Текст книги "Чужими руками"

ГЛАВА 26
СЕМЕЙНАЯ ЖИЗНЬ

«Семья – основанная на браке или кровном родстве малая группа, члены которой связаны общностью быта, взаимной помощью, моральной и правовой ответственностью…»

Документ 26 (статья из древнего словаря)

За механозародышем корабля пришлось ехать в Императорский коммерческий банк. После бегства бочайской верхушки банк, само собой, не работал, а охрана разбежалась по домам. Лишь электронные сторожа охраняли титанитовые хранилища. Для спецагента дело техники – отключить многослойные защитные контуры и вскрыть замки.

Вылупление решили проводить в саду. Если активизировать механозародыш в подвале – съест весь дом. Кнутсен вместе с Платоном бережно перенесли «яйцо» из грузовика в садовую беседку. Фруктовые деревья, кусты и цветочные клумбы – все, что ее окружало, было обречено на съедение. Новорожденный удивительно прожорлив.

«Зародыш» походил на яйцо гигантского ящера и был прохладным на ощупь. Тестировать его оказалось нечем. Даст бог, бочайцы не пытались испортить его в отсутствие владельца.

Археолог нацелил на гладкий бок «яйца» активизатор – маленький излучатель электромагнитных волн – и дал высокочастотный импульс. Ничего не произошло.

– Сколько надо ждать? – мысленно спросил Платон свой микрочип.

– Вечность, – буркнул тот. – Нет ответного сигнала.

– Что же делать?

– Возьми другое «яйцо».

Рассольников беспомощно поглядел на Серого Лиса.

– Есть проблемы? – спросил тот.

Платон нагнулся к «зародышу», начал его гладить и, прижавшись щекой к поверхности, зашептал, раз за разом повторяя:

– Ну давай, сыночек, просыпайся.

Кнутсен посмотрел на него, как на идиота, но махнул рукой и ушел в дом.

Прошел час. Толку по-прежнему никакого. Утомившись, Рассольников сел на каменный пол беседки. «Так не бывает г – думал он, раскачиваясь, как китайский болванчик. – Выжить во всех передрягах, бежать из плена, отбить три атаки и споткнуться на ровном месте!»

Вдруг активатор слабо пискнул и зажег красный огонек на рукояти: «Живем, черт возьми! Есть бог на свете!» Вскочив на ноги, Платон от радости саданул кулаком по мраморной колонне.

– Жи-вем!!! – крикнул он спецагенту.

– Полундра! – воскликнул микрочип. – В укрытие!

– Не паникуй, – успокоил его археолог. – Там долгая перестройка.

Серый Лис высунул голову из окна.

– Что за буза?

– Процесс пошел! – Археолог снова ударил по колонне и ушиб костяшку мизинца.

– Сейчас приду, – натренированно спокойным голосом сказал Кнутсен и, с грохотом и звоном распахнув окно, выпрыгнул в сад.

«Яйцо» лопнуло спустя два часа – в разгар запылавшей звездами тропической ночи. Раздался пронзительный звук, похожий на звон матричного синтезатора, когда он выплевывает из рабочей зоны готовый предмет. Затем внутренность беседки озарилась оранжевым светом, ее блестящие колонны четко выделялись на фоне темных древесных стволов. Археолог увидел множество красноватых огоньков, медленно ползающих вокруг «яйца». Его оболочка прорвалась, и зародыш принялся осваивать подножный корм.

Огоньков становилось больше, они двигались все быстрее. Послышалось жужжание и визгливый скрежет – отростки зародыша проникали в камень и землю и начинали их переваривать. Беседка оплывала, как подтаявший торт-мороженое. Атомы ее вещества совершали превращения, о которых веками мечтали древние алхимики. Камень потек, и вскоре остатки беседки стали просто кучей не пойми чего. Она светилась красноватым светом и шевелилась, будто разворошенный муравейник. От кучи отделились и поплыли в звездное небо клубы светящегося дыма. И вот уже в саду полыхало дрожащее зарево. Рассольников и Кнутсен с замиранием сердца следили за вылуплением с заднего крыльца особняка. Клубы дыма взлетали все выше и чаще, треск, скрип и жужжание слились в дребезжащий гул. Суетящиеся в саду красные огоньки образовывали цепочки, похожие на ручейки раскаленной лавы, вытекающие из жерла вулкана. Можно было различить что-то огромное и горбатое, качающееся, словно лодка на волнах. Волны горячего воздуха катились во все стороны, и вот уже людям стало невмоготу – они разделись до трусов, но не захотели уйти под защиту стен.

