Текст книги "Фауст"

9. Сделка с дьяволом (1514)

Если у Фауста был свой Мефистофель, то у Мефистофеля был свой договор: «Чтоб Фаусту, пока он жив, служил я, коль купит он ценой души услуги», – говорит дух из пьесы Марло; «Ещё одно: неверен жизни срок; могу ль у вас просить я пару строк?» – так просит расписку вежливый демон в поэме Гёте^{181}. Тема договора с дьяволом стала центральным элементом легенды о Фаусте. Это событие вошло в английский язык под названием «сделка Фауста». После чтения текстов Марло и Гёте приходишь к мнению, что договор был не только источником всей силы Фауста, но и юридическим оправданием его краха. Но всё же мы знаем, что, будучи драматургами, Марло и Гёте создавали свои произведения для удовольствия – и отчасти для наставления читателя. Тогда что такое договор с дьяволом? Это факт или фикция? Откуда возникла сама идея такой сделки и какая правда в ней скрыта?

В одном из вариантов легенды, опубликованном в 1592 году Баттусом, сказано, что Фауст подписал сделку в Виттенберге 23 октября 1514 года. Удивительно, но дата правдоподобная. Легенда также утверждает, что договор был заключён на 24 года, и если сделка действительно имела место, то Фауст должен был подписать документ в 1514 году, потому, что он умер приблизительно в 1538-м. Как ни печально, в современных Фаусту источниках нет никакого упоминания о сделке. Хотя идея договора впервые возникла в «Вольфенбюттельской рукописи» приблизительно в 1580 году, а также в книге Августина Лерхеймера Christlich bedencken, напечатанной в Гейдельберге в 1585 году, возможно, что она возникла ещё раньше, в одном из занимательных рассказов Росхирта (ок. 1570–1575).

Из текста, изложенного автором с инициалами P.F., очевидно, что, по легенде, детали сделки вырабатывались не в тёмном, продуваемым ветром лесу, а, скорее, в уютном кабинете Фауста. Прежде всего, Фауст изложил три пункта, включавшие обязанности Мефистофеля. В них говорилось, что демон должен быть послушен; что он должен доставлять всё, что захочет Фауст; и что он всегда должен говорить правду.

Первое было обычным требованием хозяина к своему слуге. Второе положение гарантировало Фаусту выполнение любого желания без вызова духа Азиеля, доставлявшего деньги, как это было описано в его колдовской книге «Заклятие адских духов» (изданной предположительно в Париже в 1508 году). Третий пункт отражал общее мнение о двуличной природе любых взаимодействий со сверхъестественными силами, в частности веру в то, что адские духи являются лжецами уже потому, что им покровительствует сам Отец лжи. Но возникла проблема: когда условия договора приобрели весьма недвусмысленные очертания, Мефистофель отказался его подписывать.

По объяснению духа, он не имел полномочий и сперва должен был испросить согласия Хозяина. Фауст, которого не устроило это положение, потребовал обосновать отказ. Всё могло бы этим и закончиться, но Фауст взял с Мефистофеля клятву, что тот вернётся и продолжит обсуждать сделку. Затем Фауст увеличил число «своих» пунктов до пяти.

Вспомнив о следующей жизни, Фауст пришёл к мысли, что будет лучше, если он окажется не просто одним из обитателей ада, а, подобно Мефистофелю, станет духом. Несомненно, что на формулу договора повлияли картины, изображавшие муки грешников. Вторым добавлением к списку был пункт, по которому Мефистофель обязывался всюду сопровождать Фауста и оставаться невидимым для всех, кроме него. Фауст знал заранее все последствия появления рядом с ним такого странного сопровождающего. Мефистофель согласился с договором при условии, что Фауст согласится с кое-какими пунктами, предложенными духом. От Фауста требовали подписаться кровью и отдать не только тело и душу, но также отказаться от веры в Христа, стать врагом всех христиан и в дальнейшем не отходить от формулы договора.

