Текст книги "Возвращение"

Глава 7

Человеческая память устроена очень странно. Говорят, что в ней сохранена вся наша жизнь, и стоит лишь овладеть некоторыми навыками, как нам станут доступны даже страницы из школьных учебников, которые мы когда-то перелистывали, ни о чем не задумываясь. Все это будто бы записывается на кинопленку, непостижимым образом намотанную на огромные бобины и упакованную в наш череп. Но есть ли предел в хронометраже этого фильма? Сможем ли мы когда-нибудь записывать в мозг только те знания, которые будут нам необходимы? Или, например, перенести свою жизнь на некий носитель, который будет воспроизводиться в других головах уже после нашей смерти? И на сколько лет рассчитан серый жесткий диск, расположенный между лбом и затылком? Сколько еще тайн нам предстоит разгадать, прежде чем мы поймем до конца все механизмы, хитро скрытые от нас самой Природой?

Вот и память нашего героя, внимательно осматривающего каждую комнату в квартире близкого и в то же время так далеко ушедшего от него человека, как будто стала воспроизводить километры пленки, бережно сохраненной в архиве его сознания. За долю секунды в ней всплыли моменты, о которых он начисто забыл, но которые сейчас вызывали на его лице улыбку с некоторым оттенком грусти.

– Ты, как всегда, сентиментален, – несвойственным для нее мягким голосом сказала хозяйка дома. – Как много людей видели тебя таким? Или этой чести удостоена только я одна?

– Твой сын раньше тоже был удостоен этой «чести», – глядя на старую фотографию, стоящую в рамке на столе, произнес мой друг. – Но потом мы оба как-то закрылись друг от друга. Наверное, и правда, «два медведя в одной берлоге не уживутся». Он перерос меня…

– В чем-то точно перерос. Например, в хитрости и лжи. Не по отношению к близким, разумеется. В том мире, куда ты его отправил, нельзя было оставаться таким же, каким он являлся изначально. Ты оказался умнее, поэтому и отказался.

– Думаю, многие бы с тобой не согласились, он сейчас как раз на своем месте. А то, что такая работа сделала его жестче – это даже хорошо. Зато теперь он приносит огромную пользу всем людям. Я же работаю в его министерстве и вижу это изнутри. Кстати, я только сейчас понял, что он является моим начальником, а я позволял себе так с ним разговаривать, – после этих слов мой товарищ немного усмехнулся. – Думаю, что с его стороны неосмотрительно так расслаблять своих подчиненных, ему давно следует меня уволить.

– И тогда, кроме меня, не останется никого, кому он мог бы доверять. Хватит рассматривать вашу старую фотографию. Пойдем посидим за чашкой чая, я бы хотела серьезно с тобой поговорить.

Они вдвоем вышли из кабинета и направились в сторону кухни, а я решил напоследок еще раз взглянуть на их совместное с Хозяином фото, сделанное много лет назад, сразу после того, как мой друг начал выводить его душу из мира неопределенности. Это можно сравнить с состоянием, когда человеку надо заново учиться ходить, потому что иначе, без движения, организм закиснет и сгниет. Так же было и с ними двумя.

Один, с головой ушедший в науку, делал вид, что не замечает голосов, которые слышал, пристально глядя в глаза некоторым людям. Он стал себя изучать, пользуясь еще очень примитивным тогда оборудованием. Взяв пример с гениальных ученых прошлого, решивших принести свое тело в жертву исследованиям и прогрессу, он начал развивать этот дар, ставя на себе разные эксперименты. И чувство тревоги, которое преследовало его несколько лет, начало сменяться уверенностью. А главное – наконец-то к нему пришло осознание, что все голоса, помимо одного, конечно же, были мыслями других людей. И даже более того, в скором времени он научился вкладывать свои мысли в их головы. И эти эксперименты сделали его достаточно известным в не очень-то широких кругах. Именно эта известность и свела его вместе со своим будущим Учеником, чья мама сейчас наливала в фарфоровую кружку горячий чай. Тогда он просто не знал, как ему жить дальше, он чувствовал энергию внутри себя, но не понимал, как можно найти ей выход. И мой друг ему все объяснил и за полгода превратил неприкаянного юношу, всерьез думавшего о добровольном уходе из жизни, в цветущего парня, проводившего все свое время в лаборатории, вместе со своим спасителем и ментором в одном лице. Как они были одержимы! С тех пор нам с другом не посчастливилось больше найти такого же одаренного и любознательного помощника, каким в то время был молодой Хозяин.