– Папа! – закричал биомех на весь пустырь, когда рассеялось облако дыма. – Папа! Где ты?!

Серый Лис делал вид, что ничего не слышит. Платон чертыхнулся про себя, спустился с крыльца и побрел через сожранный сад. Биомех был взрослого размера, с розовой, поросшей нежным пушком кожей. От него валил белый пар, и еще в воздухе стоял ощутимый запах грудного молока.

«Бред какой-то! – думал археолог, подходя к кораблику. – При чем здесь молоко?» Молоком от биомехов пахнуть не должно – ни грудным, ни кислым, ни сгущенным. Это была хитрая уловка новорожденного – первая, но далеко не последняя.

– Папа! Папочка! – испуганным детским голоском продолжал звать биомех, даже когда Рассольников был всего в трех шагах.

– Привет, – сказал археолог. – Ну, чего ты кричишь?

– Я тебя зову, зову, а ты не идешь, – с обидой в голосе ответил кораблик.

Платон опешил: «Так, значит, это я – папочка! Я, а не покойный „Оболтус“, которого ищет механический малыш. Нет, так дело не пойдет».

– Ты ошибся, голубчик, – объявил он. – Я не твой папа, я – твой капитан.

– Мне не страшен океан, реки и моря. Моя папа-капитан. Кря, кря, кря, – дурашливым голосом пропел биомех.

Кнутсен расхохотался. Оказывается, он уже стоял у Рассольникова за спиной.

– Ты можешь только дурачиться или еще умеешь и летать? – буркнул Платон.

– Я знаю все, что знала моя мама, которую ты ласково называл «Оболтусом». Я помню все, что было между вами, – многозначительным тоном произнес кораблик.

Это был удар ниже пояса. Хорошо хоть, спецагент не знает, о чем речь. Впрочем, не трудно догадаться.

– Как тебя зовут? – чтобы сменить тему, не подумав, спросил Платон. Он сам должен был дать своему кораблю имя.

– Сынок, – с готовностью ответил биомех. Вот так новорожденный кораблик сам себе придумал имя.

– Надо спешить, – подавив ухмылку, объявил Кнутсен. – Твое рождение уже засекли. На пустырь наверняка прибудут гости.

– Грузите багаж, – сказал «Сынок» и образовал в своем боку грузовой люк. – Я готов.

– Ты уверен? – с сомнением произнес Рассольников. – Тебе нужно топливо, а нам – вода и сублимированные продукты.

– Все уже на борту. Из здешнего краснозема получилась отличная горючка, – усмехнулся кораблик. – А питаться вы будете корнями манговишни.

Археолог со спецагентом начали перетаскивать в трюм кораблика тюки и коробки с экспедиционным имуществом. Время от времени микрочип в голове Платона объявлял роковым голосом, сколько времени прошло после вылупленшг. Только зря «гнал волну» – Рассольников и без того носился взад-вперед как угорелый.

Наступил рассвет. Погрузка была закончена. Гиперпрыгун зарастил люк и оторвался от земли. «Неужели пронесло? – подумал Рассольников, вытирая со лба пот. И тут на дальнем конце пустыря, который образовался в ходе боя, над руинами кирпичного дома блеснула голубая капля глайдера – и тотчас озарилась вспышками двух лазерных пушек.

Не успевшие добраться до командной рубки археолог и спецагент могли уповать только на врожденные навыки биомеха. Если «Оболтус» действительно сумел заложить в гены своего детища корабельное искусство, то у беглецов есть смутная надежда на спасение.

Пустив в ход стартовый ускорители, «Сынок» на антиграве скакнул над трехэтажной церковью на противоположном краю пустыря и завис позади нее.

Спецагент влетел в рубку, мгновенно оценил обстановку и отдал приказ:

– Открой люк – я выберусь на крышу! Кораблик его прекрасно слышал, но люк не открыл – с какой стати ему выполнять команду чужака?

