Текст книги "Леди Чудо"

– Вы просто не поняли, как он это сделал. Он действует всегда чужими руками, – медленно произносит он, подходя к перилам, – всю мою жизнь так. За него всегда всё делала мать. Покупала мне подарок на день рождения, когда он даже о нём и не помнил. Но я знал, что он ни черта не участвовал в нашей жизни. Изредка, когда Энтони был болен или занят, не имея возможности развлекать его, как мартышка.

– Это не моё дело, и вы можете не слушать меня, но, мне кажется, что вы неправы. Вы знаете только одну сторону медали, а как же вторая? Простите меня, Артур, но я не понимаю. Конечно, ваши отношения очень сложные, но их сложность заключается только в непонимании друг друга и нежелании это делать. Вы вольны думать, как хотите, это ваше восприятие, и никто не имеет права заставлять вас изменить его, – тихо произношу я, подходя к нему и вставая рядом.

– У вас есть семья, Анжелина, а у меня была только мать. Всем этим, собой, я обязан только ей. Она с детства учила меня быть взрослым и решать проблемы самому. А его не было. Я желал смерти брату, и вот оно исполнилось. Но думаете это принесло мне радость? Нет. Я любил брата, несколько завидовал тому, как легко ему даётся общение со всеми и его раскрепощённости, но мы разные. И именно я получил первым извещение о его смерти. Я прилетел сюда и увидел весь этот ужас, кем он стал на земле. Я заплатил всем, некоторых отправил в другие страны, только бы никто не обмолвился словом, что он сотворил. И я корил себя в тот момент о своих детских желаниях. Во всём виноват Роджер, если бы не он, то Энтони не умер бы.

– Примите мои искренние соболезнования, Артур, – смахиваю слезу, выкатившуюся из глаз, и ещё глубже проникаюсь этим человеком.

– Это уже неважно, Анжелина. Энтони мёртв, а мне оставил разгребать его проблемы, – резко мотает головой, словно сбрасывая с себя печаль и человечность, не давая себе хотя бы немного поскорбеть.

– Знаете, мои родители, как и наши предки всегда живут вместе. Семьями. Дом трещит от них. Раньше я не хотела жить так же, а сейчас, – меняю тему, поворачиваясь к пейзажу, позволяющему увидеть красоту этой земли, – я мечтаю о другом. Я бы хотела купить им большой дом здесь или построить его, чтобы все жили вместе. Когда мне было шестнадцать, я жаждала остаться хоть ненадолго одна, побыть в тишине, закрыться в комнате. Но у меня не было такой возможности, и я приходила сюда, мечтая о том, что переберусь в замок. Там тихо, никого нет, и я была бы одна. Но сегодня моё мнение изменилось, я вижу, насколько все счастливы, жить даже так. И это прекрасно. Наверное, глупо, но тепло, когда все рядом.

Не произносит ни слова, а я смотрю вперёд, жалея, что, вообще, завела эту тему, но остановиться не в силах. Кажется, что атмосфера позволяет мне обезопасить себя, сейчас, именно в эту секунду.

– Я понимаю, почему вы это сделали, – быстро произношу я, боясь испугаться своих мыслей.

– Сделал что? – Переспрашивает он.

– Ну… там… в подвале. Вы поцеловали меня, и я понимаю, почему вы это сделали, – голос понижается, а щёки вспыхивают от моментального тока, прошедшего по позвоночнику.

– Правда? – Настороженно произносит он.

– Да, Артур, понимаю, – кивая, поворачиваюсь к нему. – И поверьте, это нормально.

Его брови ползут вверх, а губы растягиваются в улыбке. Но от этого внутри так туго всё.

– Ваша невеста уехала и вам просто не хватает женской ласки, которую она дарила вам. Ваша свадьба уже близко, и, наверное, вы немного волнуетесь. Вы любите её, в вас переизбыток этого, поэтому, когда я подвернулась вам под руку, и вы представили её на моём месте, – выдавливаю каждое слово из себя, наблюдая, как мрачнеет его выражение лица.

– Вы считаете, что все браки совершаются по любви? – Издаёт смешок.

