Текст книги "Чужими руками"

Археолог лично привел колонну машин в космо-порт. Андроиды взялись за погрузку и перенесли три десятка ящиков и контейнеров с минус десятого этажа в покрытые тентами грузовики. Эти машины были оснащены древними водяными движками. Когда-то «водянки» сменили на Земле двигатели внутреннего сгорания. Теперь водяные движки сохранились лишь на самых отсталых мирах.

Вылазку в город Платон устроил под вечер. Он не стал ждать, когда спадет жара, и под палящим солн– v цем отправился искать дом профессора Агурайца – начальника последней экспедиции, работавшей в Следе Моргенахта. Охрану Рассольников не взял, чтобы не привлекать к своей скромной персоне лишнего внимания. Протесты начальника охраны он безжалостно пресек – не хватало с первого дня зависеть от собственных железяк. Андроидов археолог оставил сторожить добытое с таким трудом экспедиционное имущество. В Бисов квартал Рассольников решил ехать на такси. Он вызвал по сервисному браслету машину. (В бо-чайской столице даже была сервисная линия!) Ждать пришлось целых полчаса. Наконец к подъезду гостиницы подкатила раздолбанная таратайка. Подойдя к ней, Платон увидел водителя в черной бандане, вальяжно рассевшегося на сиденье. Бочаец за допотопным пультом управления походил скорее на кровожадного пирата, чем на мирного городского таксиста: бордовая, изрытая оспинами рожа, налитые кровью глаза, заляпанная машинным маслом тельняшка без рукавов и мускулистые руки, украшенные дюжиной тюремных татуировок. Возможно, это была всего лишь защитная «окраска», отпугивающая неопытных воришек.

Дверь в салон пришлось открывать вручную – сенсоры не работали. Зато кондиционер ревел, будто двигатель древнего танка. Он не столько охлаждал воздух, сколько гонял его раскаленные струи по такси. Сиденье, покрытое старым ковром, состояло из одних пружин. Похоже, таксист установил в машине свою изношенную домашнюю мебель.

Водитель сразу понял, что перед ним инопланетянин. Рыдван добирался до цели битый час, хотя ехать было не больше десяти километров. Он кружил по грязным кварталам, напичканным местными достопримечательностями, а шофер упорно пытался вести экскурсию. Счетчик тем временем выбивал астрономический счет в местной валюте – бочастиках.

Платон сначала пытался урезонить обнаглевшего водилу, затем пригрозил, что немедленно вылезет и найдет себе другую машину. Тут шофер-бочаец захохотал. Археолог задохнулся от возмущения. Это ничтожество издевается над ним!

– Такси можно взять лишь у космопорта или на Базаре. А твой замечательный браслет действует только в центре города, – отсмеявшись, пояснил ему шофер. – Так что не надо меня пугать. Ну а спешить я все равно не могу – если доставлю тебя слишком быстро, мой начальник меня не поймет. Здесь слишком много желающих крутить баранку.

Рассольников знал выражения «крутить баранку», и до него дошел смысл фразы. «Спору нет: свято место пусто не бывает. Со своим уставом в чужой монастырь не лезут», – постарался успокоить он себя и с этой минуты равнодушно взирал на сменяющиеся за окном пейзажи мусорного города.

Шофер, в свою очередь, перестал расхваливать Сия-ющий-В-Кущах, но добросовестно следовал по экскурсионному маршруту, зависая в положенных местах. Больше Платон его не подгонял. Нет смысла подхлестывать гиперпрыгуна, если он идет на форсаже. В столице Бочасты максимально достижимая скорость – сто километров в час.

Добравшись до Бисова квартала, археолог протянул водиле пачку бочастиков. Тот обещал ждать его, сколько понадобится, ведь за обратную дорогу можно получить еще одну пачку. Кстати, бочаец объяснил Платону, что означает слово «Бисов». Никаких микросхем тут, понятное дело, не производили. Название было засорением здешнего, и без того сорного языка. Просто среди выходцев из Африки каким-то чудом затесался хохол, частенько поминавший нечистую силу.

Задрав голову, археолог стоял у подножия уродливой башни с гордым названием «Небоскреб номер шесть» и пытался сосчитать, где находится нужный ему блок 16-12. Блоки были разной величины – многие занимали полтора этажа, а некоторые – даже два. На Бочасте за деньги наверняка можно было нарушить все – даже законы природы.

Здешние дома – особая песня. Жители планеты весьма своеобразно приспособились к хотя и слабым, но Частым землетрясениям: на огромных трубах, вбитых на десятки метров в землю, висят жилые блоки – автономные, с самой разной оснасткой, порой даже весьма современной. Эти блоки жестко не закреплены и соединяются цепями, резиновыми шлангами или пружинами.

