Текст книги "Казачья доля: воля-неволя"

Глава двадцать третья

Обоз шел по мосту через Днепр. Ехали телеги со всякого рода скарбом, дробили копытами звук подков сотен лошадей трофейного табуна.

Семену, как отличившемуся при штурме Ардагана и в сражении при Плевне, не только дали два ордена Святого Георгия третьей и четвертой степени, знак на папаху «За отличие в турецкой войне 1877 и 1878 гг.», но и таким образом вроде дополнительно поощрили: направили сопровождать обоз с продовольствием, снаряжением, а также табун лошадей самых высоких конских достоинств.

Впереди ехали телеги с продовольствием и амуницией, следом – лошади, которых сопровождали двое казаков-верховых, и замыкала процессию карета, добытая не иначе в хозяйстве самого Осман-паши. Очень удобная, обитая внутри бархатом и парчой, так что в ней со всеми возможными удобствами пребывал есаул сотни, в которой служил Семен. Тридцать лучших казаков его сотни как раз сопровождала обоз. Здесь же ехал хорунжий, отвечавший за сохранность всего обоза. Офицеры подружились и теперь проводили время, отсыпаясь после ратных трудов.

– Будешь старшим! – сказал есаул Семену, и пошел в арьергард обоза.

То, что на обоз могут напасть, никто и в голове не держал. Кто нападает на победителей?

Но карету паши на всякий случай все же охраняли двое верховых, которые сменялись каждые четыре часа, чтобы тоже, не отставая от офицеров, иметь возможность как следует выспаться. Понятное дело, не в карете, но в шарабане, на сене, и их сон был не менее крепок, чем офицерский.

Теперь Семен ехал вместе с обозом, а в обозе, из лошадей, отбитых у турок, семь принадлежали Семену. Вообще он отбил для себя двенадцать лошадей, но по прибытии в полк пришлось ему поделиться с тем же хорунжим, и с урядником, а три взяли в запас, как заводных.

Так что и Семен мог бы повторить вслед за дедом Онисимом: не те времена настали, не те. Где тот старый казацкий закон: что с бою взято, то свято? Нет, конечно, и старые казаки всегда делились добычей с товарищами, но отчего мысленно не побурчать? Все-таки двенадцать лошадей – это не семь!

Ко всему прочему, в этом большом табуне, где были лошади Семена, оказались и лошади из царской конюшни. Гвардейский конный полк понес большие потери в боях под Плевной, и вот потому, видимо, отборные скакуны остались без хозяев. Их в спешке согнали в один обоз по принципу: вали кулем, после разберем! Хотя лошади, конечно, далеко не кули. Потому в обозе было несколько возов с сеном и овсом, так что лошадям голодать не приходилось.

Семен мог с сожалением посматривать на царских скакунов: почему эти удивительные лошади не могут принадлежать ему? Да, с этими скакунами Семен Гречко смог бы такую породу вывести, только держись!

Ему-то и не много нужно, он бы удовлетворился четырьмя лошадьми: двумя жеребцами и двумя кобылами. А в списке хорунжего, в который Семен ухитрился заглянуть, перечислялось общее число жеребцов и кобылиц, без подробностей, какие там клейма. Если бы начальству срочно понадобился конь, никто и не стал бы смотреть, есть на нем клейма или нет?

Внезапно одна лошадь, везущая мешки с овсом, мукой и даже крупами, чего-то испугавшись, отпрянула в сторону и перегородила путь всему остальному движению.

Семен ругнулся про себя: задремал возчик, что ли? Да кого хочешь, усыпит это медленное равномерное движение. На мгновение отвлекся, и на тебе!

Он поспешно соскочил с телеги и бросился на подмогу казаку-вознице.

Ой-ёй, эта глупая лошадь нашла с чем столкнуться! Не иначе, с каретой великого князя. Вот тебе и герой войны. Прощайся, Сема, со своими наградами и с волей вольною… Сейчас выйдет из кареты цесаревич и отправит тебя, самое меньшее, под арест…

Точно, из кареты вылез вначале какой-то аристократ в форме гвардейского полковника, а потом огромного роста мужчина, никак на великого князя не похожий, но по рассказам очевидцев, точно он!

