Текст книги "Риелтор неуловимый…"

18.

Вскоре Салиму полегчало, и он захотел составить Игорю компанию. Дома он был угрюм и молчалив, а на улице дал себе волю.

– Можешь надо мной смеяться, – сказал он, – но кажется мне, что застряли мы тут надолго.

– Не паникуй, – ответил Игорь, стараясь, чтобы голос звучал как можно увереннее. – Все не так уж плохо. С квартирной хозяйкой нам повезло – прекрасная женщина.

– С квартирной хозяйкой! – воскликнул тот. – Ты смеешься, да? При чем тут квартирная хозяйка? Повезло, значит? А вот с нефтью не повезло – нету у них нефти! – Он картинно развел руками. – Нет бубей, хоть хреном бей!

– Ну, это должно было случиться. Ее запасы были не безграничны. К этому шло давно.

Салим разошелся еще больше.

– Но почему это случилось именно тогда, когда мы здесь? Я не хочу есть желе! Я хочу баранины и вина, и нормального хлеба!

– Тебе нельзя с твоей язвой есть мясо и пить вино.

– Издеваешься? Ведь это из-за тебя мы сюда попали. Не встреть я тебя – все было бы нормально! Шайтан, какой же я идиот!

Игорь понял, что надо срочно что-то предпринять, иначе приятель совсем раскиснет. Он схватил его за грудки и сильно тряхнул.

– Слушай сюда, приятель! Ты оказался здесь не только из-за меня, но еще и потому, что занимался нелегальным бизнесом. Не надо было возить к нам вашу гасту. И еще потому, что, закончив аппарат, не сообщил об этом властям, а стал использовать его как личную собственность, хотя он не твой! Что-нибудь подобное должно было случиться рано или поздно. Не это, так другое! И знаешь, что? Радуйся, что оказался здесь, а не на помойке с простреленной башкой, потому что, если бы ты попал в руки серьезных бандитов, они именно так с тобой и поступили бы, чтобы завладеть аппаратом. Так что, меня тебе сам Бог послал. Считай, что еще легко отделался.

Салим посмотрел на него диковато, но замолчал. Игорь отпустил его, и они пошли дальше. Немного погодя, тот спросил уже почти спокойно:

– Но как же мы выберемся отсюда?

– Выберемся! – уверенно ответил Игорь. – Из худших ситуаций в своей жизни я выбирался один, а сейчас нас двое. Это уже команда! И задача пустяковая – нужно всего лишь найти канистру бензина. И мы ее найдем!

Салим повеселел.

– Только, – продолжал Игорь, – когда вернемся – не вози к нам больше гасту, а то видишь, что творится? – Он кивнул на поток пешеходов, в котором количество экзотических иностранцев со всех концов Земли в несколько раз превышало количество привычных глазу москвичей.

– Это не из-за меня, – поспешил откреститься Салим.

– И из-за тебя тоже, – заверил его Игорь.

– А жить на что прикажешь? – помрачнел тот.

– Об этом можешь не беспокоиться. С твоими способностями тебя живо возьмут в наше министерство обороны, да еще и звание солидное получишь.

– Ладно, – неуверенно пообещал Салим, – так и сделаю.

По Садовому мчался поток брезентовых автомобилей, мимо текла пестрая разноязыкая толпа, старые здания стояли вперемежку с новыми высотными, которые на самом деле были не очень-то и новыми, солнце играло в их пыльных стеклах. Стекла были тем пыльнее, чем выше этаж. До пятого, примерно, они оставались чистыми, а дальше тускнели.

Возле одной высотки они увидели небольшую толпу живописных оборванцев с транспарантом, на котором было написано: «Отдайте нам верхние этажи – все равно вы их не используете». Охранники из здания смотрели на них равнодушно, как на часть привычного пейзажа. Сами демонстранты особой активности тоже не проявляли. Они курили, переговаривались между собой и откровенно скучали. Казалось, им все надоело и они ожидают, когда их сменят другие.

– А почему они не используют верхние этажи? – заинтересовался Игорь. – Ведь оттуда открывается такой вид! Раньше верхние этажи в конторских зданиях расходились на ура.

