Текст книги "Приключения Никтошки (сборник)"

Глава шестнадцатая
ДОМА У БАРВИНКИ

Прошла неделя. Вечером, после целого долгого дня, насыщенного вегетарианской работой, малышки собрались у Барвинки. Они были голодные! Овощной салатик на завтрак – вот всё, что они сегодня ели. Обедать было некогда – время расписано по часам! Да к тому же вот уже несколько ночей они очень мало спали. По ночам составляли планы агитации, делали плакаты, придумывали лозунги. Ведь теперь, когда мясоеды развернули против вегетарианцев настоящую агитационную войну, работать стало намного сложнее! Оказалось, что художник Мальберт и поэт Пёрышкин, сделавшие рекламу вегетарианцам, помогли и мясоедам. Какие же они все-таки предатели! По всему городу пестрели плакаты: одни против мяса, другие – за. Мясоеды во главе с Гнобиком и охотником Патроном тоже теперь стояли на улицах. Они уговаривали коротышек ни за что не отрекаться от мяса. Нужно было опередить их и объяснить всем, что мясоеды все-таки заблуждаются.

Погода стояла теплая, и подруги уселись на веранде. Из сада доносились осенние запахи. Пахло желтыми листьями, лепестками опавших цветов и спелыми фруктами.

– Сколько звезд, – задумчиво проговорила Бабаяга.

– Да, – сказала Кнопочка. – Знайка рассказывал, что на этих звездах есть планеты, и там тоже могут жить коротышки. Или какие-нибудь другие, совсем неведомые существа.

– С восемью руками и десятью ногами? – спросила Барвинка.

– Всё может быть.

– Неужели и на этих планетах коротышки едят животных?

– На некоторых едят, на других не едят, – сказала Кнопочка. – Те, которые еще не очень развитые, как мы – едят. А те, кто уже понял, что есть животных нехорошо – давно перешли на растительную пищу.

– Безобразие, что наши коротышки никак не могут понять: животные тоже хотят жить!

– Некоторые понимают, – возразила Кнопочка. – По крайней мере, повар Кастрюля отнесся к нам с пониманием.

– К нам-то да. Но ведь мы не животные…

– Ученые считают, что коротышки – это тоже животные, только разумные.

– Да нет, я не про то, – сказала Барвинка. – Кастрюля перед всеми заискивает. Боится лишиться клиентов. Вот он для нас и устроил целый отдельный зал.

– Вот видишь, какой он хороший!

– Вовсе нет! Животных он по-прежнему убивает, жарит и подает на стол. Только в другом зале. Что? Не так?

– Да, ты права, – согласилась Кнопочка. – Только ужасно есть хочется.

– Я заказала пиццу.

– Давно?

– За десять минут до того, как вы пришли.

– Значит, скоро принесут. А ты где заказала?

– Не помню. У меня какой-то телефон на холодильнике висит – позвонила и заказала. Вы уж извините, я готовить не умею.

– Ничего-ничего. Подождем. А ты сколько заказала?

– Две большие пиццы. Одну с грибом, другую с маслиной и кукурузой.

– Ничего, подождем. Тут свежий воздух. Аппетит как раз нагуляем.

– Мой аппетит уже нагулялся, – сказала Бабаяга.

– Мой, вообще-то, тоже, – сказала Кнопочка. – Мы же весь день на улице простояли.

Бабаяга потянула носом воздух. У нее было хорошо развито обоняние, и там, где большинство коротышек чувствовали только один запах, иностранка улавливала пять или шесть. Но если Бабаяга была голодная – сотни ароматов начинали звучать в ее голове, словно симфония, исполняемая невидимым оркестром. Поведя носом вправо и влево, малышка в точности определяла, с какой стороны чем пахнет. Сад утопал в благоухании переспелой земляники, которую Барвинке было лень убирать. Пахло осенними листьями, занесенными ветром из леса, влажным мхом и грибами. За садом до самого проспекта Пионов тянулись огороды, и Бабаяга чувствовала смешанный запах земли и зрелой моркови. Проспект был далеко, но из закусочной Хрю доносился такой яркий аромат жарящихся сосисок, что у Бабаяги слегка покруживалась голова. Ее нос улавливал пирожные-корзиночки с заварным кремом в кондитерской «Сладкая малышка», а принюхавшись, и аромат шоколадных эклеров и кофе – видимо, из какого-нибудь далекого кафе на улице Ландышей.

