Текст книги "Возвращение"

– Что входит в мои обязанности заместителя министра и как именно я должен подчиняться своему непосредственному начальнику? – спокойным голосом спросил мой товарищ.

– Ну, всех обязанностей я сейчас перечислить не смогу, но если приблизительно, то вам нужно будет очень осторожно выстраивать систему пропаганды, образования и подготовки кадров не только в Империи, но и во всем Содружестве. Вам придется работать в тесном контакте с Министерством иностранных дел, но всю работу будет контролировать ваш непосредственный начальник. И главное – не рубите сплеча. Все делайте постепенно, согласовывая с министром. Но если он будет против, тут даже я помочь не смогу, придется подчиниться.

– То есть вы мне предлагаете работать под началом маразматичного дегенерата, который может похвастаться только наивысшим уровнем умения вылизывать зады? Он ведь еще в старом правительстве этим занимался. Да он ни одной моей инициативы не одобрит, потому что все они будут направлены на то, чтобы подобные ему бесталанные исполнители могли иметь отношение к управлению государством только лишь в качестве дворников на заднем дворе министерской стоянки. Это не по мне. Или все, или ничего, а всего, как я понимаю, Император доверять бунтарю не готов. А огромной зарплатой и дачей с водителем вы можете попробовать заманить кого-нибудь другого. Я отказываюсь от вашего предложения.

Такого поворота событий наш гость точно не ожидал. Честно признаться, я тоже, но вмешиваться в его жизнь на данном этапе я не мог. Вернее, мог, конечно, но такие решения каждый должен принимать только сам, чтобы и ответственность в итоге лежала на ком-то одном.

– Я немного не понял, вы отказываетесь от того, что я вам предложил?! – с удивлением пробормотал наш гость. – Должно быть, вы чего-то не поняли или же попросту пьяны.

– Я не употребляю алкоголь, и если бы моему примеру в этом вопросе следовали все в нашей стране, то наш флаг уже давно развевался бы не только над всеми континентами, но и в других солнечных системах.

– Ну, значит, вы под воздействием каких-то своих галлюциногенов: наверное, забираете немного сильнодействующих средств из института домой. Давайте я заеду завтра, когда вы все хорошенько обдумаете. Я понимаю, у вас стресс, Император может выпить человека за секунду, мы все через это прошли, вы просто еще не восстановились. А лучше даже встретимся послезавтра. Вы просто не осознаете перспектив, которые перед вами открываются. Не горячитесь, такие решения нужно принимать со спокойным сердцем, а вами руководят эмоции. Посмотрите на это иначе: годика два побудете на новой работе, потом свыкнетесь с правилами игры. Я вам во всем помогу. Если понадобится – надавлю на вашего начальника. Просто поваритесь в этом котле немного, а потом, с вашими знаниями и моим опытом, мы далеко пойдем, вы уж мне поверьте.

– За эти три дня я уже все обдумал. Я был бы крайне признателен, если бы меня освободили от занимаемой должности и разрешили мне просто преподавать в университете, желательно с возможностью долгих командировок и минимальным бюджетом на мои личные исследования. Если вам мало моего слова, я готов подписать любую бумагу о неразглашении информации или какой-нибудь подобный документ. Если же наверху решат, что я подвел Империю и мое место на скамье трибунала, то я это прекрасно пойму и не буду никого осуждать. Такова структура нашего самодержавия. Но изменять своего решения я не стану. Единственное, чем я могу посодействовать, так это рекомендацией на эту должность одного моего ученика. И пусть вас не пугает его молодость, парень очень способный и в чем-то даже уникальный. Это как раз будет по его характеру, уверен, что с должностью в министерстве он точно справится гораздо лучше меня.

В кабинете повисла пауза. Время словно застыло. Не нужно было обладать даром телепатии, чтобы прочитать мысли нашего гостя. Все было написано на его лице. Но он все же решил высказаться:

– Я работаю рядом с ним с самого начала, через меня прошли сотни людей, а может, даже и тысячи. Но за все это время он никому из них не делал такого щедрого во всех смыслах предложения. Он разглядел в тебе какой-то потенциал, которого до этого не видел ни в ком. И ты отказываешься от всей этой божественной благодати из-за каких-то своих принципов?! Нет, дорогой мой, это ты себя так обманываешь, сваливая все на свою непоколебимость и веру в идеалы. На самом деле признайся себе в том, что причиной твоего безумного поступка является гордыня! Нескончаемое себялюбие замутняет твой светлый ум! На тебя он хочет сделать настолько большую ставку, что все остальные за это готовы были бы, не задумываясь, убить кого угодно! Разве непонятно, что он воспитывает из тебя своего преемника? Он присматривался к тебе столько лет. Думаешь, к тебе одному? Он перебрал столько кандидатур, что мы уже начали задаваться вопросом, а кто же будет после него? И теперь ты решил погубить не только карьеру, но, возможно, и свою жизнь? – произнося эти слова, он утратил свою вежливость. Его раздирали гнев и злоба.

