Текст книги "Ранчо одиноких сердец"

20

Эмми

На следующий день у нас с папой были дела в городе. Когда я вошла через заднюю дверь в Большой дом, он ждал меня на кухне.

Судя по всему, один из сенных прессов до сих пор барахлил, так что мы уже запоздали с заготовкой сена. Из-за этого Густ был почти на грани сердечного приступа. Но не Амос. Отец держался, как всегда, невозмутимо.

Он обнял меня в знак приветствия. Я обожала отцовские объятия. Он никогда не халтурил и уж если обнимал нас, то от души, словно в последний раз.

– Привет, малышка. Готова?

– Доброе утро. Да, поехали.

Мы направились к его пикапу. У отца был «Форд». Лично я с предубеждением относилась к парню, который придумал сорокачасовую рабочую неделю[10]10
  В 1926 году американский автопроизводитель Генри Форд сократил шестидневную сорокавосьмичасовую рабочую неделю своих сотрудников до пятидневной сорокачасовой без сокращения заработной платы.


[Закрыть], ну и ладно.

Утро выдалось прохладным, намекая на скорое приближение осени. Из динамиков пикапа тихо звучала песня Вилли Нельсона. Сквозь ветровое стекло я взглянула на деревья, все еще в зеленой листве, и на синее небо, будто сошедшее с полотна художника. Через месяц-другой листья поменяют цвет, и зелено-синий пейзаж запылает красно-золотым пламенем.

– Как дела? Хорошо устроилась? – спросил папа.

– Да.

– Сколько ты уже здесь? Чуть больше месяца?

Услышав этот незамысловатый вопрос, я поняла, отчего мы с отцом отправились в город одни. Да, папа хотел провести со мной побольше времени. И заодно решил выяснить, какие у меня планы.

– Примерно да.

– Думаю, ты знаешь, малышка, о чем я хочу спросить.

– Понятия не имею, папа, – вздохнула я.

– Для тебя это необычно, – заметил он. Да, верно. Я всегда планировала следующий шаг. – Что происходит?

Признаться, я была удивлена, что он не задал этот вопрос уже давно. Хотя, с другой стороны, просто подходящая возможность не подворачивалась.

– Знаешь, когда я приехал и увидел тебя дома, – продолжил отец, – то очень обрадовался. Однако я с первого же взгляда понял, что мою малышку что-то печалит.

Отец потер подбородок свободной рукой. Он не сводил взгляда с дороги, а я смотрела на него – на волосы, в которых за последнее время прибавилось седины, на залегшие глубже прежнего морщины. Отец выглядел уже не так молодо, как в моих воспоминаниях, и я внезапно осознала, что даже без меня время в «Ребел блю» неумолимо летело вперед.

Я вдруг задумалась, что для него хуже: беспокойство о дочери, которой нет рядом, или тревога о ней же, живущей в соседней хижине, но все равно недосягаемой.

Конечно же, отец понимал, что у меня не все гладко – в конце концов он мой папа, единственный из родителей, кого я когда-либо знала. Вот только я, вернувшись домой, не позволила ему находиться рядом и делать то, что он умел лучше всего, – быть отцом, – а закрылась в своей хижине и сделала вид, что родных не замечаю.

– Хотя мне было больно, я позволил тебе справиться с проблемой в одиночку – я же знаю, как ты предпочитаешь бороться с неприятностями. За последние несколько недель ты, кажется, слегка повеселела – значит, сумела немного разобраться в хаосе, царящем у тебя в голове. Верно?

– Не совсем, – призналась я. Если честно, с тех пор, как я связалась с Люком Бруксом, у меня в голове царил еще больший хаос, однако отцу об этом точно не нужно знать. – Вряд ли я вернусь в Денвер, но чем заниматься здесь в долгосрочной перспективе понятия не имею. Я не могу руководить делами, как Густ, и у меня нет проекта, как у Уэста.

Держа одну руку на руле, другой отец теребил короткую бородку.

– Значит, никаких скачек? – уточнил он.

– Никаких. Хотя я приму участие в местных состязаниях, – сказала я, сама не зная, когда успела принять решение. Похоже, только что. – И поставлю точку. Я одна из самых старших наездниц в забегах.

