Текст книги "Заслуженное счастье (сборник)"

Глава V

– Я спрошу…

– Нет, я… Тебе попадет еще, пожалуй…

– Да ведь я не у тети Нетти пойду спрашивать, a у Ии Аркадьевны…

– Ну, тогда другое дело. Ступай. И я пойду с тобой.

Ия стояла у окна гостиной и тщательно подштопывала замеченную ею накануне дыру на занавеси. Был рождественский сочельник, и кое-кто из знакомых Вадберских и Баслановых были приглашены встретить его здесь.

На улице падал снег большими мокрыми хлопьями. Стояла оттепель. Дворники усиленно работали лопатами, уничтожая грязь. Погода походила скорее на осеннюю, между тем как святки наступали обычно студеные.

Ия работала иглой и перебирала в памяти, все ли закуплено ею к вечеру, по поручению Андрея.

– Варенье, конфеты, фрукты… закуски: сардины, икра, сиг копченый, ростбиф, ветчина, сыр… За селедками новую горничную послать надо… Вино сам Андрюша принесет… – перечисляла она.

– А, малыши! Что вам надо?

Перед Ией стояли Надя и Жура. Личики детей хранили сосредоточенное выражение.

Ия – враг всякой сентиментальности – никогда не ласкала близнецов, но, тем не менее, дети так привязались к ней и полюбили ее за ровное, справедливое обращение с ними, что часа не могли провести без нее.

– Вижу по глазам, что какое-то у вас ко мне дело. И дело притом огромной важности, – шутила девушка, оставляя свою работу и вопросительно поглядывая на детей.

– Вы угадали, Ия Аркадьевна, дело есть, – тоном серьезного, взрослого человека произнес Жура.

– Очень важное дело, – подтвердила и его сестренка.

– Вот, видите ли, когда мы жили у мамы, то у нас… – начал мальчик.

– Бывала всегда елка в сочельник, – подхватила Надя.

– Маленькая такая елочка на столе…

– Мамочка ее покупала потихоньку, сюрпризом для нас, и украшала ее на кухне, a после обеда вносила совсем уже украшенную и ставила на столе. A свечи мы зажигали сами…

– Ах, как это было весело! – вскричал Жура.

– Ужасно весело! – вторила ему Надя.

– A теперь елки не будет! – внезапно меняя тон, печальным дуэтом произнесли малютки.

Ия взглянула в затуманившиеся личики детей, и сердце ее вспыхнуло жалостью к малюткам. Так остро захотелось ей в эту минуту, чтобы прояснились сейчас эти милые личики. «Ведь сочельник – детский праздник, и не кто иной, как дети должны в память родившегося в Вифлееме Младенца праздновать его», – мелькнуло в голове молодой девушки.

Она задумалась на минуту. Потом сказала с улыбкой:

– А, пожалуй, можно еще устроить елку. Подождите меня здесь, детвора. Я пойду поговорить с дядей Андрюшей по этому поводу.

– Ах! – и затуманенные личики мигом прояснились. Две пары голубых детских глазенок загорелись надеждой.

– Пожалуйста, Ия Аркадьевна, попросите его позволить нам устроить сегодня елку! Ведь мы хорошо учились и вели себя при вас? – смущенно просила Надя.

Она имела право говорить так сейчас, эта маленькая девочка с глазами, похожими на две голубые звездочки. За два с лишком месяца пребывания в доме Ии близнецы не были замечены ни в чем дурном. Их классными занятиями Ия тоже была вполне довольна.

Поэтому, когда молодая девушка решительными шагами направилась в студию брата, дети, считая дело покупки елки уже решенным, стали оживленно совещаться о ней.

В мастерской Андрея Аркадьевича сидела Нетти. Без дальних вступлений Ия просто обратилась к молодому художнику.

– Послушай, Андрюша, дети мечтают о елке, не найдешь ли ты возможным устроить ее им?

– Разумеется, разумеется, как это я мог забыть о них! Извини, пожалуйста, Иечка. Вот, возьми деньги… Они лежат вон там, на столе, – засуетился молодой художник, отбрасывая кисть и палитру.