– Я могу только догадываться, – предположил Салим, – но мне кажется, что раз у них нет нефти и газа, то нет и электричества. А раз так, то не работают лифты и кондиционеры, насосы не качают воду и так далее. В общем, нечего там делать. Ты ведь не стал бы таскаться пешком на шестидесятый или даже на сороковой этаж?

– Не стал бы. А демонстранты согласны.

– Им никто не позволит, пустая затея. Там нельзя жить, если нет воды.

Игорь продолжал искать глазами заправки, хотя после того, что они узнали, это не имело смысла.

Зато он увидел длинное одноэтажное здание с большими буквами «Регыстрация» на уровне крыши. Здание и в самом деле напоминало барак. На входе стоял сильно загорелый брюнет в униформе. Он облокотился на дверной косяк, щурился на солнце и шевелил усами. На стенде рядом с входом под надписью «Ынструкций» были вывешены образцы документов, которые нужно заполнять желающим получить регистрацию. Они стали их читать, но ничего не поняли. Местные чиновники не отличались большой грамотностью и инструкцию составили с ошибками. Игорь посмотрел сразу в середину и прочитал: «Пайдошь па каридор туда, там увидишь такой штук – как сказать, да? Ты на него не смотри и поворачивай налева. Или направа? Дай падумать, кароче, да? Нет, налево. И иди прямо до канец».

Игорь понял, что «ынструкций» не осилит, да? Он оглянулся на служащего, но тот уже и сам заговорил:

– Чего стоишь, дарагой, да? Захади внутрь, все пакажу. У нас цена хароший, совсем мало нада платить. Вы не маскавичи, сразу видна.

Игорь посмотрел на него с возмущением.

– Ну ты-то ладно, – сказал служащий Салиму, – за маскавича еще сойдешь.

Салим приосанился.

– Если издали и в темноте, да? Гы-гы-гы! – Он засмеялся, довольный собственной шуткой.

Стало ясно, что «ынструкций» составлял он.

– А ты, – сказал он Игорю, – сразу видно, что только приехал издалека. С таким лицом тебя любой мент остановит. Чито тогда будешь делать без регыстраций, да?

Игорь ошарашенно провел рукой по лицу. «С каким это „таким лицом“? Что он мелет? Может, у меня вырос рог во лбу или уши стали до плеч?» Ничего подобного он не обнаружил.

– Я в Митине прописан, – мрачно сказал он.

– Тем болийе! – затараторил клерк. – Митино – не Москва. И Куркино. И оба Бутова. Все, что за МКАДом, в общем.

– Почему? – удивленно спросил Игорь.

– Мы их потеряли. Мы их долго теряли, а теперь потеряли совсем. Туда даже ветки метро перекрыли.

Игорь не мог поверить собственным ушам.

– А что с ними случилось?

– Ай, слюшай, дарагой, долго рассказывать, да? Захади, будим дело делать, и я тибе заодно скажу, что знаю.

Игорь с Салимом переглянулись и переступили порог. Клерк повел их к длинной стойке с окошками, взял у них паспорта, сунул в первое окошко и, едва Игорь раскрыл рот, чтобы задать вопрос про свое родное Митино, как он тут же исчез. Игорь был огорчен новостью про Митино. Он не сильно любил этот район, как и любой район Москвы, но там стоял дом, в котором была его квартира, а осознавать, что район по какой-то таинственной причине «потеряли» и у него больше нет жилья, было очень неприятно. Он совсем забыл, что жилья мог лишиться и по другой причине – ведь лежала же часть домов в конце Профсоюзной улицы и в Ясенево в развалинах.

Клерк в первом окошке долго изучал их паспорта и сличал фотографии.

– Какой у вас странный документ, – наконец сказал он Игорю и передал оба паспорта клерку во втором окошке.

Регистрируемые перешли туда. Другой клерк ничего не стал говорить, а просто поднял вверх красную карточку и спросил у Игоря.

– Какой цвет?

– Красный, – оторопело ответил тот.

Салима он проверил на зеленый.

В третьем окошке у них спросили, когда произошла революция на Кубе и почему погиб Иван Сусанин. Потом просили коснуться правой рукой левого уха, левым локтем – кончика носа, и Салим едва не вывихнул себе плечо. Далее велели продекламировать скороговорку «Карл у Клары украл кораллы».

