Текст книги "Святая Мария"

Знатные граждане Ксенофонт, супруга его Мария и сыновья их, Аркадий и Иоанн жили в Константинополе (в V–VI веке). Богатство и мирские блага не мешали стяжать им внутренние сокровища и соблюдать правду Божию. Желая дать своим сыновьям Иоанну и Аркадию образование, Ксенофонт и Мария отправили их в финикийский город Бейрут. Во время бури корабль, на котором плыли братья, потерпел крушение. Но по благодати Божией, братья не погибли. Иоанн был выброшен волнами в Малмефетане, а Аркадий в Тетрапиргии. Так, Промыслом Божиим, братья были разлучены с родителями и между собой. Скорбя о временной, земной разлуке, братья посвятили себя Богу и приняли иночество.

Родители долго не получали известий о своих детях и считали их погибшими. Однако преподобный Ксенофонт, уже будучи старцем, сохранял твердое упование на Господа и утешал свою жену Марию, советовал не скорбеть и верить, что дети будут сохранены Господом. Через несколько лет супруги совершили паломничество на Святую Землю.

В Иерусалиме, обходя монастыри, они нашли сначала одного, а затем другого сына, подвизавшихся в разных монастырях. Обрадованные супруги благодарили Господа, Который соединил всю семью. Оставшуюся жизнь преподобные Ксенофонт и Мария решили посвятить служению Богу и приняли монашеский постриг. Подвизаясь в безмолвии и строгом посте, они получили от Бога дар чудотворений и прозорливости.

Святые Иоанн и Аркадий удалились в пустыню и просияли среди пустынножителей, как светила. Прожив много лет, они мирно отошли ко Господу.

Память преподобной Марии Константинопольской празднуется 26 января/8 февраля.

Святая Мария родилась в Вифинии (на территории нынешней западной Турции) в благочестивой семье. После смерти матери она воспитывалась своим отцом Евгением. Однажды отец открыл ей свое намерение принять монашество для спасения души, Мария становилась наследницей родительского состояния.

Отцу было нелегко убедить дочь в правильности своего шага, та не желала расставаться с ним и желала спасать свою душу по примеру благочестивого родителя. Она решила остричь волосы и под видом юноши войти в монастырь и жить монашеской жизнью, приняв мужское имя Марин. Так отец с дочерью продали свое имение, раздали все деньги бедным, а затем удалились в один монастырь и стали подвизаться среди других иноков.

Мария отличалась послушанием, смирением и ревностью о Господе. Иноки монастыря принимали ее за евнуха, так как у нее не было усов и бороды и тонкий голос. Спустя некоторое время Евгений представился к Богу, а дочь его осталась сиротой. Еще более она стала преуспевать в духовном делании, и вскоре получила от Господа дар изгнания бесов и исцеления болезней через возложение рук.

В том монастыре жили 40 монахов. Согласно очередности каждый месяц игумен направлял четырех монахов на огороды, поскольку монастырь заботился о скитах, удаленных от обители. Однажды игумен направил брата Марина с тремя иноками на послушание. По дороге монахи остановились для ночлега на постоялом дворе. По случаю там же остановился и один воин.

У владельца постоялого двора была дочь, которую воин склонил к греховной связи и научил сказать, что в ее падении виновен Марин. Девушка зачала, и когда родители спросили, кто обольстил ее, она указала на монаха Марина. В гневе ее отец отправился в монастырь. Войдя в обитель, он стал кричать: «Где этот лукавый и ложный христианин, который выдает себя за инока?» Представ перед игуменом, отец девушки сетовал и обвинял Марина за то, что теперь доброе имя его семьи покрыто позором. Игумен пообещал изгнать Марина из монастыря, как только тот вернется с послушания.

Едва Марин вернулся с дневной работы в монастырь, он был обвинен в мнимом преступлении. Игумен порицал его и за то, что своим поведением он опозорил монашеское звание и всю обитель. Марин пал на землю и, обливаясь слезами, стал умолять: «Про. сти меня, отче, ради Господа, я согрешил, как человек».