– Конечно. Разве не так? У меня столько примеров. Мои родители, братья, сестра, наши соседи. Все полюбили и женились раз и до последнего вздоха. Иногда, конечно, браки распадаются, потому что люди немного ошиблись, ощутив это чувство. А оно предназначалось к тому, кто был в тот момент близко к их выбору. Но всё всегда встаёт на своё место, – улыбаюсь ему, хотя сердце болезненно сжимается.

– Интересная интерпретация брака и развода. А что вы скажете о моих родителях, познакомившись с ними? – Пытается сдержать смех. Поджимаю губы и тяжело вздыхаю, отворачиваясь от него. Почему ему весело? Почему не грустно, как мне?

– Я знаю, что они любили друг друга, да и сейчас любят. Просто слишком закрыли свои сердца и не позволяют увидеть вновь это чувство. Если бы так не было, то и никто бы не страдал из вас. Никому не было бы больно и обидно за ошибки. Не было бы ссор и напряжения. Да и ревности. Ваша мама так плохо подумала обо мне лишь потому, что она любит вашего отца, как и он её. Горе должно сближать…

– Я женюсь не по любви, Анжелина. Я не люблю Хелен, и вряд ли для меня это будет когда-то доступно, – перебивает меня. Резко поворачиваю голову, хмурясь от его слов.

– Тогда зачем? Венди ваша дочь? – Шепчу я.

– Нет, Венди дочь Энтони. Хелен забеременела и пряталась, пока она не появилась на свет, во избежание требования оборвать беременность. Она шантажировала Энтони, а затем мою мать. Но мать была добра к ней, как и к Венди, подарив роскошную жизнь. Хелен ждала, что Энтони сделает ей предложение, но ему было плевать. Он лишь изредка приезжал к дочери и всегда под…

– Наркотиками. Ваш отец поделился со мной и, поверьте, я никогда и никому этого не скажу, – продолжаю я, заметив удивление, а затем злость в его глазах.

– Артур, правда, никогда и никому. Это ваша тайна и я сохраню её, даже если меня будут пытать. Я вынесу, но рта не раскрою, – подхожу ближе, заверяя его, и боясь упустить эту ноту, так благозвучно играющую в его душе, по направлению ко мне.

– Верно, под наркотиками. Он умер и оставил завещание, где отдал мне всё. Титул, замок, свои долги, часть перешла на Роджера. Он просил удочерить Венди и дать ей семью, которую мы никогда не имели. Я и выполняю его последнюю волю, хотя никогда не планировал связывать себя узами брака. Хелен поставила условия, что отдаст мне право опеки над ребёнком только после объявления её леди Марлоу, то есть моей женой. Нет никакой любви, Анжелина, один расчёт. У меня забрать Венди, выполнить условия наследства, у неё наконец-то добиться того, ради чего она её родила. Ребёнок в нашем случае лишь орудие манипуляции и только, – заканчивает он, и улыбается, да так печально, что моё сердце обливается кровью. Ему больно, а я никто, чтобы утешить его. И ведь хочется, до сумасшествия хочется дотронуться до этого мужчины и дать понять, что я рядом. Нет никаких проблем, когда есть человек, готовый помочь пережить это бремя.

– Но, может быть, это судьба, Артур? Судьба очень жестоко поступила с вами, а значит одарит в будущем. И Хелен… она, возможно, любит вас…

– Она деньги любит, Анжелина. Не надо здесь искать вашу глупую любовь. Нет её, как и веры, как и этой магии. Ничего нет, одна суровая реальность, которая изменила всю мою жизнь. Вы думаете, я видел её, когда целовал вас? Нет. Я видел вас, только вас, Анжелина. Я хотел этого, задушить вас или же причинить боль, а потом так резко… чёрт, да я не испытываю никого раскаяния. Мне плевать на эту свадьбу, я видел вас и сейчас вы разглагольствуете о любви, а я думаю, как бы дотронуться до ваших губ. Вы как огонь, и я с ума схожу от собственных мыслей! – Кричит, ударяет кулаком по бетону и дышит тяжело, как и я, обескураженная такими словами.