– Я повторю еще раз, – абсолютно невозмутимым голосом сказал мой друг. – Я отказываюсь от этого предложения, а причина этого отказа не должна вас волновать. Если он посчитает нужным – я готов провести остаток своей жизни в тюремной камере. А если этого ему покажется мало, вы в любой момент можете сделать так, чтобы я исчез навсегда, и никто даже не захочет спрашивать, что же со мной случилось. Но я лучше продолжу свои эксперименты на том свете, чем стану винтиком в вашей прогнившей системе. А пока я еще в нашем грешном мире, и это моя квартира. И если вы не изволите сбавить свой тон, то я буду вынужден попросить вас удалиться. И будьте уверены, моих способностей хватит на то, чтобы вы по своей собственной воле покинули этот кабинет через окно, предварительно написав под мою диктовку предсмертную записку. Мы находимся на пятом этаже, думаю, этого вам хватит. А наверху я потом преподнесу эту ситуацию так, что все те привилегии, которые были мне предложены, сохранятся, и я, быть может, даже передумаю. Кстати… Вы бы не могли пристально посмотреть мне в глаза?

На мгновение наш гость задумался, потом резко побледнел, отвел взгляд в сторону и нервно начал оправдываться.

– Вы меня не так поняли, я немного вспылил. Знаете, так бывает, работа очень нервная, не высыпаюсь постоянно. Я прекрасно понял ту просьбу, которую вы хотите передать Его Императорскому Величеству. Я незамедлительно это сделаю. А насчет ваших рекомендаций по поводу кандидатуры на эти должности – я обязательно представлю вашего ученика на утверждение, возможно, он и вправду со всем этим справится. Я, пожалуй, пойду.

– Ну что вы, останьтесь. Раз мы неправильно поняли друг друга, то, может, выпьем по чашке чая? Тем более, вы же знаете, что я могу лечить некоторые заболевания, а раз вы страдаете нервными расстройствами, связанными с работой, то, вполне возможно, одного сеанса гипноза хватит, чтобы это исправить. Посмотрите мне в глаза…

– Нет, что вы! – выскочив из кресла и направившись к двери, при этом отводя взгляд, сказал надоевший нам обоим гость. – Мне нужно ехать, столько дел.

С этими словами он выскочил из квартиры со скоростью пули.

– Вот хам, – наконец-то заговорил я. – Даже не попрощался. Здорово ты ему вселил страх в сознание.

– Месяц кошмары будут мучить. А раньше я его искренне уважал. Думал, он хорошо ко мне относится. Каким же я был наивным идиотом, хотя и сейчас не намного поумнел. Оказывается, он так меня обхаживал на тот случай, если выбор преемника падет на меня и он станет моим «другом» в мире политических интриг, а сам при этом будет проворачивать мелкие делишки у меня за спиной. И тут его карта сыграла, вот он и решил мне об этом сообщить лично и, конечно же, стать моим наставником. Мне совесть не позволяла раньше им в головы залезать. Считал, что так нечестно, что надо пользоваться моими способностями лишь в редких случаях. Больше подобной ошибки я не повторю. И пусть через год я разочаруюсь во всех жителях планеты, зато буду видеть их искренние намерения. Как это все мерзко.

– В мире очень много мерзости, он еще не самый худший из представителей своего круга. Император ведь сказал тебе, что у них у всех очень примитивный образ мышления. Этот хоть может поддержать разговор на любую тему и не зациклен на деньгах. Просто понимает, что ему их до конца жизни при всем желании не потратить. Такая элементарная вещь, а доходит в лучшем случае лишь до каждого десятого. Зря ты отказался, и дело даже не в том, что у тебя была перспектива огромной власти. У тебя был бы реальный шанс изменить жизнь вокруг. Не сразу и не всю, конечно, но со временем что-то из задуманного обязательно бы получилось.

