Текст книги "Казачья доля: воля-неволя"
Автор книги: Лариса Шкатула
Жанр: Исторические приключения, Приключения
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)
Глава двадцать четвертая
Хорунжий, прочитав записку, взглянул на Семена, будто видел его в первый раз.
– Ты где был?
– Так это… в карете цесаревича ехал.
– Ага, хочешь сказать, что великий князь берет тебя к себе в услужение.
– Никак нет! – наконец пришел в себя Семен. – Спрашивал, умею ли я ловить рыбу.
– А ты что сказал?
– Как есть, умею.
– Нет, ну везет же дуракам! – досадливо крякнул хорунжий. И тут же повинился. – Прости, не хотел тебя обидеть. Но как это объяснить, в самом деле! В кои-то веки решил днем поспать, и на тебе, свое счастье проспал… И когда тебе нужно прибыть?
– Завтра, в пять утра.
– Скажешь часовому, он тебя разбудит.
Семен мог бы возразить, что он от волнения, пожалуй, и вовсе спать не будет, но промолчал. И пошел к своим, провожаемый задумчивым взглядом хорунжего.
Тот еще некоторое время постоял и проговорил себе под нос.
– А мне бы тоже, пожалуй, не помешало где-нибудь поблизости рыбку половить. Кто знает, вдруг цесаревичу червячок понадобится или щука крючок проглотит… В конце концов, дали мне за Шипку орден, спасибо, но могли бы и в звании повысить.
Правда, Семен этих рассуждений уже не слышал. Другой, может, и заметался – у него же с собой ничего не было: ни крючка, ни лески, ни грузила, ни самой плохой удочки, которую Семен обычно готовил заранее, вырезая из камыша. Но он не растерялся. Обоз и в самом деле вскорости раскинулся лагерем, а Семен попросил у каптенармуса небольшую гирьку в качестве грузила. Нашел куриное перо – для поплавка. И кусок проволоки, которую изогнул в виде крючка и конец заточил. Только зря старался.
Когда казак подъехал к расположению полка цесаревича, тот почти одновременно с ним появился из шатра, неся в руке две удочки, полностью снаряженные, и банку с червями. Так Семену и пришлось оставить нетронутыми свои заготовки.
Цесаревич на его заминку не обратил внимания, в это время показывая ему банку с червями.
– Граф Шереметев вчера накопал. А рыбу ловить не хочет. Неинтересно, говорит. Держи удочку и зевай! Спать он, видите ли, хочет!
Великий князь протянул Семену удочку, и тот, все не привыкший к простоте, с какой цесаревич обращался к нему, простому казаку, с робостью принял.
Уже через некоторое время они шли берегом Дуная, над которым едва забрезжил рассвет.
Видно, цесаревич приказал своей охране ему не досаждать, но те, следуя своим обязанностям, все равно не могли оставить великого князя одного. И как ни хоронились, шуршали в кустах, на что, впрочем, тот не обращал ни малейшего внимания.
– Что мне в тебе, Семен, нравится, – говорил ему наследник престола, – так это отсутствие всякого подобострастия. И я уверен, случись что, ты бы защитил меня своей грудью, долго не разговаривая о том и ничего от меня не требуя.
– Так и будет, – сказал ему Семен, – вы ведь, ваше императорское высочество, атаман всех казачьих войск, да как бы я нашего батьку грудью не закрыл. Нас, казаков, от рождения так воспитывают.
– Я знаю… Зови меня Александр Александрович, – заметил ему цесаревич, – а то ведь язык сломаешь: ваше императорское высочество. Вон у французов как просто: сир, и все. Так к Наполеону его воины обращались. А у нас все накручено-наворочено. Иной раз, знаешь ли, брат-Семен, простоты хочется, а не этих… марлезонских балетов! Веришь ли, когда умер мой брат Николай, все мои друзья-приятели в момент будто переродились. Стали кланяться, комплименты говорить, ни слова в простоте! Танцевали вокруг меня, танцевали, и не понимали того, что меня это вовсе не радовало. Может, потому, что я наследником не родился…
– Правда? – удивился Семен.