– Вы неправы. Вам нет нужды говорить всё это, только бы меня не обидеть. Я ведь всё понимаю, и мы оба взрослые люди. Хелен всё же вам дорога. Простите, но я не верю вам. Не верю, что если бы вы не хотели свадьбы, то женились, а не искали иные пути. Выходит, в подсознании вы испытываете к Хелен чувства, но пока боитесь их, – мягко произношу я, боясь ещё больше разозлить его. Но пусть даже злой, пусть мои же слова будут болезненными только для меня, а ему они помогут.

– Чёрт возьми, вы издеваетесь сейчас? – Неожиданный смех вырывается из его рта, вместе с паром. Оборачивается ко мне, а я отрицательно мотаю головой.

– Нет, конечно. Я никогда не издевалась над вами и не собираюсь, всего лишь пытаюсь помочь вам понять свои чувства и не запутаться. Ведь со стороны всё видишь иначе. И повторюсь, нет ничего страшного в том, что случилось. Это бывает, только не следует никому знать…

– Да замолчите уже, Анджелина, – грубо обрывает меня. – Правильно меня называют. Дьявол. И вы думаете, мне обидно? Ни капли. Нет ничего, а вот то, что вы сами ничего не видите, добирается до меня.

– Отчего же? Я вижу, Артур, конечно, вижу, – быстро киваю я, делая ещё один шаг к нему. – Я вижу, насколько вы прекрасны внутри. Я вижу, как ваше сердце красиво и ярко играет свои мелодии. Я вижу жизнь, что бьётся в ваших глазах. Я вижу. Только вы это прячете, очень глубоко прячете, когда именно в этом сами и нуждаетесь. Вы ведь можете всё, Артур! Буквально всё! – Говорю звонче, улыбаясь ему сквозь слёзы, а он так внимательно слушает меня. И мне хорошо, внутри хорошо, что помогу ему. Открою ему глаза, дам возможность самому увидеть, как же он невероятен.

– Всё в ваших руках. Вы можете повелевать своей судьбой, главное, посылайте ей свои желания. Верить. Это тоже необходимо. Вы сами наполнены магией, Артур, у вас всё получится. Только пожелайте этого, сами ощутите свою силу. Вы захотели сделать Венди счастливой и разрешили оставить ёлку, ребёнку большего и не нужно было, она безгранично счастлива. И таких моментов я могу перечислить много, где вы всего лишь немного захотели, и это откликнулось моментально всплеском незабываемых эмоций. Вы вольны делать всё, что захотите. То, что принесёт вам настоящее и чистое счастье, – замолкаю, переводя дыхание.

– Всё что захочу? – Медленно поворачивается ко мне корпусом, а его глаза отчего-то так темны, что мне становится жарко.

– Да. Да, Артур. Всё, что захотите, – киваю я, улыбаясь ему.

– То, что принесёт мне счастье? Верно, Анжелина? – Делает шаг ко мне. А мои губы пересыхают, то ли он напряжения, что в теле, то ли от тумана, моментально образовавшегося в голове. То ли от его пристального взгляда.

– Да. Если будете счастливы вы, по-настоящему счастливы, то и те, кто вас любит, будут вдвойне, – голос пропадает. До носа доносится его аромат. Втягиваю его, дурманящий меня.

– А если меня некому любить? – Понижает голос, уже вплотную прижимаясь ко мне. А я теряюсь. Теряюсь в его тягучей реке из нот, что создал для меня.

– Есть… я точно знаю, что есть, – и так страшно произнести это, но ещё страшнее не сделать, забрав у него этот огонь из глаз. Это горячее дыхание, что зажигает покров моей кожи и дотрагивается до губ. А я готова потерять сознание от его близости.

Отвожу взгляд от его глаз и попадаю на губы, такие чувственные, сочные и красивые. Сглатываю, облизывая свои и, кажется, что секунды становятся вечностью, пока дышу им, а он молчит. Только его рука поднимается в воздух, ложась на мою щёку. Взглянуть на него не могу, закрываю глаза, наслаждаясь его прохладой. Ведь я горю и мне так больно внутри, а он вот, слишком близко и так же далеко. И надо бы всё прекратить, должна сделать это. Не могу. Хочу ещё, до слёз ненавижу себя, но нахожу смелость встретиться с его глазами и увидеть в них нечто новое, что поработит меня.