Внезапно присутствующая здесь Нетти отложила в сторону тоненькую с безвкусно раскрашенной обложкой книжку, в заголовке которой крупными буквами значилось: «Нат Пинкертон», и взволнованно заговорила:

– A по-моему, все эти елки одна только глупая трата денег, a удовольствия от них не получается никакого. Сама я в детстве их терпеть не могла. К тому же теперь нам пригодится каждый лишний рубль. Еще не все счета уплачены. Да и наш костюмированный вечер обойдется недешево. Сегодня тоже трат предстоит немало. A тут еще извольте бросать деньги на какие-то глупости. Увольте, Ия, мы не Ротшильды, и так André день и ночь работает на семью. Избавьте его хоть от таких лишних расходов, как никому не нужная елка, – уже заметно раздраженным тоном заключила Нетти.

– Но… дети так хотели устроить хотя бы маленькую елочку! – невольно смущаясь, настаивала Ия.

– Ах, полноте, пожалуйста, дети глупы и ровно ничего не понимают. К чему им елка, когда есть гораздо более интересные удовольствия для них? Можно свести их как-нибудь в цирк или в балет на утренний спектакль. Наконец, для них явится уже огромным развлечением смотреть на нас, когда мы, взрослые, будем танцевать на костюмированном балу.

– Значит, вы против устройства елки? – меняясь в лице, уже холодно спросила Ия.

– Безусловно.

– А ты, Андрюша?

В следующую же секунду взглянув на брата, молодая девушка пожалела о заданном вопросе. Смущенный и сконфуженный, сидел за мольбертом Андрей Басланов, стараясь избегать взглядом глаз сестры.

Он был жалок. Не будучи в состоянии прекословить своей взбалмошной и эгоистичной супруге, Андрей сознавал тем не менее на этот раз всю ее неправоту. Не говоря ни слова, не взглянув даже на золовку, Ия вышла из мастерской.

«Бедные дети! Бедные дети! – проносилось в голове девушки. – На пустячное удовольствие для вас нет денег, a на костюмированные балы и глупейшие наряды их бывает с избытком», – горько думала она, впервые в жизни ненавидя виновницу этих горьких дум.

Лишь только она открыла дверь в гостиную, Надя и Жура бросились к ней.

– Ну, что, Ия Аркадьевна, что? Позволил дядя Андрюша? – с захватывающим интересом спрашивали дети.

Ия взглянула на эти преображенные радостью и тревогой личики, и у нее не хватило духу огорчить близнецов.

– Одевайтесь-ка скорее, малыши, и идем покупать деревце и украшения, – произнесла, невольно краснея, молодая девушка.

К счастью, дети не заметили ее смущения и, хлопая в ладоши, бросились вприпрыжку исполнять приказание молоденькой наставницы.

A через какой-нибудь час времени все трое возвращались с сияющими от удовольствия лицами, нагруженные всевозможными сверточками и пакетами домой. Артельщик нес за ними красивое деревце. И елка, и украшения были приобретены на скудные гроши Ии (но это осталось тайной для детей), которые девушка сохранила для покупки необходимых для себя вещей, не послав их вместе с остальными матери. Без малейшего колебания сделала это Ия.

Елку решено было украшать в детской потихоньку от взрослых, и Ия приняла самое деятельное участие в этих хлопотах, к полному удовольствию счастливой детворы.

* * *

Вечер… К восьми часам оттепель неожиданно сменилась крепким морозцем. Мокрые хлопья снега не падали уже больше. Теперь едва-едва снежило… Грязь и лужи затянуло ломким стеклянным ледком.

Стемнело. На небе появилась в общем хоре золотых созвездий на редкость яркая и крупная Вифлеемская звезда. Улицы заметно опустели. Редкие в этот вечер прохожие спешили по домам встретить праздник у себя дома или под кровом друзей и близких.

Наверху, в детской, уже заканчивались последние приготовления к елке, навешивались последние картонажи[24]24
  Картона́ж – мелкие изящные изделия из картона (коробочки, украшения на елку и т. д.).