Когда город вдруг тряхнуло, блоки закачались, стукаясь друг о дружку. Платон испугался, что башня сейчас рухнет на него, и давай бежать. Сверху на него сыпался всевозможный сор. Кто-то из жильцов заулюлюкал и завопил:

– Ату! Ату его!

Башня, как ни удивительно, устояла. Платон вернулся к подъезду. И тут сверху упал кирпич. Небольшой такой кирпичик – килограммов на десять весом. Рассольников уловил подозрительный звук и в последний миг сумел увернуться. Вот и пойми: землетрясение виновато или кто-то решил укокошить чужака?

Лифты из шахт давно выломаны, людей в плетеных корзинах поднимают и опускают вручную. «Лифтеры» беспробудно пьяны, и потому люльки двигают рабы или сами жильцы. Вот и Рассольников сам тянул канат, его торопили сверху – кто-то хотел выйти из дома, а в трубу помещается лишь одна раздолбанная люлька.

– Он издевается над нами! – визгливо кричала пузатая матрона. – Мы опаздываем на прием!

– Да, мы очень спешим, – без энтузиазма вторил ей муж.

– Наплодили хилятиков! – вопила матрона. – Шагу не ступить! – Она не знала, что Платон – инопланетянин. Выражения были бы куда круче.

«Почему они не починят лифты? – с удивлением думал археолог, быстро-быстро перебирая руками. Он отнюдь не был хилятиком. – Здесь полно киберов. Ремонт будет стоить сущие гроши».

Он еще не до конца осознал, что для любой, даже самой пустяшной операции на Бочасте нужно собрать две дюжины разнообразных справок и дать на лапу десятку жадных чинуш. Запрещено все, что не прошло коридоры Канцелярии, – этот священный принцип соблюдался неукоснительно, и планета чахла на глазах. Лига Миров давно навела бы тут порядок, не находись Бочаста-Роки-Шиа в захолустье галактики. «Обречена на забвение» – таков приговор истории.

– А ты чего молчишь?! – набросилась матрона на мужа. – Опять за юбку прячешься?!

– Сейчас я его застрелю, – грозно пробасил тот, но не двинулся с места.

Но вот подъем подошел к концу. Рассольников перелез через замызганный борт корзины. На лестничной площадке к стене испуганно жались двое щуплых, полураздетых слуг. Нетерпеливо ожидавшая корзину матрона ущипнула супруга за жирный бок. И пучеглазый абориген в лопающемся на животе хитоне бросился на Платона с кулаками. Археолог взмахнул тростью и со свистом рассек воздух перед брюквиной его носа. Бочаец отшатнулся в испуге и пробормотал: – Гнусные инородцы…

Инцидент был исчерпан. Матрона мелко дрожала, все ее складки тряслись и плясали под туго натянутым шелковым платьем. Потом она кинулась в люльку и едва не проломила дно. Следом, кряхтя и охая, в корзину залез муж. Слуги схватились за канат. Едва корзина скрылась из глаз, они переглянулись, подмигнули Платону и начали хохотать. Впрочем, хохотали слуги беззвучно. Археолог стоял на площадке – заплеванной, покрытой толстым слоем окурков и пустых банок из-под джина с тоником. Об уборщиках здесь и слыхом не слыхали. Ни о железных, ни о сделанных из мяса и костей. Платон задел носком ботинка одну из банок, она с удивительной легкостью взлетела в воздух и упорхнула через бортик. Снизу донесся поток отборной межпланетной брани. Что-что, а высказываться на Бочасте умели изящно и доходчиво.

На всякий случай сверившись с микрочипом, Рассольников начал искать номер нужной ему квартиры.

На облезлых стенах имелось великое множество надписей. Платон узнал немало интересного о 'сексуальной жизни аборигенов; вот только номеров квартир было не видать. Надраенной бронзовой таблички с именем профессора Агурайца – тоже. Если когда и висела, давным-давно сдана на пункт приема цветных металлов. «Что же делать? – подумал археолог. – И спросить-то некого». На его счастье бронированная дверь одного из блоков приоткрылась с лязгом и скрипом, и бас осведомился на ласкающем уши космолингве:

– Украсть здесь больше нечего. Впрочем, вы не похожи на бомбера. Скорей уж – на заблудившегося туриста.

Сразу было ясно: собеседник Рассольникову достался интеллигентный.

– Добрый день. – Платон церемонно приподнял край соломенной шляпы с мерно гудящим вентилятором. – Не подскажете ли вы, где мне найти господина

Агурайца?