После еще доброго десятка подобных испытаний им вернули паспорта, в которых лежали вкладыши о регистрации, и выпроводили в другую дверь барака, выходившую в незнакомый переулок. На вкладышах красовался прямоугольный штамп: «Цыгрегистрация», а вверху было написано: «Цыганская регистрационная палата № 28». Денег с них взяли вполне прилично, но заверили, что теперь ни у одного мента не может быть претензий к их документам. Игоря отдельно предупредили, чтобы он, ввиду его типично немосковской внешности, не возникал и с проверяющими вел себя скромно. Салиму ничего такого не сказали. Обоим показалось, что это филькины грамоты и деньги потрачены зря.

Игорь хотел было вернуться ко входу, чтобы расспросить говорливого клерка, что же стало с его районом, но потом решил съездить туда сам и разобраться во всем на месте.

Он смотрел на проезжающий мимо брезентовый транспорт, вспоминал вчерашнюю поездку с Татьяной и испытывал сочувствие к водителям. «Это сколько же надо, гм... топлива для поездок на дальние расстояния? – думал он. – А если еще водителю никто не помогает, как я вчера Татьяне, тяжеловато ему тогда, наверное, приходится».

Автомобили с одним водителем двигались рывками, то ускоряясь, то замедляясь в самых неподходящих местах, чем подтверждали его предположение. Из других машин, где было по два человека или больше, им сигналили и крыли матами на всех языках, называли баранами и советовали сидеть дома.

Но таких машин было очень мало. Везде рядом с водителем цивилизованного вида сидел какой-нибудь дикарь. Самозабвенно раскачиваясь и подпрыгивая, он отправлял в рот одну чипсину за другой. При этом многие еще ухитрялись что-то напевать и улыбаться.

Один раз Игорь увидел в машине большую обезьяну важно восседавшую на пассажирском сиденье впереди. Обезьяна сидела с таким видом, как будто она здесь была главная, а человек за рулем – всего лишь ее личный водитель. Машина встала у тротуара, водитель вышел что-то купить в киоске, а Игорь во все глаза пялился на обезьяну. Он даже подошел поближе, чтобы лучше ее рассмотреть. Обезьяна это заметила и уставилась в ответ на Игоря. Взгляд ее был вполне осмысленным, и казалось, что она сейчас что-то скажет. Но она ничего не говорила. Так они и смотрели друг на друга, пока не вернулся водитель. Когда машина тронулась, обезьяна, не меняя выражения морды, погрозила ему длинным черным пальцем. Игорю захотелось сесть. Этот жест примата показался ему предостережением. «Вот, значит, чем они все кончают, метеористы эти, – догадался он, – деградируют до обезьяны!» Мысль о том, что его, если он будет метеоритить, покроется шерстью, а в ней заведутся блохи и надо будет их выкусывать, показалась ему очень неприятной.

За ужином Татьяна спросила:

– Вы надолго приехали?

– Как получится, – ответил Игорь, – но хотелось бы поскорее домой. У нас там как раз грузди поспели.

– Грузди – это хорошо, – мечтательно произнесла Татьяна, – сто лет не ела. А еще чего у вас там растет?

– Ну, это, – запнулся Игорь, мучительно вспоминая, что он слышал о дарах тайги, – морошка, сорожка.

– Сорожка – рыба, – поправила Татьяна. – Она не растет, а водится.

– Картошка-мартошка, – сказал Салим.

– Мартошки нет.

– Что?

– Нет такого овоща – мартошка. Его вы придумали. И машлыка нет.

– Какого машлыка?

– Который шашлык-машлык. Его тоже вы придумали.

Игорь решил над ней подшутить.

– Нет? – переспросил он.

– Нет, – подтвердила Татьяна.

– Жаль, а он мне нравился.

– Кто нравился?

– Машлык. Бывало как воткнешь в него зубы – словно в рай попадаешь.

– И мне тоже, – подтвердил Салим.

Татьяна посмотрела на них пристально.

– Вы ребята с чувством юмора, это я сразу поняла, но не надо меня разыгрывать – нет машлыка, и точка! Принесите покажите – тогда поверю.