[Закрыть], когда, оживленная и радостная, вбежала сюда Катя. Обычно гладко и просто причесанная в одну косу, голова девочки теперь преобразилась. Вычурная прическа с крепко завитыми кудряшками совершенно изменила смуглое Катино лицо и состарила его по крайней мере лет на десять. В руках Катя держала что-то яркое, покрытое блестками и мишурой.

– Смотри, смотри, что Нетти мне подарила, – захлебываясь от восторга, кричала девочка, поднося к самому лицу Ии пестрые блестящие лоскутки, – придется только немножко подчистить и перешить, и что за чудесный костюм Мотылька выйдет у меня из этого к балу! Тут мы посадим крылышки или банты в виде крылышек, a здесь цветок. Как ты думаешь, цветок или розетку из лент? – внезапно делаясь серьезной, спрашивала сестру Катя.

– Катя, Катя, смотрите, какая елка у нас! Сейчас зажигать будем?! – прыгая вокруг девочки, радостно кричали Надя и Жура.

– Что? Елка? Очень мило, очень мило, – рассеянно и не глядя на украшенное деревце, машинально роняла Катя, вся уходя в свои личные переживания.

– Катя, да что с тобой? Я решительно не узнаю тебя с некоторых пор, – и, бросив перевязывать какой-то пестрый пряник с картинкой, Ия с удивлением взглянула на младшую сестру.

За эти несколько дней, проведенных совместно с Катей, она решительно отказывалась понимать сестру.

Теперь Нетти не отпускала Катю ни на шаг от себя, и девочка была, по-видимому, очень довольна этим. Они ездили вместе на прогулку, именно ездили, a не ходили, потому что ходить пешком Нетти терпеть не могла, называя это мужицким удовольствием, посещали многочисленных знакомых Нетти, a главное, ежедневно бегали по Гостиному двору, по целым часам простаивая у витрин магазинов, или же проводили дома бесконечные часы в беседах о платьях, о костюмах, прическах и развлечениях.

Нетти сумела так заинтересовать Катю в самый короткий срок и своей шумной суетливой жизнью, и своими интересами, что девочка в какую-нибудь неделю вся с головой окунулась в эту блестящую, пустую и бессодержательную жизнь, к полному удивлению и неудовольствию Ии. Прежнее чувство враждебности Кати к невестке, которое она испытывала в Яблоньках, исчезло бесследно. Напротив, теперь она стала горячей сторонницей Неттиных интересов и страстно привязалась к ней.

Молодая женщина умела вовремя подольститься к девочке, удовлетворить ее тщеславие восторженными отзывами о ее внешности, умела своевременно обласкать болезненное самолюбие Кати. В представлении Кати Нетти являлась теперь и умницей, каких мало, и обворожительной красавицей, и шикарной светской дамой, которой необходимо подражать. И сама Катя, как могла, подражала Нетти: походкой, звуком голоса, манерой говорить.

Но то, что шло взрослой замужней женщине, звучало диссонансом в пятнадцатилетнем подростке.

Сейчас, по моде причесанная, вся ушедшая в решение сложного, по ее мнению, вопроса, посадить ли ей цветок или ограничиться розеткой на юбке маскарадного костюма, Катя показалась старшей сестре жалкой и нелепой.

– Катя, милая Катя, кто подменил тебя? – прошептала с горечью Ия, пользуясь тем, что увлекшиеся приготовлением елки близнецы не могли слышать ее.

– Я не понимаю, что значат твои слова, Ия?

– A я не могу понять, что стало с моей милой, простой и естественной сестренкой. Неужели же эти несколько дней, проведенные в тлетворной обстановке, могли так изменить тебя?

– Какие глупости! Ничто меня не изменило, и я осталась такой же, как и прежде, – вспыхнув до ушей, произнесла Катя, отворачиваясь от сестры. Тогда Ия взяла ее за руку и, глядя ей в лицо, проговорила:

– Неужели же маме доставило бы удовольствие видеть тебя такой?..

– Какой? – глаза Кати говорили, что она отлично поняла сестру, но ложное самолюбие мешало ей признаться в этом, и она махнула рукой, заученным, перенятым у Нетти жестом и ломаясь проговорила: – Какой? Скажи на милость, я не понимаю тебя.