– Не ищите мне оправданий, Анжелина, потому что я делаю то, что хочу, – последний звук выдыхает в мои губы, и они соприкасаются. Вздрагиваю, хотя так приятно проносится по телу тепло, достигая каждого пальчика на ногах. А я устала, за эти несколько минут, устала стоять, устала думать и проклинать себя. Устала. Хочется всё отбросить и пропустить шелковистые пряди его волос между пальцев, привставая на цыпочки, чтобы теснее прижаться к его губам. Ощутить, как крепки его объятия, и он одним движением сбрасывает с моих волос шапку, охлаждая затылок. Попробовать его, распознать крепость глинтвейна и горького шоколада на языке и задрожать от томления. Буквально вжаться в его сильное тело, прося о большем, посылая болезненное и эротичное возбуждение по своим венам. Медленно задыхаться от этих поцелуев и отвечать так, как чувствую. Услышать его быстрое дыхание, когда он отрывается от моих губ, чтобы втянуть с шумом кислород. Распахнуть глаза и увидеть улыбку, необычную и безумно красивую.

– И не нужно придумывать за меня, что я представляю в своей голове, когда целую тебя, – шепчет Артур, когда наши глаза встречаются.

А я люблю его, просто так люблю. Люблю за то, что он такой странный и холодный. Люблю за то, что он дарит мне, даже не замечая этого. Люблю за то, что больно внутри, когда все обстоятельства и жестокие рамки, в которых я сейчас нахожусь, вернулись. Люблю его…

Его пальцы касаются моих волос, осторожно заправляя их за ухо. И спрятаться больше негде, я обнимаю этого мужчину, что принадлежит не мне. Он знает всё обо мне, знает и видит каждую мою грёзу.

– Простите, лорд Марлоу, – сдавленно произношу я, снимая свои руки с его плеч и отрывая его пальцы со своей талии.

– Анджелина… – делает шаг ко мне. А я смотреть на него не могу. Мне не стыдно, это плохо. Мне не стыдно, что я насладилась его губами и этим поцелуем. Должно быть, а я жажду ещё. И не я это, он меняет меня, заставляет быть той, кем я не являюсь, только бы нравиться ему.

– Мне уже пора, простите… я должна идти, – мотаю головой, находя рукой ручку дверцы, и распахиваю её, вылетая на лестницу маяка.

Боже, как так ты позволил произойти этому? Как?

Несусь сломя голову по ступеням, чуть ли не падая.

– Анжелина! – Кричит Артур, а это лишь увеличивает страх внутри. Страх оттого что я могу сделать. Страх потерять саму себя в нём. Я боюсь его и так же сильно хочу остаться.

Вылетаю на морозный воздух, пряча ключ под камнем, и меня не волнует, что маяк будет открыт всю ночь. Не волнует ничего, как только спастись бегством и не слышать вновь его голоса. Не поддаться, хотя очень хочу. И ведь это тоже не спрашивает тебя, просто тело начинает дрожать под силой неведомых эмоций, что разрывают тебя изнутри, горят и терзают, заполоняя мысли совершенно непристойными картинками.

– Анжелина! Стой же ты! – Оборачиваюсь, уже стоя наверху склона, смотрю на мужчину, с развивающимися тёмно-каштановыми прядями, в распахнутом пальто и качаю головой, словно заставляя себя уходить.

И я теряю время, ведь Артур добегает до лестницы, уже поднимаясь по ней, а я успеваю сделать только пару шагов назад.

– Почему? – Одно слово и вся моя бравада улетучивается. Чувствую себя полностью измождённой и одинокой, разбитой и обессиленной.

– Вы женитесь, лорд Марлоу, – тихо произношу я, опуская взгляд на сверкающий снег под его ногами.

– Я ведь объяснил, Анжелина. Хелен мне безразлична. Совершенно безразлична, я к себе её на шаг не подпущу. Не собираюсь повторять ошибку своего брата, – делает шаг ко мне, а я от него.

– И это ужасно, просто отвратительно. Вы меня целуете, а я…

– А ты хочешь этого, как и я, Анжелина. Да, это ненормально, здесь я с тобой согласен. Но отвратительно? Не ты ли с такой готовностью отвечала на мой поцелуй? Или я это выдумал? – Давит возмущённо на меня своим тембром, ускоряя шаг, и успевая схватить мои плечи до той секунды, когда я могла бы просто убежать.