– Что скажешь, папа? – раздалось в узком коридоре, которым Платон пробирался к рубке.

– Открывай! – крикнул Рассольников. – Он знает, что делает!

И Серый Лис выбралс'я на карниз. Оттуда через выбитое окно он перебрался на верхний этаж и через заваленные мусором и обломками комнаты проскользнул к окнам противоположной стены. Спецагент выбрал позицию и залег…

Глайдер медленно приближался, пересекая заросший бурьяном пустырь.

– Дистанция – четыреста, – сообщил кораблик своему папе-капитану, который наконец-то добрался до рубки. – У них гравищит.

Лазерные лучи, пущенные с глайдера, срезали с крыши остатки обрушившейся колокольни, печные трубы, часть балок и перекрытий. Грохота и пыли было много, но для кораблика опасности никакой – что-то вроде психической атаки. Зато Кнутсена едва не раздавило рухнувшим бревном. Ответить на вражий огонь «Сынку» было нечем – при рождении кораблик безоружен, а Серый Лис не спешил выдать себя, хотя щит целую секунду был отключен.

– Триста пятьдесят.

– Эй, на корабле! – передали по тахионной связи на хорошем космолингве. – Сдавайтесь! Сопротивление бесполезно!

– Тяни время, – передал от микрочипа к микрочй-пу спецагент.

– Хорошо, – мысленно ответил археолог, а на глай-дер он передал: – Какой смысл? Нам все равно конец.

– Триста.

– А вдруг ты нам понравишься, и мы тебя пожалеем? – В глайдере засмеялись.

Рассольникову почудилось что-то знакомое в интонациях врага. Никак не сообразить. Впрочем, какая разница, кто именно тебя укокошит?..

– Двести пятьдесят.

– Садись и вырубай движок – или сожжем! – отсмеявшись, рявкнули из глайдера.

– Стой! – заорал в ответ Платон. – Корабль заминирован! Взорву весь поселок!

Глайдер и не думал стопорить ход.

– Двести.

– Я не шучу! – кричал в микрофон археолог, сам начиная верить в свои слова.

– Перестань дурачиться, Платоша, – усмехнулись на глайдере. – Никогда не слышал об археологах-самоубийцах. Вы же выпивохи, чревоугодники и женолюбы. Вы будете цепляться за жизнь руками и ногами…

– Сто пятьдесят.

Лазерные пушки глайдера опять дали залп, напоминая о своем существовании. Они до конца обрушили перекрытия и срезали верхнюю часть стены. «Жив ли агент?» – с тревогой подумал Рассольников.

Серый Лис был жив. На сей раз он выстрелил – и сжег одну из лазерных пушек. Враги не решились снова выключать щит и бить по стрелку из уцелевшей пушки. У них были другие планы.

– Сто.

Кнутсен пальнул из подствольника. От удара грави-щита капсула улетела в небеса, и вырожденное пространство выплеснулось где-то в вышине.

Глайдер был совсем близко. Своим гравищитом он начал утюжить особняк, пытаясь раздавить стрелка – как кусочек паштета размазать по краюхе хлеба. Третий этаж исчез – только бурое облако пыли, затянувшее участок. На кораблик сыпались обломки кирпича, куски шифера, обрезки досок. Он отлетел подальше, оказавшись на открытом месте и в перекрестье прицела.

Платон был уверен, что Серый Лис мертв, и через несколько секунд они вместе с «Сынком» будут зажарены заживо. А прыгать в гиперпространство вблизи такого огромного тяготеющего тела, как Бочаста, – чистое самоубийство. Этот прыжок закончится в ядре планеты.

И вдруг Рассольников сообразил, что можно использовать антигравитационный двигатель кораблика.

– Сумеешь собрать гравиполе в кулак и смять их щит? – спросил он у «Сынка».

– Мама не пробовала. Рискну.

– Мы попытаемся разбить щит, – передал от микрочипа микрочипу Платон.

Он надеялся на чудо, но спецагент не ответил. Кнут-сен вместе с перекрытиями и полом верхнего этажа рухнул на второй этаж, и его завалило обвалившейся стеной. «Мертв», – понял археолог и приказал «Сынку»:

– Бей! Хуже не будет.