– Нет, ты меня не понял: конечно же, мой родитель – император всероссийский, но я-то у него второй сын. А второму, как известно, какой престол? Так что, к наследованию меня и не готовили… Не умри мой старший брат Николай, не пришлось мне на себя эти наследные вериги взваливать…
Семен шел с удочкой в руках и размышлял, что он, наверное, не стал бы жаловаться на то, что ему предстоит стать императором… Или стал бы? Кто знает. Хорошо там, где нас нет…
– Вот здесь, пожалуй, и остановимся, – скомандовал великий князь. – Говорят, место это самое тихое, к берегу удобно спускаться и, главное, не для нас, конечно, а для охраны, несмотря на кусты, вдоль берега, никто не сможет незаметно сюда подобраться.
Цесаревич присел на раскладной стул, а Семен – прямо на траву.
– Еще один стул! – произнес наследник, не поворачиваясь, и тут же по цепочке передали второй складной стул, на который усадили казака.
Надо сказать, не очень удобный, потому что просто сидя где-нибудь повыше на берегу, ловить рыбу было бы куда сподручнее. Но не тот сейчас момент, чтобы харчами перебирать. Да и никуда не денешься от того, что в самом хорошем деле всегда отыщется какая-то заноза, мешающая полному счастью.
А к вечеру Семен варил на костре уху для наследника короны. Особенно ему свободы в этом деле не давали, потому что в ногах у него постоянно путался личный повар его высочества и говорил под руку.
– Много соли! Много перца! Нельзя его высочеству такое блюдо. У него может разболеться живот.
Тут он ничего не мог поделать, не жаловаться же в самом деле цесаревичу на повара.
С горем пополам сварили уху. Рыбы почему-то оказалось больше, чем наловили Семен с великим князем. Видно, на рыбалку поодаль послали кого-то из его свиты, на всякий случай. Но оно и к лучшему, потому что рыбы много не бывает, и уха получилось наваристой. Так что, и на свиту хватило.
Ночевать казака великий князь попытался оставить в своем шатре, но Семен со всевозможными отговорками уклонился. Попросил.
– Дозвольте на сене поспать?
– Дозволяю, – улыбнулся его приятель «голубой крови», – сам знаю, как это приятно. Мог бы и я на сено…
– Ваше сиятельство, – вмешался Шувалов, – враждебная страна.
– Какая же она враждебная! – мягко укорил цесаревич.
– Хорошо, просто чужая. Но вы уж, будьте любезны, в шатре вам постель постелена.
– – Я и вправду сегодня устал, пойду, пожалуй, – согласился великий князь.
Глава двадцать пятая
Теперь русский военный обоз ехал по Румынии. Семен на второй телеге, – на этот раз он поостерегся дремать, с любопытством поглядывал по сторонам.
Но вот первая телега замедлила движение. Семен вскинулся: что там такое?
– Цыгане! – крикнул ему казак-возница.
Он остановился как раз на повороте дороги и видел то, чего другие обозные увидеть не могли.
Хорунжий по-прежнему ехал в богатой турецкой карете, смирившись с тем, что казаки на первых телегах могут увидеть то или того, что ему, к сожалению, недоступно, если он хочет при этом отдыхать. Но, с другой стороны, он так устал, что, в конце концов, махнул рукой на такие мизерные преимущества. Подумаешь, казак пообщался с цесаревичем! У него ведь ума не хватило, попросить у великого князя что-нибудь для себя. А наследник престола вряд ли станет забивать себе голову знакомством с каким-то рядовым казаком. Был, и нету. В любом случае, Гречко при дворе не служить, а с цесаревичем, где он еще может встретиться?
Но случившееся событие заставило хорунжего посмотреть другими глазами на казака Гречко. Сразу видно, хоть и молодой, но справный. За собой следит, за оружием следит. А как он лихо добыл пленного, когда полк стоял под Ардаганом!