На той старой фотографии они были изображены в своем маленьком кабинете, сразу после того, как их проинспектировал лично Император, до которого дошли слухи о странном молодом ученом и его ученике. После этой проверки он, пораженный достигнутыми результатами, тут же подписал указ об учреждении небольшого института, состоящего вначале всего из двух человек.

Именно такие снимки и помогают нам не отрываться от своего прошлого, ведь оно, влияя на наши сердца и души в настоящем, как раз и формирует будущее. Единственное, что вызывало у нас опасение, так это прогресс именно в области развития фотоаппаратуры. Еще пятьдесят лет назад семьи собирались вместе, приезжая со всех концов земного шара, чтобы, выстроившись в определенном иерархическом порядке, застыть на несколько секунд перед большой камерой на треноге. А потом, взяв по несколько экземпляров фотокарточек, провести вместе весь вечер, вспоминая те моменты, которые их объединяют. И десятилетия спустя они рассказывали потомкам об этом событии как об одном из самых светлых воспоминаний всей жизни. Попутно разбирая судьбу каждого из этих застывших лиц, многие из которых уже ушли к тому времени в мир иной. Сейчас все изменилось до неузнаваемости. Цветные фотокамеры уменьшились до размеров небольших шкатулок, купить их может себе позволить даже обычный рабочий, если ограничит себя в чем-то на пару месяцев. А черно-белые аппараты теперь есть практически в каждом доме. И фотография понемногу перестает быть чем-то сакральным и редким. Смелые прогнозы ученых говорят нам о том, что через пару десятилетий фотоаппарат уменьшится до размеров спичечного коробка и работать с ним сможет любой ребенок. И мы этого очень боимся, ведь в таком случае исчезнет целый пласт искусства, а вместе с ним в прошлое могут уйти и фотоальбомы, поскольку никому не будет интересно просматривать тысячи однотипных картинок, снятых без души. Прогресс бывает очень жесток к прошлому, и этим он вполне может навредить будущему.

Но с другой стороны, при движении вперед всегда приходится жертвовать чем-то, остающимся позади нас. Вполне возможно, наступит эпоха, когда книги станут воспринимать лишь как архаичный носитель информации, о котором немногие когда-то слышали, но при этом смутно представляют, как они выглядят. Ведь будет гораздо проще окунуться в мир виртуальной реальности и направить любые сведения напрямую себе в мозг. Потому что самым ценным ресурсом станет время, тратить которое на долгое и вдумчивое чтение окажется непозволительной роскошью. Хотя и сейчас нам его очень часто не хватает. Кто-то расходует его попусту, заглушая внутренний огонь, зажженный Богом в каждом из нас. А кому-то чрезмерно обидно, что физиология заставляет нас тратить этот главный и бесценный ресурс на сон. Я уверен, что мы не умеем правильно им распоряжаться. В будущем молодые экспериментаторы оптимизируют и этот источник прогресса. И, скорее всего, им станет смешно оттого, насколько бездарно мы тратили свои жизни, прожигая их на тормозящую развитие борьбу. Интересно, какими нас будут себе представлять потомки? Должно быть, те чудеса цивилизации, которые плотно вошли в наш сегодняшний обиход, покажутся им архаичными музейными экспонатами. Мой друг еще застал дни, когда вся улица сбегалась посмотреть на обыкновенный автомобиль. Когда телефонный аппарат ставили лишь немногим избранным. Но сейчас подобные мелочи стали для нас повседневной рутиной. И все человечество в едином порыве перестало ценить эти чудеса изобретательского гения! Но если все это одновременно отобрать у всех? Если случится, к примеру, глобальная катастрофа, и привычный ход вещей будет необратимо нарушен? Получится ли у людей, находясь в такой ситуации, восстановить все до прежнего уровня хотя бы за пару поколений? При условии хорошего знания школьного курса по основным дисциплинам, многие ли из нас смогут собрать, к примеру, автомобиль или радиоприемник? Пару столетий назад все было гораздо проще. Общий уровень человеческих знаний был так низок, что в пределах одной жизни даже не очень-то одаренный индивид мог бы запросто стать экспертом во всем. А сейчас одна только математика делится на несколько разделов, разобраться в которых среднестатистическому мозгу просто невозможно. И чем дальше будет шагать прогресс, тем более мы станем уязвимы. Если в далеком будущем межзвездные полеты станут настолько же просты, как и поездки за город, то мне страшно представить проблемы, с которыми столкнутся руководители того общества. Нереально будет одному человеку держать в голове практические решения подобных вызовов. В теории мы все эксперты во многих науках, но когда дойдет до дела, то скольким из нас будет под силу без промышленного производства сконструировать обычный велосипед? Казалось бы, что может быть проще? Но где взять каркас, шины и подшипники, если не останется того обыденного положения вещей, которое мы перестали уважать и ценить? Даже такая элементарная задача станет не под силу одному человеку. Поэтому, каким бы наше общество ни было несовершенным, нам нужно пытаться лишь улучшать его, а не разрушать. Просто создать и поддерживать определенные условия в социуме. Пусть нас разделяет много противоречий, но прогресс будет невозможно остановить, если, конечно, нам хватит выдержки не нарушать сложившийся хрупкий баланс. И каким же тогда будет мир через сто лет? Я понимаю, что мы с моим другом этого уже не увидим. Но хочется порадоваться за тех, кому посчастливится жить в столь интересную эпоху колонизации новых космических миров. Возможно, и нам удастся поспособствовать этому прогрессу.

