Текст книги "Возвращение"

Мы летели в место, которое еще недавно называли районом Великих Озер. В пригород когда-то процветающего, а ныне разрушенного Чикаго, где новые люди строили новый мир, но отнюдь не прекрасный. Ракетные двигатели с грохотом запустились, корабль стал медленно подниматься вверх, тело начало тяжелеть, а голубое небо понемногу окрашивалось в темные тона, пока через несколько минут и вовсе не почернело. Горизонт, вместо привычной нам прямой линии, стал похож на турецкую саблю. Вместе с этим усиливалось ощущение, будто камень, навалившийся на меня, кто-то понемногу начал поднимать, и вскоре мое тело полностью освободилось от плена гравитации. Это ощущение уже было мне знакомо. Казалось, будто вместе с силой тяжести где-то далеко остались и все мои проблемы. На время, пока мы находились в невесомости, разрешалось отстегивать ремни, и все пассажиры беззаботно летали по салону, словно дети. Компанию им составлял и мой безбилетный друг, для которого не нашлось места рядом со мной. А я просто смотрел на океан, проплывающий под нами, и думал, что у этого мира все же еще будет шанс. С орбиты казалось, что голубой шарик не претерпел никаких изменений за прошедшие века и всё так же безмятежно путешествовал по бескрайним космическим просторам. Если людей на нем не останется, то несколько сотен веков начисто сотрут следы нашей жизнедеятельности. Но что-то внутри меня всё ещё надеялось на призрачное будущее именно для нашего биологического вида. Даже если все мои мечты рухнут, словно карточный домик, найдется другой, кто поднимет мое знамя и с достоинством понесет его по тернистому пути, ведущему к возрождению человечества. Такое уже было и в той истории, которая дошла до нас, и в той, чьи летописцы не успели нам донести всю тяжесть событий, выпавших на долю наших далеких, скрывающихся за пеленой десятков тысячелетий, предков.

Тем временем, пока я рассуждал о прошлых и будущих цивилизациях, строгий голос пилота дал команду всем вернуться на места и пристегнуть ремни. Горизонт вновь начал понемногу выравниваться, а огромный валун опять постепенно начал на меня давить. Лишь одному, незаметному для остальных, пассажиру это скорее доставляло удовольствие, нежели дискомфорт.

– Прошло всего сорок минут, – воодушевленно кричал он мне в ухо, не чувствуя перегрузки, – а мы уже пролетели половину мира. Мореплаватели древности сошли бы с ума от зависти. Да и дирижаблестроители начала прошлого века тоже. Интересно, доживешь ли ты до того времени, когда на кругосветное путешествие люди будут тратить пару мгновений? Или нам этого уже не увидеть? Ладно, не отвечай, тебе сейчас не до этого, – усмехнулся он, глядя на мое искаженное перегрузкой лицо. – Просто в космосе у меня с чего-то всегда такое приподнятое настроение, будто я оказался дома. До сих пор не могу разобраться: почему это так? Я все о нем знаю, я не хочу возвращаться вниз, я хочу творить здесь, изучать все это… Я тут оживаю.

Мы начали входить в плотные слои атмосферы, гул за бортом усилился и перерос в грохот, который, казалось, разрушит нашу спасительную капсулу. Но ничего подобного не случилось, как и предсказывало световое табло посередине салона, возвещающее о нормальной работе систем корабля. Грохот резко стих, и наш полет стал напоминать рейс на архаичном турбореактивном самолете, заходящем на посадку.