А как он вместе с другими казаками проявил себя при рейде в Плевну! Сам генерал Скобелев его отдельно упоминал… Нет, что ни говори, Семен Гречко – справный казак.
Именно с того момента хорунжий и поглядывал на Гречко с интересом. Пора, пора его в младшие урядники переводить, заслужил парень, чего уж там!
Знал бы он, какие мысли в это время бродят в голове казака! Никакого отношения к прошедшей войне не имеющие. И даже мыслей о том, чтобы совершить очередной подвиг в голове Семена не было. Именно встреча с табором навела его на некую идею… Опасная идея, что и говорить, но если ее осуществление удастся, сбудется и остальное: то, о чем Семен мечтал. Он выведет новую породу лошадей. И, кроме, как привезти все, что нужно, с войны, у него не получится.
Между тем, цыганский табор никак не мог уступить дорогу воинскому обозу, потому что ведущая кибитка застряла в огромной луже, образовавшейся после недавних обильных дождей.
По привычке, не оставаться в стороне от того, что на его глазах происходит, Семен Гречко соскочил с подводы и направился к кибитке.
– Ну, что, ромалы, помочь?
– Помоги, если тебе не трудно.
– Невелики труды.
Семен ухватился руками за колесо, вдвоем с каким-то цыганом они подналегли, с другой стороны тоже навалились, и кибитка выбралась на сухое место.
– Я думал, вы румыны.
– Нет, мы из России, домой возвращаемся.
– Русские, значит! – ухмыльнулся Семен.
– Цыгане мы, – не принял шутку цыган, – но своим землякам помогаем, ежели какая нужда.
– Есть у меня такая нужда, – решился, наконец, Семен. – Говорили мне, вы коней умеете так перекрашивать, что хозяин и не найдет в табуне своих лошадей, если найти захочет.
– Умеем, – цыган коротко глянул на казака и выжидающе замолк.
– Мне бы с тобой поговорить.
– Отчего же не поговорить?
И опять молчание.
– Но так, чтобы… – Семен замялся.
– Никто не видел?
– И не слышал.
Цыган скупо улыбнулся.
– Дело к вечеру идет. Думаю, часа через два ваши командиры привал объявят. Впереди селение. Небольшое, но удобное. С одной стороны гора, с другой речка. Большая ровная поляна…
– Там расположимся мы, – полуутвердительно сказал Семен.
– А мы люди неприхотливые, у нас свое место есть, вверх по реке, на окраине леса. Тебе искать меня не стоит, а вот я тебя найду.
– И как сообщишь?
– Филином проухаю. Ты и выйдешь.
С тем они и разошлись.
А Семен еще долго ощущал холодок в груди: что он задумал? Это же верный путь на каторгу! И кому уподобился? Цыгану. Наверняка мошеннику, из тех, что всю жизнь тем и занимаются, что других дурачат.
Но в то же время обычное упрямство овладело казаком: а почему бы нет?! Почему на Дону разведением новых пород занимаются казаки, а на Кубани – барон Шпигель? Конечно, это было не совсем справедливо, но Семен нарочно подогревал в себе это ожесточение, чтобы страх перед наказанием не заставил его отступить от своего плана.
Он еле дождался вечера, а потом и темноты. Но сидел не близко к костру, вместе с другими казаками, а чуть подальше, чтобы при крике филина, можно было уйти незамеченным.
А этот филин никак не хотел подавать голос. Семен уже решил, что цыган его обманул, а, скорее всего, ожидание оказалось таким томительным только потому, что он волновался – дело было таким опасным. Куда опаснее того, когда он хоронился в окрестности Ардагана, чтобы добыть «языка».
Конечно, пластун сделал бы это куда ловчее… Он усмехнулся: добыл бы языка с меньшими трудностями! И замаскироваться сумел бы так, чтобы его не обнаружили. Как при Ардагане, когда пули начали свистеть у него над головой. Но, слава богу, Семен родился и жил в том краю, где бывшие вояки-пластуны преподавали свою науку детям, независимо от того, в какой полк те пойдут служить…
Уханье филина раздалось, как водится, неожиданно, когда Семен отвлекся на свои боевые воспоминания.