– Я… да… я. Но именно это… вы женитесь, Артур…

– После того, что я пережил там наверху, думаю, ты можешь обращаться ко мне на «ты», – перебивает он меня.

– Я не могу, вы… вы лорд, а я обычная. И да, господи, да я сознаюсь в своём грехе. Да. Мне понравилось, очень, до потери сознания, но это отвратительно. Я не имею права позволять ни вам, ни себе такое. Нет, не могу, простите… я не могу, – по щекам катятся слёзы, а в его глазах печаль. От этого ещё тяжелее внутри.

Отпускает мои плечи, отходя от меня на шаг.

– Я настолько неприятен тебе, да? Потому что не могу так часто улыбаться, как Джек? Или же я не радуюсь Рождеству…

– Нет, нет, что вы говорите, Артур! Нет, – слишком громко восклицаю я, перебивая его и шмыгая носом. Непроизвольно моё сердце тянется к нему, подталкивая тело сделать шаг.

– Это всё маяк, понимаете? Он имеет особую магию. Со мной уже было так, и мне не следовало вас приводить сюда с собой. Я совершила ошибку, простите меня, и я молю вас забыть об этом. Завтра я не появлюсь у вас, освобожу вас от себя и своих глупостей, обещаю. Только не корите и не ищите в себе минусы. Это я такая, слышите? Я. Я не могу переступить через себя, даже если это лучшее, что я испытывала. Я не могу позволить себе стыдиться ту, в кого я превращаюсь. Простите… прости меня, прошу тебя, Артур. Прости меня, потому что лучших минут я никогда не знала в своей жизни, и в то же время худших. Ты будущий муж другой женщины и неважно для чего это свадьба. Ты подаришь ей свою клятву, а я не хочу, чтобы ты в будущем испытывал хоть мало-мальское раскаяние. Прости меня, и прощай, Артур. Дай бог тебе увериться, что ты самый удивительный мужчина на этой планете с большим и добрым сердцем. Я знаю, что это так. Прощай, – последние слова срываются судорожно, со всхлипами. И не могу смотреть в его ошарашенное лицо от моих слов.

Ведь я призналась ему, насколько сильно он ворвался в моё сердце. Призналась и обескуражила его этим. А себе навсегда отрезала путь к возвращению. Навсегда. И не будет больше возможности увидеть его, никогда. Буду только лелеять в памяти его образ и улыбку, терпкость чувств и сладость его губ. Я буду помнить только хорошее, потому что этот человек состоит из ещё не окрепшей любви. А мне остаётся бежать, смахивая слёзы плакать навзрыд, но бежать, не смея остановиться. Не оглянуться, только бежать. От себя бежать, душа рвётся обратно, а заставлять её так сложно. Слишком сложно и необычно для меня. Но я должна думать о его счастье и, чем он от меня дальше, тем быстрее обретёт любовь, для которой он создан. Молю тебя, господи, подари ему тепло и бескрайнюю преданность его будущей жены. Пусть он станет для неё всем миром, а она для него солнцем и луной. Пусть он будет счастлив. Навечно счастлив, он заслужил. Прошу тебя, отбери у меня всё, но подари ему то, о чём я умоляю тебя. И тогда я буду знать, что моя миссия на этой земле выполнена.

Декабрь 24
Действие первое

Артур

Первый раз за всю свою жизнь я ни черта не понимаю в ней. Буквально ничего, голова пуста и только её слова перед глазами. Стучу пальцами по столу, но этого мало, чтобы выплеснуть из себя энергию, словно пружина, сидящая в моём теле. Не могу так больше.

Подскакиваю со стула и начинаю наматывать круги по кабинету. Четыре утра, а я не могу уснуть. Не могу, и всё. И вновь первый раз у меня бессонница. А всё она виновата. Анжелина. Ведь я признал, что она мне нравится. Разве этого мало? Мало, я спрашиваю?! Неужели, у неё никогда не было интрижек… ладно, у меня тоже. Не было никогда. Одна ночь, сухой секс, насыщение тела, и прощай. А здесь слишком много эмоций, которых ранее не знал. Не понимаю, как может биться сердце так громко? Я не слышал его за всю жизнь в голове и висках. Бросает то в жар, то в холод, а я поделать ничего не могу с собой. Это странно и неприятно. Отвратительно, она права. Словно она отдала мне часть этой своей магии, и она никак не может прижиться в моём теле.