– Как-нибудь в другой раз, – пообещал Игорь.

– Вот-вот. А сейчас о другом. Если задержитесь в Москве, женись на мне, Игорь. Ты вроде как ничего, да и я не уродина.

От такого предложения Игорь опешил.

– У тебя же муж есть! – воскликнул он.

– Ну и что? – спокойно возразила Татьяна. – Он будет не против. У нас каждая женщина может иметь до трех мужей, это официально. А неофициально некоторые имеют до пяти.

– А зачем им столько?

– Мало ли зачем? Значит, надо, если выходят замуж.

– А тебе для чего?

– Ну, зима идет, – замялась Татьяна, – кто-то должен отоплением заниматься.

– В каком это смысле?

Татьяна смутилась еще больше.

– Как вчера в машине. У меня автономная система отопления в квартире. Знай сиди себе да жуй чипсы. Работа непыльная, и дома тепло. И тебе от всех нас почет и уважение.

«Вот это предложение!» – подумал Игорь. Он не знал, что и сказать. Салим, поняв, что предлагают Игорю, заржал во весь голос. Татьяна зыркнула на него исподлобья, и тот замолчал.

– Нет! – решительно отверг ее предложение Игорь. – Хорошая ты женщина, Таня, но истопник из меня никакой. Не гожусь я на эту роль.

– Ты не торопись, подумай, – ласково сказала она. – Сначала все так говорят, а потом привыкнут – и ничего. Да и подменять мы тебя будем. И режим восстановления я тебе обеспечу по первому классу, – она кокетливо повела бровью и прогнулась в спине так, чтобы кофточка натянулась на груди. – А?

– Нет, – повторил Игорь, – это занятие не для меня.

19.

В следующий раз они увидели небольшую серебристую будочку наполовину из стекла с надписью «Сериалы». Игорь потянул Салима туда. Внутри сидела молоденькая девушка.

– Здравствуйте! – поздоровался Игорь. – Что у вас есть интересного?

– Из нового или из старого? – приветливо спросила она.

– Из нового.

– Есть замечательные сериалы «Сын отца», «Внук дедушки», «Сноха золовки», «Шурин деверя», «Кум свояка» и «Подчиненный начальника».

Игорь удивился незатейливости названий.

– А про что они?

– Про жизнь, – убежденно ответила девушка. – Там даже больше жизни, чем в самой жизни. Там вся правда и еще сверх того.

– Пойдем, – нетерпеливо сказал Салим, – у нас дела.

– Погоди. Ты же хочешь узнать правду о жизни? А где ее и узнать, как не в сериалах?

– Правильно, – поддержала девушка, – я все узнаю оттуда. На улицу после них можно и не выходить, разве что на работу.

– Чего бы мне взять? – задумался Игорь.

– Возьмите «Сын отца», – посоветовала продавщица. – Такая классная вещь – все просто плачут и думают, как жить дальше и не помереть.

– Давайте! – решился Игорь.

Она взяла с полки брикетик желе, упакованный в серебристую фольгу, на которой синими буквами было написано: «"Сын отца". Серии 1 – 10. Режиссер Галина Немудрящая».

– И как его, э... посмотреть? – спросил Игорь, отдавая деньги.

– Надо снять фольгу, съесть, и все десять серий пронесутся у вас перед глазами.

– А звук как регулировать?

– Он уже отрегулирован.

– А если съесть не все сразу, а откусывать по кусочку?

– Тогда вы будете видеть по одной серии. Приятного просмотра!

Они пошли дальше.

– Ты что, любишь сериалы? – скептически спросил Салим.

– Терпеть не могу.

– Тогда зачем взял?

– Говорю же тебе – чтобы ознакомиться с обстановкой.

– Лучше бы взял новости – они бесплатные.

– Возьми ты, – посоветовал Игорь, – а потом поделимся впечатлениями.

Салим взял в другом киоске бесплатный брикет новостного желе.

Снедаемые нетерпением, они вышли на Бульварное кольцо, отыскали свободную скамейку и употребили каждый свой информационный продукт.