– Есть еще другой вариант: пока я дошел бы до уровня, позволяющего мне единолично принимать любые решения, от того человека, которого ты сейчас видишь и знаешь, не осталось бы и следа. Это как притча о драконе, убив которого, ты сам можешь в него превратиться и, сам того не замечая, покроешься чешуей, а вместо зубов у тебя вырастут клыки.

– Но при этом всегда есть шанс разорвать порочный круг. По крайней мере, ты бы мог попытаться. Да и, в конце концов, даже такому мощному человеку, как Император, не удается так быстро изменить эту систему. Но им было положено хоть какое-то начало, с этого старта ты бы мог вывести на новый уровень не только страну, но, в каком-то смысле, все человечество, – тут я подумал, что лучше было бы его поддержать, даже при условии, что мне его отказ казался неправильным. – Ну да ладно, забудем об этом, если так тебе подсказала совесть, значит, ты все правильно сделал.

На следующий день мы ждали, что за ним придут. Ведь такой отказ можно было расценить и как оскорбление, и даже как попытку подрыва государственной власти. Он оделся в спортивный костюм, собрал рюкзак необходимых вещей – и отпустил ситуацию, потому что переживания ничуть не способствуют решению каких-либо проблем. Казалось, что он ждал некоего избавления, настолько сильным было его разочарование в кумире всей своей жизни. Но за ним не пришли ни на следующий день, ни через день после. Но на третьи сутки в кабинете раздался неожиданный звонок телефона. На другом конце провода голос нашего недавнего посетителя абсолютно спокойно и дружелюбно сообщил, что просьба моего друга полностью удовлетворена, за небольшим исключением – в виде ограничения заграничных командировок на Американские континенты. Теперь он не мог посещать их в любое время, а только лишь в составе научных делегаций и под контролем специально обученных людей из соответствующих структур. Мы были слегка удивлены.

А через пару часов раздался еще один звонок. Звонил тот самый Ученик, с которым они очень сблизились за эти годы. Ему никто не рассказывал всех подробностей сложившейся ситуации, ведь в таком случае был риск, что он тоже откажется, решив быть до конца со своим Учителем. Сложившуюся ситуацию ему преподнесли так, будто бы к моему товарищу пришли за советом, а он порекомендовал своего человека, не желая ввязываться в политику. Поэтому разговор состоял лишь из благодарностей от одного и поздравлений от другого. Правда вскроется лишь через несколько месяцев, когда отступать новому заместителю министра просвещения будет уже некрасиво.

Но именно тогда жизнь моего товарища начала превращаться в рутину. Дни стали похожи один на другой, хотя при этом он ездил по всему миру. В том числе и в составе научных делегаций, с приставленными к нему людьми из контрразведки. Благодаря этому он завел новые интересные знакомства, продвинулся в разных научных дисциплинах. Но с каждым годом блеск в его глазах угасал. Он не признавался, но я это видел: он жалел о своем отказе. Особенно мучительно ему было смотреть на успехи своего Ученика. Его светлая половина искренне им радовалась, но темная всегда напоминала о том, что на этом месте мог бы находиться он сам. Скорее всего, именно поэтому они так отдалились за эти годы, хотя ни один из них в этом не признавался.

Но сейчас мой друг поднимался по лестнице в ту самую квартиру, где когда-то обучал своего единственного, но при этом невероятно способного Ученика. В том времени он был счастлив, потому что находился в блаженном неведении, но зато уверенный в собственной исключительности. В его голове не было даже малейших сомнений, что весь мир он положит к своим ногам. Тогда он не догадывался, что система может принимать только гибких. Он был уверен, что является тем самым единственным исключением – человеком, который изменит историю. Ему казалось, что он сделан из стали, которая окажется не по зубам его завистникам и недругам. Сейчас даже эта парадная смогла взбудоражить его память настолько, что с каждым пролетом лестницы в его в голове завертелись вихри воспоминаний. Он встал возле той самой двери, хотел нажать на кнопку звонка, но не стал этого делать, опустил веки, несколько секунд о чем-то думал, потом его глаза открылись, а одновременно открылась и дверь.

– Эти игры уже устарели, мог бы что-нибудь новое придумать. Или, в крайнем случае, как все нормальные люди, постучать, – улыбаясь, сказала ему женщина, которая вчера встретила нас в приемной Хозяина. – Как раз вовремя, я поставила чай, заходи.