Мы, как обычно, вышли из салона последними, и теперь нам предстояло пройти таможенную зону – пережиток того далекого прошлого, когда воздушные лайнеры перевозили пассажиров на детской высоте около одиннадцати километров. То время я уже не застал, поэтому могу судить о нем лишь по виртуальным фильмам, демонстрировавшимся в школах. Но зато я жил в мире, где границы являлись достаточно условными, и следовательно, для путешествий, помимо паспорта, который, по твоему желанию, могли внедрить тебе под кожу, ничего было не нужно. Звучит очень хорошо, но именно это и стало первой искрой, из которой впоследствии разгорелся пожар. На перенаселенной, в те времена, планете все люди думали одинаково. Тем, кому не посчастливилось родиться в развитых странах, не хотелось возрождать мир, в котором Бог уготовил им появиться на свет, и они хотели пойти по более простому пути: пользуясь той свободой, которую им дали, проникли в наше общество. И я не могу их осуждать за это. Каждый хочет жить в достатке и сытости. И даже более того, далеко не все они начали отравлять привычный нам уклад жизни. Некоторые, как раз наоборот, хотели стать его частью. Но когда «разрушителей» стало слишком много, они решили забрать наши земли и отделиться от нас, при этом считая, что мы еще обязаны создать для них все условия комфорта. И многие политики шли у них на поводу, боясь обвинений в нарушении прав человека, абсолютно не видя, как пагубно это может отразиться на остальных. Все произошедшее – наша вина, ведь ту работу, которую мы доверяли приезжим, мы вполне могли делать сами, но мы разлюбили труд, предоставив другим людям «честь» обслуживания наших потребностей.

До определенного момента все терпели такое положение вещей, хотя я уверен, что нельзя было позволять людям наглеть настолько, и тогда, скорее всего, удалось бы избежать катастрофы, в которую все в итоге и вылилось. Немаловажную роль в этом сыграл тот самый «интеллектуальный спецназ», умело сдерживающий одних, под прикрытием высоких слов о равенстве и братстве, и подстрекающий других на то, чтобы отвоевать свое место под солнцем. А когда всем сторонам замалчивающегося конфликта надоело терпеть – правительства тех стран, откуда приехали все искатели светлого будущего, выдвинули ультиматум. В нем говорилось много красивых слов, смысл которых означал лишь одно: нас очень много, но у нас мало земли, мы бедные. А вас очень мало, но живете вы лучше всех нас вместе взятых, поэтому обязаны поделиться. И малочисленные конфликты, подкрепленные подобными заявлениями, переросли в крупномасштабную войну, которой хотели только те, в чью столицу мы и прилетели. Многие погибли во время боевых действий и карательных операций, совершавшихся военными с обеих сторон. Но большинство ушло из жизни от эпидемий и голода, которые всегда сопровождались появлением странных людей из частных военных компаний. И как бы жестоко это ни звучало, но после вышеперечисленных событий планета наконец-то вздохнула с облегчением. Ведь то, как нещадно растущее население ее эксплуатировало, чтобы обеспечить все свои потребности, могло погубить все живое окончательно и бесповоротно. До конца еще не известно, почему исчезла полноценная атмосфера Марса. Возможно, в этом виноваты наши далекие предки. В любом случае, я не удивлюсь, если это и вправду так, потому что от человека можно ожидать чего угодно.

Поэтому лучше бы все мы проходили тот контроль, которому сейчас меня подвергнет неприветливый человек, сидящий в будке из стекла и пластика. Может быть, в таком случае испытание в виде Большой Войны не выпало бы на долю моего поколения.

– Ваши документы, – начал он формальную проверку, презрительно оглядев меня с головы до ног.

– Пожалуйста, – протянув все карточки и бумаги, с улыбкой ответил я.

– А он, судя по всему, не может понять, каким образом столь скромно одетый человек, которого, скорее всего, можно принять лишь за рабочего из пригорода, чем за высокого гостя Нового Чикаго, смог получить такие высокие разрешения на посещение города, – иронично прокомментировал мой невидимый спутник, стоящий за спиной хмурого таможенника и внимательно вглядывающийся в его монитор. – У тебя имеется разрешение на проход по всем уровням, а таким не каждый похвастать может. Тем более тот, у которого из вещей лишь военный рюкзак за спиной. Он делает запрос, хочет понять, кем виза выдана. Ответ ему приходит моментально, но он, похоже, не верит своим глазам. Сэкономь ему время, да и нам тоже оно лишним не будет.