Марин был изгнан из монастыря, но не ушел от его стен, а проводил подвижническую жизнь, перенося зной и холод перед воротами обители.

Люди, входящие и выходящие из монастыря спрашивали его, почему он сидит на одном месте и, перенося лишения, плачет. На что он отвечал: «Я согрешил, поэтому заслужил изгнание».

Дочь владельца гостиницы родила мальчика, которого ее отец принес и бросил к ногам Марина. «Увы мне отверженному, – восклицал монах. – Я получаю это дитя в наказание за мою вину; но почему это несчастное создание должно умереть вместе со мной?» Марин достал молока у пастухов и стал заботиться о ребенке как отец или, что правильнее, как настоящая мать. В течение трех лет монах безропотно претерпевал все, ниспосланное ему и благодарил Бога.

Братия обители, видя его житие, приступила к игумену с просьбой вернуть Марина в монастырь, поскольку, по мнению монахов, он раскаялся. Они сказали, что покинут монастырь, если игумен не примет Марина в обитель. «Как Бог простит нам наши грехи, – говорили они, – если в течение трех лет у монастырских врат на наших глазах наш брат переносит тяготы и лишения?» Наконец они убедили игумена вернуть Марина при условии, что тот будет последним среди братии.

Марин принял это известие с радостью и сказал, что для него большая честь послужить братии. Игумен велел ему исполнять самые тяжелые послушания, и он смиренно и кротко проходил назначенные работы. Вместе с ним был и отрок, Марин заботился о его воспитании, и тот, по молитвам мнимого отца, стал преуспевать в добродетелях.

Однажды игумен заметил, что в течение трех дней Марин не приходит в церковь к уставному Богослужению, в то время как обыкновенно он спешил на молитву первым из братии. Обеспокоенный его отсутствием, игумен отправил монахов осведомиться, не болен ли он. Они нашли Марина уже почившим, возле него сидел плачущий отрок. Игумен выразил сожаление, что брат скончался без должного напутствия Святыми Таинами и приказал готовить его к погребению.

Монахи, приступив к омовению тела, увидели, что брат Марин был по естеству женщиной. Они стали взывать: «Господи, помилуй!». Привлеченный их восклицаниями, игумен захотел узнать, что случилось и, узнав, был поражен. Он упал на землю перед телом преподобной, и обращаясь к ней, сказал со слезами: «Так и я должен умереть здесь у твоих святых ног, если не услышу твоего прощения». Так он долго рыдал в сокрушении. Вдруг с неба раздался голос: «Если бы ты совершил это деяние, зная о невиновности Марина, то не было бы тебе прощения, но поскольку ты наказал его, будучи в неведении, то твоя вина тебе прощена».

Игумен сообщил о случившемся хозяину гостиницы, и тот пришел в монастырь. Он раскаялся у тела почившей праведницы, а затем призвал свою дочь, которая призналась, что была обольщена воином и оклеветала невинного монаха. Долгое время она была мучима злым духом и, как только произнесла слова признания, стала свободной от власти демона.

Монахи взяли святое тело и погребли его с великой почестью, это произошло в VI веке. Согласно преданию мальчик, которого воспитывал Марин принял монашеский постриг.

Память преподобной Марии отмечается 12/25 февраля.

Венецианская святыня

Мощи преподобной Марии Вифинской были перевезены из монастыря в Константинополь и положены в неизвестной церкви недалеко от города. Перенесение мощей состоялось около VIII века по приказу одной из византийских императриц по имени Мария (или Марина) и имело целью кроме прочего уберечь мощи от осквернения при набегах сарацинов.

Время появления мощей святой Марии Вифинской в Венеции не может быть установлено с точностью. Есть сведения, что венецианский купец Джованни Буора привез мощи в 1213 или 1230 году и положил их в церкви святых Алексия и Либерала в сестьере Кастелло, после чего церковь стала именоваться в честь святой Марии – Santa Marina.