С этими мыслями я пошел на кухню, откуда по всему дому разносился аромат свежего чая.

– Начну с хорошего, – сказала женщина, протягивая моему другу его документы. – Визу тебе сделали, но если ты не вернешься оттуда, моего сына в лучшем случае ждут неприятности на работе, а о худшем варианте я даже думать не хочу. У него много недругов в правительстве, это может стать для них хорошим поводом перейти в наступление. Твое имя на особом контроле во всех базах данных, решение по тебе принимал лично Главный.

– Ему больше нечем заняться, раз он тратит свое время на рядовых научных сотрудников? В этом и есть слабость нашей системы – мы не можем отладить механизм так, чтобы он работал без вмешательства свыше. Когда ему государственными делами заниматься, если к нему каждый будет с такими мелкими вопросами подходить?

– Ну, во-первых, не прибедняйся, мы оба знаем, насколько ты «простой» научный сотрудник. А во-вторых – в этом, помимо слабости, есть и наша сила. В твоем любимом Американском Содружестве на все случаи жизни имеется закон, который практически всегда работает и не нуждается в корректировке извне. Но ты забываешь о том, что его писали люди, а люди очень часто ошибаются. Или того хуже – специально пишут их, исходя из своих интересов. А он может перейти через любой закон, потому что он – Император. И он видит себя над законом и над всеми остальными. Выше него только Бог, и он признает лишь Его власть. Это наш уклад, который формировался веками, а ты хочешь его изменить за секунду?

– Сразу видно, что ты мать одного из его приближенных, – улыбаясь, ответил мой друг. – Только меня скорее пугает тот факт, что со временем на его месте может оказаться другой человек. И у него будет сконцентрирована такая власть, которую он не в силах будет удержать. Подобное неоднократно случалось в нашей истории, и пока мы не научились с этим бороться. А страдают в основном обычные люди, которыми всегда жертвуют с легкостью, будто они пешки на шахматной доске. Но мы отвлеклись, я не думал, что ты так отреагируешь на мой комментарий. Передай мою благодарность сыну, я его не подведу. А если не вернусь через пару месяцев – значит, меня просто нет в живых, либо меня там держат насильно.

– Не знаю, когда увижу его, они с Главным поехали куда-то, скорее всего надолго. Я об этом и хотела поговорить с тобой. Переживаю за него сильно. Он взялся за ношу, которая пока еще ему не под силу. Он очень напряжен, а учитывая, что эти ваши непонятные науке способности забирают много энергии… В общем, я боюсь, что он вымотается настолько, что попросту не выдержит этой нагрузки. Или этим воспользуется кто-то, вонзит ему в спину нож. Столько интриг сейчас во всех департаментах, все пользуются напряженностью в мире. Эти паразиты почувствовали, что контроль ослабевает, ведь Император уже не молод, а большинство его времени забирают именно разногласия с нашими соперниками. Внутренние дела, требующие большого внимания, начинают уходить из-под его контроля. Не буду говорить много слов, а скажу прямо: моему сыну нужна твоя помощь, но его гордость не позволяет ему подойти к тебе первым. Когда я вчера сказала, что ты хочешь его видеть – он засиял от счастья, а я умею читать его мысли, даже не обладая твоим даром. Ему показалось, что помимо какой-нибудь просьбы, которая является лишь предлогом, ты устал тратить свой талант впустую и теперь захочешь вернуться к работе вместе с ним, как раньше.