– О, мой бог! Как есть хочется, – прошептала Бабаяга, тряхнув головой.

– Кажется, целого слона бы сейчас поела.

Но, увидев, как смотрят на нее малышки, она сообразила, что сказала что-то не то.

– То есть, я хотела сказать, целого арбуза бы поела, – поправилась Бабаяга. – Это просто такая разговорка. Когда человек голодный, он говорит: «Я бы поел слона».

– Не разговорка, а поговорка, – сказала Кнопочка.

– Ну да, поговорка, я ее имела в виду.

– Когда мы победим и коротышки откажутся от мяса, нужно будет все эти поговорки и пословицы отменить, – сказала Барвинка.

– Как же без пословиц?

– Вместо них надо придумать новые. К этому подключим Пёрышкина.

– Мы и сами можем придумать вегетарианские пословицы. Вместо мясоедских.

– А разве есть мясоедские пословицы? – спросила Бабаяга.

– Ну вот ты же сказала: «Такая голодная, что съела бы слона». А есть еще такая: «Ни рыба ни мясо».

– А что это значит?

– Ну, это… когда ни то, ни сё.

– А что такое сё?

Кнопочка раскачивалась в кресле-качалке.

– «Ни гриб ни овощ», – сказала она.

– Причем здесь «ни гриб ни овощ»? – спросила Барвинка.

– Вместо «ни рыба ни мясо» надо говорить «ни гриб ни овощ» – тогда это не будет оскорбительным для животных.

– Правильно! – похвалила Барвинка. – Ну ты прямо талант.

– Да чего уж там…

Но Кнопочка все же обрадовалась. Ей нравилось, когда ее хвалили.

– Хотите, покажу, как я на ногах научилась висеть? – спросила она и, не дожидаясь ответа, выбежала в сад.

Подтянувшись на железной перекладине для выбивания ковров, Кнопочка закинула наверх ноги и повисла вниз головой. Ее тоненькие косички доставали до земли.

– Ну как? – донеслось из сада.

– Круто! – ответила Барвинка. – Я тоже так хочу.

– Иди, научу!

– Я сперва поем.

– Тогда из тебя вся пища обратно полезет, когда будешь висеть вниз головой.

Спрыгнув на землю, Кнопочка шлепнулась в грязь.

– Вот я балда!

– Ничего, высохнешь, – сказала Барвинка.

Грязная Кнопочка вернулась на веранду и снова уселась за стол. Откуда-то совсем издалека донеслась приятная музыка. Там, наверное, танцевали. Вечер был такой теплый, а вокруг фонаря на потолке вилась мошкара, значит, завтра будет совсем жарко. Для коротышек мошки – как для нас птицы. Мелкая мошка им – что нам воробей, а ночная бабочка – как целый аист. И все эти «воробьи» и «аисты» кружились вокруг светящегося фонаря, толкаясь крыльями и хлопая ими о его стеклянную поверхность. К аромату жарящихся сосисок, доносящемуся с проспекта Пионов, добавился запах аджики и черного перца.

«Ох, они поперчили сосиски, – подумала про себя Бабаяга. – И поаджичили…»

Глава семнадцатая
БЕРЕНЕЛЛА

Барвинка с Кнопочкой ничего не замечали. У Барвинки был заложен нос – она вторую неделю подряд страдала от насморка. А Кнопочкина голова была слишком занята мыслями об агитации, и ей было не до того, чем и откуда пахнет. Бабаяга спохватилась, что думает о мясе, и постаралась подумать о чем-нибудь другом. Иностранке вспомнился ее родной город. Все-таки, как жаль, что в Цветограде нету моря! Она вспомнила, как последний раз купалась в нём. Это было в апреле, накануне праздника по случаю отлета воздушного шара. Воздушный шар прилетел в Мерюкряк полгода назад из неведомой страны. Провожать иностранных гостей вышло полно народу. В начале апреля в Мерюкряке уже жарко. Малышки вышли на улицы в купальниках, с распущенными волосами, перевязанными сверху лепестком розы или тюльпана. В руках они несли огромные букеты незабудок. По-мерюкрякски незабудка будет нофогетка, но обозначает это слово то же самое. Поэтому коротышки всегда дарят эти цветы тем, кто отправляется в дорогу – чтоб не забывали.