Перед глазами Игоря под рыдание скрипок на фоне глухого рокота там-тамов развернулась захватывающая эпическая картина. Темная ночь, гроза, небо прорезают сполохи молний. В ночи светится одинокое окно, за ним раздается детский плач. В семье министра пчеловодства и аквариумных рыб родился девятый по счету сын. Но на лицах родителей нет радости. Отец боится, что не прокормит его на скромную министерскую зарплату, а устроиться куда-нибудь подработать у него никак не получается.

Решение приходит само собой. С болью в сердце и мукой на лицах они велят няньке взять младенца и подбросить его в табор цыган-люли. Они знают, что люди так мастерски просят подаяние, что у них никто не пропадает. Пораженная жестокостью родителей, нянька берет корзину и, задыхаясь от рыданий, выходит. Жена министра падает в обморок, а сам министр, осознав, что он натворил, хочет сунуть голову в домашний улей, но мысль о судьбе остальных восьмерых детей останавливает его.

Проходят годы. Младенец растет в таборе и обучается там всем цыганским премудростям: астрономии, молекулярной физике и английскому языку.

Он проводит много времени за большим таборным телескопом, пытаясь открыть во Вселенной новые планеты, и посылает закодированные радиосигналы с таборного же радиотелескопа за пределы нашей Галактики.

Он спрашивает седого Будулая, вожака цыган, который его усыновил, когда же наконец табор уйдет в небо. Будулай отвечает, что еще не время, надо сначала собрать все подаяние здесь. Они кочуют по Москве, а подаяние все не кончается.

Проходят еще годы. Будулай умирает, и сын министра, усыновленный Будулаем, становится вожаком цыган. Он правит своим народом умело и мудро. При нем расцветают науки, культуры и ремесла. Открываются новые торговые пути и закрываются старые. Цыганские архитекторы создают потрясающей красоты кибитки, а скульпторы – великолепные деревянные статуи, которые возят везде за собой и монтируют из них аллею к табору. Молва о красоте, силе и мудрости молодого вожака цыган ширится по Москве и разносится далеко за ее пределами. Доходит она и до самого министра, который все еще находится на госслужбе и даже получил повышение – теперь он возглавляет министерство пива и раков. Министр приезжает на него посмотреть и заодно спросить совета – как защитить раков от зимних морозов?

Одного взгляда ему оказывается достаточно, чтобы признать в вожаке своего сына. Он похож на отца как две капли воды, и у него точно такое же родимое пятно на шее. Министр вспоминает свой давний грех, падает перед сыном на колени и умоляет простить его. Обещает пробить для него создание нового министерства – подаяний и лепт и сделать его министром. Ведь теперь должности в Москве передаются по наследству: сын министра становится министром, а сын дворника – дворником.

Молодой цыганский вожак ласково поднимает отца с коленей, утешает как может, но на его предложения отвечает отказом. Он верен памяти Будулая и своему народу. Ведь на его плечах лежит тяжкий груз ответственности за них.

А тут и милостыня в Москве заканчивается. Не помогает даже придуманное им ковровое попрошайничество – когда просящие, растянувшись цепью на ширину тротуара, идут волнами. Всего таких волн три. Граждане, подавшие первой волне, получают на сегодняшний день пропуск и отпускаются. Те, которые увернулись от первой волны, выходят из укрытий и попадают под вторую. Ну а самые хитрые, избежавшие первых двух волн, неизбежно попадают под третью. Интервалы времени между волнами всякий раз менялись, так что просчитать их заранее не получалось. Но стала давать сбои и эта система. На улицах появились бетонные укрытия от попрошаек. Спрятавшихся там граждан было невозможно достать никакими силами.

И тогда сын министра решил увести свой народ в Европу. Так велик был его авторитет и так надоел он всем москвичам, что для него открыли границы и беспрепятственно отпустили.

Фильм заканчивался трогательной сценой прощания сына с отцом, который для этого специально приехал на российско-европейскую границу.

– Прости меня, сынок! – еще раз попросил отец.

– Бог простит! – ответил тот.

Табор ушел в солнечный закат.

Досматривая последние сцены, Игорь явственно услышал, как рядом кто-то плачет и шмыгает носом. Это его удивило. Ведь желе было личное, и он никому не давал от него откусить. Что бы это могло быть? Потом он решил, что это режиссерская находка, и успокоился.