– Раньше это он работал со мной, а не я с ним. Думаю, теперь он не согласится на такое, и правильно сделает. Его уровень стал для меня недосягаем.

– Ты все такой же упрямый. А я думала, с годами люди становятся мудрее.

– Некоторые с годами только тупеют, – усмехнувшись, ответил мой друг, – но я заметил в его глазах еще что-то. – Он обдумывал услышанное предложение. – А почему тогда он сам вчера мне этого не предложил, раз так нуждается в моей помощи?

– Потому что когда его назначили на должность, как раз по твоей рекомендации, ты стал к нему настолько холоден, что он первое время вообще недоумевал, в чем причина. Он ведь пришел к тебе, спросил твоего разрешения, и ты благословил его на это. А после, не сказав ни слова, просто уехал почти на год и не выходил на связь.

– Я все прекрасно помню. За свое поведение я точно извинюсь, просто в то время мне нужно было побыть одному, – при этих словах он посмотрел на меня. – Ну, или почти одному. В себе разобраться сложнее всего, мне уже столько лет, а я до сих пор не уверен, в чем мое предназначение на этой земле. Обещаю, что, когда вернусь, сразу же поеду к нему и, как всегда без очереди, попаду на прием. А вот договоримся мы с ним или нет, я не знаю.

– В общем-то, я этого и хотела просить, а ты все, как обычно, предвидел и тут же дал ответ. Спасибо. Я уверена, что вы найдете общий язык. Хотя он со мной вообще ничем не делится, но как-то раз случайно обмолвился, что тебя ждет великая судьба и ты просто еще сам не осознал до конца, каким даром обладаешь. Может, ему известно что-то, о чем ты и не догадываешься?

– В этой жизни все возможно, я даже не могу представить, что должно такого произойти, чтобы я удивился. А насчет моей участи, уготованной свыше, это он перегнул. Пусть он сам изменяет мир, а я лишь попытаюсь хотя бы чуть-чуть этот мир познать.

После этих слов он ненадолго задумался, а затем быстро сменил тему.

– Меня всегда мучил один вопрос – сколько раз в месяц он с тобой работает под гипнозом? – ехидно улыбнувшись, спросил наш герой. – Или же твоя молодость поддерживается методом внушения? Мы ставили такие опыты в начале нашей совместной деятельности. Ты сейчас выглядишь лучше, чем когда мы познакомились.

– Пусть это останется моим секретом, – ответила она, кокетливо улыбаясь. – Главное, что мой сын помогает не только другим, но и своей ненормальной мамаше. Я ведь до сих пор вижу в нем своего маленького мальчика. Жаль только, что его отец так рано ушел из жизни, он бы гордился им… Ну, не будем о грустном.

– Ты права, поводов для грусти и так хватает. Как у него на личном фронте?

– Так же, как и у тебя, – с горькой улыбкой ответила она. – Вы слишком заняты высокими идеями, а земные хлопоты не для вашего уровня. Он больше времени спит в самолете или в своем кабинете, нежели у меня. А в свою квартиру, скорее всего, он вообще дорогу забыл. Знаешь, вы с ним похожи. Оба стараетесь заполнить ту пустоту, которая съедает вас изнутри. Мне иногда кажется, что вы слишком мудры для этой эпохи, вам надо было родиться лет через сто, когда человечество наконец-то выйдет на новый уровень развития и вместо холодной войны будет горячий Мир. Таким, как вы, скучно в обыденности. Даже Император за столько лет не оставил наследника. Хотя, возможно, он оказался мудрее, и мы знаем не всю правду. Он мог просто дать своим детям шанс пожить свободными. Ведь что может быть хуже, чем с юности быть в постоянном плену дворцовых интриг? А сейчас они, возможно, находятся где-нибудь далеко отсюда, даже не подозревая, кто их отец, и наслаждаются спокойной жизнью обыкновенных граждан, не обремененных ответственностью за миллионы людских судеб… Что-то мы отвлеклись от темы. Ты когда уезжаешь?