У себя на родине Бабаяга вовсе не считалась красивой. Живущие на юге мерюкрякцы смуглые, и им нравятся черноглазые, черноволосые малышки с шоколадной кожей. Бабаяга была единственной рыжей на весь город. Мерюкрякцы ее за это дразнили, но не обидно, а можно даже сказать, любя.

Кожа у Бабаяги была светлая, и она быстро сгорала на солнце. Поэтому Бабаяга всегда ходила в длинной юбке и в рубашке с длинными рукавами, а на голове носила широкополую шляпу. Чтобы не обгорали пальцы рук, она пользовалась тонкими капроновыми перчатками. И никогда не покидала дома без темных очков. Видимо, когда-то давно, в прошлом, Бабаяга приехала в Мерюкряндию из какой-то северной страны. Это было так давно, что она ничего о той стране не помнила.

Мерюкрякцы дразнили Бабаягу Ыржиком, что по-мерюкрякски значит «рыжик», и смеялись над ее нарядом.

– Вон Ыржик закутанный идет, – говорили мерюкрякцы.

Сами-то они никогда не сгорали на солнце, потому что были очень смуглые. Поэтому им незачем было париться в длинных одеждах, как Бабаяге. Весной и летом малышки ходили в купальниках, а малыши – в плавках, и только зимой надевали на себя еще что-нибудь.

Наплававшись в прохладных морских волнах, она вытерлась махровым полотенцем и надела свою длинную юбку, блузку, шляпу, перчатки и очки. Одевшись, Бабаяга вышла на улицу Ба́мбили и сразу же оказалась на городском рынке.

– Привет, Беренелла! – окликнули ее.

Малышка обернулась. Настоящее-то ее имя было Беренелла.

– Привет, Фына, – поздоровалась она с кудрявой малышкой в раздельном желтом купальнике, черные глаза которой горели, как угольки.

– Что, опять купалась? – прокричала малышка. – Волосы мокрые!

– Купалась, да.

– Новых устриц наловили. Пошли, покажу! – крикнула Фына, увлекая Беренеллу за собой.

Малышка разговаривала ужасно громко, можно сказать, кричала. Но в Мерюкряке это бы никого не удивило, потому что так здесь разговаривали все. Только у Бабаяги, которую на самом-то деле звали Беренелла, был тихий голос, и поэтому ее никому не было слышно. Если она что-нибудь говорила, ее всегда переспрашивали. А чаще просто не слушали. Потому что в Мерюкряке – когда в одном месте собирается больше одного коротышки, то стоит страшный шум, и для того, чтобы на тебя обратили внимание, нужно кричать.

До чего же весело было на Мерюкрякском рынке! Ведь там не только скопились тысячи коротышек, но одни, надрывая глотки, расхваливали свой товар: «Горох! Зеленый! Зрелый! Вот-вот лопнет! Попробуй кусочек, ах, какой спелый!» – а другие, пытаясь перекричать продавцов, спрашивали, сколько стоит. Третьи торговались, сбивая цену, и для этого, наоборот, ругали продукцию.

– Горох у тебя червивый! – кричал покупатель.

– Сам ты червивый! – отвечал продавец.

Прилавки трещали от наваленных огромными горами фруктов. Чего тут только не было! Малина, смородина, виноград, вырезанные круги груш, яблок и бананов, сложенные высоченными штабелями апельсинные и лимонные дольки, финики, кубики абрикосовой мякоти. Несмотря на то, что был солнечный день, над лотками горели десятки электрических ламп, и от этого было еще веселее. На рынке всегда было полно народу, приходилось продираться через толпу. Идти нужно было осторожно – каменные плиты пола были залиты соком, стекающим с разрезанных фруктов.

– Чёрт! – крикнула Фына. – На разбитое яйцо наступила! Она брыкнула ногой, и от сандалии полетели яичные брызги.

– Бе!

– Давай вытру, – предложила Беренелла. – У меня салфетка есть.

– А, чёрт с ним, пошли!

Под ноги то и дело попадался укатившийся откуда-нибудь помидор-черри или скользкий кусок персика. Запах овощей и фруктов смешивался с запахом свежего мяса, которое продавали в лотках напротив, и с дикими ароматами жидких сыров из молочного ряда. Фына потащила подругу к рыбным рядам. Там они чуть не столкнулись с двумя коротышками, которые, обливаясь потом, несли живую шпроту. Один держал за хвост, другой – за голову. Шпрота извивалась, и коротышки уже два раза грохнулись на скользкий пол, но каждый раз ловко вскакивали на ноги, не выпуская при этом рыбину, и продолжали свой путь.