Известно, что купец с помощью просьб и денег убедил стражей отдать ему мощи. Затем он передал святыню капитану венецианского судна, записав содержимое ящика как одну из восточных специй – «коричную воду», отдельным письмом Буора оповещал своих родственников в Венеции об истинном содержимом груза.

Едва корабль вышел в море, как разыгралась страшная буря из-за недолжного обращения со святыми мощами и по причине нечестивого поведения моряков. Гвозди сами вылетели из пазов и крышка деревянного ящика открылась. Все увидели святые мощи и хартию, лежащую подле святой. Все пали ниц перед мощами, испрашивая заступничества преподобной.

Внезапно море и ветры успокоились, и путь через Адриатическое море, обычно совершаемый за семь дней, судно чудесным образом проделало за одни сутки.

О перенесении мощей в Венецию повествуют Пьетро Кало, венецианский агиограф XIV века и дож Андреа Дандоло в своей «Хронике», восходящей к 1350 году.

Святая Мария была весьма почитаема гражданами венецианской республики: достаточно сказать, что в XIV веке было основано братство святой Марии. Сам дож в сопровождении Синьории (Государственного совета) приходил в день памяти святой, 17 июля, поклониться ее мощам. Венецианцы в этот день стекались со всех концов города, который, «сам являясь морским, жаждет приветствовать Марину».

Почтить Марину приходили также армяне и греки, проживавшие в Венеции, поскольку она происходила с Востока, и была православной святой.

Церковь святой Марины была в 1820 году разобрана. Еще раньше, между 1806–1810 годами приход был упразднен, а мощи святой были перенесены в близлежащую церковь Санта Мария Формоза (Santa Maria Formosa).

Празднование памяти преподобной Марии в Венеции постепенно сходило на нет. Наконец, самый день памяти преподобной Марии, 17 июля, был упразднен.

Верующие венецианского прихода святых жен-мироносиц Русской Православной Церкви в Венеции приходят в церковь Санта Мария Формоза, чтобы поклониться мощам святой Марии и испросить ее благодатной помощи в делах домашних и церковных, и особенно в достойном прохождении поприща Великого поста, ведь день памяти святой попадает обычно в подготовительный период ко Святой Четыредесятнице или в сам период Великого поста.

Паломнические группы, которые все чаще приезжают в Венецию на поклонение мощам святых угодников, бывают у мощей преподобной Марии Вифинской.

Значение подвига преподобной Марии Вифинской

Святая Мария в своей жизни несла два особых подвига – монашеский и другой, весьма близкий юродству по силе самоотречения и смирения даже до крайнего самоуничижения в глазах дорогих и близких ей людей.

Отличие же ее от монашествующих и юродивых не только в том, что она соединила эти два подвига вместе. Монашествующий подвизается под своим именем, в то время как святая Мария жила под чужим. Она несла одинаковые послушания с мужчинами, а любовь ее к Богослужению и к молитве была такой, что она далеко опережала мужчин в рвении к предстоянию пред Богом.

Юродивый бывает осмеян, но только за свой же, подчас вызывающий возмущение обывателей и грешников, образ поведения. Вообще же юродивых любят и стараются защищать их от насмешек. Вместе с тем преподобная Мария пошла на разрыв, на разлучение с дорогой ей братиеи монастыря ради того, чтобы принять поношение. Крест юродства ее – в жизни под чужим именем, и в смысле своего монашества, и в смысле своего мнимого греха.

В одном палестинском монастыре в окрестностях Кесарии жил преподобный инок Зосима. Отданный в монастырь с ранней юности, он подвизался в нем до 53 лет, когда был смущен помыслом: «Найдется ли и в самой дальней пустыне святой муж, превзошедший меня в трезвении и делании?»

Лишь только он помыслил так, ему явился Ангел Господень и сказал: «Ты, Зосима, усердно подвизался и доблестно прошел постнический подвиг. Но знай при этом, что никто из людей не может сказать о себе, будто он достиг полного совершенства. Так и ты. Есть подвиги, которых ты совершенно не знаешь, а между тем они значительно труднее пройденных тобою. Чтобы ты уразумел, сколько есть еще иных и высших образов спасения, выйди из этой обители, как Авраам из дома отца своего, и иди в монастырь, расположенный при Иордане».