– Купите себе цыпокрыла и морочьте ему голову, – раздался из щели язвительный женский голос.

– Соня, перестань болтать ерунду, – укоризненно произнес бас. – Это же инопланетянин. Откуда ему знать?

– Простите, так какая из дверей принадлежит профессору? – наилюбезнейшим тоном осведомился Рассольников.

– Да моя, черт возьми! – тут не выдержал и бас.

– Здравствуйте, профессор! – с искренней радостью воскликнул археолог. – Я прилетел со Старой Земли. Меня зовут Платон Рассольников. Я буду зани…

Бронированная дверь с грохотом захлопнулась, так что он не успел договорить: «…маться раскопками».

Рассольников подождал минуты три. Пожалуй, профессор решил спрятаться, а вовсе не переодевается в манишку и фрак в честь дорого гостя. Пришлось постучать тростью в дверь, поскольку звонка не обнаружилось. В стене рядом с косяком двери открылась маленькая дверца, и Агураец пробасил испуганно:

– Кидайте свои фальшивки.

– Какие фальшивки? – не понял Платон.

– Моня, он плюет нам в душу, – подала голос язвительная Соня.

– Аусвайс давайте – я что, невнятно говорю?! – разозлился профессор. – Пачпортину, то бишь. Права водительские или еще какую подделку.

Очевидно, на Бочасте подлинные документы вовсе не водились.

– Теперь понятно. – Археолог не без трепета вынул из внутреннего кармана и кинул в черноту окошечка свой заграничный паспорт – электронную пластинку размером с мелкую монету, которая разворачивается под взглядом сапиенса в подробнейшую голограмму.

– И что?.. – раздался было бас и заглох. Земной документ предстал перед Агурайцем во всей своей красе. – Умеют же делать! – восхищенно воскликнул профессор, а потом довесил: – Если захотят.

Язвительная Соня на сей раз только хмыкнула, выражая глубокое сомнение в подлинности земного паспорта.

Когда Платон уже совсем отчаялся попасть внутрь, дверь наконец-то отворилась. Профессор Агураец походил на бывшего толстяка – в одночасье похудевшего и потому покрытого обвисшей дряблой кожей. Он был одет в аккуратно заштопанный женский фланелевый халат поверх ветхого полотняного костюмчика.

Язвительная Соня выглядывала из-за спины мужа. Это была сухощавая седая женщина неопределенных лет – в послеродовом корсете, венчавшем многослойное одеяние, в которое входили: вязаная кофта без передней части, короткий пеньюарчик, прикрывающий грудь, но не достающий даже пупка, и купальная простыня, обвязанная вокруг бедер.

Столь колоритных фигур Платон давно не видел. Разве что в Тибете – стране вечного маскарада. Правда, там была упорная стилизация под «золотой век», а тут… Рассольников перевел взгляд на лицо хозяина и сказал:

– Я могу войти? Не говорить же нам на пороге.

– Входите уж… – сконфуженно пробурчал Агураец. – Я ведь предупреждал, что красть больше нечего.

Профессорская квартира была хороша: монументальные серванты с выбитыми стеклами, вместо обоев – старые газеты, валяющиеся обломки стеллажей и груды книг с оторванными переплетами, обеденный стол, инкрустированный ценными породами древесины, одним концом покоящийся на штабеле треснутых кирпичей, а другим – на старых автомобильных покрышках, гнилые доски пола и остатки шикарного паркета у плинтусов… Следы былого величия и полная нищета.

Рассольников тотчас решил выделить Агурайцу кругленькую сумму из своих экспедиционных расходов. Заказчик стерпит – за информацию надо платить. А за ценную информацию надо платить весьма прилично. Пузанчики это понимают лучше других.

Внимательно оглядев гостя, язвительная Соня удалилась на кухню и загремела тазами, очевидно, заменявшими ей большую часть посуды. Профессор усадил гостя на единственный целый табурет. Сам опустился на пружинный матрас, явно со свалки.

– Итак, чем могу служить? Соня приготовит нам чай со льдом, – заговорил хозяин, стараясь вернуть своему голосу давно забытые профессорские интонации. После увиденного в прихожей, коридоре и бывшей гостиной Платон с трудом верил, что такое возможно. Для этого надо иметь в доме чай и лед, а, следовательно, что-то вроде плитки и холодильника. Или под «чаем со льдом» подразумевалось нечто иное?

– Я хотел бы получить у вас платную консультацию, – Рассольников не стал ходить вокруг да около, а сразу взять быка за рога.

– Ин-те-рес-но, – певуче протянул Агураец. – Но я давно вышел на пенсию и безнадежно отстал от науки.