Предполагалось, что Фауст отдаст дьяволу своё тело и душу после того, как Мефистофель выполнит все условия договора. Кровавая подпись добавляла его словам дополнительную магическую силу. Было ещё одно условие, по которому Фауст отрекался от всякой помощи или влияния «противоположной» стороны. Нельзя забывать, что в Эрфурте находился доктор Клинге, а в мире, полном воинствующих фанатиков, мага вполне могли уговорить или заставить изменить свои убеждения. Договором также предусматривалось, что Фаусту будет предоставлена возможность несколько лет жить здоровой и безбедной жизнью, после чего его «заберут». Фауст, грезивший о том, что он мог бы иметь или делать, «так размечтался, что забыл о душе», сразу согласившись на все требования Мефистофеля. В «народной книге» решение Фауста подписать договор объясняется вполне наглядно: «Он подумал, что дьявол не так чёрен, как все считают, и ад не так горяч, как об этом говорят»^{182}.

На следующий день Мефистофель вернулся, чтобы получить подпись Фауста. Взяв нож, Фауст без колебаний проколол себе вену на левой руке. Несомненно, написанные кровью слова: «O homo fuge» («О, человек, беги»), которыми Фауст напутствовал улетавшего Мефистофеля, вызывали ассоциацию со словами из Библии: «Tu autem O homo Dei haecfuge» («Ты же, человек Божий, убегай сего» (1 Тим., 6: 11). У Марло Фауст решил лететь с Мефистофелем потому, что не видел для себя никакой другой возможности: «Не к Богу же, меня Он ввергнет в ад» (II.I.79–80).

Фауст из «народной книги» не задумываясь окунул перо в кровь и подписал договор, отдав «тело, душу, плоть и кровь» за то, что любые его желания будут исполняться в течение следующих 24 лет^{183}. Срок был недолгим. Кроме того, число имело чёткий смысл, и потому срок в 24 года нельзя принимать слишком буквально. Число 24 напоминало о сутках и краткости земного существования, резко контрастировавшего с вечностью проклятия, которое ожидало Фауста. 24 часа или 24 года – всё это лишь мгновение вечности.

Вариант истории был рассказан в книге XVIII века «Чёрный ворон», предположительно напечатанной в Лионе в 1469 году. По этой версии, выглядевшей куда более невинно, Фауст листал книгу по магии и решил поэкспериментировать. Он начал со случайных, неуверенных заклинаний, произносимых скорее ради забавы, чем всерьёз. Представьте удивление Фауста, когда он увидел перед собой демона Астарота, желавшего знать, для чего его вызвали. Не сразу поверив в удачу, Фауст поторопился сообщить демону, что тот может принести пользу, если будет выполнять любое его желание. Астарот согласился, но потребовал, чтобы Фауст подписал договор. Само собой, Фауст не хотел ничего подписывать, но был вынужден согласиться, когда неожиданно заметил, что защищавший его круг очерчен не совсем аккуратно. Договор был составлен быстро, на обычных условиях: дух служит Фаусту весь период действия договора и получает взамен его душу.

В раннем Средневековье обычай подписываться кровью был распространён в Германии, Скандинавии и Ирландии, где таким образом между людьми, не являвшимися родственниками, могли устанавливаться отношения, подобные кровным. Писатели-классики Геродот и Помпоний Мела рассказывали истории о сицилийцах, подписывавших договоры кровью. Говорили, что было время, когда в университетах Германии студенты-первокурсники писали кровью друг другу в альбомы; также мы можем найти у итальянских бандитов 1890-х годов ритуалы, в которых пили кровь. Неплохой материал для Брема Стокера. Договор связывал две стороны, каждая из которых подписывалась кровью. В легенде о Фаусте кровавую подпись ставит только Фауст; что касается способности духов и самого дьявола иметь кровь, то в этом всегда существовали большие сомнения.

Также общеизвестно, что кровь использовалась в магических целях. Это одна из коренных идей христианства: «И, взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов»; или ещё: «Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем»^{184}. Со слов апостолов мы знаем, что кровь Иисуса обладала свойствами, особым образом действовавшими на его последователей. Так, рассматривая обряд причастия на символическом уровне, трудно отделаться от ассоциаций с историями «трансильванского» толка.

В германском мифе о Нибелунгах говорится, что кровь восстанавливает силы, поскольку содержит энергию жизни. В Средние века в Центральной Европе кровь использовалась для изготовления приворотного зелья (элементы этого обряда находят применение в наше время). В сочетании с освящённой просфорой кровь может использоваться для избавления от болезней. Кровь, нанесённая на дверной косяк, отпугивает ведьм и злых духов. Во времена Фауста подозрения об использовании крови в дурных целях, так называемый «кровавый навет», и связанные с этим обвинения в «ритуальных убийствах» были важной составляющей преследований евреев^{185}.