Он скользнул прочь от костра, не шелохнув и веткой, так что сидящие не услышали шороха. Между прочим, хворост для костра собирал Семен Гречко, а он, – для дела! – постарался брать такие ветки, которые, сгорая в пламени, трещат. А что, нужно предусмотреть любую мелочь, чтобы тебя не уличили, как минимум, в предательстве. Иначе, чего бы ему встречаться ночью с какими-то там цыганами. Кто их знает, какого они роду-племени?
Несмотря на свои знания и пластунские ухватки, Семен чуть было не проскочил мимо цыгана.
– Не торопись, казак! – насмешливо проговорил тот. Они стояли довольно далеко от казачьего бивуака, так что могли не опасаться, что кто-нибудь услышит их разговор. – Торопишься.
– Да ведь дело не терпит. Кто знает, в каком месте обоз повернется, и до моей станицы уже просто так не дотянешься.
– Ты хочешь сбежать?
– Какой – сбежать? Мы – люди служилые, нам другой дороги, кроме службы, и нет… Дело в том… – Семен никак не мог собраться с духом и сказать цыгану, что ему нужно. Как будто после этих слов для него уже не будет дороги назад.
Он встряхнул головой, и чуб метнулся надо лбом.
– Мне нужно перекрасить лошадей.
– Вот как, – не удивился цыган, – и многих?
– Четырех. Два жеребца и две кобылы. Причем, не просто перекрасить, но и у каждой лошади как следует замазать клеймо.
– Надолго?
Эти нарочито скупые вопросы казались Семену издевкой, будто цыган не принимал его всерьез.
– Хотелось бы, чтоб месячишко-другой продержались.
– Продержатся, если лошадей не чистить щеткой… И сколько ты хочешь за это заплатить.
– Пять рублей.
– Ты что, казак, пять рублей! За такие деньги идти на каторгу?
– Ты считаешь, пять рублей – мало? Да вот этот мой кинжал стоит четыре рубля восемьдесят копеек! Между прочим, кинжал не из последних!
– Вижу.
Цыган алчным взглядом скользнул по кинжалу, но Семен быстро упрятал его в ножны.
Семен уже не стал говорить, что после возвращения от черкесов ему пришлось самому покупать себе кинжал, потому что своим поступком и так ввел семью в разорение. Отец с матерью вынуждены были второй раз покупать ему обмундирование и всю справу… Кстати, тоже из отцовских денег, которые тот проиграл сыну, не приняв серьезно его мохнатого коня!
– Послушай, за пять рублей ты можешь купить… тридцать три фунта сахара!
– Зачем мне столько сахара?.. А вот седло я купить не смогу!
– Так ты что же, хочешь двадцать пять рублей!
– Ты прав, как раз столько оно стоит!.. И, думаю, это не так уж дорого, учитывая, как я при этом рискую… А если лошадей хватятся? Да меня догонят и изрубят шашками, я даже не успею и глазом моргнуть!
– Послушай, ромалэ, как тебя звать?
– Януш. А что?
– А меня Семен… Двадцать пять – это для меня очень много. Пятнадцать – давай, а?
– Пятнадцать! Двадцать три, и не копейки больше. Уступаю только потому, что ты мне приглянулся.
– Двадцать! Это мое последнее слово.
Семен хоть и разгорячился этим торгом, но побаивался, что цыган разозлится и уйдет. В самом деле, если его поймают, мало не покажется, но у него и в самом деле больше не было денег. По крайней мере, бумажных денег. О том, что у него есть кое-что еще, цыгану знать вовсе не обязательно…
– Я сделаю так, что увести лошадей тебе не составит труда, а потом точно так же вернуть их в табун.
– Маловато!
– Ну, двадцать рублей, решайся! Уведешь лошадей без помех, и приведешь так же. Двадцать за то, чтобы покрасить. Неужели у вас такая дорогая краска?
Это Семен так неловко пошутил.