Кораблик ударил. Сконцентрированная мощь анти-грава смяла вражеский щит. На мгновение глайдер оказался беззащитен. И тут на глайдер среди ясного неба обрушилась черная тень – словно коршун на куропатку. Машина загорелась, упала на пустырь и раскололась надвое.

В глайдере включилась система пожаротушения, заливая обломки розовой пеной. Черный гиперпрыгун без опознавательных знаков опустился на землю неподалеку от места падения. Из него выбрался коренастый тип, похожий на древнего мексиканца в бородавчатом сомбреро. С полей сомбреро, растущего из верхушки его головы, тянулись к пояснице слизистые тяжи. Это был апт – точная копия разумного гриба, с которым Платон по второму заходу летал на Тиугальбу.

Из покосившейся двери особняка вдруг появился Кнутсен. «Жив курилка!» – обрадовался Платон. По лицу спецагента текли красно-бурые ручейки, окровавленные волосы слиплись в сосульки, а сам он с ног до головы покрыт известковой пылью. Серый Лис пошатывался и сжимал руками голову – ему здорово досталось.

Гриб, плавно вытанцовыя на мускулистой пяте единственной ноги, подошел к глайдеру, склонился над тающей горой пены и с натугой потащил наружу тело пилота. Когда обгоревший труп оказался на земле, археолог увидел: он – человек или мимикрист.

– Кто вы такой? – обретя дар речи, спросил Рассольников незнакомца.

– Автономное плодовое тело – кто же еще? – самодовольно произнес гриб. – Мимикристы не ввязывались в драку и караулили тебя, чтобы отомстить. А я караулил их.

– За что мне мстить? – удивился Платон.

– За то, что их планета заражена спорами Великого Мицелия. Ты сдержал слово и отправил по назначению труп Кребдюшина. А когда споры проросли, мимикристам было уже поздно начинать стерилизацию. Теперь ты и Непейвода – главные враги их общины. Они будут охотиться за вами везде, куда смогут дотянуться. Улетай немедленно. Хотя не уверен, что ты сумеешь прорваться: у Бочасты висят боевые корабли Карантина. . – Не впервой. Бог не выдаст —свинья не съест, – улыбнулся Платон. Он все еще не верил, что остался жив. – Как ты попал на Бочасту?

Всем известно, что апты объявлены Здравдепом опасной заразой. Любой гриб при разоблачении немедленно попадет в карантинный изолятор, чтобы уже никогда из него не выйти.

После того, как на планете Моока Карантин уничтожил Мицелий, разразился громкий скандал. Право «Сынок» несся над пыльными крышами города, в котором впервые воцарился мир. Жители Сияющего-В-Кущах опасливо выглядывали из подвалов и бомбоубежищ. Самые смелые прогуливались по все еще пустынным улицам. Где-то громили уцелевшие витрины. Бочайцы провожали удивленными взглядами несущузащитные организации, опираясь на установления Всеобщей декларации прав сапиенса, подали в Галактический Суд. Победителей на этом процессе не оказалось: Великий Мицелий не был реабилитирован, ка-рантинщиков не наказали, но и стерилизация планет была запрещена. Однако охота на аптов продолжается. Если карантинщики ловят разумного гриба, то навечно запирают в изоляторе как переносчика заразы.

– Я носил тело матерого рукобрюха и имел отличную ксиву.

– А Бочасту ты уже осеменил? – спросил он. Гриб усмехнулся в ответ. Они прекрасно умеют смеяться. Известно, что и сам Мицелий обладает чувством юмора.

– Великий Мицелий вам благодарен, – негромко заговорил апт. – Поэтому и послал меня остановить мимикристов. Но я не смогу помочь вам при прорыве. Мне надо лететь. Прощайте.

И вот уже кораблик гриба вознесся в небеса. Пора было улетать и «Сынку». Платон и Серый Лис забрались в свой гиперпрыгун. На экране радара быстро двигалась желтая точка, обходя стороной скопление зеленых, затем она исчезла.

– Что случилось? – воскликнул Платон.

– Сбили твоего мухомора, – флегматично ответил Кнутсен.