В те времена многие верили, что кровь привлекает злых духов. Из классической античной литературы известно, что Одиссей вызывал души умерших при помощи крови и колдовских заклинаний, полученных от Цирцеи. Описывая работу некромантов, шотландский маг Майкл Скотт, одно время служивший астрологом у императора Фридриха II, указывал, что их обряды всегда включали ту или иную разновидность жертвы: кровь или похожее на кровь вино, плоть, взятая у трупов, или кусочек кожи самого мага. В одном из хранящихся в Париже манускриптов XIII века говорится, что в заклинаниях следует использовать кровь летучей мыши, а в источниках, близких ко времени жизни Фауста, мы встречаем примеры жертвоприношений животных («Кодекс 849»). Фаустовские книги по магии также рекомендуют использовать в заклинаниях запекшуюся кровь. В тексте Geister Commando, вероятно, относящегося к периоду после 1501 года, говорится о ритуальном использовании крови белого голубя и крови бабочек. Магическое значение крови не ослабло по прошествии веков. Так, некоторые племена на острове Сулавеси из группы Больших Зондских островов до сих пор окропляют кровью вновь построенные дома. Другой пример – Анжелина Джоли, не раз использовавшая кровь во время свадебных церемоний^{186}.

В зависимости от способа применения, кровь может отталкивать или создавать привязанность. Кровь – символ жизни и может оказывать на жизнь влияние. Кровь на самом деле была квинтэссенцией жизни и составляла жизнь того существа, из которого она была изъята, – и поэтому могла представлять это существо в магических церемониях. Как источник жизни, кровь неумолимо привлекала всё «неживое», то есть мёртвых и нерождённых, голодных призраков и прожорливых демонов. Кровь – самые подходящие чернила для договора с дьяволом.

В своё время о таких договорах с дьяволом и его слугами рассказывали так уверенно и часто, что в это верили как в факт. Уже в IV веке блаженный Августин, епископ Гиппонский, с осуждением высказывался о «сделках с демонами» в работе «О христианском учении». В XIII веке Фома Аквинский высказывал мнение о том, что всякое колдовство включает сделку с дьяволом. В XIV веке римский папа Иоанн XXII (1316–1334) приказал инквизиторам в городах Тулуза и Каркассон, расположенных на юге Франции, принять строгие меры против злых чародеев и ведьм, поклоняющихся демонам или заключающих с ними сделки. Идея о сделках с дьяволом также нашла выражение в папской булле 1326 года Super illius specula. В 1398 году Парижский университет заявил, что колдовство подразумевает заключение договора с дьяволом, хотя и не всегда в формальном виде, и является ересью. Сто лет спустя Иоганн Нидер использовал буллу Иоанна XXII в своём справочнике для исповедников. В 1437 году, обращаясь к армии своих инквизиторов, примерно то же говорил о письменных договорах с дьяволом римский папа Евгений IV. В том же году Нидер писал:

«Их зовут некромантами – тех, которые посредством сделки с демонами [и] исполнения обрядов предсказывают будущие события, либо открывают тайные знания, либо своим злым колдовством чинят вред окружающим»^{187}.

В знаменательной работе Крамера и Шпренгера «Молот ведьм» (1486), где приведен беглый обзор таких сделок, также используется фразеология из буллы Иоанна XXII и утверждается, что «отпадение ведьм является тем более тяжким грехом, что они нарочно заключают договор с дьяволом»^{188}. Нидер пошёл дальше, утверждая, что нет большой разницы между теми, кого называют некромантами, и теми, кого называют ведьмами.

Фауст был самозваным некромантом, среди прочего заявлявшим о способности предсказывать будущее, и, следовательно, он должен был заключить договор с дьяволом. Нидер и остальные должны были рассматривать Фауста именно в таком свете: даже в отсутствие доказательств сделки занятие колдовством само собой подразумевало заключение договора с дьяволом. Такой была несокрушимая логика церкви. Фауст не мог победить в этом столкновении.

Тритемию, хорошо знавшему процитированные тексты, не оставалось ничего иного, кроме как представить Фауста колдуном худшего толка. Подобно другим учёным, Тритемий также обращался к вопросу о сделках с дьяволом в работе «Восемь вопросов», написанной после дискуссии с императором Максимилианом I, – и в своё время его ответы выглядели убедительными^{189}.