– Меня ждут в Главном управлении Инквизиции, – улыбнулся я. – У них я визу и получал. Можете связаться с ними, пусть всё подтвердят вам лично.

– Вот как? – удивленно переспросил сотрудник таможни, потом немного подумал и, поставив нужные штампы, отдал мне документы. – Добро пожаловать в Новый Чикаго.

И этот город был действительно новым, абсолютно во всех смыслах. Жизнь в нем кипела. Казалось, будто все люди планеты обитали именно тут. По широким автострадам мчались новенькие автомобили на электротяге, но изредка, рыча громким выхлопом, проносились машины с двигателями внутреннего сгорания. Должно быть, высшая элита, ведь качественный бензин сейчас в дефиците. Люди были одеты в яркие нарядные одежды, а лица девушек выглядели очень странно, косметика полностью их покрывала, создавая впечатление, будто перед тобой оживший труп. Судя по всему, я безнадежно отстал от современной моды.

Мы были тут первый раз, и контраст проявлялся настолько резко, что мы и не представляли, будто такое возможно. Особенно учитывая ту обстановку, что царила в провинции. В некоторых районах у нас до сих пор не хватало пресной воды, а тут везде стояли фонтаны. Некоторые в нашем городе сутками ничего не ели, а тут еду выбрасывали, иногда даже не попробовав. Но самым несправедливым было то, что, скорее всего, энергия, которая двигала вперед весь транспорт и освещала улицы, была получена именно из наших энергоресурсов, а все высокие здания были построены из добытого нами металла. Наверное, так же себя ощущали индийские махараджи, выходя из здания лондонского вокзала викторианской эпохи на оживлённые улицы. И, наверное, им было так же обидно и больно, как мне сейчас, наблюдать все величие метрополии, вспоминая о нищете и безграмотности колонии, которая была их родным домом.

А после войны мы думали, будто Сидней является огромным городом, утопающим в роскоши. Сейчас же он казался деревней, которую прогресс обошел стороной, посчитав недостойным своего внимания. И становилось понятно, почему уроженцы колоний практически не имели шансов попасть на Большую Землю: ведь, увидев такое, невольно начнешь задумываться о том, что в этой системе что-то устроено неправильно. Тем не менее, через пару часов прогулок по незнакомому городу я почувствовал себя настолько вымотанным, будто пробежал марш-бросок в полной боевой экипировке. Я уже позабыл это чувство, когда большой город высасывает из тебя энергию, словно Черная Дыра, поглощающая целые светила. Хотя и раньше, и сейчас это кому-то нравилось. Лично нам больше была по душе тихая провинция: пусть она и нищая, и зачастую небезопасная, но иногда там было гораздо свободнее, чем в любом мегаполисе.

Время быстро подходило к полуночи, но улица и не думала засыпать. Казалось, даже наоборот, движение лишь усилилось. Нужно было срочно искать ночлег. Поскольку денег на моей карте было немного, королевским апартаментам в пятизвездочном отеле я предпочел один из капсульных отелей, которые, благодаря своей доступности, заполонили весь город. Со стороны они выглядели довольно мрачно. Представьте, будто бы вы зашли в морг, и там, на главной стене в холодильнике, вы видите ячейки размером примерно полтора на полтора метра. В общем-то, это и были местные номера. Забравшись в отверстие, вы вполне могли бы почувствовать себя закопанным заживо. Дневной свет внутрь не проходил, и только монотонный шум вентиляции давал надежду на то, что утро для вас еще наступит. Но желающих было много, поэтому мне досталось самая неудобная «комната» в углу, на верхнем ярусе. Для двоих места там точно не хватало, поэтому мой спутник, все поняв без слов, кивнул и остался снаружи. Я, в свою очередь, забрался в «гроб» и практически сразу же уснул.