– Ой, не так быстро! – взмолилась Беренелла. – Я устала.

– Чего это ты устала?

– После моря… всегда устаю. Жарко, дышать нечем. И есть хочется.

– Сейчас отдохнём, перекусим! – закричала Фына. – Смотри!

Они остановились возле ярко освещенных прилавков с морепродуктами. Тут стоял такой сильный рыбный дух, что Беренелле пришлось заткнуть мизинцами ноздри и дышать через рот.

– Какая вкуснятина! – крикнула Фына, показывая на извивающиеся щупальца огромного кальмара. Выгибались креветки, шевелились в своих раковинах устрицы. – Я тоже страшно голодная! – кричала Фына. – Купим устрицу! Ее даже готовить не надо – только в кипяток бросить на две минуты! А потом полить лимоном – и можно есть!

– Эй, Бабаяга! Бабаяга! Ты что, не слышишь?!

Бабаяга тряхнула головой и очнулась от своих мыслей. Она даже не сразу поняла, что обращаются к ней, потому что забыла, что она уже давно Бабаяга, а не Беренелла. Ее трясла за плечо, о чем-то спрашивая, Барвинка.

Глава восемнадцатая
ПОДЛОЕ КОВАРСТВО МЯСОЕДОВ

– Ты чего это, красавица? Уснула, что ли?

– Да… кажется, уснула.

– Мы тут с Кнопочкой пытаемся придумать, что делать, а ты не участвуешь.

– А что надо делать?

– Что-то надо делать. Я сегодня полдня по городу ходила, видела, что происходит. Эти два негодяя, Гнобик и охотник Патрон, повсюду расставили мангалы. Жарят бедных животных и раздают шашлыки направо и налево! А ведь когда-то этот подлец был моим другом!

Это Барвинка сказала про охотника Патрона. Став вегетарианкой, Барвинка возненавидела охотника, и он из друга превратился в ярого врага. У Барвинки так часто бывало: друг мог внезапно стать врагом, а враг – наоборот, другом.

– Жарят животных и бесплатно кормят их мясом весь город!

– Это нехорошо, – согласилась Бабаяга.

– Это не просто нехорошо, это гибельно для нас! Я сама видела, как многие малыши со значком ЗВЕРЖа подходили и ели шашлык!

– Да как они могли?! – возмутилась Кнопочка.

– А вот так! Этот Гнобик им говорит: «Вы свободные коротышки и имеете право поступать так, как вам хочется».

– Но я сегодня приколола точно сто десять значков, – сказала Бабаяга, – все, что имела. И надутых гусей и куриц всех отдала…

– Да что эти значки теперь значат? – сказала Барвинка.

– Как, что значат? – возразила Кнопочка. – Ведь они подписались под тем, что не будут больше есть мясо!

– А едят, – вздохнула Барвинка. – Этот Гнобик – хитрая бестия. Подкарауливает малышей. Стоит со своим мангалом в обеденное время на площади Путешественников. А малыши-то только вчера или позавчера стали вегетарианцами, еще не привыкли к растительной пище. Ходят голодные. Он их и останавливает. У бедняжек нет сил сопротивляться. Этот мясоед-то сыт, у него-то полно сил. Он их хватает – и кормит мясом.

– А они? Неужели едят?

– Да я сама вчера видела, как он это делает. Останавливает вегетарианца с нашим значком и говорит: «Животное уже все равно убито. Если ты это мясо не съешь – оно попадет в мусорное ведро». И у него уже рядом это ведро стоит. Он берет мясо и показывает, как он его сейчас выбросит.

«Мне, – говорит, – не жалко, сейчас брошу. Только не важно, выброшу я этот шашлык в мусор, или ты его съешь – для животного не будет никакой разницы. Оно уже рассталось с жизнью». А коротышка голодный, у него аж слюнки текут.

– Ну и дальше что? – спросила Кнопочка и тоже сглотнула слюну.

У нее почему-то разыгралось воображение. Она вдруг так ясно представила себя этим голодным малышом, который стоит перед Гнобиком с его мангалом. Ей даже почудилось, будто она ощущает тепло углей и слышит запах жарящейся свинины. А может, это из закусочной Хрю?

– Дальше-то что? – поторопила Кнопочка.