Отец молчал. Вряд ли мои слова его удивили. Порой бесило, что отец с братьями так хорошо меня знали. Наверняка они поняли, что со скачками покончено, как только я вернулась домой. Густ пока единственный попытался заставить меня в этом признаться, но даже у него не хватило духу надавить посильнее.

– Ты все еще хочешь быть частью этой жизни? – наконец спросил отец, под «этой жизнью» подразумевая ранчо. – Или займешься чем-нибудь другим?

Хороший вопрос. И я ответила, даже не задумываясь:

– Хочу остаться на ранчо.

В изумрудных глазах отца вспыхнул огонек.

Последние несколько недель я думала о своей дальнейшей жизни. И просто не могла себя представить где-либо еще, кроме Мидоуларка или «Ребел блю». Я чувствовала, что принадлежу этому месту, – весьма странно, учитывая, как старательно я в свое время пыталась отсюда сбежать.

– Мне не помешал бы инструктор по верховой езде, – проговорил отец немного напряженным голосом. Казалось, его переполняли эмоции.

– Папа, с тобой все хорошо?

– Да, малышка, более чем. Я был бы рад за тебя, куда бы ты ни поехала, но просто счастлив, что ты хочешь остаться.

Отец и раньше не пытался удержать меня в Мидоуларке. Когда я делилась своими планами, он соглашался с ними и поддерживал меня, где только мог. Наверное, ему было очень тяжело смотреть, как я уезжаю.

– Так как, согласна поработать инструктором по верховой езде в течение зимнего сезона? Еще мне пригодится помощь в обучении лошадей. А дальше видно будет.

– Но ведь уроки дает Люк.

– Люк, значит? – Папа поднял одну бровь. Черт, я никогда не называла Люка по имени. Наверное, отец что-то понял. – Да, дает, и отлично справляется. Но этот мальчик сильно нагружает себя. Не знаю, как он все успевает.

– Я тоже удивляюсь.

Люк вел уроки по субботам, большую часть недели работал на ранчо, да еще управлялся с собственным бизнесом. Смогу ли я когда-нибудь свыкнуться с мыслью, что этот человек в реальности сильно отличался от того образа, что сложился за прошлые годы у меня в голове?

– К тому же Рональд с женой решили перебраться в Юму, чтобы прожить свои золотые годы в теплом климате. Так что ты можешь вести уроки и у подростков, и у взрослых. А Люк, если захочет, оставит себе детей. Хотя, если ты пожелаешь забрать и их, он возражать не станет.

– С чего ты это взял? – как можно беспечнее поинтересовалась я.

Отец ответил уже через пару мгновений. И своими словами поставил меня в тупик.

– В «Ребел блю», малышка, не происходит ничего такого, о чем я не знаю.

Через пятнадцать минут мы с отцом въехали в центр Мидоуларка. После его замечания о всевидящем оке заиграла песня Mama’s Don’t Let Your Babies Grow Up to Be Cowboys, а уж когда дело касалось Уэйлона и Вилли, мы с Амосом просто не могли не подпевать.

Потом отец достал шнур для подключения телефона. Мне всегда казалось забавным, что у него в семье был самый красивый и современный пикап. Отец вручил шнур мне, и я быстро отыскала свой плейлист группы Highwaymen. Остаток пути мы от души пели и подъехали к магазину тракторных принадлежностей, как раз когда заканчивалась песня Big River.

После возвращения домой я бывала в центре Мидоуларка всего несколько раз – навещала Тедди в бутике, находившемся минутах в пяти ходьбы от этого магазина.

Несмотря на то, что приехал по делу, отец добрых двадцать минут болтал с владельцем Доном Уайаттом, так что я решила прогуляться по залу. Когда речь идет о «магазине тракторных принадлежностей», люди обычно полагают, что там торгуют только тем, что непосредственно связано с тракторами. Большое заблуждение!

В этом магазине продавалось почти все, и мы с Тедди в свое время не раз покупали здесь джинсы «Рэнглер», потому что там были самые низкие цены.

Рассматривая товар, я увидела футболку без рукавов и подумала о Люке. Уже без рукавов, не надо орудовать ножницами! Я быстро сфотографировала майку и отправила ему, вместе с сообщением.