– Катя! Катя, стыдись! К чему эти ломанья, эти вычурные прически, этот неестественный тон!.. Неужели в Яблоньках…

– Барышня, пожалуйте в столовую чай разливать, молодая барыня вас просить приказали, – прервала Ию появившаяся на пороге франтоватая новая горничная.

– Что, Луша, собрались уже гости? – подскакивая к девушке, живо заинтересовалась Катя.

– Собрались, барышня, как же.

– Много? Ах, Боже мой, – засуетилась Катя, – где у вас тут зеркало?… Неужели вы можете обходиться без зеркала, – метаясь по комнате, лепетала она, – негде прическу поправить даже.

– Ты помнишь, в Яблоньках мы обходились совсем без зеркал, – напомнила ей сестра.

– Ну, вот еще глупости, то в Яблоньках, a то в Петербурге, – досадливо пожала плечами Катя. – Здесь собирается избранное общество, и не могу же я, Андрюшина сестра, ходить как кухарка! – и с этими словами Катя, забрав с собой свои блестящие тряпки, помчалась в будуар Нетти, отведенный для нее.

– Ну, дети, – обратилась по ее исчезновении к близнецам Ия, – вы тут навешивайте оставшиеся картонажи и пряники, a я пойду вниз разливать гостям чай. Потом вернусь и зажжем елку.

– A мы не подождем «кого-то»? «Кто-то», по-моему, должен прийти сегодня, – заикнулся было Жура.

– «Кто-то» не забудет нас в такой день, – подтвердила и Надя, лукаво поблескивая глазенками.

Но Ия не слышала уже детей. Она была за дверью.

Глава VI

За чайным столом в столовой собралось большое общество. Войдя в комнату, Ия прежде всего увидела Нетти, нарядную, веселую, оживленную, в новом блестящем туалете, с вычурной прической из фальшивых локонов.

Констанция Ивановна, едва ли не более нарядная, нежели дочь, помогала последней занимать гостей. Несколько дам и барышень, пожилых и молоденьких, окружили их. Андрей Аркадьевич, успевший сменить рабочую блузу на сюртук, сидел среди мужчин на дальнем конце стола. Там же Ия заметила двух странно знакомых ей по виду молодых людей: кавалерийского юнкера, черного, вертлявого, с усиками юношу лет двадцати, и рыжеволосого студента в довольно-таки потертой тужурке.

Юнкер тотчас же вскочил при виде Ии со своего места и, звеня шпорами, подбежал к ней.

– Мое почтенье, Ия Аркадьевна. Узнаете?

Это был младший сын князя, Валерьян, которого в детстве встречала Ия.

Старший, рыжий Леонид, тоже поднялся со стула, неуклюжей походкой вразвалку подошел к молодой девушке и с силой тряхнул ее руку.

– Здравствуйте, барышня, будем знакомы, – грубоватым голосом произнес он.

Разница между обоими братьями бросалась в глаза при первом же взгляде на обоих. Насколько изящный, хотя и пустой Валерьян по первому впечатлению казался сыном своих родителей, выглядя несмотря на свой вертлявый и легкомысленный вид отпрыском старинного аристократического рода, настолько рыжий Леонид воспринимался простолюдином.

Но Ие он понравился больше своего изысканно одетого блестящего брата. И она с удовольствием пожала его руку, бросив мимолетный взгляд на его старенькую тужурку и открытое, несколько угрюмое лицо.

– Изменились же вы, барышня, с того дня как я вас видел будучи еще мальчишкой, – говорил Леонид басом, усаживаясь подле Ии, занявшей место за самоваром, в то время как черненький Валерьян занялся Катей, успевшей прибежать сюда раньше сестры и оживленно болтавшей с двумя соседками, сверстницами Нетти, барышнями Кутузовыми, Сашенькой и Аделью.

– Князь Валечка, князь Валечка, – кричали обе барышни, заглушая друг друга, – покажите нам фокус, вы обещали. Помните?

Валерьян, никогда не помнивший своих обещаний, если они не касались лошадей и верховой езды, до которой он был большой охотник, тем не менее поспешил очень охотно удовлетворить желание гостей.