«Как можно отстать от науки, которой больше нет? – подумал Платон. – На Бочасте в последние двадцать лет государство окончательно задушило всякие исследования. Они стали слишком дороги для ученых, которые живут на нищенские гранты, получаемые от Оксфорда, Кембриджа, Махана и научного департамента Лиги Миров».

– Ваш авторитет непререкаем. – Рассольников грубо льстил. – Земные археологи чтят ваши заслуги…

– Пустое, – отмахнулся профессор, но было видно, до чего же ему приятно.

– Вы последний, кто раскапывал След Моргенах-та. А так как ни один артефакт не дошел до земных университетов, ваши сведения просто уникальны.

– Да, я обнаружил кое-что интересное, – оживился Агураец и нервно потер переносицу с глубокими вмятинами от самодельных очков. – Но я давал подписку…

– Кому? – Платон почувствовал неприятное жжение в голове, но не обратил на это внимания.

– Я и говорить-то не имею права…

– А что вы получили взамен? – Археолог обвел глазами облезлые стены гостиной.

– Впрочем, столько лет прошло, – протянул хозяин. – Может, их и в живых теперь нет…– Он уговаривал сам себя.

– Что за жуткие тайны, когда речь идет о старинных черепках? – притворно удивился Рассольников, как будто не знал, что в раскопе нашли совсем не черепки. Это была нехитрая игра, но разволновавшегося профессора можно было поймать на голый крючок.

– Вы не совсем правы, коллега, – покачал головой Агураец. – Служба кон…

Платон не заметил, как напротив закрытого окна завис маленький летающий кибер, с минуту он стрекотал видеокамерой, фиксируя участников разговора, а затем выплюнул короткую желтую вспышку. Профессор откинулся назад, рухнул с матраса, с грохотом ударившись спиной и затылком о голый пол.

Рассольников кинулся к Агурайцу. Он был мертв. Лазерный луч ударил профессору точно в мозжечок. Кибер унесся прочь. Соня вбежала в комнату, оцепенела в трех шагах от убитого мужа. Затем, оттолкнув Рассольникова, подскочила к профессору и втащила на матрас. Откуда только силы взялись в таком хрупком теле? Помощи от Платона она не приняла.

– Все из-за вас! Из-за вас! – твердила вдова.

Снизу донеслось завывание полицейских сирен. Бежать было поздно, да и некуда. «Она ведь так и копам скажет, – Рассольников похолодел. – И они меня прямиком – на каторгу…– А когда полицейские уже яростно барабанили в дверь, он подумал: – Уж больно скоры. Будто следили за мной и заранее знали, чем кончится дело».

Наряд в пропитанной потом форме ворвался в квартиру. Один из копов для устрашения пальнул из бластера в обшарпанный потолок. Затем полицейские набросились на Платона, который стоял посреди комнаты, подняв руки. Скрутили его, для порядка двинув по зубам и поддых. И не такие уж они были крутые, но Рассольников не пытался сопротивляться – себе дороже. Дай он сдачу, подписал бы себе смертный приговор. Озвереют – отобьют печенки или шлепнут на месте, а потом вложат в хладную руку чей-нибудь пистолет и объявят, что чужак прикончил хозяина квартиры и был убит в перестрелке.

У археолога отобрали все вещи, сорвали верхнюю одежду, оставив в одних носках и трусах. Устав гласит, что инопланетная одежда сама по себе может являться оружием ближнего боя. Уверенные в своей безнаказанности, копы прямо при археологе стали делить его наличные деньги и кредитные карточки.

– Я иностранный поданный! – восстановив дыхание и сглотнув наполнившую рот кровь, объявил Рассольников. – Я – гражданин Старой Земли и требую соединить меня с нашим послом.

Казалось, его слова не произвели особого впечатления на копов, алчный блеск по-прежнему горел в их глазах. Полицейские с самого начала знали, с кем имеют дело.

– Мне жаль тебя разочаровывать, – усмехнулся веселый коп с погонами центуриона, – но поместить вас в одну камеру мы не сможем. У посла пока что иммунитет.

– Так что здесь произошло, гражданочка? – обратился центурион к вдове, баюкавшей на коленях голову Агурайца.

– Это он…– пробормотала она, зло сверкнув на Платона глазами. – Из-за него…

– Все ясно, – объявил полицейский. – Прилетел на нашу прекрасную родину, чтобы убивать цвет бочай-ской интеллигенции. Это заго…– Он вовремя остановился, иначе дело пришлось бы передать в контрразведку. Тогда прощай денежки. – Это явная бытовуха. Женщину не поделили – ясно как божий день.