Когда он очнулся от просмотра, Салим уже бодрствовал.

– Затрахался я тебя ожидать! – недовольно пробурчал он. – Что так долго?

– Так десять серий же.

– Ну и как?

– Здорово. Как будто сам при всем присутствуешь. А у тебя?

– Не помню, – огорченно ответил он. – Дикторы так быстро тарахтят, по сто восемьдесят слов в минуту. Помню только, что все везде хорошо.

– Везде?

– Ага. Всюду все нормально. Да, еще это, – он наморщил лоб, – медведица в зоопарке родила недавно, вот. От жирафа, кажется. А может, от смотрителя или корреспондента. И граждане постоянно выходят на демонстрации, требуют повышения цен на продукты питания и жилье – давно, говорят, ничего не повышалось, сил больше нет.

– Ну, – сделал вывод Игорь, – тогда правда жизни в сериальном желе равна по силе правде жизни в новостном. Сообщи мне, когда еще одна медведица родит.

20.

Игорь решил поискать бензин на железной дороге. Он вспомнил, что раньше часто видел всякие цистерны на задворках товарных станций, и отправился к трем вокзалам. Ему казалось, что где-нибудь в дальнем тупике вполне можно найти такую цистерну, про которую все забыли. На дне ее может остаться немного бензина, и сторожа за разумное вознаграждение наполнят ему канистру.

Цистерны не нашлось, он только зря потратил время и сбил ноги о шпалы и рельсы. Сторожа говорили, что он опоздал лет на тридцать-сорок.

Устав, он вышел к зданию Казанского вокзала. За прошедшие сто лет вокзал почти не изменился, только облез немного, и все. «Это сколько же мне сейчас годиков-то?» – вдруг подумал Игорь и ужаснулся. Выходило, что ему сто тридцать семь лет от роду.

Больше всего Игорь боялся, что время, пропустившее их через свои барьеры и фильтры, однажды спохватится, нагонит и они в одночасье постареют. А может быть, и умрут тут же. Нет, лучше об этом не думать. Тем более что нет никаких признаков, что это может случиться. И предвестников грядущей ветхости тоже нет.

Вокзал выглядел почти заброшенным. Игорь знал, что из-за проблем с топливом поезда теперь ходили плохо и нерегулярно. Людей в них набивалось столько, что сутками ехали стоя, а лежали строго по очереди и очень недолго. Некоторые пассажиры по пути умирали, и их выгружали на станциях, чтобы было больше места живым. Существовала опасность, что таким образом могут выбросить человека, впавшего в летаргический сон, но она была крайне небольшой. Считалось, что в такую дорогу могут отправляться только молодые и сильные, прошедшие курс выживания в пути.

Сейчас на вокзал как раз прибыл поезд из Воронежа, и Игорь засмотрелся на приезжих.

Выход в город теперь был гораздо уже, чем раньше. Он напоминал рамку металлоискателя, только очень большую, метра три шириной. Каждый вновь прибывший становился ногами в невысокую загородку с каким-то черным песком, замирал на секунду, не выпуская из рук чемоданов, потом вздрагивал, как собака, всем телом, и шел дальше.

– Добро пожаловать в столицу, – говорили ему глумливо дорожные полицейские.

Приезжие бормотали сквозь зубы приглушенные ругательства и спешили прочь. Полицейские широко улыбались, их было четыре человека. Через металлоискатель прошел мужчина лет тридцати с обшарпанной дорожной сумкой, спустился на тротуар, поставил сумку и стал брезгливо отряхиваться.

– Суки, вот же суки! – бормотал он.

– Что, бьют? – участливо спросил Игорь.

Незнакомец покосился на него.

– Уж лучше бы били, – ответил он.

– А чего так? – заинтересовался Игорь.

Но тот ничего объяснять не стал, а только махнул рукой.

– Долго рассказывать! – сказал он.

«Наверное, деньги отняли, – подумал Игорь, – горе у человека. Сказали, что беспошлинный ввоз денег в Москву запрещен». Он знал, как тяжело и муторно на душе, когда отнимают кровные. Не столько жаль денег, хотя и их, конечно, тоже, сколько обидно, что их отняли. Чувство более мерзкое трудно себе представить.