Он показывал барышням фокус за фокусом, очень довольный тем, что обращает на себя всеобщее внимание, и немного рисуясь под устремленными на него взглядами. Его хорошенькое женоподобное лицо фарфоровой куклы, с черными глазами и черными усиками, так и сияло самодовольством. Он, как настоящий опытный фокусник, со всеми заимствованными у последнего приемами, глотал ножи, отрезал себе палец, рвал и снова склеивал носовой платок.

Это было забавное зрелище. И взрослые, и молодежь с удовольствием забавлялись им, прихлебывая чай со всевозможными печеньями и кексами.

Ие то и дело приходилось наполнять чашки и стаканы.

Леонид вызвался помогать ей. Но он делал это так неудачно, что успел уронить ложку и разбить хрустальное блюдечко для варенья.

– Нет уж, увольте меня, князь, плохой вы помощник, – улыбаясь, отстранила его молодая девушка.

– A вы лучше не бранитесь, милая барышня, – пробасил Леонид, хмуря рыжие брови.

– То есть как это: «не бранитесь», – удивилась Ия.

– Да очень просто, князем обозвали. Нешто это не брань? Терпеть не могу, когда меня титулуют. Если я имел несчастье князьком родиться, так это только горе для меня. Князь, у которого нет денег и который должен висеть на шее у старика отца, потому только, что давать уроки – при княжеском титуле – это значит вооружить против себя тех бедняков, которые имеют бо́льшее право на заработок, нежели я…

– Но вы так молоды, учитесь еще… – попробовала утешить юношу Ия.

– Вот то-то и беда, что поздно схватился за ум и перешел в университет; тут хоть дело делаешь, a не коптишь небо, как мой дражайший братец и его товарищи… Вон видите тех лоботрясов, что увиваются около Нетти…

Ия, немало удивленная таким признанием юноши, который в детстве казался ей совсем иным, мерзким и гадким мальчиком, взглянула в сторону невестки и увидела двух молодых людей – юнкера, судя по форме, однокашника Валерьяна, и совсем еще юного офицерика, оживленно беседовавших с Нетти.

До ушей Ии долетали фразы:

– Итак, мы танцуем в следующее воскресенье… Чудесно… Вы обещали мне все кадрили и мазурку.

– Неправда! Неправда! Только первую кадриль и котильон…

– Mais parole d’honneur![25]25
  Но честное же слово! (франц.)


[Закрыть]

– Нет-нет, лучше и не говорите! Я ведь помню.

– A вы видели тот костюм, который мне разрисовал André?

– Умопомрачительно! Да!

– По розовому фону цветы и бабочки, бабочки и цветы…

– Восторг! Адски красиво, воображаю!

– Ия, chère[26]26
  Дорогая (франц.).


[Закрыть] Ия, налейте еще чаю корнету Пестольскому, – неожиданно через весь стол обратилась к молодой девушке Нетти.

– О! Новость в доме, – шепотом произнес молоденький корнет, наклоняясь к плечу Нетти, – a вы нас и не познакомили с ней, княжна!

– Какая же я княжна, перестаньте, я замужняя дама, madame Басланова, – кокетливо надувая губки, произнесла капризным тоном Нетти, – и прошу, monsieur, этого ни в коем случае не забывать.

– Постараюсь, прелестная бывшая княжна, – дурачился офицерик.

– Опять? Вот вам за это! – и Нетти слегка ударила его по руке.

– A она весьма недурна, эта барышня за самоваром, – произнес другой кавалер Нетти, юнкер Дима Николаев, товарищ Валерьяна, издали наблюдая за Ией, – право же, очень и очень мила, – добавил он, ломаясь.

– Вы находите? – тут Нетти насмешливо прищурила глазки. – Может быть, вы и правы, но эти провинциалки совсем не умеют держаться в обществе, – понижая голос, объясняла она своим кавалерам.

– Она вам родственница?

– Да… нет… дальняя… – краснея, буркнула Нетти, – a вот там направо сидит ее младшая сестра. Эта лучше, хотя и глупа ужасно… Вообразите, что ни скажу, все принимает за чистую монету. Воображает себя красавицей, ха-ха-ха! Да, a притом раболепно подражает мне во всем. Совсем маленькая обезьянка.