Спал я почти тринадцать часов; видимо, усталость, накопившаяся за последние дни из-за постоянных мыслей, дала о себе знать. А может быть, я просто давно не отдыхал в таких комфортных условиях – ведь если опустить мои фантазии про морг и могилу, в этих капсулах поддерживалась оптимальная температура, которую можно было задать самому, и никакой шум с улицы туда не доносился. Выбравшись наружу, я увидел, что отель опустел, и я оказался его единственным постояльцем. По крайней мере, до вечера, когда изможденные выматывающей офисной работой люди вернутся в арендованные маленькие гробики и снова подключат свой разум к общей информационной сети, позволяющей им забыть суровую реальность, которую они ненавидели. Умывшись в общем для всех постояльцев туалете, я решил воспользоваться невиданной для моей провинции роскошью – теплым душем. За него пришлось доплачивать отдельно, но, учитывая, что каждый мой день здесь мог стать последним, я решил проявить расточительность и, под молчаливое одобрение моего спутника, насладился всей прелестью этой строго ограниченной пятью минутами услуги. Пока я стоял под чуть теплой, бежавшей практически без напора, струей, я вспомнил, что раньше для всех это было нормой каждого нового утра. Впрочем, как и электричество, оставшись без которого на пару часов, мы проклинали весь мир, жалуясь на тот «великий дискомфорт», который переживали из-за этого. В нашей природе заложено обесценивание всех имеющихся у нас благ. Не задумываясь о том, что в любой момент они могут исчезнуть, мы всегда хотим все больше и больше. С одной стороны, это может двигать нас вперед, а с другой – отбросить далеко в прошлое, в то время, когда наши далекие предки укрывались в пещере и мечтали просто пережить ночь.

Но с таким положением вещей ничего нельзя было поделать, и нам оставалось только оглядываться на ошибки и пытаться не повторить их в грядущем. Выйдя на улицу, мы с удивлением обнаружили, что суеты в этом городе еще прибавилось, хотя вчерашний вечер нам показался апогеем хаоса. Учитывая, что мы не имели ни малейшего представления, с чего нам начинать поиски ответа на тайну происхождения моего товарища, первым делом было решено выполнить третью просьбу загадочного Инквизитора и зайти в их Главное управление. В принципе, мы могли бы не делать этого и просто затеряться в толпе, да и вряд ли кто-либо станет нас искать, но я не мог нарушить слово офицера, данное мной. И вдобавок к этому меня распирало любопытство, он для меня продолжал оставаться загадкой, как и его покровители, якобы желающие лишь добра.

Перед тем, как пойти на уровень, где располагалось Главное управление Инквизиции, я решил пообедать и зашел в местную забегаловку, какие раньше стояли на каждом углу. Там давали свежую и вкусную еду, о существовании которой я старательно пытался забыть, чтобы не сойти без нее с ума. После шикарного обеда, который был для меня завтраком, я уже расплатился и собирался уходить, как внимание моего друга привлек мужчина, сидевший за дальним столиком.

– Он был сегодня в том же отеле, где и ты, – настороженно сказал он. – Пока ты спал, этот человек два раза заходил и что-то спрашивал у смотрителя. Теперь я понимаю, что он интересовался, не вышел ли ты через запасную дверь. Должно быть, его приставили следить за тобой.

– С их стороны вполне логично приставить за мной кого-то, чтобы я не растворился в мегаполисе. Только вот я совсем не обращал на это внимания. Бытовые удобства направили все мои мысли в светлые воспоминания детства. Но надо вернуться в реальность. Защитимся от него самым надежным способом, – вполголоса ответил я, направляясь от выхода к нему, – нападем первыми. Для начала просто поговорим, а дальше по ситуации.

Я подошел к мужчине из отеля, присел напротив и пристально стал смотреть ему в глаза.