– Чёрт, не могу так больше, – останавливаюсь и растираю виски. Ну что такого в том, что она мне нравится? Девушка может же нравиться? Привлекать внешне… обманщик ты, Артур. Обманываешь самого себя, ты увидел иное. Сердце, алое сердце, горящее в её груди. Но не в моих ведь правилах за кем-то бегать. Я не собираюсь этого делать, у меня свадьба, мне необходимо получить подпись от Хелен на документах по опеке над Венди, что уже готовы и ждут своего часа.

Забыть. Отпустить и забыть – самые верные решения, оставшиеся для меня. А как быть с её глазами, что не могут никак вырваться из разума? Этими искренними слезами и словами? Смогу ли забыть? Должен, Артур, это не твоё всё. Ты не умеешь так. Не будешь скакать, как полный идиот вокруг неё на сцене и исполнять тупые рождественские песни. Да ты ни разу в жизни этого не делал, мать ненавидит всё это.

Да что же мне делать? Выйти из кабинета и идти по тихому коридору, слушая тишину. И она отвратительна сейчас для меня. Хочу другого, возможно, поговорить или же помолчать. Что-то трещит внутри, а я не понимаю и это убивает меня. Полностью выворачивает наизнанку, и я мечусь, как загнанный зверь перед смертью. Это место, что для Анжелины имеет подтекст сказки, ненавистно мне. Оно давит на меня. Эти коридоры и лестницы, эта обстановка. Я ненавижу его, ненавижу всё, что связано с этим местом. У меня есть другое… не могу туда пойти, пока не могу. Не готов.

Открываю дверь, издающую скрипучий звук, и останавливаюсь посреди спальни в сумерках. Руки непроизвольно сжимаются в кулаки. Последнее пристанище моего брата, которого тоже ненавидел. А теперь жалею, сильно, очень жалею, что так относился к нему, и не услышал его, когда он звонил мне в последний раз. Бросил, что занят и мне надо работать, а утром он уже был мёртв.

– Брат, прости меня, – горько шепчу, прижимаясь к холодному стеклу. А мой лоб горит, весь я горю и это неприятно. У меня никогда не было температуры, а сейчас она буквально зашкаливает. Это из-за неё. Она забралась каким-то образом глубже в меня и теперь заставила раскаиваться.

– Ты же видишь, да? Видишь, какой я? Ты знаешь меня, Энтони, знаешь. А вот она выдумала другого. Да нет во мне добра, а ты был полон им. А я ненавидел тебя за это, завидовал так. Прости меня, я обещаю, что выполню твою просьбу. Венди будет счастлива, будет иметь семью, о которой ты писал. Только я не умею быть отцом, не хочу им быть. Я не готов, понимаешь? Рано для меня. Очень рано. Я не планировал этого, но мать так желает моей свадьбы. Она будет рада, а я? Я ведь всю жизнь пытался не разочаровывать её и сейчас её нет рядом со мной, никого нет, чтобы подсказать мне, что делать. Анжелина, наверное, знает. Но она, скорее всего, тоже ненавидит меня. Энтони, она меня с ума сводит. Веришь? Я не могу контролировать ничего внутри, когда она рядом. Да и сейчас тоже. Я потерян и не знаю, как быть. Мне кажется, что я не справлюсь, когда наступит утро…

– Утро несёт в себе новые мысли, сын, – мою речь обрывает голос, раздавшийся позади меня. Резко оборачиваюсь, встречаясь с Роджером, сидящим недалеко от меня в кресле. Злость и паника, родившиеся моментально, переворачивают всё внутри.

– Какого чёрта ты здесь забыл? – Цежу я, крепче сжимая руки в кулаки.

– Я сижу тут уже долгое время и здесь я могу думать, как, видимо, и ты, – даже в темноте слышу его улыбку, насмешку надо мной. Он знает о моей слабости и это выводит из себя, хочется орать на него, выплеснуть куда-то ненависть.