– Здравствуй, казак!

– Здравия желаю, ваше императорское высочество! – гаркнул Семен.

– Узнал меня, значит? – улыбнулся сын императора и спросил. – Кто таков будешь?

Узнал! Не будь на карете герба, ни за что бы не узнал, а так… Незаметно взглядом окинул. Или он не казак, чтобы все замечать?

Ту песню, что пел Петр Бабич, он мог бы хоть сейчас на память повторить.

Когда придешь, ты первым делом

Разведай все до пустяка:

Где тракт какой, кто есть, примером,

Где лес, где села, где река.

Тогда ты свой в чужой сторонке.

И командирам ты рука.

Ведь ловкость, сметка да сноровка

Весь капитал у казака.

Казак – он на то и казак, чтобы первым делом в обстановке разобраться и впросак не попасть.

– Семен Гречко, рядовой казак Второго Кубанского полка!

– Я смотрю, ты уже успел повоевать?

– Так мы ж на то и казаки, чтобы вашему высочеству служить!

Получилось, что Семен в суете вознице так и не помог, но зато пока он разговаривал с великим князем, тот успел развернуть лошадь и повозку, уступив дорогу карете наследника и его сопровождению.

– Садись в мою карету, расскажешь, как воевал. Может, есть какие просьбы, в чем-нибудь помощь нужна…

Семену казалось, что великий князь разговаривает с ним просто как со «свежим» человеком, от скуки. И когда наследник пригласил его в свою карету, испытал даже некоторое раздражение, которое не посмел показать. Что он скажет своим товарищам? И за какие заслуги ему такое отличие? Понятно, Семен имеет за войну две награды, но сколько казаков куда лучше его и бравее, а он что же, такой, как все…

– Расскажи нам, казак Гречко, за что ты получил два своих Георгия? – спросил цесаревич, и Семену ничего не оставалось, как ему подчиниться. Он только подумал, что своему командиру так ничего не успел доложить. Оставалось надеяться, возница догадается сообщить хорунжему, что казака – расскажи кому из станичных, не поверят! – взял в свою карету сам наследник престола. И на ту телегу, которой он правил, посадят кого-нибудь другого.

– Одного Георгия получил за то, что при штурме Ардагана взял в плен турка, который много поведал нашему командованию о крепостных сооружениях. Другого – за рейд в турецкий тыл, когда мы стояли под Плевной. Вел нас генерал Михаил Дмитриевич Скобелев… Мы же Плевну смогли только с третьего раза взять…

– Я знаю, – кивнул великий князь, – большие потери понесла русская армия.

– Большие, – вздохнул Семен.

– У тебя погиб хороший друг?

– Можно и так сказать. Мой сродственник. Урядник Василий Бабкин. Перед самым нашим выступлением он женился на моей сестре. Только успели свадьбу сыграть.

– Прими мои соболезнования. Твоя сестра как вдова получит жалованье за погибшего мужа.

Но так как неудобно было перед будущим императором показывать свою слабость, на мгновение его глаза увлажнились, Семен по-настоящему сдружился с шурином, его поддержку всегда чувствовал – он поспешил продолжить рассказ.

– Помнится, восемнадцатого июля над расположением наших войск сгустился туман, и Михаил Дмитриевич решил под его покровом прорваться к Плевне, центру турецкого лагеря. Он взял с собой все две казачьих сотни при четырех орудиях. Потом говорили, что мы оттянули на себя треть турецкого войска! Если бы вы знали, как далеко мы вошли в тыл туркам, но почему-то никто из военных не последовал нашему примеру…

Этот туман в самой Плевне чуть не стоил рассудка одному турецкому воину по имени Раджаб. Он стоял на часах, даже и, не пытаясь, как обычно, зорко посматривать вокруг. Куда там смотреть, когда слева сплошная пелена, справа – тоже самое, и впереди в двух шагах ничего не видно.