– Москвич? – спросил приезжий, перестав отряхиваться. – Или как и я?

– Москвич, – ответил Игорь.

Видно, в его голосе не прозвучало необходимой уверенности.

Приезжий засомневался.

– В самом деле?

– А то! – теперь уже уверенно ответил Игорь. – Мои предки жили в Москве больше ста лет назад.

Он подумал, что, наверное, может считать себя своим предком, раз уж такая фигня приключилась.

– Будем знакомы! – сказал приезжий. – Свирид Иванов из Воронежа.

– Игорь Волков, – представился Игорь.

– А где здесь Орликов переулок? – спросил Свирид.

– Вон там, – махнул рукой Игорь. – Вам туда?

– Да, работу там обещали.

Игорь вспомнил, что там всегда был чиновничий район, и удивился, какую же работу могли пообещать приезжему.

– В министерстве? – осторожно поинтересовался он.

– Около.

– То есть?

– Колодец рыть.

– Для кого? – удивился он.

– Для министерства земледелия, для кого же еще? Во дворе у них.

Огромное здание министерства занимало целый квартал. Фасадом оно выходило на Садовое, а проход во двор был из переулка.

– А зачем им колодец?

Свирид окинул его удивленным взглядом.

– Ну, ты даешь, Игорь! – сказал он, сразу перейдя на ты. – Как будто и не в Москве живешь. Трубы сгнили, на замену денег нет. Вся Москва колодцы роет.

Теперь Игорю стало понятно, почему он встречал на улицах так много людей с ведрами и флягами, несущих откуда-то воду.

– А если на метро наткнетесь? – спросил он.

– Нет, не должны, – уверенно ответил Свирид. – Наши говорили, оно в другом месте.

– И глубоко надо копать?

– Да, порядком. Метров сто, если не больше.

– А потом что?

– Потом? Дальше пойдем рыть. У министерства земледелия много объектов. А часть наших останется, будут воду доставать и разносить по этажам. Работы хватит.

– А как это все происходит?

– Что?

– Ну, с водой.

– Известное дело как – по ночам. Днем чиновники работают, а ночью мы воду разносим. По графинам наливаем, в столовую, в умывальники. Уборщицам опять же – пол помыть.

– А что, канализация еще работает?

– Канализация – да. Там трубы пластиковые, безнапорные, чего им станется?

– А ты, значит, землекоп?

– Не просто землекоп, – гордо поправил Свирид, – а глубинный землекоп. Это как монтажник-высотник, только наоборот – мы глубины не боимся, клаустрофобией не страдаем, поэтому и стоим дорого.

– Интересно.

– А то! Когда глубоко роешь, много чего находишь. Часто такое, о чем и рассказывать нельзя. Но я, может, при министерстве останусь воду разносить. Тянет меня к земледелию.

– Завел бы ферму, – посоветовал Игорь.

– Нет, не к тому. К управлению.

На выходе из вокзала показались странно выглядевшие люди. Одежда их казалась старинной даже на взгляд Игоря – просторные парчовые балахоны со вставками из кожи и какими-то бляхами. При движении они звенели, словно лошади в сбруе. Лица их были смуглыми, а речь гортанной.

– А это еще кто такие? – удивился Игорь.

– Эти? Печенеги, – пояснил Свирид. – Два вагона их ехало. Задолбали своими степными песнями, всю дорогу голосили и в бубны били. Там еще вагон с хазарами был. Те, правда, потише.

– Они же вымерли вроде, – не поверил Игорь.

Свирид ухмыльнулся.

– Вымерли, да не все. Как прошло известие про перестройку Москвы, так ожили и на заработки потянулись.

Про перестройку Москвы Игорь ничего не слышал, но спрашивать не стал, чтобы не разочаровывать Свирида. Тот мог решить, что Игорь никакой не москвич, раз ничего об этом не знает. Это, конечно, не имело значения, но все же было неудобно.

– Ладно, мне пора, – сказал Свирид и подхватил сумку. – Если тебе или твоим соседям понадобится чего вырыть – обращайся. Найти меня можно во дворе министерства. Если только...

– Что? – спросил Игорь.

– Нет, ничего. Это мои проблемы.