Я сунула телефон в задний карман и продолжила осмотр, попутно взяв с полки ради развлечения одну из хваталок в виде головы динозавра. Через несколько минут телефон зажужжал, сообщая, что пришел ответ от Люка.

Я улыбнулась, глядя на телефон. Раньше я яро ненавидела эти футболки, но сейчас, как ни странно, они мне все больше нравились. Впрочем, в глубине души я понимала, что дело вовсе не в футболках, а в мужчине, который их носит.

И в его руках. Боже милостивый, какие у него руки…

– Привет, Эмми, – окликнул меня мужской голос.

Я оглянулась и увидела Кенни. Ну конечно, он здесь. Я совсем забыла, что владелец этого магазина тракторных принадлежностей – его отец.

– Привет, – поздоровалась я. – Рада тебя видеть.

Кенни улыбнулся. Это хорошо. Может, он не так уж и расстроился, что я не отвечаю на его сообщения.

– У тебя все хорошо? С той встречи в баре в прошлом месяце я ничего о тебе не слышал.

Бедняга. Он безнадежно проиграл.

– О да, все нормально. Я просто занята.

– Конечно. Я не знал, что ты пробудешь здесь так долго, – проговорил он с надеждой в голосе, и я тут же ощутила себя сволочью.

– Да, мне нравится быть дома.

– Это хорошо. – Немного помолчав, Кенни провел рукой по волосам – он всегда так делал, когда нервничал. – Может, как-нибудь поужинаем вместе?

Боже, какой он милый. Вот только я не могла пойти с ним на ужин. Кенни – хороший парень, но его не устроит просто дружба. Мне же был нужен только Люк.

– Прости, не могу. Я кое с кем встречаюсь, – пояснила я, сама не веря, что призналась в этом постороннему человеку.

– Ой, черт. Извини, я не знал.

– Не извиняйся. Спасибо за предложение.

Я одарила Кенни самой дружелюбной улыбкой, на которую была способна.

– Малышка, – позвал отец с другого конца магазина. – Ты готова идти?

Мой спаситель.

– Да! – крикнула я и подошла к отцу, стоящему возле прилавка. – Увидимся, – обернувшись, попрощалась я с Кенни.

Он кивнул.

Сквозь витрину магазина я видела, как работники Дона загружают в кузов отцовского пикапа нужную ему деталь.

– Привет, Эмми. С приездом домой, – кивнул мне Дон. – Кенни рассказал, что видел тебя в городе.

– Спасибо, Дон. Рада встрече, – вежливо проговорила я, надеясь, что хозяин магазина не станет сватать мне Кенни.

Но тут вмешался отец, не давая Дону возможности развить тему.

– Благодарю, Дон. Береги себя.

Он тихо постучал по прилавку, а после развернулся и жестом показал мне следовать за ним.

– Может, перед возвращением выпьем кофе? – предложил отец, когда мы вышли на улицу.

Я кивнула.

И мы направились через дорогу, к «Фасолинке». Внутри все осталось по-прежнему. Столы, стулья и диваны ничуть не подходили друг к другу – но не как в намеренно эклектичной комнате Тедди, а словно на каком-нибудь дешевом рынке. Возможно, отчасти это способствовало развитию моего СДВГ.

Мы с Тедди обычно делали здесь домашние задания, и у меня никогда ничего не получалось. Теперь я понимала причину.

Папа подошел к стойке и заказал два кофе, себе черный, а мне с большим количеством сливок и без сахара. Насколько я знала, он единственный был в курсе, какой кофе я обычно заказываю.

Решив немного посидеть здесь, мы устроились за столиком возле окна.

– Я принимаю твое предложение, папа, – выпалила я.

– Будешь вести занятия?

– Да, но я не стану забирать группы у Люка. Разве что он сам решит их отдать. Просто заменю Рональда.

– Годится. За первый сезон зарплата будет по стандартной ставке, а дальше мы ее пересмотрим.

– Согласна.

Папа протянул руку через стол, и я ее пожала.

Мы немного посидели, молча глядя в окно. Приятно для разнообразия.