Когда раздался стук десятков копыт, Раджаб не поверил своим ощущениям. Решил, что это в ухе у него стучит. А когда прямо перед ним возникла морда лошади, да что там одной, сотни, тысячи лошадей, как ему показалось, на которых сидели страшные невиданные всадники, он и вовсе умом тронулся. Всадники были бородатые, с горящими глазами, не иначе сыны дьявола. Крайний из них замахнулся на Раджаба шашкой, и он от страха упал на землю раньше, чем острый клинок его коснулся. Позже, когда командир пытался узнать, почему часовой не поднял тревоги, он так и не смог от него ничего добиться. На всякий случай Раджаба направили в обоз, потому что по неизвестной причине тот был неспособен не то, чтобы воевать, разумно отвечать на вопросы командира. Что, впрочем, в конце концов, спасло ему жизнь…

– …Мы ждали подкрепления, сражались не на жизнь, а на смерть, но так и не дождались. Хотя и наша конная батарея много турка побила, а все равно силенок у нас было маловато… Мне показалось, что у его превосходительства генерала Скобелева имелись такие завистники в штабе армии, что они в своей зависти не подумали даже о гибнувших зря солдатах, лишь бы не дать Михаилу Дмитриевичу в очередной раз прославиться…

Он испуганно взглянул на цесаревича: разве можно об этом так запросто говорить наследнику?!

– Простите, заболтался!

– Ничего, – похмыкал цесаревич, – думаю, великому князю Николаю Николаевичу, нашему главнокомандующему, все случившееся представили совсем не так… Да и попробуй поймать завистника! Он же станет утверждать, что старался во благо России…

Семен почувствовал уязвленность в словах наследника. Наверное, тот сам хотел возглавить армию, но император Александр II решил, что сын слишком молод. Семен знал, что цесаревич стоял со своим полком на Дунае и должен был препятствовать противнику, форсировать эту реку.

Казак не ошибся. При всем своем добродушии великий князь Александр Александрович был всерьез обижен на отца-императора, который фактически лишил своего сына возможности участвовать в войне. Не то, чтобы его тянуло убивать, он вообще считал войну делом неправедным, но, как говорят те же казаки, вынул шашку – руби! А вместо этого Александр Александрович вместе со своим полком что только и мог вспомнить из прошедшей кампании, так это свое лежание в стоге сена рядом с графом Шереметевым, да любование звездным небом, в то время, когда казаки, как этот Семен Гречко, добывали свои ордена.

Нет, конечно же, папа даст сыночку некий орден за успешную кампанию. Так никакой радости это не принесет человеку, который мог бы добиться того же ратным трудом.

Может, именно эти рассуждения и привели к тому, что цесаревич потянулся к казаку, в котором почувствовал простую незатейливую душу, как ни странно, родственную великому князю.

– Ты как, Семен, рыбалку любишь? – спросил у него цесаревич, чему казак очень удивился.

Кто такой наследник престола? Небожитель. И что же получается, он такой же, как все?

Казак исподволь оглядел великого князя. Обычная – ну, может, и не совсем обычная бекеша. Хотя у того же Василия Бабкина была такая бекеша, глазам больно смотреть, до чего хороша. А здесь только и видно, что материя хорошая, а так на вид простовата. Штаны, заправленные в сапоги – конечно, у Семена не повернулся бы язык сказать, что будущий император похож скорее на мужика, чем на великого князя. Но, увидев, где-нибудь в дороге или на привале, ни за что бы наследника не признал за лицо царской крови.

Какой же он все-таки великан! Семен подумал, что такого главнокомандующего солдаты наверняка бы любили: такая от него исходит мощь, такая сила – богатырь земли русской, да и только.

– Рыбалку я люблю, – поспешил сказать он, потому что со своими размышлениями замедлился с ответом. – Да только когда ж рыбалить? Служба.

– Сейчас возвращайся к своему командиру и скажи, чтобы он тебя прикомандировал, скажем, на два дня в эскорт великого князя. Мы через два часа остановимся, раскинем бивуак. Ваш обоз в полуверсте разместится. Вот ты и приходи завтра к моему шатру в пять часов утра.

Семен козырнул и вылез из кареты совершенно оглушенный с ним происшедшим.

– Подожди, казак. Твое отчество как? – спросил его тот, кто сопровождал цесаревича. Позднее Семен узнал – граф Сергей Дмитриевич Шереметев.

– Михайлович.

– Вот, Семен Михайлович, передашь записку хорунжему Кулику. А то он, поди, тебе не поверит.