– Двадцать за то, что я рискую, – поправил его цыган, и Семен понял, что наступило время ударить по рукам.
– Завтра давай встретимся опять в это же время, – сказал он, – я принесу тебе деньги и скажу, когда у нас будет привал. Хорунжий распорядился, коней выгулять на пастбище, отмыть-отчистить и придать им здоровый вид.
Обратно Семен возвращался в более мрачном настроении, чем прежде. Тяжело было расставаться со своими накоплениями, тем более, он пока не знал, какую пользу принесет это его будущему делу. Никогда прежде он не ввязывался в опасные дела. То есть, Семен уходил за Кубань, но это было опасным только для него, а чтобы вот так, ввязываться в предприятие, которое может ударить даже по его семье… Будут говорить, Гречко – семья вора.
И что странно, чем опаснее картины Семен себе рисовал, тем больше укреплялся в мысли, что никаким другим способом ему не удастся приобрести таких лошадей, благодаря которым он сможет вывести новую кубанскую породу.
Внутренний голос уговаривал: «Брось ты все это, забудь, подумаешь, хорошие лошади. Начни пока с малого, накопи денег на хорошего жеребенка, из которого ты впоследствии вырастишь хорошего производителя…» Но он отмахивался от этих предостережений. Ждать долгие годы, что вырастет из какого-то там жеребенка? В то время, как сейчас, воспользовавшись тем, что основной трофейный табун не описан по мастям, а числится в документах лишь по головам… Когда еще представится такая возможность? У него в этом табуне – семь лошадей. Это знает и есаул, и хорунжий, а какие именно… Так получилось, что они не знают. Их доставили к обозу, когда табун уже был почти сформирован…»
И потом, никто не стал считаться с тем, что казак добыл в бою куда больше лошадей, растащили по своим нуждам. Почему же он должен быть хуже других?
Семен припоминал, что, несмотря на порядочность станичного атамана, его помощники могли нарезать себе куда больший надел, чем ему было позволено. Или вроде невзначай взять, и присвоить к себе, к примеру, общинный выгон…
Но это были только отговорки. То, чем он себя успокаивал. Чтобы решиться на такое дело, как подмена лошадей с царскими клеймами на трофейных, нужно быть уверенным в себе. Знать, на что идешь. Стоит ли все это каторги – или виселицы! – если его, конечно, поймают?
Глава двадцать шестая
Итак, есаул по подсказке одного из урядников выбрал место для привала, и обозники разбили лагерь на берегу Днепра.
Нескольких казаков послали в небольшой лесок, где они вырезали два десятка молодых деревцев и огородили пастбище, воткнув в землю эти столбики и обмотав их веревкой, сделали загон на скорую руку. Теперь лошади не только не разбегутся, но и смогут без помех всю ночь щипать траву…
Семен усмехнулся про себя, взглянув на Щирого, который косил на него глаз из середины табуна. Скомандуй ему хозяин: «Ползи!», так, пожалуй, и смог бы подлезть под эту изгородь.
Хорунжий устроил своим подчиненным смотр, рассказал о том, что скоро обозу предстоит перейти границу России, и, следовательно, все казаки должны выглядеть подтянутыми, хорошо одетыми, чтобы никто не называл их пренебрежительно обозниками, но военными, которые сопровождают то, что русское войско добыло в честном бою.
– Всем надеть награды, чтобы народ видел – мы не отсиживались в арьергарде, а воевали вместе с остальными! Помыться, постираться. Белье сам проверю!
Семен и так за своим исподним следил. Он умел стирать так, как и не каждая женщина постирает. Но постарался управиться побыстрее, чтобы оставить себе свободное время. Никто не заподозрит его в том, что казак отдыхает после трудового дня.
На этот раз Януш заявился сам. Причем, он подошел к Семену так незаметно, что никто даже не обратил внимания, о чем разговаривает казак с одним из местных жителей.
– Если кто спросит, скажи, я предлагаю вам сено.
– А ты и в самом деле предлагаешь?