– Ты похожа на свою маму, Эмми, – посмотрев вдруг на меня, заметил отец. Да, он любил маму и до сих пор по ней скучал, но никогда не упоминал вот так, без повода. Мне приходилось спрашивать. – Знаешь, это именно она захотела назвать тебя Клементиной.

Я кивнула. Отец мне об этом уже рассказывал.

– Она обычно пела эту песню мальчикам, когда они капризничали или не могли уснуть, – продолжил он. – И помогало. Мы думали, у нас родится третий мальчик, однако на свет появилась ты. И твоя мама, не дав мне сказать ни слова, тут же выбрала тебе имя. В детстве ты редко плакала. Возможно, потому, что в твоем имени осталась часть от твоей мамы, пусть даже ее самой не было рядом. По крайней мере, мне нравится так думать. – Вот этого я не знала. – Чем старше ты становишься, тем больше ее черт я в тебе вижу. Она тоже была тихой, как ты, предпочитала все решать самостоятельно и ни с кем не делилась секретами.

– Это плохо? – тихо спросила я.

– Нет. Благодаря этим особенностям она стала решительной и крайне независимой. До знакомства с твоей мамой я таких людей не встречал. В тебе мне это тоже нравится.

Прежде отец никогда так не говорил.

– Почему ты о ней почти не рассказываешь?

– Когда она в моих мыслях, я могу ее сберечь, – помолчав пару мгновений, ответил он.

В глазах отца читалась печаль. «Могу ее сберечь». Мама умерла на его глазах. Просто упала с лошади и ударилась головой о камень. Несчастный случай.

От меня не ускользнула эта параллель между мамой и мною. Наверное, отчасти поэтому я не рассказала отцу о том, что со мной произошло.

– Прости, что мало говорил о ней, – вздохнул отец.

– Все нормально, – заверила я.

И ничуть не солгала. Да, я любила маму, но не скучала по ней, как Густ или Уэст. Трудно скучать по незнакомому человеку. И все же мне ее не хватало. Порой даже казалось, что на том месте, которое принадлежало ей, в сердце зияла дыра.

– А почему ты заговорил о ней сейчас? – с искренним любопытством спросила я, недоумевая, чем вызвано такое поведение отца.

– В «Фасолинке» я впервые ее увидел. Тогда здесь была не кофейня, а простая закусочная. И сейчас, глядя на тебя, я вспомнил о том дне. У нее сломалась машина, где-то за городом. И ей пришлось идти пешком несколько миль, чтобы сюда добраться. Она планировала задержаться всего на одну ночь, но так и не уехала отсюда. – Папа походил на реку, спокойную и могучую. И я вполне понимала, как он увлек за собой маму.

– Трудно любить того, кого больше нет? – Раз отец так свободно заговорил о маме, я решила воспользоваться этим и кое-что для себя прояснить.

– Нет, любить Стеллу для меня проще простого, независимо от того, здесь она или нет. – Неужели Амос Райдер – такой романтик? На сердце вдруг потяжелело. Как бы оно не выпало из груди.

– Она не жалела, что осталась здесь? – спросила я, озвучивая вслух свой самый большой страх. Не пожалею ли я, оставшись в этом городе?

Отец внимательно посмотрел на меня, как будто точно угадал, о чем я думаю.

– Вряд ли, – наконец ответил он. – Покидая родной город, она что-то искала. И, похоже, нашла это здесь.

– Что именно она искала?

– То же, что ищем все мы: любовь, поддержку, жизненную цель.

– И она нашла это в тебе?

– И в горах. В Августе, Уэстоне и тебе.

Глаза вдруг защипало от слез. В этой гребаной кофейне кто-то резал лук? Я никогда по-настоящему не оплакивала маму, но сегодня расклеилась по милости мужчины, который ее потерял. Браво, папочка, как мило. Я со слезами на глазах в общественном месте.

– Надеюсь, ты тоже найдешь все это, Клементина, – сказал отец, глядя на меня. Его лицо светилось от любви. – Будь то в Мидоуларке или где-либо еще.

Будучи моложе, я думала только об отъезде. Ведь целей, которые я ставила перед собой – колледж, скачки и все прочее, – можно было так или иначе достигнуть только за пределами Мидоуларка. Теперь же я хотела остаться. Здесь я чувствовала себя в безопасности.