– Да неужели? – протянул Пестольский.

– Честное слово. Ей можно Бог весть чего наболтать, она всему поверит.

Все трое при этих словах устремили глаза на Катю, оживленно болтавшую в это время с Валерьяном.

– Гм… Гм… Что если попробовать поухаживать за ней, – произнес, покручивая усики, Николаев.

– За такой девчонкой? Не смешите лучше! – расхохоталась Нетти.

– Вот именно, надо посмешить, a кстати, и самому посмеяться, – и, говоря это, юноша незаметно пересел поближе к Кате и вмешался в ее разговор с князем Валерьяном.

Катя была в восторге от своего кавалера. Не успела она прийти сюда, как услышала столько приятных комплиментов!

Ей говорили, что она удивительно интересна, что скромный костюм ей так к лицу, a эта модная прическа так подходит к ее типу.

Бедная Катя! Она еще не умела отличать самой грубой лести от правды, и юная головка кружилась от восторга. Выражение счастья не покидало теперь ее смуглой рожицы, манеры сразу приобрели уверенность. Она с апломбом отвечала своим кавалерам. И, сама того не замечая, ломалась и гримасничала, то и дело неестественно вскрикивала и смеялась, стараясь в то же время копировать все движения и манеры Нетти.

Ия видела все и любящей душой сестры замечала то, что ускользало от внимания самой Кати. Болезненно сжималось сердце молодой девушки. Так вот оно что! Так вот чем отплатила ей Нетти. Она умышленно лестью и притворной дружбой портит Катю, хочет сбить с толку бедную легковерную девочку и сделать ее посмешищем в глазах других. Нет-нет, она, Ия, не должна допускать этого! Она обязана охранять сестру от всяких обид и насмешек.

Мысль о Кате так прочно овладела молодой девушкой, что она не замечала, как ее сосед, князь Леонид, внимательно разглядывал ее. И только когда его густой, грубоватый голос зазвучал снова, Ия обратила внимание на своего соседа.

– Смотрю я на вас, барышня, и диву дивлюсь. Одна вы здесь среди присутствующих живой человек, – произнес Леонид, прямо глядя в строгие глаза Ии.

– A другие что же? Мертвые, по-вашему? – не могла не улыбнуться та.

– Не совсем мертвые, но и не живые какие-то, куклы на пружинах, автоматы, право… Взгляните на барышень только: какие все бессодержательные лица, с моей дражайшей сестрицей включительно, так и написано у них на лбу: «здесь не думают, ибо не любят тратить времени даром». A прически-то? Вороньи гнезда, пугала огородные, смотреть противно!

– A вы не смотрите, – снова усмехнулась Ия и тихонько позвала сестру.

– Катя, иди сюда. Разливай чай за меня, мне необходимо пойти в детскую.

Катя, недовольная тем, что ее оторвали от крайне интересной для нее беседы, нехотя встала и подошла к сестре.

– Катя, голубушка, будь проще и сдержанней, – успела шепнуть ей незаметно Ия, уступая сестре свое место за самоваром.

Злые огоньки зажглись в глазах Кати.

– Нельзя ли без замечаний, – не разжимая губ, буркнула она и тихонько шепнула вслед старшей сестре, но так, что только одна Ия могла ее расслышать:

– Классная дама без муштровки не может шагу ступить.

– Катя! – с упреком вырвалось было у старшей сестры, но, не желая обращать на себя всеобщего внимания, Ия предпочла молча удалиться из столовой, хотя сердце молодой девушки еще тревожнее сжалось в эту минуту.

Теперь она видела ясно: Нетти сдержала свое обещание. Нетти отплатила ей, смущая и портя бедную Катю, оказавшуюся такой легкомысленной и не в меру доверчивой.

«Уж скорее бы проходили эти праздники и уезжала бы отсюда Катя… Бог знает какие еще дурные причуды может вселить в нее Нетти. A на Пасху ни за что не возьму ее сюда. Пусть лучше поскучает там, у себя в интернате, весной же увезу в Яблоньки на здоровый воздух, в здоровую деревенскую обстановку», – и, порешив на этом, Ия спешными шагами поднялась наверх.