– Тебе его не жалко? – с укором произнес археолог. – Он же спас нас обоих.

– Тут сплошная ботаника. Миссию свою он выполнил – Бочасту осеменил, споры в нем иссякли. Жизнь утратила всякий смысл. – Серый Лис посмотрел на Рассольникова и, не обна'ружив понимания во взгляде, продолжил: – Апт редко умирает своей смертью —кому охота превратиться в лужу гнили? А тут эффектная смерть… Грибы знают толк в красоте.

ГЛАВА 27
РЕШЕНИЕ СУДЬБЫ

«Человеки – квазиразумный вид, имеющий крайне несовершенное, короткоживущее тело, алогичное, суетливое сознание и невероятные, ни на чем не основанные амбиции. По иронии судьбы, представители этого ублюдочного вида считают себя венцом творения, но не способны без скафандра находиться под водой и даже на суше не всегда твердо стоят на ногах. Свою неполноценность человеки пытаются скомпенсировать многочисленностью, слабость они маскируют наглостью, а ложь стала главным инструментом их внешней политики. Задача любой истинной цивилизации остановить наступление этих ненасытных полчищ, очистить Спираль Нереста от заразы под названием „Хомо Сапиенс“. Мы, ойроцаты, обязаны броневой головогрудью встретить лавину обнаглевших обезьян, решив судьбы галактики…»

Документ 27 (отрывок из «Настольной книги ойроцата»)

Кораблик направлялся в самый центр столицы, в посольский квартал, откуда вчера был эвакуирован последний солдат Карантина. Археолог возражал против этого путешествия, но он успел убедиться: спорить с Кнутсеном бесполезно.

Посольский квартал бои не затронули. Только три или четыре здания пострадали от поджогов, да и то лишь снаружи. Закоптились стены и окна первых этажей – системы пожаротушения не пустили огонь внутрь.

Пальмолипы, отзываясь на слабый ветерок, качали широкими кронами в скверах и садах вокруг колониальных особняков. Грозные робокопы, лишившись питания, замерли на перекрестках – но даже сейчас бочайцы не решались их тронуть. Белая броня робоко-пов раскалилась от полуденного жара, как и разноцветная тротуарная плитка. На улицах ни души. Можно было подумать: у обитателей квартала обычная сиеста и они укрылись в домах, полных живительной прохлады.

«Сынок» опустился перед внешними воротами комплекса Генпредставительства Лиги Миров, небо над которым по-прежнему накрывал силовой «зонтик».

– Когда тебя ждать, папочка? – требовательно спросил кораблик.

– Через полчаса, – ответил за археолога Серый Лис и велел Платону: – Скажи ему, чтоб установил силовой барьер – а то местные могут притащить пушку и устроить здесь тир.

«Сынок» с удовольствием выставил барьер – он боялся враждебного города.

– Что мы здесь забыли? – поежился Платон при виде знакомой эмблемы «Лига Миров», красовавшейся на створках массивных черных ворот.

– Коды, – кратко ответил спецагент.

С помощью микрочипа и командного блока он занялся охранной системой. Надо было осторожно влезть в ее электронные мозги и отключить изнутри, чтобы не сработали ловушки карантинщиков. Карантин любит оставлять после себя всякую пакость.

Археолог осмотрелся. И стены Генерального представительства, и сами ворота были исписаны оскорблениями в адрес Лиги Миров в целом, лично Полномочного Представителя и даже самого господина Генсека. Бочайские подростки входили во вкус граффити.

– На кой черт тебе лезть в эту кучу дерьма? – не унимался Платон. – Эти посольства для бочайцев – как бельмо на глазу. Наверняка мы уже под прицелом.

– Не дрейфь – внутри никого. Карантинщиков и след простыл, партизаны пока далеко, а горожане за забор сунуться боятся. – Серый Лис на секунду оторвался от раскуроченного блока управления охранной системой и объяснил: – Мне нужно узнать коды. Тогда мы сможем спокойно пройти сквозь эскадру.

– Разве ты их не знаешь?

– Коды наверняка изменили, пока мы копошились у Следа.