– Хорошо у вас тут, – не отводя взгляда, начал я. – Сижу вот и думаю, может, насовсем сюда переехать? Воздух чистый, еда свежая, гостиницы удобные, электричества в избытке. Не жизнь, а рай. Какой район порекомендуете?

Незнакомый нам человек не стал изображать удивление, хотя ему так и осталось неясным, где он допустил промах:

– Я бы вам рекомендовал направиться туда, где, как мне кажется, вас ждут с самого утра, – пытаясь скрыть разочарование, ответил он. – В чем я прокололся?

– Ни в чем, это скорее мое предчувствие. Хотя, если бы вы сейчас поверили в себя до конца и, не сомневаясь, что я вас мог где-то увидеть, просто удивились, то я, скорее всего, просто извинился бы и ушел, – немного слукавил я, чтобы не было лишних подозрений.

– Ловко вы меня обхитрили, – уже с нескрываемой досадой пробормотал он. – Я еще не до конца свыкся с этой работой, мне проще все напрямую делать.

– Вы тоже военный? У вас на шее химический ожог, такие только от фосфорной гранаты получить можно, их ни с чем не спутать. Где служили?

– В Латинской Америке, но про ваши подвиги и там легенды слагали. Меня приставили к вам, чтобы проследить, что вы успешно доберетесь на встречу, мало ли что может быть, хотя мы немного почистили базу и теперь никто не знает о вашем приезде.

– А зачем такая конспирация? Кому я интересен, помимо вашего Управления?

– Тем, кто уже осознал масштаб грядущих перемен, но никак не может смириться с их неотвратимостью. Мы продумываем все их шаги заранее, как раз поэтому я вас и охраняю, и хотя вероятность вашего перехвата всего семнадцать процентов, перестраховаться не помешает.

– Кто высчитывает все эти вероятности? Такое под силу только Творцу. Или ваше управление и его завербовало?

– Я не могу вам сейчас рассказывать всех подробностей, потому что я и сам их не знаю. Знаю лишь, что все гораздо проще, и эту вероятность просчитал не Бог, а кто-то другой. Тот, с кем вы встретитесь сегодня. Правда, я сам не знаю, кто он такой, а просто выполняю приказ. Хотя вероятность того, что вы уже до полудня прибудете в Управление, была около пятидесяти девяти процентов.

– Значит, и боги иногда ошибаются, – усмехнулся я. – Вы там служите или, как один мой знакомый, просто некий внештатный сотрудник, свято верующий в светлое будущее? Наверное, второе; они на такую работу отправляют тех, кого в случае чего не жалко, а себя любимого никто из них под удар не поставит.

– Вы не правы, таких, как я, посылают в те моменты, когда считают это наиболее логичным. Моё лицо никому не знакомо, а если со мной и случится что-нибудь, то никакой информации от меня не получить, потому что я и сам знаю очень немного. Моя потеря не скажется на успехе организации. Таким, как я, сразу говорят о возможных рисках и предупреждают о последствиях. Я прекрасно знаю, на что иду. Даже более того – для подобных заданий специально отбирают людей с психическими проблемами. Тех, кто после войны не нашел своего места в жизни. У меня был выбор – либо обычная работа и возможность вернуться в нормальную жизнь, либо постоянный адреналин в крови от исходящей угрозы. Вы догадываетесь, что я выбрал. Это трудно понять, но я верю в идею, за которую многие отдадут свои жизни.

– Как мне это знакомо, слепая вера… Раньше я тоже верил, и вот результат.

– У нас результат был не лучше, но теперь дело пойдет иначе. Еще немного времени – и все будет хорошо. Я уже вижу изменения, а еще три года назад было намного хуже. Но с их приходом все стало улучшаться.