Наверное, мне как раз и нужно было уехать на некоторое время, чтобы осознать, насколько особенное это место. Я гордилась тем, что родилась здесь, и благодаря этому городу приобрела жизненный опыт, непохожий на опыт тех, кто родился вдали отсюда.

Раньше жизнь в Мидоуларке казалась мне тесной и никчемной. На самом деле я сама внушала себе эти мысли в вечной погоне за следующим достижением. Я никогда по-настоящему не радовалась полученным результатам. Оттого и чувствовала себя несчастной.

Но теперь я гордилась собой и своими успехами. И была довольна. Причем вовсе не из-за Брукса. Он явился для меня лишь приятным бонусом.

Просто было в самом Мидоуларке что-то такое…

– Знаешь, папа, думаю, я это уже нашла.

21

Эмми

Прошло больше недели со дня рождения Тедди, закончившегося для меня сексом с лучшим другом моего брата в кабинете бара, в зале которого находилась половина города.

К счастью, в тот вечер посетители «Сапога дьявола» вели себя более шумно и беспокойно, чем обычно, и никто не обратил внимания, что мы с Люком исчезли на некоторое время. Ну, кроме Тедди, конечно.

Когда я вернулась за наш столик, ее подруги из бутика, Мади и Эмили, уже прилично набрались, так что я не слишком беспокоилась на их счет. Но меня грызло чувство вины перед Тедди, ведь я ушла с празднования ее дня рождения, пусть и не по своей воле.

Но Тедди совсем не злилась. Напротив, она сияла. И после моего возвращения первым делом поинтересовалась:

– Куда делась твоя помада? – А после выдохнула: – Поверить не могу, что ты трахалась в общественном месте. Даже я такого не делала.

Несколько минут спустя из кабинета вышел Люк и, направляясь к барной стойке, коснулся моей руки. Его бармен, которого вроде бы звали Джо, одарил хозяина суровым взглядом. Однако Люк, приглаживая темные волосы, с трудом сдерживал улыбку.

«Боже, какой он красивый», – подумала я тогда.

И сейчас при виде его в голове мелькнула та же мысль.

Я как раз направлялась в конюшню, чтобы взять Мэйпл на прогулку.

За последнюю неделю я стала более комфортно чувствовать себя в седле, а на днях даже осмелилась пустить Мэйпл в галоп. Ей это понравилось.

Но до сих пор каждый раз, когда я садилась на лошадь, внутри что-то екало. Трудно сказать, удастся ли мне когда-нибудь окончательно забыть об этом несчастном случае. Впрочем, всего пару месяцев назад я не верила, что вообще смогу ездить верхом.

Так что прогресс налицо.

Верховая езда была для меня всем. Меня очень сильно ранила мысль, что я лишилась этой радости. Никогда прежде я не чувствовала такой боли и не желала испытать ее снова.

Мои нынешние успехи в верховой езде трудно было не связать с Бруксом. Несколько раз я ночевала у него в доме, зная, что в случае вопросов легко могу сослаться на то, что спала у Тедди. К тому же так его пикап не мелькал на ранчо, избавляя моих родных от лишних подозрений.

Люк умел меня удивлять. К примеру, медленным танцем на кухне несколько дней назад.

У нас обоих выдался трудный день, и когда я приехала к нему, то не ждала ничего особенного. Просто хотела побыть с ним. Однако к моему приходу он уже успел приготовить ужин, причем отличный.

Пока мы убирали со стола, из колонки в гостиной заиграла медленная композиция Рэнди Трэвиса. Перебросив через плечо полотенце, которым он вытирал посуду, Люк схватил меня за руку и притянул к себе. Одну ладонь положил мне на талию, а другой сжал мою ладонь и переплел наши пальцы.

Мы вместе покачивались посреди кухни, и мне хотелось сохранить этот момент навсегда.

Тем вечером мы уснули на диване, глядя мою любимую «Стильную штучку».

И вот в такие краткие моменты я видела его по-настоящему. Люк не был ни легкомысленным, ни безответственным, ни высокомерным, хотя и издевался над футболками. Напротив, он окружал меня вниманием и заботой.