В то же время Агриппа, бывший ученик Тритемия, в своей «Оккультной философии» высказывался против идеи о договоре с дьяволом. Он признался, что однажды принял детали древних магических обрядов за «конкретные оккультные сделки с дьяволом». Агриппа понял свою ошибку, только когда провёл более серьёзное исследование, выяснив, что предметом обрядов был вовсе «не договор с дьяволом»^{190}.

Но если даже Агриппа мог принять определённые магические действия за соглашения или сделки с дьяволом, то чего можно было ожидать от простых людей, ничего не знавших о колдовстве? Всё необычное и незнакомое подразумевало некое колдовство, за которым неизбежно скрывался сам дьявол. Научные объяснения, вроде предложенного Агриппой, выглядели неубедительными, поскольку, как написал в 1508 году Иоганн Гейлер фон Кайзерсберг, колдовство было лишь способом общения с дьяволом, по требованию мага выполнявшим определённые действия: «Поэтому то, что делали ведьмы, было лишь знаком, но не самим действием»^{191}. В 1529 году Мартин де Кастанеда также высказал утверждение, что на самом деле маг лишён всякой власти, находится на полном попечении дьявола и целиком подчинён его злой воле.

Данное рассуждение выражало веру в то, что сама магия не содержит какой-либо внутренней силы. Тем самым уменьшалась опасность, грозившая магу, но одновременно увеличивалась сфера действий самого дьявола. Сосредоточив все виды колдовства на стороне дьявола, церковь использовала для дальнейшей борьбы с противником свои испытанные методы. Быть добрым христианином означало иметь лучшую защиту от колдовства. Но если допустить, что власть мага над миром обусловлена его мастерством и знанием магических ритуалов, то даже добрый христианин не может рассчитывать на полную защиту.

Дьявол поднял его в воздух

В притче с Иисусом в пустыне искушение ставится в самый центр христианской традиции – и далеко не каждый может похвастаться тем, что отказал дьяволу. Фауст не был первым, кто, как считалось, заключил договор с дьяволом, и он не был последним. У Фауста было множество подражателей, толпами ходивших вокруг. В истории известно много великих людей, работы которых могли бы пополнить юридический департамент ада. Договор с дьяволом был главной опорой христианской легенды, призванной демонстрировать святость одних и обличать сатанизм других. Это обоюдоострое оружие использовалось в борьбе между одобренной сверху «правдой» и запретным знанием.

Первым, объявившим о сомнительной чести заключить сделку с дьяволом, был слуга Герадиуса или, по другой версии, сенатора Протерия Кесарийского, душа которого спаслась благодаря заступничеству святителя Василия Великого (330–379). Согласно легенде IV века, раб упросил Сатану помочь с женитьбой на прекрасной дочери своего хозяина. Он отдал вечное блаженство за обладание девушкой, которая влюбилась без памяти и даже пыталась убить себя, когда отец запретил им встречаться.

Но вскоре молодая невеста заподозрила неладное, заметив, что жених отказался перекреститься и войти в церковь. Когда жених сказал, что всё в порядке, подозрения усилились, и девушка обратилась за советом к епископу Василию. Во время допроса жених признался, что его душа принадлежит князю тьмы. Заперев молодого человека в келье, Василий начал молиться за спасение его души. Стало очевидно, что жених девушки находился во власти демонов. Когда накал демонического нападения пошёл на убыль, Василий отпер келью и силой привёл молодого человека в церковь. В церкви он продолжил молиться, требуя вернуть договор с нечистым, и – о, чудо! – с хоров «прямо в его руки, на виду у всех» опустился обрывок бумаги. Святой разорвал бумагу на две части, изгнав «воющих демонов», после чего молодой человек смог вновь обрести «блага причастия»^{192}. Георг Мейер, друживший с Лютером, включил этот рассказ в биографическую книгу о святом Василии, вышедшую в 1544 году в Виттенберге с предисловием Лютера, что во времена Фауста придавало истории особый вес.

Среди историй о договорах с дьяволом наиболее известной и самой популярной является история о «раскаявшемся Теофиле». Этот рассказ, относившийся к событиям 537 года н. э., был записан между 600 и 850 годами. Приблизительно в IX веке текст перевели на латынь, и рассказ о Теофиле разошёлся по всей Европе. Однако необходимо отметить, что сюжет с кровавой подписью появился в этой истории лишь начиная с XIII века. Это было легендой фаустовского типа, возникшей задолго до легенды о Фаусте.