Кнутсен – мастер проникать в надежно запертые помещения. «Взрывать надо было, взрывать… – с укоризной бормотал он себе под нос, вскрывая один за другим электронные замки, каждый из которых был снабжен несколькими ловушками. – Пожалели добро – уверены, что скоро вернутся. Вот и дожалелись…» Археолог был с ним согласен.

Строго засекреченный Центр слежения и спецсвязи находился под землей – на минус пятом этаже. У него были титанитовые стены толщиной в полтора метра, полностью изолирующие от всех видов излучения.

– Уютное местечко, – произнес спецагент, когда они уселись в кожаные кресла на Центральном Посту.

Вдоль стен по кругу стояли внушительные пульты.. Все они оставались в рабочем состоянии.

Зал был похож командную рубку флагмана военного космофлота и имел все необходимые приборы. Отсюда можно следить за каждым уголком Звездной Системы, командовать боевыми спутниками и управлять эскадрами

Кнутсен и Рассольников пару минут смотрели на перемещения гиперкораблей на огромном экране. К Бочасте перебросили Седьмую эскадру Военно-космических сил Лиги Миров. Ее флагманом был гиперкрейсер «Грохот» под командой опытного вояки лейб-коммодора Трускавца.

Потом Серый Лис залез в компьютер и, молниеносно отдавав два десятка команд, за минуту взломал совершенную защиту. Казалось, быстротой реакции Кнутсен ничуть не уступает его позитронным мозгам.

– Пароль верен, – объявил комп, хоть на самом деле не получил ничего. И вот уже новые коды появились на экране монитора.

Платон, затаив дыхание, следил за манипуляциями спецагента. Это было подлинное искусство. «С таким мастерством нужно воровать миллиарды, а не лезть под пули ради нищенской пенсии, – подумал археолог. – Видно, я чего-то не понимаю в этом мире».

Чтобы связаться с лейб-коммодором по тахионной линии, Кнутсену понадобилось еще пять секунд. Сначала спецагент послал на борт «Грохота» код прямого доступа, затем личный код Трускавца и, наконец, свой личный код.

– Открой коридор для ухода с Бочасты, – произнес Серый Лис, когда на экране появилось будто тесанное из мореного дуба лицо лейб-коммодора Трускавца.

– У меня приказ сбивать всех – даже с кодами, – заявил в ответ Трускавец и посоветовал: – Свяжись со своим начальством – пусть пришлют эвакуационную команду.

– У тебя плохо с глазами? Председатель Здравдепа наделил меня чрезвычайными полномочиями.

– Извини, браток. Установлена полная блокада, и планета закрыта. Никакие полномочия не действуют. – Лейб-коммодор был само терпение.

– Я – спецагент и подчиняюсь лично Киндерглассу!

– А я – командующему флотом, – спокойным голосом ответил Трускавец. – Пусть твой старик позвонит моему старику, и они обо всем договорятся.

– Не много ли на себя берешь?! – зарычал спецагент, пытаясь взять на испуг. Это было последнее и почти всегда проигрышное средство. – Если провалишь операцию, старик сотрет тебя в порошок!

– Сопли подбери! – рявкнул лейб-коммодор. – Грозить мне вздумал! – И оборвал связь.

Экран погас. Платон молча ждал комментариев. Спецагент задумчиво потер подбородок и сказал:

– Вот теперь можно лететь.

– На тот свет?

– На дозволенную высоту. Скажи «Сынку», чтоб поднимался на сотку.

«Сынок» оторвался от земли и, прорезав атмосферу, вышел на разрешенную орбиту. Он делал это впервые в жизни, и Платон был почти уверен, что молоденький кораблик все делает не так и рано или поздно им каюк. Если «Сынок» не справится с охлаждением непрерывно нагревающейся кожи, они изжарятся при бешеном трении о воздух. Если «Сынок» не сумеет сохранить герметичность отсеков, то внутри воцарится вакуум, и они задохнутся и станут кусками льда…

Однако кораблик не подвел – «Сынок» завис над Бочастой. С крейсера поступила тахиограмма:

– Немедленно возвращайтесь на планету. При неподчинении открываем огонь на поражение.

– Мы – на сотке, – ответил Платон.

– Черт с вами! – передали с флагмана. – Подниметесь хоть на километр – собьем без предупреждения.

– Договорились.