– С чьим? – настойчиво спросил я. – Если вам верить, то какие-то ангелы спустились с небес и начали обустраивать этот мир, сверяясь с чертежами своего начальника. Вы ведь военные люди, как вы можете верить в этот бред? Вы даже говорите одни и те же вещи с одинаковой интонацией. Вам просто диктофон включают, а вы запоминаете. Единственный, кто понимал смысл своих слов – это тот, кто меня и попросил приехать в ваше Управление, только теперь я снова сомневаюсь, стоит ли туда вообще идти. Они отправили вас, прекрасно понимая, что я, возможно, и вовсе не хочу с ними встречаться. А вы, при таком раскладе, должны были меня настойчиво попросить передумать, и это было бы последним, что вы бы сделали в жизни! Понимаете? Они отправляют вас как расходный материал.

– Разница между вашими представлениями обо всём этом и реальностью состоит в том, что от меня и не скрывают факторов риска. Я знаю, на что иду, и при желании имею полное право отказаться от того, чего не хочу делать. И за отказ не последует никаких репрессивных мер. Новое общество, где каждый на своём месте. Вы скоро сами все узнаете, не торопитесь с выводами. Нам пора идти, вас ждут.

– А кто сказал, что я пойду? Может, я именно сейчас и разберусь с вами, а сам уйду в леса, мне не привыкать.

– Я думал об этом, но мне сказали, что вероятность такого исхода – ноль процентов. Быть расходным материалом не так уж и плохо, если тебе знают цену и не разменивают тебя по мелочам. Они настолько в вас уверены. А я уверен в них.

– У вас прямо замкнутый круг получается: вы верите в них, они в меня, теперь еще я сам в них должен поверить. Только вот в кого? Тем более сейчас эта вероятность и правда нулевая, но лет пять назад я был гораздо злее и агрессивнее – интересно, какую бы они тогда вам вероятность вывели…

– Это как с Богом. Как я понимаю, вы тоже в Него веруете, но при этом не можете продемонстрировать ни одного вразумительного доказательства Его существования. Но разве ваша вера от этого слабее? Скорее наоборот, она становится крепче, стоит лишь вам увидеть еще один знак от Него. Хотя ученый, сидящий внутри вас, каждый раз пытается найти этому объяснение. Но объяснения этому нет, в это можно лишь верить. И как раз поэтому вы прилетели сюда не пять лет назад, а вчера. Потому что Бог вас готовил все это время. Возможно, даже разговаривал через кого-то, а вы и не понимали всего величия таких мелочей, – мой невидимый друг тихонько засмеялся. – А теперь, когда сердце стало мягче, а душа – терпимее, Он и сложил судьбу так, чтобы она вас привела сюда.

– Я уже сомневаюсь, а есть ли этот Бог, – тяжело вздохнув, ответил я. – Может, мы Его настолько разочаровали, что Он вообще про нас забыл и сейчас где-нибудь в другой вселенной создает новый мир, но уже учитывая ошибки прошлого, поэтому человеку там не будет места.

Мы оба замолчали, я на минуту задумался. Но, если честно, другого выбора у нас нет. Может, там они и помогут мне найти ответы на вопросы, если я выслушаю их предложение. Раз уж наше путешествие изначально складывается абсолютно не так, как ожидалось, то, наверное, стоит полностью довериться судьбе. Поэтому, не говоря ни слова, мы встали и вышли на улицу, где большой город снова обрушил на нас свою нескончаемую суету, но теперь она казалось какой-то обыденной, будто так и должно быть. Я в очередной раз подумал, что человек может привыкнуть ко всему: и к плохому, и к хорошему.

Пройдя через все уровни, мы встали возле огромного здания, верхние этажи которого были скрыты за низкими облаками. Это и был конечный пункт назначения. Сопровождающий нас человек любезно открыл перед нами двери, и, минуя еще больший, чем в Сиднее, холл, мы прошли к кабинету. Перед тем, как впустить нас в него, он сказал:

– Чтобы у вас в голове не возникло путаницы, хочу сразу предупредить, что тот, с кем вы сейчас встретитесь, не является тем, ради кого вы здесь. Он как раз из лагеря наших оппонентов. Просто было бы не совсем справедливо, если бы вы не выслушали и его точку зрения. Как только вы посчитаете, что ваша беседа с ним закончена – выходите. После этого я провожу вас в место, где ждут те, ради кого вы и приехали.