– Конечно, а почему нет? Мы купили его совсем дешево в одном из сел, где турки увели в рабство многих мужчин и скот. Семья осталась без кормильца, потому вдова готова была заработать хоть копейку…
– Ты лучше скажи, как наше дело?
– Для начала ты мне этих лошадей покажи. А потом отведешь к есаулу, с ним и поговорим про сено.
Цыган беглым взглядом окинул четверых, намеченных для перекраски лошадей, и сказал:
– Сегодня вечером сделай так, чтобы они паслись немного в стороне, а завтра я верну их вороными.
Семен отдал цыгану деньги, прогнав случайную мысль о том, что Януш может больше не появиться. «Тогда я догоню его табор и…» Дальше он не стал додумывать, чтобы понапрасну себя не распалять.
Занимаясь чисткой лошадей, их кормежкой и водопоем, Семен постоянно старался держать в поле зрения лошадей, которых должен был увести Януш, но те оставались на месте.
К вечеру он весь извелся, рисуя себе картины, одну хуже другой. Что Януш попытался украсть коней, но его остановили, и он тут же выложил, что сделал это по просьбе казака по имени Семен. Не так много было в сотне Семенов, чтобы Гречко трудно было отыскать…
– Казак Гречко! – услышал он голос есаула.
– Слушаю, ваше благородие!
– Пойди с этим крестьянином, посмотри, что там у них за сено? Если хорошее, договорись, что завтра с утра мы снарядим подводы и поедем за ним. Неплохую цену предлагает. Если все хорошо, и тебе какая копейка перепадет!
Вот ведь, бог шельму метит. Оказывается, Януш первым делом подошел к есаулу… И надо же, чтобы именно Семена послали в табор. Но хоть в этом он может не кривить душой. Если сено плохое, не станет его покупать, даже потому, что у них с Янушем общие дела.
Сено оказалось хорошим.
Как и в прошлый раз Януш появился незаметно, и не стал ни ухать, ни еще как-то привлекать внимание Семена, а просто в одно прекрасное мгновение он смотрел на лошадей – они были в табуне. Отвлекся для чего-то, и их не стало.
Верховые объезжали табун, лениво посматривая по сторонам: за много дней пути не пропало ни одной лошади, так что они считали свою работу не слишком серьезной.
А потом, как обычно бывает на юге, солнце быстро скатилось за горизонт, и наступила темнота.
В эту ночь Семен впервые почувствовал бессонницу. Несмотря на то, что день был не в пример предшествующим тяжелый – работала сотня не покладая рук – он долго не мог заснуть. Изворочался на телеге с сеном: то ему в бок упирался какой-то сухой и колючий стебель, то казалось, что сено под ним кишит какими-то животными: не то мышами, не то еще кем.
Вспомнился ему Василий Бабкин, его нелепая смерть. Надо же, заслуженный казак, сколько раз лавой ходил с другими на вражеские позиции, – и ничего! А тут!.. Картина гибели шурина встала перед Семеном, как наяву.
Казачья конница ворвалась с ходу в небольшой болгарский городок. Турки, похоже, считали его своим. Сколько лет тут жили болгары у них в рабах и не думали, не гадали, что русские войска в город войдут.
Несколько казаков поехали по боковой улочке, не встречая сопротивления, и вдруг одно из окон второго этажа распахнулось, и из него ударил выстрел.
Василий с коня замертво свалился. А ехавший с ними вахмистр, почти не целясь, выстрелил, и второго выстрела из окна не последовало.
– Гречко, проверь! – скомандовал вахмистр, и Семен, спешившись, помчался в дом. Вверх по лестнице. Кто-то порхнул в сторону, но он отчего-то знал, не тот, кто ему нужен. А тот больше и не понадобился. Лежал с пулей в голове, судорожно сомкнув руку на небольшом мешке, набитом золотыми монетами.
Семен мешок прихватил, коротко ответив на молчаливый вопрос вахмистра:
– Убит.
Он показал мешок вахмистру, и тот коротко бросил:
– Потом разберемся.
Когда всех казаков распределили на ночлег, он пришел к вахмистру и показал, что взял в доме убитого.