Радар по-прежнему показывал несколько ярких зеленых точек. Кораблик навел на эскадру фотоумножитель и дал изображение. На экране переднего обзора возник боевой фрегат с надписями «Карантин» и «Кусака» – на обшивке. Изображение сменилось, показался борт сторожевого глиссера с номером 115 и той же надписью «Карантин». Затем настала очередь крейсера «Грохот». Это было внушительное зрелище: два десятка боевых рубок с лазерными пушками и ракетными установками, тугие спирали миноустановщиков, дюжина гиперторпедных аппаратов, пучки тахионных антенн, сетчатая корона минного трала, гроздья космокатеров, шары локаторов. Корвет «Фчераш», на который археолог попал во время экспедиции на Тиугальбу, по сравнению с крейсером был как кабан перед носорогом. – И что теперь? – осведомился Рассольников.

– Надо ждать.

– Чего?

– У моря погоды, – ответил Кнутсен. – Удобного случая.

* * *

Ожидание длилось больше суток, наконец на экране радара появилась цепочка красных огоньков. Корабль Л за кораблем – выпрыгивали из гиперпространства. Карантинная эскадра задвигалась.

«Сынок» перехватил тахиограмму с флагмана, адресованную приближающимся кораблям:

– Немедленно остановитесь! Это закрытая зона под контролем Карантина. Планета заражена. Любые полеты в Системе запрещены.

– Мы пришли отомстить! – раздалось в ответ – таким же прямым текстом. – Смерть вонючим обезьянам!

Фотоумножитель «Сынка» дал картинку: на пределе видимости появился боевой корабль весьма странной формы – свернутый набок домик рака-отшельника. Это были ойроцаты.

– Немедленно остановитесь! – продолжал взывать лейб-коммодор Трускавец. – Или открываю огонь!

– Все-ех на дно-о-о!!! – кричали в ответ. – Сме-е-ерть!!!

– Ойроцаты в бешенстве и не способны мыслить логически, – сказал Кнутсен. – Теперь они будут убивать, пока не погибнут все до одного. Включились древние инстинкты – «раки» вышли на битву с наземными хищниками. Так уже бывало – сто лет назад, например. Тогда погибли миллионы ойроцатов, прежде чем угроза гибели вида не подавила примитивные программы. Ойроцаты сумели смирить гордыню и приспособиться к новым условиям, приняли навязанные им правила игры. Сколько крови прольется сейчас, прежде чем они образумятся? Никак не могут понять очевидное: время «раков» безвозвратно ушло. Мечты о гегемонии Цан-Ойроцата – опасный бред.

– За что они взъелись на Карантин? – спросил Платон, с опаской поглядывая на экран, где возникали все новые и новые корабли ойроцатов.

Они мало походили на земные, и археолог не мог определить, каково их вооружение. Но уродливые, членистые очертания этих кораблей создавали впечатление чего-то предельно чужеродного, а потому ужасного. Это были бронированные монстры, вышедшие из глубин океана, а не воплощенные в металл плоды инженерной мысли.

– На людей как вид. Обиды копились годами, а схватка на бочайском космодроме стала последней каплей.

– По крайней мере, они не подкрались с тыла и не ударили в спину, – заметил Рассольников.

– В традициях «раков» – биться с открытым забралом. Суть в том, что они любят попугать. Вот только люди теперь боятся ойроцатов гораздо меньше – громили их, и не раз. Но раки свою тактику не меняют… – хмуро сказал Серый Лис. – Вот погода, которой мы ждали. Попробуем проскочить, пока они грызут друг другу глотки.

– Вы будете уничтожены, – объявил ойроцатам Трускавец и больше не тратил слов.

Карантинные корабли построились широким клином и устремились навстречу ойроцатам.

– Рванешь в планетной тени – по моей команде, – сказал «Сынку» Кнутсен. – Приготовься…

Кораблик больше не артачился – он был сообразительным мальчиком. Когда речь идет о жизни и смерти, каждая секунда на счету.