– Наверное, сегодня вечером. Возьму отдельную каюту на дирижабле, пару дней побуду наедине с самим собой, – при этих словах он украдкой посмотрел на меня, – но может случиться, что появится достойный собеседник, кто знает?

– Самолетом за 10 часов долететь можно, хотя это личный выбор каждого, а у нас, как бы плохо ты ни относился к нашей власти, страна очень свободная. Я желаю тебе успехов в твоем путешествии, мы с нетерпением будем ждать твоего возвращения.

– Ты заблуждаешься, подруга, я люблю нашу страну гораздо больше всех этих лицемерных чиновников и депутатов вместе взятых. Если что-то случится, они первые побегут с корабля, как крысы. Недаром все их дети учатся и живут в стане наших политических оппонентов, а они говорят, что это просто сбор информации о враге и его образе мышления. Бред полнейший! Мне кажется, что любовь к Родине отличается от любви к Императору, хотя я прекрасно понимаю, что он далеко не худший из возможных вариантов. И, наверное, где-то в глубине я его даже люблю. С моей стороны это лишь попытки указывать на проблемы, чтобы решить их, а не для того, чтобы злорадствовать и говорить о том, что мы какие-то недоразвитые.

– Я знаю, просто хотела убедиться, что ты не изменился за то время, пока мы не виделись. Сейчас сложно кому-то доверять, поэтому вся надежда лишь на проверенных друзей. У него подобралась отличная команда, но среди них нет лидеров. Следовательно, все лежит на моем мальчике. Ты всегда был примером для моего сына, и если ты поможешь ему, то его счастью не будет предела. Хоть, скорее всего, он этого не покажет. Прошу тебя об этом еще раз. А теперь иди с Богом, он подскажет тебе нужное направление.

Она проводила нас до двери и поцеловала его на прощание. Купив в ближайшей авиакассе билет на вечерний рейс Петроград—Вашингтон, мы вернулись домой, чтобы собраться в дорогу. Главное, что нужно было взять – это походная теплая одежда, ведь ответы на наши вопросы не могли нас ожидать в одноэтажных городах великой страны, которая была ослеплена своей исключительностью. Они могли прийти к нам только в долгих поисках того места, которое я не мог показать ни на одной карте, но которое мог бы прочувствовать своим сознанием, оказавшись поблизости от него. Но я понимал, что перед тем, как как мы приступим к поискам, нам суждено сделать что-то еще. Нечто важное, но пока еще скрытое от нас обоих пеленой неизвестности.

Собрав все необходимое, мы отправились в международный аэропорт. Там быстро прошли регистрацию на рейс, а также таможенный досмотр, и в скором времени уже поднялись на борт огромного цеппелина, который через двое суток доставит нас на другой континент. Когда-то на это уходили целые месяцы, а теперь молодые и нетерпеливые люди возмущаются, если им не досталось билета на самолет, сетуя на то, что придется потерять целых два дня своей жизни. Стоило бы напомнить им, что первое кругосветное путешествие длилось три года, а сейчас даже такой неуклюжий гигант облетит земной шар дней за пять. Как сильно наука сблизила людей всего мира! И несмотря на то, что у нас в данный момент нет полного взаимопонимания, мы все равно уже никогда не будем разделены. Слишком много для этого сделала глобализация, и нас обоих это радовало. Главное сейчас – не допустить глупостей с обеих сторон. Но я снова и снова уверял себя в том, что перспектива взаимного уничтожения не нужна никому из сильных мира сего.

Мы зашли в свою каюту, оставили чемодан и направились в ресторан, откуда открывался прекрасный вид на уходящий вниз вечерний город. Моему другу надо было поужинать, а мне – просто составить ему компанию и вспомнить наши прежние поездки на Американский континент, связанные с некоторыми этапами нашей с ним жизни – одной на двоих.