– Не смей никому говорить…

– Брось, Артур, я твой отец и хочу тебе только добра. Энджел прекрасная девушка, мальчик мой…

– Не называй меня так! Я никогда не был тебе сыном! – Повышая голос, иду к двери.

– Всегда им был, я посылал тебе открытки, пока ты болел… – от этих слов замирая, так и стою в комнате.

– Я никогда не болел, не помню этого, – резко отвечаю я.

– Болел очень часто, по словам Илэйн, когда я хотел взять тебя с нами на острова или покататься на лыжах. Когда я звонил с просьбой разрешить забрать моих мальчиков для прогулки по Лондону, ты всегда был болен. И я отсылал тебе открытки, но они приходили обратно. Если ты мне не веришь, то открой тумбочку, по левую сторону от кровати, они там. Энтони их привёз сюда, он всегда говорил, что эта спальня принадлежит тебе, и когда-нибудь ты здесь появишься, увидишь, как мы ждали тебя и вернёшься к нам, – тихо продолжает он. А я смотрю в одну точку, перебирая в памяти события моей юности, и ничего такого не помню. Не болел я, но мать не может врать, не может!

– Ну же, Артур, посмотри. Дай мне возможность доказать тебе, что я любил и тебя. Я не имею такой силы воли, как ты. И я горд этим. Тогда бы лишился двух сыновей, в Энтони я нашёл отдушину. Он был для меня единственным человеком, который был рядом. А ты отвергал меня, как и Илэйн. Хотя я любил и вас, но разве вам нужно было это? Нет. Вы не впускали меня в свой мир, закрылись от нас с Энтони…

– Хватит! – Уже кричу, ударяя руками по боковой двери, и она трещит под моей силой. – Хватит это говорить, потому что не верю тебе. Ты заставил её, да?

– Кого? – Удивлённо спрашивает Роджер, оборачиваюсь к нему.

– Анжелину. Она говорила про тебя, она пыталась переубедить меня не продавать это место. Некрасиво использовать наивность её против меня.

– Это не наивность, Артур, это большое и открытое сердце, которое ты никогда не видел. Она пыталась помочь мне, прекрасная девушка и такая же несчастная, – грусть в его голосе действует на меня странно, очень странно. Злость куда-то испаряется и появляется желание иного. Поговорить. Первый раз поговорить с ним, не кричать, а говорить.

– Почему она несчастна? У неё есть всё. Она счастлива, она просто больная и свихнутая на праздниках, – и всё же фыркаю, складывая на груди руки.

– Но она сводит тебя с ума, насколько ясно я услышал. Она нравится тебе, Артур? – Вот это лишнее, ему не следует знать больше.

– Бред, да и только. Терпеть её не могу…

– Врёшь, сын. Она не может не нравиться. Она полна жизни, когда в нас её нет.

– Они бы прекрасно смотрелись с Энтони, да? – Рычание вырывается из моего рта, а Роджер смеётся. Руки чешутся, чтобы врезать ему.

– Конечно, ведь только Энтони заслужил быть счастливым и быть с такой Леди Чудо. А я нет, да? Я ни черта в этой долбанной жизни не заслуживаю, только разгребать проблемы брата-наркомана и самоубийцы. Нести на своих плечах все ваши дела и быть примерным! Конечно! – Быстрым шагом подхожу к нему, и меня трясёт от желания врезать ему.