Две эскадры быстро сближались. Сражение началось, когда их разделяло сто тысяч километров. Гравитационные щиты, искривляя пространство, отражали залпы лазерных батарей. Малые Доктора (торпеды с вырожденным пространством) стаями бросались в атаку. Силовые поля защищали от них корабли. Ан-нигиляционные орудия выстреливали пучки античастиц, сжигавшие торпеды в полете, и вырожденное пространство выплескивалось раньше времени. Но порой торпеды рвались близко от кораблей и сминали эйнштейновскую метрику. Щиты исчезали, и тогда лазерные лучи достигали цели. Огневые башни взрывались, из вспоротых отсеков уходил воздух.

За первый час битвы никто не достиг ощутимого перевеса, но затем начало сказываться техническое отставание ойроцатов. Устаревшие реакторы перегревались и глохли, гравищиты слабели, и их корабли становились мишенями для карантинщиков. Лазерные пушки могли за секунды превратить их в решето.

Ойроцаты продолжали огрызаться. Горел крейсер «Грохот», был поврежден фрегат «Кусака», погибли три глиссера. В космосе рассеялись десятки спасательных катеров и шлюпок Карантина. Ойроцаты охотились за ними, как акулы – за новорожденными черепашатами.

Но потери ойроцатской эскадры были страшнее: вышли из строя два крейсера, два корвета и шесть малых кораблей. Десяток Больших Докторов – брандеров с вырожденным пространством – взорвались преждевременно и от них даже досталось своим: распалась на части десантная баржа, и сотни коммандос были выброшены в открытый космос.

– Давай! – крикнул Серый Лис, и кораблик рванул в нейтральное пространство, прячась в тени Бочасты.

Корабли Лиги сосредоточились на полпути к третьей от солнца планете Системы – бочайцы звали ее Гулингой. А «Сынок» двигался в сторону здешнего светила. Надо уйти на миллион километров от планеты – и можно сделать первый прыжок.

В космическом пространстве продолжали рваться торпеды, схлестывались лазерные лучи, раздавались команды, проклятья и призывы о помощи. Ойроцаты не сдавались, они даже шли на таран своими горящими кораблями. Правда, ни один не смог добраться до цели. Их корабли вели огонь до последнего и взрывались вместе с экипажами, которые ни разу не попытались спастись на шлюпках и катерах.

Казалось, обеим эскадрам было не до маленького гиперпрыгуна. И все же «Сынок» обнаружил за собой погоню. Два карантинных глиссера выскочили из-за Бочасты и нагоняли кораблик, имея двойное превосходство в скорости.

– Что будем делать? – спросил Платон.

– Тяжелого оружия у нас нет – значит, надо применить твои «игрушки». Пусть Моргенахт наконец сделает что-то хорошее.

– Какой артефакт тебе глянулся?

– Слюна Мамбуту подойдет как нельзя лучше. Цитирую: «По линии, начертанной Великим Мамбуту, должно произойти воссоединение всего сущего». Так гласят священные тексты, которые я свистнул из партизанского штаба. Этот манускрипт – подробные инструкции по применению «частиц Истинного Бога».

– А он не врет?

– Вот и узнаем.

– С чего начинать?

– Прежде надо испытать действие Слюны, – объявил Серый Лис. – Что будем склеивать? – И выразительно посмотрел на Рассольникова.

Особого выбора у Платона не было – только личные вещи, которые вместе с «яйцом» и кое-каким экспедиционным имуществом оставались в городе. Он взял в каюте домашний тапок и – для чистоты эксперимента – тюбик с зубной пастой. Вышел в девственно чистый коридор «Сынка», положил тапок и тюбик на пол – на расстоянии три метра друг от друга.

– Мы не повредим «Сынка»?

– Не хотелось бы.

– Как активизировать Слюну?

– Надо приложить усилие. Положи «игрушку» на пол, подпрыгни и приземлись на нее – словно хочешь раздавить.

Рассольников все так и сделал. Ничего не произошло. Пузырь со Слюной Мамбуту мирно лежал на полу.

– Что дальше?

– Возьми его в руки, – командовал Серый Лис. Платон с опаской взял артефакт, будто это был пышущий радиацией кусок чистого плутония.

– Подожди немного.

С полминуты Слюна Мамбуту не менялась. Но вот в центре пузыря затеплился белый огонек, который постепенно рос. Артефакт словно бы разогревался от внутреннего огня, но горячим при этом не становился – по-прежнему был чуть тепленьким.