– Как у вас все сложно. Даже не буду спрашивать, почему всё так. Ответ, как обычно, будет расплывчатым, – раздраженно произнес я и вошел в просторный кабинет.

Там меня ждал пожилой человек, сидевший за небольшим столом. Я сел напротив него и начал разговор.

– Нас ожидает очередное театральное представление? Какая роль в этой пьесе отведена вам, уважаемый?

– Честно говоря, я и сам устал от подобного лицедейства, – уверенным голосом сказал старик. – Но это часть нашей договоренности с тем, к кому вы пойдете после меня. Скажу сразу, я не могу вам ничего о нем сказать. Могу лишь попытаться отговорить вас от той затеи, которую он вам предложит. Хотя, если честно, то мне уже все равно. Я периодически общаюсь с разными людьми, которых пытаются привлечь к созданию нового миропорядка, но мой жизненный опыт говорит мне лишь одно: у вас ничего не получится. Каким бы мудрым ни был тот, кто поведет вас вперед, человечество найдет способ обмануть и его.

Мой невидимый спутник присел рядом с ним и начал всматриваться в глаза старика, улавливая мимику его лица.

– Если вы не можете рассказать мне о том, с кем я хочу встретиться, – начал я, – то хотя бы скажите, кто вы? И от чего вы меня пытаетесь отговорить?

– Я понимаю, что у вас в голове много вопросов, и на многие из них я пока что не имею права дать вам ответ, поэтому позвольте мне лишь рассказать все то, что мне на данном этапе позволено. Остальное вы узнаете чуть позже, но уже не от меня. Я был одним из членов правления Конгломерата до того, как принял решение сдаться в плен Новой Инквизиции. Я стал первым представителем старой элиты, кто осознал неизбежность преобразований, начатых этой властью, но мой скептицизм бывшие соратники не разделяли. Некоторые из них до сих пор считают меня предателем. Другие думают, что я сошел с ума, и есть вероятность, что они правы, так как я сам не до конца понимаю, чем же еще можно объяснить мой поступок. Но и у тех, и у других сейчас одна задача – они пытаются вернуть прежние позиции в корпоративной иерархии, за которую мы так дорого заплатили. Когда я понял, что наша борьба проиграна, я мог лишь прийти сюда, чтобы ценой свободы попытаться ослабить наказание для своих близких, которые еще не осознали всю тщетность попыток бороться за тот социальный строй, который они считают правильным.

– А вы сами тоже считаете правильным то, что сейчас творится с людьми, которым не повезло родиться в ваших «великих» семьях? – перебил его я.