Тотчас авва Зосима вышел из монастыря и поселился в Иорданской обители. Здесь увидел он старцев, истинно просиявших в подвигах. Авва Зосима стал подражать святым инокам в духовном делании.

Так прошло много времени, и приблизилась Святая Четыредесятница. В монастыре существовал обычай, ради которого и привел сюда Бог преподобного Зосиму. В первое воскресенье Великого поста служил игумен Божественную литургию, все причащались Пречистого Тела и Крови Христовых, вкушали затем малую трапезу и снова собирались в церкви.

Сотворив молитву и положенное число земных поклонов, старцы, испросив друг у друга прощения, брали благословение у игумена и под общее пение псалма: Господь просвещение мое и Спаситель мой: кого убоюся? Господь Защититель живота моего: от кого устрашуся? (Пс. 26, 1) открывали монастырские врата и уходили в пустыню.

Каждый из них брал с собой умеренное количество пищи, кто в чем нуждался, некоторые же и вовсе ничего не брали в пустыню и питались кореньями. Иноки переходили за Иордан и расходились в разные стороны по пустыне и проводили все время Великого поста в уединении, строгом посте и постоянной молитве.

Когда заканчивался Великий пост, иноки возвращались в монастырь, в праздник Ваий (Вербное воскресенье), при этом никто ни у кого не спрашивал, как он трудился и совершал свой подвиг.

В тот год и авва Зосима, по монастырскому обычаю, перешел Иордан. Двадцать дней он шел по пустыне, в надежде встретить святого и великого старца, спасающегося там и молящегося за мир.

И вот однажды, когда он пел псалмы 6-го часа и творил обычные молитвы, вдруг справа от него показалась человеческая тень. Думая, что видит бесовское привидение, старец осенил себя крестным знамением и продолжил молиться. Когда он окончил молитву, то обратился в сторону тени и увидел идущего по пустыне обнаженного человека, тело которого было черно от солнечного зноя, а выгоревшие длинные волосы побелели, как агничее руно. Авва Зосима обрадовался, рассудив, что перед ним пустынник, и тотчас направился в его сторону.

Но явившийся пустынник, заметив его приближение, тотчас пустился бежать прочь от него. Авва, забыв старческую немощь и усталость, ускорил шаг. Вскоре он в изнеможении остановился у высохшего ручья и стал слезно умолять удалявшегося подвижника: «Что ты бежишь от меня, грешного старца, спасающийся в этой пустыне? Подожди меня, немощного и недостойного, и подай мне твою святую молитву и благословение, ради Господа, не гнушавшегося никогда никем».

Неизвестный, остановившись, ответил: «Прости, авва Зосима, не могу, обратившись, явиться лицу твоему: я женщина, и нет на мне никакой одежды для прикрытия телесной наготы. Но если хочешь помолиться обо мне, великой и окаянной грешнице, брось мне свою мантию, тогда я попрошу тебя благословить меня».

«Не знала бы она меня по имени, если бы святостью и неведомыми подвигами не стяжала дара прозорливости от Господа», – подумал авва Зосима и поспешил исполнить сказанное ему.

Прикрывшись плащом, подвижница обратилась к Зосиме: «Что вздумалось тебе, авва Зосима, говорить со мной, женщиной грешной и немудрой? Чему желаешь ты у меня научиться и, не жалея сил, потратил столько трудов?». Он же, преклонив колена, просил у нее благословения. Так же точно и она преклонилась пред ним, и долго оба один другого просили: «Благослови».

Наконец, подвижница сказала: «Авва Зосима, тебе подобает благословить и молитву сотворить, так как ты почтен саном пресвитерским и многие годы, предстоя Христову алтарю, приносишь Господу Святые Дары».