Парень, который всю свою жизнь выпрашивал внимания у других, знал, как заставить меня почувствовать себя единственным человеком на планете. Я вполне могла бы влюбиться в этого Люка, с которым общалась после возвращения домой. Более того, я начинала подозревать, что другие мужчины в этом плане меня не интересуют.

И это чертовски пугало.

Я заметила Люка в загоне с граблями в руках, а значит, он уже почистил стойла. Серая футболка липла к коже, блестевшей в лучах летнего солнца. Он вдруг остановился, задрал футболку и вытер тканью лицо.

«Охренеть».

Я подошла к загону и положила руки на ограду.

– Доброе утро.

Люк тут же направился в мою сторону.

– Привет. – Он быстро поцеловал меня в висок.

– Ночью я по тебе скучала, – честно призналась я. Он усмехнулся, и я толкнула его в плечо. – Заткнись.

– Извини. Просто мне пришлось встать раньше обычного. И я решил дать тебе для разнообразия поспать. – Теперь его усмешка стала лукавой.

Да, признаться, мы с ним мало спали на этой неделе.

Рядом с Люком я испытывала странные чувства. Я как будто не могла им насытиться. Мне нравилось заниматься сексом, однако столь сильного влечения до Люка я ни к кому не испытывала. Часто я подолгу обходилась без сексуальных отношений, и меня это не напрягало.

Конечно, Люк в постели дарил мне ни с чем не сравнимое удовольствие, но меня скорее привлекало в нем другое. Рядом с ним я чувствовала себя желанной и даже страстной, хотя прежде никогда не описала бы себя этим словом. Такое определение скорее подходило Тедди.

– Почему ты встал так рано?

– Увидишь. Готова прокатиться? – Он заправил прядь волос мне за ухо.

– Сперва нужно вычистить стойла. Сегодня я убираюсь в той части, что сдается в аренду.

– Все уже сделано.

– Это физически невозможно. Сейчас еще слишком рано.

Люк перегнулся через ограду и нежно меня поцеловал.

– Все сделано, – повторил он. Я даже не хотела знать, во сколько Люк приехал сюда, чтобы все успеть. А он вообще ложился спать? – Днем нужно будет вернуться в конюшню, но вся утренняя работа на сегодня закончена.

– Серьезно?

– Ага. Итак, – он снова поцеловал меня, – готова прокатиться?

Я кивнула и направилась к конюшне. Люк шел рядом со мной с другой стороны изгороди, пока не добрался до выхода из загона. К главной двери конюшни мы подошли вместе.

Сквозь дверной проем я заметила, что Фрайди и Мэйпл стоят на развязках, уже вычищенные и оседланные.

– Надо же, а ты времени зря не терял.

– Я закончил с ними всего несколько минут назад. Хотел точно подгадать к тому моменту, как ты сюда придешь, но не учел, что ты часто ставишь будильник на повтор.

– Заткнись! – Я еще раз игриво его толкнула.

– Ты же выросла на ранчо – и до сих пор не умеешь просыпаться по будильнику?

– Я поздно ложусь. Мне нравится тишина.

– О да, у меня были тихие ночи. Увы, теперь некая женщина выдаивает меня до капли, а потом еще и храпит.

– Я не храплю!

– Храпишь. – Он щелкнул меня по носу. – Но это мило. Ты спишь крепче, чем кто-либо из известных мне людей.

Я бы с радостью начала все отрицать, однако Люк был прав. Дрыхла я знатно. Мне требовалось время, чтобы заснуть, зато потом я спала как убитая. И в случае апокалипсиса не смогла бы даже убежать от зомби, – они захватили бы меня спящей.

– Неважно, – пробормотала я, подходя к Мэйпл.

Она уткнулась носом мне в плечо. Ласковое животное, я ее очень любила. Я ездила на ней только на протяжении своей профессиональной карьеры, но мне казалось, будто мы вместе всю жизнь. Мои Мэйпл и Муншайн – вообще лучшие в «Ребел блю».

Мы с Бруксом вывели лошадей из конюшни и сели на них верхом.

– Все хорошо? – спросил он.

– Да. – Я в самом деле отлично себя чувствовала. Дышала ровно, и голова не кружилась. – Куда мы едем?

– На малую арену.