– Ну вот и я, дети, теперь будем зажигать елку! – весело, как ни в чем не бывало, крикнула она с порога, открывая дверь в детскую.

И тотчас же, удивленная, слегка подалась назад. При ее появлении с кресла поднялась молодая женщина, одетая скромно, почти бедно, в черном стареньком платье с воротничками и манжетами ослепительной белизны. Густые волосы молодой особы были гладко причесаны на ровный, как ниточка, пробор. Худощавое бледное лицо было спокойно и строго.

– Зинаида Градова, – назвалась незнакомка, крепко, по-мужски пожимая руку Ии, – мать вот этих малышей.

Тут движением, исполненным неожиданной нежности, так мало соответствующей ее строгому виду, молодая женщина притянула к себе Журу и Надю и стала ласково гладить их по головкам.

«Так вот кто это, – пронеслось вихрем в голове Ии, – недаром таким знакомым кажется мне ее лицо. Я видела его однажды на портрете в кабинете князя».

A Зинаида Юрьевна между тем, прямо глядя в глаза Ии, говорила своим энергичным, сильным голосом:

– Я рада повидать вас, Ия. Можно в силу родства называть вас так? Да, рада познакомиться с вами и поблагодарить вас за моих ребят. Бог знает что за воспитание они получали до вашего появления в доме! Я всегда занята, вы знаете, отец говорил вам, должно быть, что я задалась целью окончить медицинские курсы, чтобы дать детям в своем скромном углу (она особенно подчеркнула последнее слово) безбедное существование на личные средства, не прибегая к помощи других, даже отца. С этой целью я и учусь целыми днями, с этой же целью и доверила временно дедушке внучат. И уже раскаиваюсь в последнем. Судя по многому, жизнь малюток далеко не сладка в этом доме, и если бы не вы, Ия, которая сумела скрасить здешнее житье-бытье моим близнецам, я бы взяла их сейчас же обратно, хотя и живу в одной комнате, которую снимаю. A это было бы нелегко. Так дайте же пожать вашу руку, Ия, и от души поблагодарить вас за все.

И она снова сильно, не по-женски, тряхнула в энергичном пожатии худенькие пальчики Ии.

Эта энергичная молодая особа, с ее правдивыми глазами, честным, суровым лицом и простой, лишенной всякой аффектации речью, сразу понравилась Ие. Ей казалось, что она давно знает Зинаиду Юрьевну. Знает и уважает ее и за цельность натуры, и за желание пробить себе путь в жизни далеко не легким способом.

Жура и Надя, как маленькие котята, ласкались к матери; они любовно гладили ее руки, перебирая худые, длинные пальцы молодой женщины, и нежно заглядывали ей в лицо.

Зинаида Юрьевна, в свою очередь, то и дело гладила кудрявые головки и разрумянившиеся личики детей.

– Журка, Наденыш мой, рады меня видеть? Знаю, знаю, что рады, малыши! Я и сама без вас нет мочи как соскучилась. Да недосуг было заглянуть сюда к вам. Занятия у меня по общей гигиене и по анатомии были. Впрочем, все это пустой звук для вас, глупышки вы мои! A сегодня, в сочельник, не могла не прийти и оставить вас без обычных подарков. – Ну, что, нравится тебе моя кукла, Наденыш? А тебе, Евгений, по душе пришелся мотор? Его бензином наливать надо… Как настоящий.

– Прелесть, мамочка, что за моторчик! Ия Аркадьевна, милочка, посмотрите, какую мне мама принесла игрушку, – и Жура протянул Ие действительно прелестную игрушку, крошечную копию настоящего автомобиля.

– A мне куклу, глядите, какую. Она на нас с Журой похожа, и глаза, и локоны как у нас! – подбегая к Ие с другой стороны с хорошенькой французской куклой, захлебываясь от удовольствия, лепетала Надя.

– Нарочно и выбрала такую, – улыбаясь, говорила молодая мать.