Перед вторжением персов в Византийскую империю Теофил служил экономом в одной из церквей в Киликии (на территории нынешней Турции). Когда умер старый епископ, Теофил, как помощник епископа, должен был стать его преемником. Однако Теофил не желал такой работы. Он заявил, что недостоин высокой должности из-за грехов, которых, впрочем, никто не замечал. Поскольку Теофил отказался от митры и посоха епископа, вместо него назначили другого человека.

Прежние покровители отвернулись от Теофила, и вскоре ему пришлось оставить пост эконома. Поняв, какую большую ошибку он допустил, Теофил обратился к известному колдуну, «еврею, занимавшемуся дьявольскими искусствами всех видов» и, по слухам, «обрекшего многих на вечное проклятие своими богопротивными советами». Очевидно, это был успешный чародей, располагавший солидным списком клиентов. Чародей вызвал князя тьмы, появившегося под громкие вопли в сопровождении демонов в белых одеждах, несших подсвечники. Дьявол согласился помочь Теофилу. Бывший эконом легко пошёл на сделку и немедленно отрекся от Христа и Девы Марии. Написав «своей кровью» текст отречения, Теофил сложил и запечатал договор, поставив на воске оттиск своего кольца.

Удача немедленно повернулась к нему лицом. Теофилу вернули прежнюю должность с двойным жалованьем и большей властью. Однако вскоре Теофил начал терзаться беспокойством. Он не спал ночами, молился, постился и не мог думать ни о чём, кроме «зубовного скрежета и голодных червей», поджидавших его в аду.

Вконец разбитый думами о вечной муке, Теофил направился в ближайшую церковь и простёрся ниц на холодном полу перед образом Девы Марии, где пролежал четверо суток. От голода, бессонницы и возбуждения Теофил начал слышать голос, по его предположению – голос Девы Марии, порицавшей его за отход от христианской веры. В свою защиту Теофил выдвинул череду многосложных аргументов, сводившихся примерно к следующему: Теофил вновь обрёл веру в Христа; теперь его прощение зависит от Иисуса; он, Теофил, не несёт ответственности за собственные поступки. Убедившись в его искренности, Мария отправилась поговорить со своим сыном, в то время как Теофил ещё целых три дня продолжал «молиться и биться лицом о пол… страдая от голода и орошая слезами камни, на которых лежал». Вновь услышав голос, сообщивший о прощении, Теофил потребовал, чтобы ему вернули договор с дьяволом. Теофил ждал ещё три дня, после чего Дева Мария, представшая «в видении», вернулась и передала договор. Поведав свою постыдную историю епископу, Теофил умер – несомненно, из-за голодания и сильного нервного истощения. Епископ воспользовался рассказом Теофила, превратив его смерть в своего рода пропагандистскую акцию^{193}.

История имела скрытый подтекст: можно заключить сделку с дьяволом, чтобы получить всё, что требуется, а затем расторгнуть договор и при этом избежать геенны огненной. Впрочем, едва ли этот подтекст был внесён намеренно. Поскольку дьявол олицетворял абсолютное зло, противное каждому христианину, то и договор с дьяволом представлял крайнюю степень греха. Таким образом, легенда прямо говорит о том, что церковь принимает всякого человека и даёт спасение вне зависимости от тяжести его грехов. Рассказ о Теофиле представляется чистого вида христианской «моралите», а в процитированном варианте – частично направленной против евреев (и против магов) и имеющей цель дальнейшее укрепление культа Девы Марии. В качестве основных угроз в рассказе фигурируют евреи, о которых Лютер позже писал как о «детях Люцифера», а также магия, заодно с евреями смыкающаяся с силами, враждебными христианству и потому заслуживающая отдельного осуждения^{194}. По легенде, мага-иудея вскоре казнят, а Теофил не испытывает угрызений совести по этому поводу. Очевидно, автор первоначального текста не заметил, насколько трусливым и эгоцентричным выглядел Теофил в его истории. Скорее, этот рассказ не поучителен, а возмутителен. Фауст из легенды хотя бы обладает мужеством сдержать данное им слово. Правда, при этом он делает теологическую оговорку: грехи протестантов не заслуживают прощения.