Впервые мы туда отправились примерно в то время, когда я уже обрел в этом мире телесную оболочку, видимую лишь ему одному. Эта поездка сильно изменила устоявшееся в нем мировоззрение. Мне сначала казалось, будто ему дали таблетку, обостряющую человеческие чувства, ведь всю группу, как почетных гостей, водили в лучшие места городов, которые мы посещали. В его мозгу сложилось впечатление, что краски там ярче, запахи острее, а свободой пропитан каждый сантиметр этой благодатной земли. Но стоило мне попросить его немного изменить стандартный маршрут, как перед нами предстала оборотная сторона медали. Оказалось, что идеального общества еще никто на земле не построил, и это в очередной раз доказывает: люди могут, а в некоторых случаях даже обязаны ошибаться. Возможно, это и делает нас людьми. Иначе в раю все быстро заскучали бы и сами придумали дьявола, который в итоге стал бы спасителем человечества. В Америке было очень хорошо, но не идеально. Свободы было много, но зачастую она заключалась лишь в свободе выбора между десятками видов газировки. А главное – политический курс там не менялся на протяжении нескольких столетий. Эта система напоминала своеобразную большую игру многих элитных групп, идущую по сложившимся веками правилам, нарушать которые не дозволялось никому. А люди, населявшие эту страну, видели лишь то, что им позволено было видеть. Да и зачем вникать в какие-то сложные хитросплетения мировой политики и внутреннего устройства системы своей страны, когда при соблюдении элементарных законов жизнь проходила в достатке и спокойствии? Большинству вполне достаточно удовлетворения основных физиологических и социальных потребностей, а взамен они проголосуют за то, что им внушат. И я ни в коем случае их не осуждаю. Мыслить глобально дано не каждому.

Но в этом и была их сила. Неважно, кто сидел в президентском кресле, направление движения все равно задавалось теми, кого никто не знал в лицо и кто всегда умышленно держался в тени. Подобное государственное устройство можно сравнить с машинистом поезда, который, безусловно, имеет рычаги воздействия на локомотив, но прокладкой рельс занимаются другие люди, и свернуть с этой дороги ему не под силу. Но были и те, кто все же пытался сделать этот невозможный поворот. Их участь сложилась очень трагично. Даже в самом свободном обществе нельзя идти против системы, по крайней мере, до тех пор, пока она сильна и может тебя легко заменить другим винтиком. Такой же закрытый контур власти, что и у нас, только вместо одного правителя, который умело играет на интересах и противоречиях внутренних элит, там есть несколько влиятельных теневых групп, между которыми заключено негласное перемирие. Что-то вроде рыцарской традиции, когда все должны придерживаться определенных правил. И в этот клуб не допускали новых людей. По крайней мере, не воспринимали их как равных себе. Максимум, чего мог добиться простой человек, так это положить начало новой династии, несколько поколений которой должны доказывать упорным трудом, а также незаурядными замыслами, то, что они достойны находиться в той правящей верхушке, в которую так трудно было попасть. Но редко кому удавалось пройти это испытание до конца. Как правило, у внуков основателей в крови уже вырождалось то, что было присуще их голодным предкам, а именно – стимул к успеху. И действительно, зачем двигаться вперед, если жизнь и так похожа на сказку? Зачем пытаться познать природу далеких звезд, если ближайшая из них согревает твой дворец достаточно комфортно? А еще через два поколения в таких семьях остается лишь память о том, насколько великими когда-то были их прадеды. Секрет такой деградации очень прост – чрезмерная любовь к своим отпрыскам, которая в итоге их же и убивает. Вместо того, чтобы подогревать в них интерес к победам над остальными и в первую очередь над самими собой, ослепленные родители пытаются дать им то, чего им самим когда-то не хватало. А на самом деле все должно быть наоборот: дети всегда должны превосходить своих родителей, только это позволяет всему нашему виду двигаться вперед, преодолевая трудности, которые некто свыше специально ставит перед всеми нами, дабы испытать силу человеческого духа.

Но как организовать людей в такую систему, при которой каждому захочется двигаться вперед? Наши заокеанские соперники предложили очень действенный способ. Они сумели дать своим подданным как раз то, что тем хотелось. Но в итоге люди получили такую же безальтернативную систему, в которой оказалось множество ответвлений, создающих иллюзию пышного многообразия выбора. Но стоило кому-то пойти против этого механизма, и результат был таким же, как и у нас – система ломала данного человека. И делала это не так бесхитростно и прямолинейно, как привыкли видеть мы, а применяла свою изощренную фантазию. Опыта в подобных делах у них тоже хватало с избытком. Но чем чаще мы туда приезжали, тем больше эти порядки импонировали моему другу. Свобода порождает анархию, но несвободные люди рано или поздно начнут добиваться ее разными, иногда очень кровавыми способами. А там все находилось в руках самого человека, и если ты готов был трудиться – страна платила тебе благодарностью. Если же нет, то это становилось лишь твоей проблемой, и жизнь в картонной коробке будет как раз тем, что ты и заслуживаешь. Никто не даст тебе того, чего ты сам не заработал.