Глава 6

Что такое сон? Этот вопрос задавали себе многие выдающиеся умы на протяжении всей истории человечества. Его решение сможет дать нам понимание естества нашего сложного, как сама Вселенная, сознания. Но найдем ли мы когда-нибудь правильный ответ? Ведь даже в спокойное и продвинутое время моей молодости наши познания природы сна были примерно на том же уровне, на котором его пытались понять философы Древней Греции. Конечно, теорий на этот счет было предостаточно, и в то же время никому не было под силу привести убедительные факты для объяснения этого феномена.

Но мне было жизненно необходимо хотя бы приподнять завесу этой тайны. Потому что именно там скрывалась разгадка появления в моей голове того, с кем я уже долгое время разделяю свое пространство. Впервые он со мной заговорил именно во сне. Я помню лишь обрывки фраз. И помню, что как только эти фразы стали звучать в моей голове наяву, они сразу же перестали появляться в моих снах. Он тоже никогда этого не забудет. Это было для него чем-то вроде появления в нашем мире, можно сказать, даже днем его рождения. Как ребенок в утробе матери развивается на протяжении девяти месяцев, так и он формировался в моей голове чуть более одного года. И покинув ее, больше не мог помогать мне в понимании смысла моих грёз. Но даже без его участия они преследуют меня до сих пор, словно отголоски моей прежней жизни, которую кто-то стер ластиком из моей памяти, забыв замазать некоторые ее фрагменты.

А была ли эта жизнь? Или просто у меня еще неизвестная науке форма шизофрении? А может быть, это испытываю не только я один? И кому придет в голову рассказывать об этом другим, потому что риск быть непонятым, а иногда даже упрятанным в дом скорби, весьма велик. Тогда вполне логично, что и до меня, и сейчас на свете много таких же несчастных, которые хотели бы понять это загадочное явление.

Но если все-таки то, что я вижу в своих снах, когда-то происходило с моей душой? Ведь энергия должна куда-то перетекать после смерти. Если допустить на мгновение правдивость того факта, что мы просто являемся некой «частицей Бога», которая во время каждого жизненного цикла набирает опыт, привнося его в общий сосуд мудрости после ухода из материального мира, то в таком случае в этом можно усмотреть некую логику мудрого Создателя. Но вместе с этим опытом мы сбрасываем и все свои воспоминания. Это вполне может быть своеобразной защитой от мошенничества, ведь согласно вселенской справедливости, все должны быть изначально в равных условиях в попытках поиска смысла жизни. Кто-то может возразить, что условия могут быть весьма различными, потому что наш мир всегда был построен на неравенстве между людьми. Но это неравенство заключается скорее в материальном плане, нежели в духовном. Все зависит лишь от силы духа и решимости искателя. Всегда существовали те, кому было жалко тратить время на бег по замкнутому кругу. Они разрывали связывающие их цепи, несмотря ни на что. Дети из самых низов к концу земного пути могли управлять империями. Пускай их всегда меньшинство, но, может, они сами избирают для себя этот путь? Когда ты начинаешь игру под названием жизнь по сотому или тысячному кругу, выбор в пользу спокойствия и достатка может быть сомнительным. Каждый раз хочется прочувствовать новый опыт, пусть даже и болезненный. Повышение уровня сложности должно быть хорошим стимулом. Звучит странно, но лишь оттого, что мы смотрим на это с позиции смертного человека. Для Вселенной наши биологические часы абсолютно незаметны. Стоит попробовать посмотреть на это с позиции вечности, и такая идея перестаёт казаться бредом сумасшедшего человека, каждый день разговаривающего с самостоятельно существующей галлюцинацией.