Эти слова еще больше устрашили преподобного Зосиму. С глубоким вздохом он отвечал ей: «О мать блаженная! Явно, что ты из нас двоих больше приблизилась к Богу и умерла для мира. Ты меня по имени узнала и пресвитером назвала, никогда меня прежде не видев. Твоей мере надлежит и благословить меня, Господа ради».

Настойчивость старца победила и преподобная сказала: «Благословен Бог, хотящий спасения всем человекам». Авва Зосима ответил «Аминь», и они встали с земли. Подвижница снова сказала старцу: «Чего ради пришел ты, отче, ко мне, грешнице, лишенной всякой добродетели? Впрочем, видно, благодать Духа Святого наставила тебя сослужить одну службу, потребную моей душе. Скажи мне прежде, авва, как живут ныне христиане, как управляется и благоденствует Святая Божия Церковь?»

Авва Зосима отвечал ей: «Вашими святыми молитвами Бог даровал Церкви и нам всем совершенный мир. Но внемли и ты мольбе недостойного старца, мать моя, помолись, ради Бога, за весь мир и за меня, грешного, да не будет мне бесплодным это пустынное хождение».

Святая подвижница сказала: «Тебе скорее надлежит, авва Зосима, имея священный чин, за меня и за всех молиться. На то тебе и сан дан. Впрочем, все поведанное мне тобою охотно исполню ради послушания Истине и от чистого сердца».

Сказав так, святая обратилась на восток и, возведя очи и подняв руки к небу, начала едва слышно молиться. Старец увидел, как она поднялась в воздухе на локоть от земли. От этого чудного видения Зосима повергся ниц, усердно молясь и не смея произнести ничего, кроме: «Господи, помилуй!»

Ему пришел в душу помысл – не привидение ли это вводит его в соблазн?

Преподобная подвижница, обернувшись, подняла его с земли и сказала: «Что тебя, авва Зосима, так смущают помыслы? Не дух я. Я – тело и кости, женщина грешная и недостойная, которую очистило лишь святое покаяние… Да избавит нас Бог от великих искушений демона силою Креста Своего!»

Сказав это, она осенила себя крестным знамением. Видя и слыша это, старец пал со слезами к ногам подвижницы: «Умоляю тебя Христом, Богом нашим, не таи от меня своей подвижнической жизни, но расскажи ее всю, чтобы сделать явным для всех величие Божие. Ибо верую Господу Богу моему, Им же и ты живешь, что для того и был я послан в эту пустыню, чтобы все твои постнические деяния сделал Бог явными для мира».

И святая подвижница сказала: «Смущаюсь, отче, рассказывать тебе о бесстыдных моих делах. Ибо должен будешь тогда бежать от меня, закрыв глаза и уши, как бегут от ядовитой змеи. Но все же, скажу тебе, отче, не умолчав ни о чем из моих грехов, ты же, заклинаю тебя, не преставай молиться за меня, грешную, да обрящу дерзновение в день Суда.

Родилась я в Египте и еще при жизни родителей, двенадцати лет отроду, покинула их и ушла в Александрию. Там лишилась я своего целомудрия и предалась безудержному и ненасытному любодеянию. Более семнадцати лет невозбранно предавалась я греху и совершала все безвозмездно. Я не брала денег не потому, что была богата. Я жила в нищете и зарабатывала пряжей. Думала я, что весь смысл жизни состоит в утолении плотской похоти.

Проводя такую жизнь, я однажды увидела множество народа, из Ливии и Египта шедшего к морю, чтобы плыть в Иерусалим на праздник Воздвижения Святого Креста. Захотелось и мне плыть с ними. Но не ради Иерусалима и не ради праздника, а, прости отче, чтобы было с кем предаваться разврату. Так села я на корабль.

Теперь, отче, поверь мне, я сама удивляюсь, как море стерпело мое распутство и любодеяние, как земля не разверзла своих уст и не свела меня заживо в ад, прельстившую и погубившую столько душ… Но, видно, Бог желал моего покаяния, не хотя смерти грешника и с долготерпением ожидая обращения.

Так прибыла я в Иерусалим и во все дни до праздника, как и на корабле, занималась скверными делами.