– А что дальше? Гнобик этот – хитрец. «Не хочешь есть, – говорит, – не надо! Я слышал, вас заставили подписать какую-то бумажку. Что вы будто бы даете слово не есть мясо».

Малыш кивает.

«Что ж. Нарушать обещание нехорошо. Но понюхать-то можно! Ты ведь не подписывался под тем, что не будешь нюхать шашлык, правда?»

Малыш опять кивает. А у самого слюнки еще сильнее текут.

«Разве запрещено вегетарианцам жареное мясо нюхать?» – спрашивает Гнобик. Малыш мотает головой. Ну, этот мясоед и подсовывает ему дымящийся шашлык под самый нос.

Барвинка помолчала.

– Дальше! – закричала Кнопочка. – Дальше!

Она вдруг почувствовала, что ужасно разозлилась. «Что это со мной? – подумала малышка. – Кажется, еще минута – и озверею».

– Ну вот, – продолжала Барвинка. – Бедняга вдыхает запах… глаза у него закрыты. От голода, видимо, голова совсем не соображает. Да еще и кружится – сейчас упадет.

– Кто кружится?

– Да голова! Голова у него от голода кружится!

– А… ну и дальше что?

– А что? Раскрывает он рот, чтобы глотнуть воздуха – тут Гнобик ему и втыкает шашлык в рот. Вот как эти негодяи работают. Играют на низменных чувствах!

– На каких низменных чувствах? – вскочила с кресла-качалки Кнопочка и топнула ногой.

Этого ей показалось недостаточно, и она взяла – и двинула как следует стол, так что тот жалобно заскрипел кривыми ножками по полу.

– На чувстве голода… – испуганно пробормотала Барвинка. – А ты чего, а?

– Я! – закричала Кнопочка.

– Ты чего кричишь?

Кнопочка сама не знала. Она смахнула волосы со лба.

– Правда, чего это я? Извините… разозлилась чего-то.

Барвинка высморкала нос и спрятала бумажную салфетку в карман.

– Да уж. Я и сама тогда на этого негодяя Гнобика разозлилась. Хотела подойти и надеть мангал ему на голову. Но потом спохватилась. Решила, что нельзя вот так, на скорую руку. Что-то придумать надо.

Глава девятнадцатая
ХАШМУКА

Пока Барвинка рассказывала, Бабаяга вспомнила, как они с Фыной купили, наконец, на рынке устрицу и принесли ее в пакете домой, и как она потом пищала, когда ее поливали лимонным соком. Бабаяга так и не смогла эту устрицу есть, а Фына ела с большим аппетитом. Бабаяга почувствовала, что у нее кружится голова.

– Можно я вам пригтовлю что-нибудь вегетаринское? – осторожно спросила она. – У нас в Мерюкряке готовят такое блюдо, называется хашмука. В нём вообще нет мяса.

– А из чего же его готовят?

– Ну… из разного чего. У тебя есть какой-нибудь гриб, Барвинка?

– Кажется, был, посмотри в холодильнике.

– Нужна шляпа.

– Какая еще шляпа?

– Ну как какая? Грибная, конечно.

– Грибная шляпа?

– Она имеет в виду шляпку гриба, – подсказала Кнопочка. – Эту самую бармуку нельзя готовить из ножки, а можно только из шляпки – верно?

Голод на время утих, и Кнопочка немного успокоилась.

– Верно, – засмеялась Бабаяга, – только не бармука, а хашмука. Бармука – это по-мерюкрякски будет лодка, на которой плавают. А хашмука – вкусное блюдо.

И заколов свои длинные волосы, иностранка отправилась на кухню готовить вегетарианское блюдо. А у Барвинки, несмотря на голод, было сегодня хорошее настроение. Прошло всего несколько дней, а столько вегетарианской работы уже проделано! Барвинка почувствовала, что она уже совсем привыкла к Бабаяге и даже больше не злится на эту красотку. Кроме того, у Барвинки был насморк, и запахи из закусочной Хрю не волновали ее.

Далекая танцевальная музыка стала тише и наконец смолкла.

– Фю-фю-фю, – засвистела Барвинка, свернув губки баранкой. – Знаешь такую песенку?

– Не-а, – отозвалась Кнопочка. – Такую не знаю. Я знаю другую, похожую.

И она засвистела, сложив губы ниточкой:

– Си-си-си-си…

– Ну, эту каждый малыш знает!