Они пожали руки и разошлись. С вокзала потянулись хазары, но Игорь не стал их рассматривать.

В следующий раз Игорь встретил Свирида дней через пять на углу Садового и Мясницкой. Игорь заметил его издалека – тот похлопывал себя по телу и пританцовывал. Рядом стояло большое ведро с водой. «Радуется, – подумал Игорь. – Наверное, хорошо заработал и выпил. Бывает».

Он подошел поближе. То, что он принял за танец, на самом деле таковым не являлось. В действительности Свирид почесывался и неловко улыбался, глядя на прохожих. Те смотрели на него с осуждением и отворачивались. На их лицах было написано чувство собственного превосходства.

Высокий африканец, проходя мимо Свирида, громко сказал своей темнокожей спутнице:

– Понайехальи тут! – И оба посмотрели на Свирида с осуждением.

Когда Игорь подошел совсем близко, Свирид бросил всякие приличия и зачесался яростно. Так чешутся собаки задней лапой, когда заедают блохи.

– Здорово! – сказал Игорь, на всякий случай не подходя слишком близко.

– Привет! – без эмоций ответил Свирид, едва взглянув на него, и продолжил свое занятие дальше.

– Что с тобой?

Свирид посмотрел на него исподлобья.

– А то ты не знаешь!

– Не знаю.

– Ага, как же! Все вы, москвичи, «не знаете». Только и выдумываете всякие напасти на нашу голову!

У Свирида зачесалась спина. Он завел руку назад, но достать до желаемого места не получилось. Тогда он подошел к фонарному столбу и принялся чесаться об него спиной, упершись в землю ногами.

– Не знаю, – повторил Игорь. – Я долго был в отъезде и многое упустил.

– Что, двадцать лет отсутствовал? – не поверил Свирид.

Игорь кивнул.

– Еще дольше.

– А специммунитет у тебя есть?

– Что еще за специммунитет?

– От регистрационных вшей.

– Нет у меня ничего такого.

Свирид пристально посмотрел ему в глаза и убедился, что Игорь не врет.

– Тогда тебе лучше не подходить ко мне, – предупредил он.

Игорю надоели его загадки.

– Может, ты расскажешь уже, в чем дело? – спросил он.

– Это регистрационная вошь, – сказал тот. – Их придумали лет двадцать назад. Когда приезжий прибывает в Москву, его заставляют пройти через коробку со вшами. Десяток-другой насекомых забираются ему под кожу. Три дня они его не трогают. Как раз столько разрешается быть в столице без регистрации. А потом начинают чесаться.

– А уморить их нельзя? – спросил Игорь.

– Они механические. Когда будешь уезжать, их соберут обратно и зуд прекратится.

– Другого пути нет?

– Нет. Будут зудеть всю жизнь. И будешь чесаться.

– И сколько можно так выдержать?

– Не знаю. Говорят, один выдержал год и десять месяцев, а потом все-таки уехал.

– А если попытаться их выковырять?

– Они заберутся глубже, и будет еще хуже.

– И что ты собираешься делать?

– Потерплю еще пару-тройку дней и пойду сдаваться. Видишь, как лютуют!

И он заскреб себя с новой силой.

– Обидно! – сказал Игорь.

– А то! – подтвердил Свирид. – У меня только-только жизнь начала налаживаться – я тут одной девушке пристроился воду носить, – и он подмигнул Игорю. – Не хочется уезжать. Все еще впереди.

Игорь поскреб затылок и тут же отдернул руку – не занести бы себе вошь туда, если она все-таки прыгнет. Выходило, что он тоже в опасности и регистрационные вши могли перейти на него в любой момент от любого нелегала.

– Механические, говоришь? – переспросил он.

– Ага.

– Посмотреть бы.

– Не советую.

– Резонно. Но одна положительная черта у них все-таки есть.

– Какая? – заинтересовался Свирид.

– Они не размножаются.

Свирид разочарованно сплюнул и заскреб левое бедро.

– Ну и что? Хватает и тех, что есть.

– Ты вот чего, – решил Игорь, – не уезжай пока. Я с приятелем посоветуюсь, он в технике сечет, будь здоров. Если меня три дня не будет, значит, ничего не вышло.