Хотя я прекрасно помню, что когда я исследовал свою собственную, пусть и собранную искусственно, цепь ДНК, то некоторые ее фрагменты были зашифрованы невероятно сложным образом. Это и могло быть своеобразным ключом, открывающим доступ к сейфу, где хранятся воспоминания давно минувших дней. В нашем подсознании каким-то образом уже при рождении записаны некие страхи и фобии, которые мы никак не могли получить в этом мире, еще не познанном нами. Чем объяснить тот факт, что почти все дети боятся темноты? Или почему пушистый котенок вызывает у них радость, а большой паук – страх? Мы так и не смогли до конца понять столь сложную природу нашего сознания. Но я не удивлюсь, если древние монахи разобрались в этом вопросе гораздо глубже нас. Только, поняв столь сложные механизмы, они видели всё происходящее под другим углом. В таком состоянии им меньше всего хотелось доказывать погрязшим в суете мирянам истинную суть вещей. А тем, кто все-таки пытался, это стоило очень дорого. Мне хочется надеяться, что я приближаюсь к их уровню, и скоро все сомнения в моих мыслях рассеются. В любом случае мне часто снится один сон, который я никак не могу запомнить. Сколько бы я ни записывал его, взволнованно проснувшись под утро, это были всего лишь некие обрывки. Кусочки огромной мозаики, которые мне уже столько лет не удается собрать воедино. Все равно что пытаться понять смысл трехчасового фильма по нескольким эпизодам, в хаотичном порядке показанным зрителю. Но я попытаюсь описать хотя бы эти «две минуты».

Во сне я живу в месте, которое сейчас именуется Большой Землей. Но там это отдельное государство с другим названием. Мой дом расположен в самом его центре, на живописной равнине. На горизонте видны горы. Их заснеженные вершины настолько красивы, что в ясную погоду я часами сижу на веранде и смотрю на них, размышляя о чем-то сложном и непонятном. В этой степи стоит только мой дом. Я не люблю соседей и специально выбрал такое тихое и уединенное место. Хотя у меня складывается понимание, что достаточно недалеко находится небольшой город, в котором я родился и который мне очень нравится. Я не помню, чем я занимаюсь, не помню, есть ли у меня кто-то из родни, не помню даже свои увлечения. Но я твердо знаю, что как только мне начинает сниться та жизнь, все эти пробелы моментально заполняются в моей голове. Иногда я могу уснуть под утро, часов в пять, и провести в грёзах целую неделю. Но, проснувшись и взглянув на часы, понимаю, что прошло не более десяти минут. Такое чувство, будто бы время замирает в этом мире, пока я наслаждаюсь полноценной жизнью в другом. Только в момент пробуждения кто-то стирает все из моей памяти, оставляя меня в неведении. В те моменты складывается впечатление, что смысл бытия снова от меня ускользнул.

Я часто рассказываю эти фрагменты своему спутнику. И каждый раз понимаю: это означает что-то и для него. Но так же, как и в моем случае, решение данной загадки ему не под силу. Хотя, возможно, именно тогда раскрылась бы тайна его появления, а я именно тот человек, который и должен помочь ему в сборе разрозненных кусочков мозаики в единую картину.

Вот и сегодня, уснув в гиперпоезде, я снова видел эти обрывки. Но сейчас я уловил что-то новое. И такого у меня не было уже много лет. Я впервые не осознавал себя человеком в том мире грез. Складывалось впечатление, что я освободился из плена своего тела и одновременно находился не только на всей планете, но и во всей Вселенной. Я чувствовал, что при желании мог очутиться в любом месте, в котором захочу. И не было никаких ограничений. Я понимал, что все барьеры исчезли, что законы физики на меня больше не действуют. И мне было так легко и спокойно. Подобных эмоций я прежде не испытывал. Но при этом я ощущал огромную скорбь близких людей, лица которых были для меня как в тумане. Я не знал, где они находились, но я их чувствовал, при этом не понимая: почему они расстроены? Ведь мне было так хорошо, как никогда до этого! И тут ко мне мгновенно пришло прозрение. Будто бы в данном трехчасовом фильме зрителю сразу же показали его концовку. «Наверное, я умер» – эта истина пронзила мозг моментально, и чувство блаженства резко сменилось угнетающей тоской. Я осознавал, что очень близкие мне люди сейчас убиты горем, что они готовы сами уйти из этого мира вслед за мной. Их мысли тянули меня назад, но при этом я понимал: обратного пути уже нет. Мне захотелось оказаться рядом с ними. Я на каком-то, непонятном мне уровне, понимал, что все они сейчас собрались в одном, очень дорогом мне месте. И тут мне показалось, что я могу очутиться рядом, чтобы хоть со стороны взглянуть на них. Каким-то образом подать знак, что это еще не конец, что в каком-то смысле это лишь начало, и мы обязательно еще встретимся. Я понимал, что в моих силах это сделать. И как только я решился на этот поступок… я проснулся.

Взгляд проводника, не решавшегося меня разбудить, вернул меня на землю. Как всегда, в самый важный момент сна, когда тебе кажется, что вот-вот откроется смысл всей твоей жизни, обязательно происходит что-то, возвращающее тебя в реальный мир.