Малая арена находилась рядом с конюшнями, которые сдавались в аренду. Она была больше загона, но меньше обычной полноразмерной арены, находящейся неподалеку от старого Большого дома. В детстве я часто каталась на малой арене, но после возвращения там еще не бывала.

Мы с Бруксом гнали лошадей вперед, двигаясь по землям «Ребел блю». Хорошо, что ранчо занимало такую обширную территорию, – мне вовсе не хотелось попадаться кому-то на глаза, а после отвечать на вопросы о том, что я делала на лошади в компании Брукса.

Через несколько минут Люк пустил Фрайди рысью, и я последовала его примеру с Мэйпл.

Поездка верхом по «Ребел блю» дарила незабываемые впечатления. Горы, сотканные из оттенков зеленого, желтого и коричневого, на фоне голубого неба создавали некую невероятную, почти неземную картину. Иначе не описать.

Когда до малой арены оставалось около тысячи ярдов, Люк пустил Фрайди галопом. Я без раздумий последовала за ним.

Пока Мэйпл набирала скорость, я немного привстала в стременах, чувствуя струящийся вокруг тела воздух. Впервые за долгое время езда верхом казалась мне чем-то совершенно естественным. Копыта Мэйпл ритмично стучали по земле, подо мной двигались ее мышцы, волосы развевались у меня за спиной.

Слишком скоро Фрайди с Люком стали замедлять ход, и я нехотя последовала их примеру. Мы остановились возле внешней границы арены. Несколько недель назад Уэст привозил меня сюда совсем другим путем, сейчас же мы добрались в эту часть ранчо с противоположной стороны, и старый Большой дом маячил где-то вдалеке.

В отличие от большой арены эта была без крыши, лишь огорожена забором. И я увидела внутри какие-то предметы, похожие на… три бочки. Поставленные в форме треугольника.

Я спешилась и привязала Мэйпл к одному из столбов забора. Брукс позади меня привязал Фрайди.

– Что это? – обернулась я к нему.

– Площадка для скачки вокруг бочек. – Люк приготовил мне место для тренировок? – До состязаний в Мидоуларке осталось меньше двух недель, и если ты хочешь уйти из конного спорта, то сделай это с помпой.

– Ты для меня постарался?

Он пожал плечами, словно оборудование площадки для тренировок было для него самым банальным поступком в мире. А у меня внутри возникло странное чувство. Прежде никто и никогда не делал мне ничего подобного.

– Когда ты успел?

– Вчера вечером.

– И рано утром снова приехал сюда?

Он кивнул и потер рукой затылок, правда, слегка покраснел.

У меня перехватило дыхание, но вовсе не из-за паники. От этого мужчины в буквальном смысле захватывало дух.

– Тебе нужно тренироваться, – просто пояснил Люк.

Я взглянула на созданную им площадку и представила, как мы с Мэйпл мчимся вокруг бочек по траектории, похожей на лист клевера. Я не занималась этим уже несколько месяцев. И сейчас при виде бочек начала нервничать. Причем чертовски сильно. О чем я вообще думала, решив участвовать в соревнованиях? Я ведь ни за что на свете не смогу подготовиться.

– Эмми, сладкая, поговори со мной, – сказал Люк, заметив перемену в моем настроении.

Я больше ничего не могла от него скрыть. Наверное, это должно было меня расстроить, – и все же не расстроило. Я почти испытала облегчение от того, что в этой ситуации не останусь наедине со своими мыслями.

– Мне страшно, – прошептала я.

– Признаюсь, я больше волновался бы, если бы ты не боялась. Ты пережила моменты, которых страшится каждый наездник. И все же вернулась в седло.

У меня задрожали руки, и Люк это сразу заметил.

– Эй, – он шагнул ко мне. – Ты справишься, Эмми. Мы не станем торопиться. У тебя обязательно все получится.

– Откуда тебе знать?

Он обхватил мое лицо ладонями.

– Ты же Клементина Райдер, черт возьми!

Я рассмеялась, услышав это заявление, и по щеке скатилась одинокая слезинка. Люк вытер ее прежде, чем она успела упасть на землю.

– Сладкая, ты заслужила возможность поставить точку в карьере на своих собственных условиях. И то, что тебя бросили в пыль, вовсе не значит, что с тобой покончено.