутно знакомым, но чужим улицам, поправляя на плече тяжелеющую с каждой минутой сумку.

Но после часа бесцельных скитаний верный путь вдруг отыскался сам собой, по чистой случайности. Открывая дверь в палаццо, она представляла себе встревоженные лица друзей, поток лихорадочных вопросов: где ты была, куда пропала, ты хоть знаешь, сколько времени прошло? Готовилась в мельчайших подробностях пересказать свои злоключения.

Но в холле никто не бросился ей навстречу.

Никто даже не выглянул.

Фрэнки опустила сумку на пол и двинулась дальше по палаццо в поисках Джек и Леонарда, гадая, не отправились ли те искать ее, – вот было бы неловко, подумала она, морщась, да к тому же унизительно. Потеряться – значит проявить слабость, а такого Фрэнки не позволяла себе даже с близкими.

Повернув за угол, она обнаружила обоих на диване в гостиной.

Джек приподнялась на локте:

– Фрэнки, правда ведь, тут ужас как холодно? Я и говорю Леонарду: если венецианцы не научатся топить, больше я сюда среди зимы ни ногой. – Она ненадолго умолкла, разглядывая подругу, не успевшую даже снять пальто. – Ты уже сегодня выходила?

Фрэнки собралась было выложить все начистоту – как отправилась на рынок, как заплутала на обратном пути, – но в последний момент передумала.

– На рынок сбегала.

– Отлично, – сказала Джек. – Купила чего-нибудь на ужин? Чтобы самим приготовить?

– Пожалуйста, – вклинился Леонард. – Я уже не могу давиться стряпней Марии.

– Вот именно. – Джек снова взглянула на Фрэнки: – Все в порядке?

– Да, – кивнула та. – Пойду разберу покупки. – Она замешкалась. – А никто не видел свисток?

– Свисток? – переспросил Леонард, а Джек задумалась. Оба заявили, что свисток им не попадался.

– Ну ладно, – сказала Фрэнки, постаравшись изобразить улыбку. – Найдется.

И поспешно вышла из комнаты.

На следующий день позвонил Гарольд.

Когда Фрэнки вернулась домой, палаццо пустовало – Джек и Леонард отправились на прогулку. Решив насладиться тишиной, она налила себе выпить и остановилась у окна; по каналу в обоих направлениях плыли гондолы – медлительно, лениво, но непреклонно. Конечно, она будет скучать. По этому молчаливому городу, по безмолвию, которое бальзамом проливается на истрепанные нервы, исцеляет, успокаивает. Но все же пришло время вернуться, снова погрузиться в работу, которой она так долго избегала. Эта кипа исписанных страниц на столе – несомненно, начало чего-то нового. Нет, не просто начало. С тех пор как приехали друзья, она снова стала писать, хоть и урывками. По утрам, когда просыпалась слишком рано и уже не могла заснуть; по вечерам, когда поднималась в спальню и прислушивалась к звукам, доносившимся снизу, – звукам, которые, вопреки ее уверенности, что присутствие посторонних только мешает, ободряли и придавали сил. То, что началось с пары скороспелых, неоформленных идей, смутно суливших продолжение, давно переродилось в нечто настоящее, живое. В роман, который был почти готов, хотя в этом она до сих пор боялась себе признаться.

– Гарольд, – сказала Фрэнки, угадав, кто звонит. – Только что о тебе вспоминала.

– Правда? – с сомнением в голосе отозвался он.

– Да. Чувствую, что готова вернуться в Лондон.

– Какие прекрасные новости! – Голос Гарольда звучал не в меру серьезно. – Очень рад слышать.

Он умолк, и то, о чем он не решался сказать, проступило из тишины, прокатилось бесшумным эхом по пустому палаццо.

– Что стряслось? – спросила Фрэнки, перекрикивая внезапный звон в ушах.

– Послушай, – начал он, тщательно подбирая слова, – Леонард с тобой уже говорил?

– Пока не успел. Расскажи ты.

Как бы ни страшила ее правда, ожидание еще мучительнее. Если от плохих вестей никуда не деться, пожалуй, даже лучше услышать их от Гарольда, а не от Леонарда, разговор с которым непременно вышел бы слишком личным, слишком интимным.

На том конце провода раздалось невнятное бурчание в духе «Ох уж эти мне адвокаты», и наконец Гарольд прочистил горло и произнес:

– Та женщина… В общем, кое-что произошло.

Чего-то подобного Фрэнки и ожидала. И все же, услышав эти слова, вздрогнула.

– Ничего не понимаю, столько времени прошло. Ты вроде говорил, что все давно уладили.

– Так и было. И есть.

– Что тогда… – Она в замешательстве умолкла.

– Та женщина дала интервью.

Фрэнки помертвела от ужаса.

– О «Савое»?

– Да. По имени тебя не называла, но в наших узких кругах эта история слишком уж широко известна.

– Но она ведь подписала какую-то бумагу…

– Так и есть, Леонард этим уже занимается, волноваться не о чем. Мы просто хотели, чтобы ты была в курсе.

– Если волноваться не о чем, зачем ты мне рассказываешь?

Гарольд ведь знает ее, знает, как она устроена. И прекрасно понимает, что теперь, когда ей обо всем известно, покоя ей не видать. Так за каким чертом он позвонил?

– На случай, если будут последствия.

– Какие последствия, Гарольд?

– Если дойдет до суда.

Фрэнки шумно выдохнула. До суда. Судебное разбирательство ее не разорит, это верно, но репутацию, и так основательно подмоченную, будет не спасти.

– Все обойдется, Фрэнки. Я обещаю. Поговори с Леонардом, он знает больше моего.

Ей вдруг нестерпимо захотелось кончить этот разговор.

– Мне надо идти, Гарольд, – сказала она куда громче, чем намеревалась.

– Хорошо, дорогая, – деликатно ответил тот. – Но ты мне позвони, когда забронируешь билеты. Я тебя встречу на вокзале, ни к чему брать такси.

Фрэнки не помнила, как повесила трубку, не помнила, удосужилась ли попрощаться. Она еще долго стояла у телефона, отказываясь верить, что опять оказалась в той же точке, откуда много месяцев назад начала свой путь. Бог знает, сколько времени прошло, прежде чем она почувствовала, как одеревеневшее тело пробрал холод. Внизу послышался шум, Джек с Леонардом вернулись.

– Фрэнки? – Голос Джек разлетелся по палаццо.

Она украдкой глянула на телефон, точно подозревала, что Гарольд еще на проводе, еще ждет от нее ответа.

– Иду! – крикнула она и поспешила прочь из комнаты к друзьям, чье присутствие неизменно согревало и успокаивало.