– Ну, a теперь зажигайте елку, потешьте вашу маму, устала она от своих лекций и репетиций, хочется ей самой подчас в ребенка беззаботного превратиться, – и говоря это, Зинаида Юрьевна улыбнулась милой, простодушной улыбкой, чрезвычайно скрасившей и молодившей ее суровое лицо.

С веселым смехом и суетой дети в сопровождении Ии бросились к елке и стали зажигать прелестное деревце.

Когда разгорелись разноцветные свечи на елке и вся она, зеленая, пышная и нарядная, засияла десятками огоньков, в дверь детской неожиданно постучали.

– Принимают гостей? – послышался знакомый голос с порога.

– А, дедушка, дедушка! Тебя нам только и не хватало, смотри, даже мама пришла! – и дети весело устремились навстречу старому князю.

– Здравствуй, отец, – подошла следом за ними к Юрию Львовичу его старшая дочь.

– Здравствуй, Зина, рад тебя видеть! Не очень-то ты балуешь своими посещениями твоего старика, – с ласковым упреком обнял Градову князь.

– Что делать, отец, ты же знаешь, лекции берут все мое время, к тому же и уроки, которые я даю…

– Урожденная княжна Вадберская не должна была бы давать уроки, когда ее старый отец может помочь ей, поделиться с ней теми крохами… – с горечью начал князь.

– Вот именно, крохами, отец, – перебила его Зина. – Если бы ты был обеспечен, я бы не задумываясь приняла твою помощь, но, дорогой, я знаю, что твоей пенсии едва хватает на содержание семьи и моих же детей. Ты и так уже много делаешь для меня, помогаешь мне в воспитании Евгения и Надежды, а…

– Зина, Зиночка, послушай, дружок мой, своего старого отца. Оставь ты свой институт, свою медицину, не для тебя все это, не для твоего хрупкого здоровья, Зина. Поселяйся с нами, заживем вместе. И дети будут рады несказанно, да и я… Утешь старика, – зашептал тихим голосом князь, стараясь говорить так, чтобы Ия с детьми не могла его услышать.

Зина нахмурилась. Резче выступила глубокая черточка между бровями на лице молодой женщины.

– Опять ты за прежнее, отец, – сказала она, пожимая досадливо плечами. – Я знаю, ты любишь меня и был бы счастлив сознавать, что я нахожусь тут же, у тебя под крылышком, но, повторяю тебе то же, что говорила уже и раньше. Раз я начала какое бы то ни было дело, я должна довести его до конца. Я поступила в медицинский институт, чтобы по окончании его сделаться женщиной-врачом. Не хочу скрывать, не одна только идея помощи ближним руководит мной, нет, хотя я и люблю людей и всею душой стремлюсь принести им пользу, но и своих детей, вот этих самых глупышек Надю и Журку, люблю я сильно, и идея вывести их личными средствами в люди преследует меня день и ночь. Их покойному отцу, так безвременно умершему, поклялась я выполнить это и должна сдержать мою клятву, чего бы она ни стоила мне. А во-вторых, отец, если две медведицы не уживаются в одной берлоге, судя по русской пословице, то как же ты хочешь, чтобы ужились в ней целых три, да еще таких разнородных по характеру, как Констанция Ивановна, я и Нетти, – и, скрашивая горечь слов своей милой, добродушной улыбкой, Зинаида Юрьевна нежно обняла отца и поцеловала его в лоб.

Этот вечер сочельника надолго остался в памяти Ии. Из нижнего этажа, из гостиной, сюда доносились звуки модного танца, бойко разыгрываемого Нетти… Потом танец сменился шансонеткой, спетой кем-то из молодых людей.

Наконец, до слуха собравшихся в детской дошло хоровое пение. Но здесь никто его даже и не слушал. Все были заняты друг другом в этой небольшой уютной комнатке, где царило самое неподдельное веселье.

Маленькое зеленое деревце сияло своими разноцветными свечами, распространяя запах хвои, такой свежий и приятный. Угощенье, состоявшее из яблок, пряников и леденцов, казалось куда вкуснее фруктов и кексов, подаваемых в хрустальных вазах гостям там, внизу.

A самое приятное было видеть счастливые личики детей, так искренне, от души, веселившихся около елки…