– За все время существования нашего вида еще ни разу не было по-настоящему справедливого общества, – впервые отведя взгляд, продолжил старик. – Это отражение нашей несовершенной природы. Мне уже почти сто лет, и, оглядываясь на свою жизнь, я не могу сказать, что горжусь всеми своими поступками. Но что мешало тем, кто жил рядом во времена моей молодости, идти по одному со мной пути? Мне тоже не повезло родиться в семье с вековыми традициями, однако я работал, не покладая рук, чтобы достичь вершины, а тем, кто рос со мной на одной улице, вполне хватало среднего достатка да бутылки пива перед телевизором за просмотром очередного вечернего сериала для дебилов. И я сейчас говорю даже не о материальных благах, а о духовном совершенствовании самого себя. Справедливо ли то, что мы сделали с человечеством, спросите вы? Конечно, справедливо, я ни минуты в этом не сомневался. Мы сами загнали себя в такие условия, когда для спасения организма приходится ампутировать его часть. Поймите, нам не нужна была власть над миром. Мы обладали ею и без этого. А решение вскрыть загнивающий социальный нарыв пришло в наши головы не просто так. Несколько различных научных организаций, не связанных друг с другом, получили от Конгломерата огромные финансовые вливания на одно исследование – попытка предсказать развитие общества, исходя из сложившихся на тот момент социальных факторов. Они учитывали столько различных вариантов, что отчет занимал несколько тысяч страниц. Не буду утомлять подробностями и методами его написания, но я до сих пор считаю его одним из величайших трудов человечества. Но все независимые группы пришли к одному и тому же выводу – напряжение на планете только усиливается, и процесс уже необратим. Ограничивать свободы людей, выросших во вседозволенности и безответственности, просто нереально. Они будут всячески этому противиться. Единственным решением стало ускорить этот процесс, пока мы ещё были в состоянии хоть как-то им управлять. Нашим предшественникам нужно было провести подобное исследование на пятьдесят лет раньше. Тогда, скорее всего, такого жесткого вмешательства не потребовалось бы. Но случилось то, что случилось. Большая Война стала спасительным кровопусканием. И если бы мы не организовали ее под своим строгим контролем, то лет через пятьдесят это бы произошло само, только последствия были бы гораздо хуже. Я уверен, что планета в таком случае просто перестала бы существовать. Мы лишь смягчили удар и сгладили последствия от него.

– Как просто вам играть в богов и разбрасываться миллиардами жизней, – с презрением начал я. – Легко рассуждать о высоких идеалах, когда не нуждаешься ни в чем. Когда не ваши дети погибают на войне, то не так уж и трудно принимать подобную философию. А к вам во снах не приходят те, кем вы пожертвовали ради блага планеты?

– Я вообще мало сплю в последние годы, а снов и вовсе не вижу. Внутри меня осталась лишь пустота. Мой любимый внук, на которого я возлагал большие надежды, был таким же идеалистом, как и вы. Он пошел добровольцем на фронт, и через полгода его убили. Сын моего близкого друга сделал то же самое, и результат был таким же. Я тоже несу ответственность за свои поступки. Главное мое наказание в том, что врачи предрекают мне продолжительное адекватное существование. Бог еще долго будет издеваться надо мной, не пуская в лучший мир. Но если бы мне выпал шанс все изменить – я бы не стал им пользоваться. Вы можете считать меня чудовищем, но я сделал то, что должен был. Кто знает, может, через тысячу лет мне поставят памятник. Ведь к тому времени вся сегодняшняя боль, которая нам сейчас мешает воспринимать мир критически, угаснет. И наши потомки будут смотреть лишь на результат, который, несомненно, будет положительным. Сейчас многие воспринимают Александра Македонского или Чингисхана как положительных государственных деятелей, но редко кто вспоминает о той цене, которую они платили за такие преобразования.

– А то, что творится в мире сейчас, вы тоже справедливым считаете? Или вы все так же далеки от обычных людей, как и раньше?

– Признаюсь честно – мы оказались неспособны к такому далекому планированию, на которое рассчитывали изначально. В определенный момент все пошло не так, и нам пришлось принимать жесткие меры, ориентируясь на обстоятельства. В этом я действительно считаю себя виновным. Главной задачей было не уничтожать людей, а научить их ценить то, что они имеют. Мы открыли ящик Пандоры, который контролировали до определенного момента, а потом были уже не в силах его закрыть. Но если вы думаете, что тот, с кем вы встретитесь, предложит вам более человечный выход из сложившейся ситуации, то вы глубоко ошибаетесь. Но я не буду вам об этом ничего рассказывать, потому что мы с ним заключили джентльменское соглашение: я не говорю ничего лишнего и просто высказываю свою точку зрения по некоторым вопросам, а он не будет преследовать моих друзей и близких, когда победа будет у него в руках.