Полицейские, давясь от смеха, схватили арестованного за руки и поволокли его к корзине-лифту. Больше Рассольникова не били, однако синяков на ногах потом обнаружилось предостаточно – стукался коленями и щиколотками о каждый .порог и камень. О бортик глайдера его ударили с особенным удовольствием.

…Доставили Платона в городское полицейское управление – как-никак птица высокого полета. Одежду ему вернули – за исключением шляпы, которая кому-то приглянулась. Трость была конфискована как холодное оружие.

Куча денег понадобилась, чтобы доказать: Рассольников не стрелял в Агурайца из бластера. Для этого, во-первых, требовалось переписать протокол задержания, ведь там написано черным по белому: «В руках у задержанного находился карманный бластер системы „Магнум“». А теперь будет: «При обыске задержанного не обнаружено ни огнестрельного, ни лучевого оружия». Во-вторых, нужно было забрать этот самый, испятнанный Платоновыми отпечатками бластер из хранилища вещдоков и вычеркнуть из книги учета. Платон сидел на табурете перед столом, заваленным бумагами. Похоже, их не трогали годами. Руки у археолога уже были свободны, но от наручников остались болезненные следы. И Рассольников растирал запястья, убеждая себя, что самое худшее позади.

Дождавшись звонка из банка и убедившись, что деньги переведены в «Фонд вдов и сирот», инспектор с ухмылкой почиркал в протоколе, встал из-за стола и, вобрав .живот и расправив плечи, двинулся к вышестоящему начальству. Остальные инспекторы, располагавшиеся за точно такими же столами-свалками, с любопытством поглядывали на богатого арестанта.

Через несколько минут инспектор вернулся. По лицу его трудно было что-либо прочитать.

– Пошли, – объявил он. – Господин комиссар желает с тобой поговорить.

Кабинет полицейского комиссара походил на небольшой музей, а сам комиссар – на его экспонат.

Полки стеллажей ломились от всевозможных кубков, ваз и статуэток – все из золота, серебра и платины, на стенах висели золотые медали размером с тарелку, антикварное оружие в усыпанных каменьями ножнах и внушительного вида почетные грамоты в золоченых рамах.

– Можешь идти, – приказал комиссар инспектору.

Тот, заметно помрачнев, отправился в коридор. Увешанный сияющими в свете ламп орденами, аксельбантами и знаками различий толстяк поднялся из-за роскошного письменного стола, который был украшен сказочными башнями из золота и слоновой кости. Прошелся по кабинету, довольно потирая руки. Платон стоял у дверей.

– Садитесь, господин Рассольников, – любезным тоном предложил комиссар и указал на стул, стоящий посреди кабинета.

Археолог сел. Сиденье было жесткое, а спинка слишком выгибалась назад – типичный стул для подчиненных.

– В грязную историю вы вляпались, любезнейший, – покровительственно похлопав Рассольникова по плечу, изрек бочаец. – Просто на редкость грязную. Впрочем, археологи вечно копаются в дерьме. – Очевидно, это была шутка, ибо комиссар затрясся от хохота.

– Меня вляпали в историю, – твердо поправил его Платон. – И вы это прекрасно знаете.

– Увы, я знаю лишь то, что мне докладывают подчиненные, – развел руками комиссар. – Отныне за вами будут следить агенты наружного наблюдения. Так что вы должны быть святее папы римского. – Выдержал паузу. – Если хотите покинуть нашу гостеприимную планету, я сейчас же достану вам билет…

– А как же ваши заработки? – усмехнулся археолог. – Я не так бессердечен, чтобы оставить бочайскую полицию без куска хлеба.

– Говорите да не заговаривайтесь! – рявкнул мгновенно вскипевший бочаец. – Вам мало неприятностей?!

Полицейский комиссар молча шагал из угла в угол, затем сделал круг по кабинету. На ходу он громко щелкал суставами пальцев – почти как легендарный батька Махно. Наконец бочаец остановился перед археологом и произнес официальным тоном:

– Господин Рассольников, вы можете идти. Свобода вашего передвижения по Бочасте-Роки-Шиа ограничивается. Каждый день в восемнадцать часов по столичному времени вы будете сообщать в комиссариат о своем местоположении. Номер видеофона и радиочастоту узнаете у дежурного. В случае невыхода на связь будете подвергнуты штрафу в десять тысяч кредитов. При повторном нарушении – аресту. Вам все ясно?

– Яснее некуда. – Платон поднялся со стула. – Прощайте. Надеюсь, это наше последнее свидание. Комиссар только хмыкнул в ответ.