Когда наступил святой праздник Воздвижения Честнаго Креста Господня, я по-прежнему ходила, уловляя души юных в грех. Увидев, что все очень рано пошли в церковь, в которой находилось Животворящее Древо, я пошла вместе со всеми и вошла в церковный притвор. Когда настал час Святого Воздвижения, я хотела войти со всем народом в церковь. С большим трудом пробравшись к дверям, я, окаянная, пыталась втиснуться внутрь. Но едва я ступила на порог, как меня остановила некая Божия сила, не давая войти, и отбросила далеко от дверей, между тем, как все люди шли беспрепятственно. Я думала, что, может быть, по женскому слабосилию не могла протиснуться в толпе, и опять попыталась войти в дверь. Все входили, а я сколько ни трудилась, оставалась в притворе. Так было три или четыре раза, невидимая рука останавливала меня, силы мои иссякли. Я отошла и встала в углу притвора.

Тут я почувствовала, что это грехи мои возбраняют мне видеть Животворящее Древо, сердца моего коснулась благодать Господня, я зарыдала и стала в покаянии бить себя в грудь. Вознося Господу воздыхания из глубины сердца, я увидела пред собой икону Пресвятой Богородицы и обратилась к Ней с молитвой: «О Дево, Владычице, родившая Бога Слово! Знаю, что недостойна я смотреть на Твою икону. Праведно мне, блуднице ненавидимой, быть отвергнутой от Твоей чистоты и быть для Тебя мерзостью, но знаю и то, что для того Бог и стал человеком, чтобы призвать грешных на покаяние. Помоги мне, Пречистая, да будет мне позволено войти в церковь. Не возбрани мне видеть Древо, на котором плотню был распят Господь, проливший Свою неповинную Кровь и за меня, грешную, за избавление мое от греха. Повели, Владычице, да отверзутся и мне двери святого поклонения Крестного. Ты мне будь доблестной Поручительницей к Родившемуся от Тебя. Обещаю Тебе с этого времени уже не осквернять себя более никакою плотскою скверной, но как только увижу Древо Креста Сына Твоего, отрекусь от мира и тотчас уйду туда, куда Ты как Поручительница наставишь меня».

И когда я так помолилась, то почувствовала, что молитва моя услышана. В умилении веры, надеясь на Милосердную Богородицу, я опять присоединилась к входящим в храм, и никто не оттеснил меня и не возбранил мне войти. Я шла в страхе и трепете, пока не дошла до двери и сподобилась видеть Животворящий Крест Господень.

Так познала я тайны Божии, что Бог готов принять кающихся. Пала я на землю, помолилась, облобызала святыни и вышла из храма, спеша вновь предстать пред моей Поручительницей, где дано было мной обещание. Преклонив колени пред иконой, так молилась я пред Пресвятой Девой:

«О Благолюбивая Владычице наша, Богородице! Ты не возгнушалась молитвы моей недостойной. Слава Богу, приемлющему Тобой покаяние грешных. Настало мне время исполнить обещание, в котором Ты была Поручительницей. Ныне, Владычице, направь меня на путь покаяния».

И слышу голос, как бы говорящий издалека: «Если перейдешь за Иордан, то обретешь блаженный покой».

Я тотчас уверовала, что этот голос был ради меня, и, плача, воскликнула к Богородице: «Госпоже Владычице, не оставь меня, грешницу скверную, но помоги мне», – и тотчас вышла из церковного притвора и пошла прочь. Один человек дал мне три монеты. На них я купила себе три хлеба и узнала путь на Иордан.

На закате я дошла до церкви святого Иоанна Крестителя близ Иордана.

Помолившись в церкви, я спустилась к Иордану и омыла водою этой священной реки лицо и руки. Затем я причастилась в храме святого Иоанна Предтечи Пречистых и Животворящих Таин Христовых, съела половину от одного из своих хлебов, запила его святой Иорданской водой и проспала ту ночь на земле у храма. Наутро же, найдя невдалеке небольшой челн, я переправилась в нем через реку на другой берег и опять горячо молилась Наставнице моей, чтобы Она направила меня, как Ей Самой будет угодно. Сразу же после того я и пришла в эту пустыню».