И это очень выгодно отличало их от нас: им всем давали шанс закончить жизнь на несколько ступеней выше, чем они ее начинали; но для этого надо было работать над собой не покладая рук. А у нас пытались обогреть всех – в итоге тепло не доставалось никому. Именно это мой друг и хотел изменить в системе нашей власти, основанной на поддержке недальновидного большинства населения, которому в жизни и не нужно было чего-то масштабного и великого. Удовлетворенные базовыми потребностями, они не возмущались по поводу роскоши малой части элиты, паразитирующей на всем обществе. Такая политика проводилась в ущерб думающему меньшинству, пытавшемуся, в свою очередь, хоть что-то изменить, но зачастую их мнение просто игнорировалось. Зато поддержка самодержца среди жителей Империи всегда находилась на высочайшем уровне.

И вот после того, как мой товарищ в порыве гнева и обиды сам себя сослал на задворки бесперспективности, поездки в столь любимую им страну стали крайне редки. И даже когда по просьбам своих заокеанских коллег он выезжал в составе группы каких-либо ученых, с ним всегда были двое мужчин, с виду больше похожих на богатырей, сошедших с картины великого художника. Но ближе к ночи, когда, после незапланированного сеанса группового гипноза, все спали до восхода без пробуждения, мы с ним выходили и просто гуляли до самого утра, вдохновляясь воздухом пускай и кажущейся нам свободы. И в один из таких вечеров к нам подошел человек.

– Я вижу, вам не спится, – озарив нас доброжелательной улыбкой, промолвил незнакомец. – Вы не первый раз приходите сюда в это время, вас что-то тревожит?

– Могу предположить, исходя из ваших слов, что вы за мной следите, – равнодушно ответил мой друг. – Ведь я вас тут вижу впервые, хотя частенько встречаю рассветы на этом месте. Давайте не будем тянуть и сэкономим ваше время – я не ищу вербовщика вроде вас, а просто размышляю. Да и никакой ценной информации в моей голове нет. Я простой ученый, собирающий не совсем понятные сведения о природе человека. Хотя вы наверняка это знаете.

– Мне очень нравится ваша открытость и прямолинейность, поэтому хочу отплатить вам тем же. Я прекрасно знаю, кто вы такой. Мы давно следим за вами, точно так же, как и мои коллеги из вашей страны следят за выдающимися личностями из моей. Это как игра, кто кого переманит на свою сторону. Признаюсь честно – мы пока в ней отстающие.

– Боюсь, что к концу нашего разговора ваше отставание не сократится, – улыбнувшись, ответил мой товарищ, при этом пытаясь залезть в голову незнакомцу, но наталкиваясь на сильное препятствие. – Вы зря теряете время.

– А я сюда пришел не за тем, чтобы предложить вам игру в агента иностранной разведки. Вы скорее погибнете, чем окажетесь предателем, а те, кто готов нам продаться, не представляют для нас особой ценности. Вот такой парадокс получается.

– А зачем в таком случае вы сюда пришли? И сколько человек вас закрывают от меня? Хотите устроить философскую битву на тему «чья система правильнее»? Ну так я готов сразу признать – в данный момент времени вы нас опережаете практически по всем показателям, и это значит, что вам удалось более точно разгадать природу человеческого счастья. Но это вовсе не означает, что мы хуже. Мы просто другие. И если эти «другие» вам не мешают – зачем вы стараетесь навязать им свою волю?

– Вот примерно по этому поводу я к вам и подошел. Меня предупреждали о ваших талантах, но могу сказать лишь то, что сейчас мои мысли старательно закрывают от вас несколько человек, поэтому не тратьте усилия понапрасну. Но если вас заинтересует мое предложение, то даю слово – к концу нашего разговора я пущу вас в свое сознание, и вы сами все увидите. Позвольте перед оглашением моего предложения задать вопрос: что вам больше всего нравится в нашей стране?

– Многообразие и красота природы, – не задумываясь, ответил мой друг. – И, надо отдать должное, вы следите за ней достойно. Я бы хотел, чтобы со временем нечто подобное можно было сказать и о моем народе.

– Спасибо, мне очень лестно это слышать. Но я имел в виду нечто другое.