– Наш поезд прибыл на конечную станцию, господин полковник. Мы в Сиднее, – сказал человек, лицо которого было мне очень знакомо.

– Давно мы прибыли? – еще находясь в полудреме, спросил я.

– Не более получаса назад, все пассажиры уже покинули поезд, вы последний. Я не хотел вас будить, но нам нужно освободить все вагоны, иначе коротать ночь вам придется на станции технического обслуживания локомотивов.

– В моем случае это не самый плохой вариант, – вставая со своего места, сказал я. – Наверное, и правда старею. Раньше просыпался от малейшего шороха, а тут меня могли увезти в депо, а я бы этого даже не заметил. Мне знакомо ваше лицо, и, судя по всему, вы меня тоже где-то видели. Не хочу показаться забывчивым, но, если не трудно, напомните мне обстоятельства нашей встречи?

– С удовольствием. Хотя ваше лицо когда-то знали все, и не только на нашем, тогда еще независимом континенте.

– Независимость – очень расплывчатое понятие, все мы от чего-то зависим, и государства тоже. Так всегда было и так всегда будет, поэтому не надо отчаиваться. Просто сейчас зависимость немного сильнее, чем раньше, – на этих словах мы с моим пока еще неузнанным проводником вагона вышли из поезда и пошли по перрону к выходу из вокзала.

– А вы все такой же философ, как и раньше. Помните наш долгий разговор в госпитале? Вы тогда получили контузию, а я был тем самым молодым психологом, который надоел всем солдатам настолько, что меня отправили к вам. Тогда я не понял этого, но они таким образом надо мной подшутили. Шутка подействовала, я понял, что психология – не мое призвание, и вернулся домой.

– Точно! – я действительно вспомнил его лицо, оно почти не изменилось с тех пор. – И в чем же вы нашли смысл своей жизни?

– В том же, в чем его нашли вы. Я пошел добровольцем на фронт, служил рядовым в полку под вашим командованием. Потом попал в плен, бежал оттуда, снова попал на фронт, и в первом же бою получил ранение, после которого был комиссован по состоянию здоровья. Я воевал всего десять месяцев, но мне хватило. Я благодарен Богу за свое ранение. Почти все парни моей роты не дожили до конца войны; если бы мне не оторвало ногу, то, скорее всего, я бы сейчас лежал вместе с ними в братской могиле. Хотя в то время я проклинал свою судьбу за то, что она так со мной обошлась. Иногда надо пожертвовать малым, чтобы не потерять все. Тем более, мне вживили протез нового поколения, я теперь даже бегать могу.

– Да-а-а, не сладко вам пришлось, зато вы живы, и это главное. Я многих друзей похоронил, потом даже привык к этому. Очень мерзкая привычка, делает из человека бесчувственную машину, превращает все твои эмоции в стальные канаты, которые ничем потом не проймешь. Давайте не будем больше о войне. Лучше расскажите, как сложилась ваша мирная жизнь.

– Знаете, учитывая, как тяжело приходится другим, мне не на что жаловаться. Живу в пансионате для ветеранов, работа, как видите, не пыльная, не голодаю, не болею. Занимаюсь общественной работой. Я же, пусть и не лучший, но психолог по образованию, два-три раза в неделю хожу на встречи участников боевых действий, разговариваю с ними. Вроде даже некоторым от этого легче.

– Вы достойный человек, а я вот заперся в себе, как в раковине. Живу в пустыне, иногда езжу в экспедиции с моим бывшим учителем, мы создаём «музей потерянной цивилизации». Каждый борется со своим прошлым, как может. Вы не знаете, как сложилась судьба у ребят из нашего полка? Я поддерживаю связь только с теми, кого знал лично, в основном это офицеры. Да и то уже долгое время ни с кем не списывался. Так сложилось, что из рядовых бойцов погибли почти все мои приятели. Но ведь многие, из незнакомых мне, уцелели… Как сложилась их судьба?

– Почти все впоследствии умерли. Почувствовали свою ненужность в мирное время и начали пить. Пресной воды тогда стало немного, а запасы алкоголя еще с мирных времен были огромными. Обезвоживание в те дни стало главным диагнозом. Вернее, такой дефицит просто создали искусственно. Тот, кому это пришло в голову, очень мощный стратег. Слишком много голодных и обиженных профессионалов остались не у дел. Вот с ними и расправились их же руками без единого выстрела. Но с некоторыми, кого это не коснулось, общаюсь регулярно. Они живут в том же пансионе, что и я. Вы к нам надолго? Где остановитесь?