Авва Зосима спросил у преподобной: «Сколько же лет, мать, прошло с того времени, как ты поселилась в этой пустыне?» – «Думаю, – отвечала она, – 47 лет прошло, как вышла я из святого града».

Авва Зосима вновь спросил: «Что имеешь, или что находишь ты себе в пищу здесь, мать моя?» и она отвечала: «Было со мной два с половиной хлеба, когда я перешла Иордан, потихоньку они иссохли и окаменели, и, вкушая понемногу, многие годы я питалась от них».

Опять спросил авва Зосима: «Неужели без болезней пребыла ты столько лет? И никаких искушений не принимала от внезапных прилогов и соблазнов?» – «Верь мне, авва Зосима, – отвечала преподобная, – 17 лет провела я в этой пустыне, словно с лютыми зверями борясь со своими помыслами… Когда я начинала вкушать пищу, тотчас приходил помысл о мясе и рыбе, к которым я привыкла в Египте. Хотелось мне и вина, потому что я много пила его, когда была в миру. Здесь же, не имея часто простой воды и пищи, я люто страдала от жажды и голода. Терпела я и более сильные бедствия: мной овладевало желание любодейных песен, они будто слышались мне, смущая сердце и слух. Плача и бия себя в грудь, я вспоминала тогда обеты, которые давала, идя в пустыню, пред иконой Святой Богородицы, Поручницы моей, и плакала, моля отогнать терзавшие душу помыслы. Когда в меру молитвы и плача совершалось покаяние, я видела отовсюду мне сиявший Свет, и тогда вместо бури меня обступала великая тишина.

Блудные же помыслы, прости, авва, как исповедаю тебе? Страстный огнь разгорался внутри моего сердца и всю опалял меня, возбуждая похоть. Я же при появлении окаянных помыслов повергалась на землю и словно видела, что предо мной стоит Сама Пресвятая Поручительница и судит меня, преступившую данное обещание. Так не вставала я, лежа ниц день и ночь на земле, пока вновь не совершалось покаяние, и меня не окружал тот же блаженный Свет, отгонявший злые смущения и помышления.

Так жила я в этой пустыне первые семнадцать лет. Тьма за тьмой, беда за напастью обстояли меня, грешную. Но с того времени и доныне Богородица, Помощница моя, во всем руководствует мною».

Авва Зосима опять спрашивал: «Неужели тебе не потребовалось здесь ни пищи, ни одеяния?»

Она же отвечала: «Хлебы мои кончились, как я сказала, в эти семнадцать лет. После того я стала питаться кореньями и тем, что могла обрести в пустыне. Платье, которое было на мне, когда перешла Иордан, давно разодралось и истлело, и мне много потом пришлось терпеть и бедствовать и от зноя, когда меня палила жара, и от зимы, когда я тряслась от холода. Сколько раз я падала на землю, как мертвая. Сколько раз в безмерном борении пребывала с различными напастями, бедами и искушениями. Но с того времени и до нынешнего дня сила Божия неведомо и многообразно соблюдала мою грешную душу и смиренное тело. Питалась и покрывалась я глаголом Божиим, все содержащим, ибо не о хлебе едином жив будет человек, но о всяком глаголе Божием, и не имеющие покрова камением облекутся, если совлекутся греховного одеяния. Как вспоминала, от сколького зла и каких грехов избавил меня Господь, в том находила я пищу неистощимую».

Когда авва Зосима услышал, что и от Священного Писания говорит на память святая подвижница, от книг Моисея и Иова и от псалмов Давидовых, тогда спросил преподобную: «Где, мать моя, научилась ты псалмам и иным святым книгам?»