После успеха рассказа о Теофиле тема договора с дьяволом обрела широкую популярность и вошла в пропагандистский обиход. Упоминание Теофила наравне с именами святых лишь подчёркивало святость. С другой стороны, обвинение в сделке с дьяволом позволяло дискредитировать оппонента. Первое хорошо иллюстрируют два рассказа, дошедшие из XII века. Святой Уилфрик (умер в 1154 году), отшельник из Хаселбери в Дорсете, был известен тем, что воспрепятствовал сделке с дьяволом. Летописец Уолтер Мэп (ок. 1160–1210), архидиакон Оксфорда, рассказывал о молодом французском дворянине, который разорился по причине своего безрассудства и нашёл выход в сделке с дьяволом. Епископ Бове освободил его от договора при условии, что в качестве епитимьи тот сожжёт себя заживо.

Однако к дьяволу обращались не только те, кто страдал от нищеты. Такие же истории рассказывали обо всех, чьё поведение выходило за рамки общепринятого. Считалось, что душу дьяволу продали Сократ, Аполлоний Тианский, Апулей, Роджер Бэкон, Раймонд Лулл, Юлий Цезарь Скалигер, Корнелий Агриппа, Парацельс, Нострадамус, Мигель Сервет, Джордано Бруно и Галилео Галилей. Таких обвинений не избежали и римские папы. Бонифация VIII посмертно судили за целый ряд преступлений, включая сделку с дьяволом; Александра VI также считали союзником сил Тьмы. Клеветы не избежали ни Тритемий, ни религиозные реформаторы: Лютер, Меланхтон и Кальвин, по которым прошлись всё той же чёрной от смолы кистью.

Несмотря на обвинения, выдвинутые против самого Лютера, он обвинил в такой же сделке с дьяволом покровителя Тритемия (и своего политического противника) курфюрста Иоахима I Бранденбургского. То же самое Лютер говорил о своём религиозном оппоненте, известном богослове Иоганне Экке. Ещё Лютер рассказывал о некоем безымянном предсказателе и чёрном маге из Эрфурта, которого в 1537 году уличили в договоре с дьяволом и сожгли за это преступление.

Примерно тогда же Лютера пригласили разобраться в случае, происшедшем в университете Виттенберга, где также была заключена сделка с дьяволом. К Сатане обратился студент Валерий Глокнер, жестоко страдавший от нищеты. Глокнер получил некоторую сумму наличных денег и, как полагается, по истечении оговорённого срока должен был отдать свою бессмертную душу. Лютер начал с того, что обрушил на Глокнера поток религиозных обвинений, а затем отвёл злополучного студента в церковь, где возложил на него руки и читал молитвы до тех пор, пока не добился окончательного раскаяния.

Ещё один случай открылся 11 декабря 1596 года, когда в сенат университета в Тюбингене вызвали уже знакомого нам студента Давида Липсиуса (Лейпцигского), чтобы выяснить, действительно ли он заключил договор с дьяволом. Студент признал свои прегрешения, заявив, что оступился впервые, – и обвинил во всём своего приятеля и книгу Шписа. Сенат отнёсся к студенту снисходительно, назначив тому отсидеть в карцере на Рождество и затем ещё полгода находиться под особого рода домашним арестом, с правом посещения университета и церкви. Вскоре после этого Липсиус, пьянствовавший в местном трактире, прикарманил несколько дорогих столовых приборов и серебряных бокалов. 8 января 1597 года о его новом прегрешении доложили сенату, который постановил изгнать Липсиуса из города. Липсиус продолжил обучение в Гейдельберге, где получил степень, и в дальнейшем успешно занимался медициной в Эрфурте^{195}.

Хотя можно привести ещё несколько случаев, в основном всё понятно и так. Предполагаемые сделки с дьяволом не были чем-то исключительным, и Фауст был не одинок в намерении заключить подобный договор. В легенду вошли далеко не все случаи, и можно утверждать, что хотя доказательства часто были слабыми, но всё же попадались индивидуумы, заключавшие определённого рода соглашения со сверхъестественными представителями зла. Вероятно, во все времена находились дерзкие характеры, способные поставить на кон вечную жизнь и заключить сделку с дьяволом, но встречались и те, кого просто оговаривали враги. Самое странное, что именно Фауста до сих пор считают главным докой по таким сделкам.