– Не знаю, сколько тут пробуду, а остановлюсь там, где ночь застанет. Мне не привыкать спать под открытым небом.

– Отставить, товарищ полковник, этого я допустить не могу. У меня есть в комнате диван, он как раз будет вам по размеру. Да и ребята будут очень рады вас видеть. Устроим для них вечер ностальгии.

– Мне бы не хотелось вас напрягать своим присутствием. Это ведь была шутка, про сон на свежем воздухе. Я могу себе позволить гостиницу; но все равно за приглашение спасибо.

– Я настаиваю, не обижайте меня своим отказом, а то я всем расскажу, что раньше вы спали с нами в одной палатке, а теперь у вас звездная болезнь и вы не хотите разделить общий дом со всеми удобствами, – пошутил мой старый знакомый.

– Это было бы очень кстати, – вставил свою первую реплику мой невидимый спутник, шедший сзади. – Тебе полезно общение с новыми людьми, а то скоро совсем от них отвыкнешь.

– Хорошо, – сказал я, немного поразмыслив, – но с одним условием: переходим на «ты» и забываем всю воинскую субординацию.

– По рукам. Предлагаю пройти пешком, это займет не более получаса. Да и погода к этому весьма располагает.

На этих словах мы вышли из здания вокзала. За те два года, пока меня не было в столице, все в городе сильно изменилось. Были окончательно снесены здания, напоминавшие о бомбардировках. Центральные проспекты освещались так же, как и до войны, а дороги стали идеально ровными. Но самое главное – на улицах появились автоматы с бесплатной пресной водой, и даже бездомные могли ими пользоваться. Были видны несколько строящихся жилых домов, и вообще создавалось впечатление, что мы идем по другому государству. Жизнь здесь кардинально отличалась от той, которую я видел в своей пустыне, не говоря уже о северных территориях, где гражданским людям вообще нежелательно появляться. Конечно, раньше контраст между столицей и провинцией тоже был достаточно резким, но сейчас создавалось впечатление, что они вообще находятся в другой реальности.

– И давно у вас так хорошо? – озираясь по сторонам, спросил я. – Еще пару лет назад тут были трущобы, в которых жили бродяги, а о том, чтобы драгоценную энергию тратить на освещение, не могло быть и речи. Да и ходить по ночным улицам даже в центре было небезопасно.

– Ну, как раз примерно пару лет назад здесь все и началось меняться. С приходом нового главного инквизитора мы хотя бы увидели луч света в царстве тьмы. Хотя проблем еще хватает.

– Ты просто не жил в провинции, вот там проблем и правда хватает. У нас до сих пор воду по квотам выдают, а об электричестве никто и не мечтает.

– В этом преимущество столицы, хотя есть и недостатки. Тут мы постоянно на виду, везде камеры, которые идентифицируют черты лица и сверяют с базой данных. Если твоя персона еще не занесена в неё, тут и шагу не пройдешь. Сразу же приедет отряд проверять документы, и если не будет карты гражданина, тут же задержат до выяснения личности. Жестко, но как раз из-за этого мы и можем безопасно передвигаться ночью, а владельцы этих припаркованных автомобилей не переживают за их сохранность.

– Должно быть, их система плохо работает. Мы уже прилично отошли от вокзала, а к нам еще никто не подходил ни с какой проверкой. Ведь моего лица в базе нет.

– А разве ты не должен получать документы на передвижение по стране? – удивленно спросил мой старый знакомый. – Или у тебя какие-то особые привилегии?

– Должен, как бы унизительно это ни звучало. Приходится оформлять разрешение в полицейском участке.

– Значит, там твое лицо и отсканировали, а ты этого и не понял. Качественно работают. У них может не хватать воды для людей, но о безопасности они всегда подумают. Пока программа распознавания находится в тестовом режиме и работает только в столице, но я думаю, что скоро они весь континент обвешают камерами.

– Не самая хорошая новость, свободы все меньше и меньше.

– Я раньше думал так же, но скажу еще раз, что с введением подобных мер мы можем спокойно идти ночью по улице, а раньше нам бы пришлось вспоминать навыки рукопашного боя в это время. Да и скрывать мне нечего, пусть смотрят. Я это и имел в виду: за каждое преимущество надо чем-то платить.