Она улыбнулась, выслушав этот вопрос, и отвечала так: «Поверь мне, человек Божий, ни единого не видела человека, кроме тебя, с тех пор, как перешла Иордан. Книгам и раньше никогда не училась, ни пения церковного не слышала, ни Божественного чтения. Разве что Само Слово Божие, живое и всетворческое, учит человека всякому. Впрочем довольно мне говорить, заклинаю тебя воплощением Бога Слова – молись, святой авва, за меня, великую грешницу.

И еще заклинаю тебя Спасителем, Господом нашим Иисусом Христом – все то, что слышал ты от меня, не сказывай ни единому до тех пор, пока Бог не возьмет меня от земли. И исполни то, о чем я сейчас скажу тебе. Будущим годом, в Великий пост, не выходи за Иордан, как ваш иноческий обычай повелевает».

Опять удивился авва Зосима, что и чин их монастырский известен святой подвижнице, хотя он пред нею не обмолвился о том ни одним словом.

«Пребудь же, авва, – продолжала преподобная, – в монастыре. Впрочем, если и захочешь выйти из монастыря, ты не сможешь… А когда наступит святой Великий Четверг Тайной Вечери Господней, вложи в святой сосуд Животворящего Тела и Крови Христа, Бога нашего, и принеси мне. Жди же меня на той стороне Иордана, у края пустыни, чтобы мне, придя, причаститься Святых Таин. А авве Иоанну, игумену вашей обители, так скажи: внимай себе и стаду своему».

Сказав так и испросив еще раз молитв, преподобная повернулась и ушла в глубину пустыни.

Весь год старец Зосима пребыл в молчании, никому не смея открыть явленное ему Господом, и прилежно молился, чтобы Господь сподобил его еще раз увидеть святую подвижницу.

Когда же вновь наступила первая седмица святого Великого поста, преподобный Зосима из-за болезни должен был остаться в монастыре. Тогда он вспомнил пророческие слова преподобной о том, что не сможет выйти из монастыря. По прошествии нескольких дней преподобный Зосима исцелился от недуга, но остался до Страстной седмицы в монастыре.

Приблизился день воспоминания Тайной Вечери. Тогда авва Зосима исполнил повеленное ему, поздним вечером вышел из монастыря к Иордану и сел на берегу в ожидании. Святая медлила, и авва Зосима молил Бога, чтобы Он не лишил его встречи с подвижницей.

Наконец, преподобная пришла и стала по ту сторону реки. Радуясь, преподобный Зосима поднялся и славил Бога. Ему пришла мысль: как она сможет без лодки перебраться через Иордан? Но преподобная, крестным знамением перекрестив Иордан, быстро пошла по воде. Перейдя реку, преподобная сказала авве Зосиме: «Благослови, отче». Он же отвечал ей с трепетом, ужаснувшись о дивном видении: «Воистину неложен Бог, обещавший уподобить Себе всех очищающихся, насколько это возможно смертным. Слава Тебе, Христе Боже наш, показавшему мне через святую рабу Свою, как далеко отстою от меры совершенства».

После этого преподобная просила его прочитать Символ веры и молитву Господню «Отче наш». По окончании молитвы она, причастившись Святых Страшных Христовых Таин, простерла руки к небу и со слезами и трепетом произнесла молитву святого Симеона Богоприимца: «Ныне отпущаеши рабу Твою, Владыко, по глаголу Твоему с миром, яко видеста очи мои спасение Твое».

Затем преподобная обратилась к старцу и сказала: «Прости, авва, еще исполни и другое мое желание. Иди теперь в свой монастырь, а на следующий год приходи к тому иссохшему потоку, где мы первый раз говорили с тобой». «Если бы возможно мне было, – отвечал авва Зосима, – непрестанно за тобой следовать, чтобы лицезреть твою святость!» Преподобная снова просила старца: «Молись, Господа ради, молись за меня и вспоминай мое окаянство». И, крестным знамением осенив Иордан, она, как прежде, прошла по водам и скрылась во тьме пустыни. А старец Зосима возвратился в монастырь в духовном ликовании и трепете и в одном укорял себя, что не спросил имени преподобной. Но он надеялся на следующий год узнать, наконец и ее имя.