Тот глянул, даже ничего в глазах не отразилось.
– Твоя добыча. С семьей Бабкина поделишься.
– Но вы… это же вы его застрелили.
– А он застрелил моего бойца!.. – вахмистр усмехнулся. – Дурак. Сидел бы себе тихо, и казну сохранил, и жизнь…
Почему вахмистр не взял деньги? Семен собирался с ним поделиться, а так… Он и в самом деле решил, что пошлет половину денег сестре. В семнадцать лет – вдова! А она уже пусть сама решит, на что их потратить.
Воспоминания о гибели зятя не помогли крепче заснуть. В конце концов, Семен встал и подошел к костру, где сидел, глядя на огонь, часовой.
– Чего тебе?
– Не спится.
– Понятное дело, – вздохнул тот. – А по мне бы, заснул хоть на голой земле.
– Так, может, давай я тебя подменю.
– Нет, – не согласился часовой. – Мне до смены меньше часа осталось, потерплю.
– Но можно я возле тебя посижу?
– Сиди, кто тебе не дает. Старые казаки говорили, так бывает, когда сразу после войны – отдых. Казалось, спи, ничего не мешает, ан нет, всякая ерунда в голову лезет… Ты возьми немного сена из подводы, бурку наверх кинь. Мы целую телегу бурок везем. Не знаю, кто из турок их хранил и для чего?
Семен так и сделал. Постелил себе чуть поодаль от костра, буркой свое ложе прикрыл. А себе на плечи свой бешмет накинул и не заметил, как заснул.
Утром проснулся рано, еще и побудку не сыграли. Урядник разговаривал с часовым.
– Ты слышал, филин ухает. Светает. В такое время они уже спать отправляются. Плохая примета: филин – поутру!
Это два раза повторенное слово «филин» и разбудило Семена. Он приподнял голову.
– Рано еще, – сказал ему урядник. – Часок можешь поспать.
– Да, я до ветру схожу, – пробормотал Семен, а чуть отошел настолько, что его не было видно от костра, метнулся в другую сторону.
Туда, где за легкой перегородкой ворочался табун. Верховых не было видно, но на всякий случай Семен загородку обошел. И опять не заметил цыгана, тот его насмешливо окликнул.
– Ты не филина ищешь?
– Что-нибудь случилось? – шепотом спросил его Семен; в груди шевельнулось нехорошее предчувствие.
– Ничего не случилось. Вот твои лошади… Они?
То-то Семену показалось, какие-то звуки. Оказывается, Януш и еще какой-то цыган приподняли ограждающее деревцо и загнали всех четверых в табун. Но, видимо, то, что с ними проделали, сбило лошадей с толку, так что они стояли несколько в стороне от остального табуна, будто заново привыкая к своей новой внешности.
– Бывай, Семен, – проговорил Януш. – Мы еще дней десять будем идти недалеко от вас. Что надо будет, обращайся!
Цыгане растворились в предрассветной дымке.
Семен, дотянувшись, похлопал одну из лошадей по крупу.
– Знала бы ты, милая, какого жениха я тебе приготовил! Правда, он в холке до твоего не дотягивает, не голубых кровей, но зато в остальном – крепкий, ходкий, неприхотливый. Мужик, конечно, но если ты его приголубишь… Ему так мало надо. Солому может с крыши есть, траву из-под снега доставать… Ты, конечно, этого не станешь делать, тебя кормить надо лучшим сеном, отборным зерном. А вот твои детки смогут…
– С кем это ты тут разговариваешь? – услышал Семен голос чуть ли не над плечом, и вздрогнул.
– Со своими лошадьми.
– Ну, и как, они отвечают? – хохотнул верховой казак.
– Отвечают! – пробормотал Семен.
– Мне бы твои заботы! Спать хочу, чуть ли не с коня падаю, а находятся же люди, которые с утра пораньше приходят с лошадьми поговорить!
Семен поспешил к лагерю, не желая больше привлекать внимания ни к себе, ни к своим лошадям.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