И подруги засвистели вдвоем:

– Фю-фю-фю-фю! Си-си-си-си!

А в кухне суетилась Бабаяга. Она гремела сковородками, стучала тарелками, звенела вилками и что-то терла на тёрке.

– Я бы сейчас поела, – вздохнула Кнопочка. – Что это она там готовит?

– Кажется, бамбуку?

– Нет, мамбуку.

– Сейчас поедим…

– Хорошо, что не мясо. Подруги помолчали.

– Слава богу, мы больше не людоеды, – сказала наконец Барвинка. – Подумать только, ведь всего две недели назад…

– Да-да, я знаю, – перебила Кнопочка.

– Всего две недели назад, – продолжала Барвинка, – мы жарили убитых куриц… а их несчастные дети…

– О, пожалуйста, не надо! – взмолилась Кнопочка.

– Вообще! – сказала Барвинка. – Само слово «мясо» оскорбительно для животных.

– Это почему? У нас мясо тоже есть.

– Как есть? У меня нет! Я его всё выкинула.

– Да нет! Я имею в виду не то мясо, что в холодильнике. А то, что у тебя вот тут. – Кнопочка ткнула подругу в бок. – Вон там, внутри!

– Да ты что?? У меня внутри никакого мяса нет! Я уже целую неделю мяса не ем!

– Да не еда мясо, балда!

– Сама балда!

Кнопочка легонько постучала подругу по голове.

– Ты сделана из мяса. Мускулы там всякие, понятно?

– Мускулы?

– Ну да! Ты думаешь, из чего мускулы сделаны?

– Так мускулы же у малышей.

– У малышек тоже. Как мы, по-твоему, руками или ногами двигаем?

– Ну… как?

Кнопочка стала объяснять. Внутри рук есть кости. К костям прикреплены мышцы. Если мы хотим взять, например, чашку, то наш мозг посылает по нервам сигнал к мышце руки. Мышца сокращается, и рука берет чашку.

Барвинка молча слушала, соображая.

– Надо же, – сказала она наконец. – Вот всегда так. Начнешь чем-то заниматься – всё тебе просто и ясно. Но чем дольше ты это делаешь, тем сложнее и запутаннее оно становится.

– А ты думала, что мы у животных едим?

– Как едим?? Я не ем!

– Да не мы с тобой едим, а вообще, другие коротышки, которые еще не стали вегетарианцами. Что они едят?

– Ну… что эти негодяи едят? Куриц, свиней, коров…

– Да нет… я имею в виду, не кого, а что – то есть, мясо. Они едят мясо куриц и свиней, правильно?

– Да.

– А мясо – это и есть мускулы. Или по-другому мышцы. То есть, мы едим у животных мышцы. Понятно?

– Погоди. Ты что-то меня совсем запутала. Даже голова закружилась. Барвинка попыталась встать, но ее – видимо, от голода – так шатало, что она тут же снова плюхнулась на стул.

– Погоди. Ты что имеешь в виду, что мышцы и мускулы это одно и то же?

– Конечно! И это еще и одно и то же, что мясо. То есть, мышцы и мускулы сделаны из мяса.

– А-а! – хлопнула себя по лбу Барвинка. – Теперь, кажется, картина проясняется. А я уж было подумала, что всё – так запутались, что уже не выпутаемся. Короче, как я поняла, мясо, мышцы, мускулы – не важно, это всё одно и то же.

– Вот именно. Синонимы!

– Подожди! Не надо никаких симоминов. Достаточно уже мяса и мышц. И этих, как их там?

– Мускулов.

– Точно. А симоминов не надо.

– Ну не надо – так не надо, – согласилась Кнопочка.

Снова послышались звуки далекого танго, но Барвинка не обратила внимания.

– На чем это я остановилась?

– На том, что мясо оскорбляет животных.

– Вот именно! Пусть будут мышцы и мускулы, а мясо надо отменить!

– Тогда давай переделаем все пословицы, в которых есть мясо.

– Одна уже есть: ни гриб, ни овощ.

– А еще?

– Еще?

– Ну да, еще! Что, одна только пословица про мясо?

– Чего ты орешь, как резаная свинья?

Барвинку поразила внезапная грубость подруги:

– Кто? Я?!

– Да не ты… поговорка такая: «Чего орешь, как резаная свинья».

– А… точно! Давай ее переделывать.