– Нет, мальчик мой. Успокойся, – ласково говорит он, опираясь на стул и вставая с него, – она нравится тебе, даже больше, чем просто нравится. Ты завёлся так, готовый драться со мной, потому что ревнуешь и тебе обидно. Но и ты заслуживаешь всего самого лучшего, ты можешь отказаться от этой свадьбы. Найти другой выход, если ты захочешь. А я помогу тебе, всегда помогу, что бы ты ни решил. Я твой отец, Артур, всегда им был и хочу быть. Ты никогда не разочаруешь тех, кто любит тебя. Мы поймём, всё поймём. А Хелен, она только ещё больше убьёт в тебе желание жить. Ты подумай, чего сам хочешь в этой жизни. Я был плохим отцом для Энтони, как и твоя мать плохим родителем для тебя. Можешь ударить меня за эти слова, но я понял это наверняка. Мы не давали вам делать самостоятельные шаги в этом мире. Мы контролировали вас, пытаясь сделать самих себя и не дать совершить наши ошибки. Но посмотри, что случилось с твоим братом. Если я потеряю и тебя, то сам умру. Ты мой сын, мой маленький мальчик, хотя я видел тебя в пелёнках только пару раз. И потерял. Прости меня за это, прости, пожалуйста. Но что бы ты ни думал, я люблю тебя. И я прошу, делай то, что сам считаешь нужным. А не то, что хочет видеть твоя мать. Ты же заметил, всё заметил, насколько любовь одного человека может изменить восприятие мира. Так действуй, сын, действуй себе во благо, только себе. Побудь хоть раз эгоистом для себя, а не для кого-то другого. Ты должен быть счастлив, вопреки всему. И даже если это будет кому-то противно, ты обязан обрести своё счастье, от которого сердце твоё будет только петь, – похлопывает меня по плечу, а я разрушаюсь внутри. Не понимаю, как я могу делать то, что хочу. Это неправильно. Так нельзя.

Оборачиваюсь, чтобы спросить его об этом, но Роджера уже нет, и я один в этой комнате. Я не верю ему, и в то же время что-то внутри подсказывает проверить.

Делаю глубокий вдох, подходя к тумбочке, зажигаю лампу и распахиваю дверцы, нахожу там праздничную коробку. Опускаясь на пол, кладу её на ноги, и одним движением сбрасываю крышку. Задерживаю дыхание, когда мои пальцы дотрагиваются до многочисленных конвертов, даже не вскрытых. Развязываю ленту и беру один из них с моим адресом. Это было пять лет назад. Разрываю конверт, и в моих руках оказывается фотография Роджера и Энтони на одном из курортов. А сзади её надпись о том, как им не хватало меня. И таких посланий множество, как больной, рву их и перечитываю. Рву и снова перечитываю. Разрушаюсь изнутри, когда дохожу до поздравления с первым годом моей жизни.

– Боже мой, – шёпот вырывается из груди, когда на дне коробки нахожу то, что считал вымыслом. Подвеска ангел, передающаяся из поколения в поколение, о которой бушевала мать. Она потеряла её, когда мне было четыре года, и злилась, потому что это бриллиант, которому несколько столетий, семейная реликвия. И она в моих руках, переливается отблесками света, а я впитываю её красоту.

Поднимаю голову, перебирая пальцами тонкую цепочку, понимая в какой лжи я жил все года. Мать врала мне, она заставила меня ненавидеть отца и брата. Она превратила меня в того, кто сейчас противен, ведь только из-за меня Анжелина плакала. Но она сказала, что я могу всё. Буквально всё. И ведь это правда. Хотя я не знаю практически ничего о ней, но не хочу, чтобы больше эта женщина проливала слёзы. Ей идёт улыбка, она часть её, а я забрал. Но ведь она же чувствует что-то ко мне. Ей нравятся мои прикосновения и мои поцелуи, а у меня они рождают что-то необычное и неконтролируемое. Мне хочется сжать её в руках и раздавить. Почему она так относится ко мне? Почему не понимает ничего из того, что я говорю? Почему не позволяет себе немного побыть рядом со мной? Всего несколько часов, и мне хватит. Хватит ли? Но я ведь могу, могу переубедить, донести до неё, что в этом нет ничего плохого. Обычные мужчина и женщина, что познают страсть… первый раз этот мужчина её познаёт, и его трясёт от желания и страха ощутить это в себе. А она? Когда-нибудь чувствовала себя так же? Может быть. Я должен узнать. Должен, чёрт подери!

Решительно отбрасываю от себя всё, вновь пряча в тумбочку. Теперь я знаю, что мне делать. Широким шагом выхожу из спальни и несусь по пролётам, останавливаясь у одной из комнат. Шум от моего стука и громкий грохот за дверью.

– Да… да… что случилось? – Появляется, заспанный Освин.

– Немедленно собрать всех, кто живёт из обслуживающего персонала в замке. Немедленно, – произношу я, и вижу удивление на лице дворецкого и страх.

– Ожидаю вас через двадцать минут в каминном зале, – продолжаю и, разворачиваясь, иду к себе в спальню.

И спать совершенно не хочется, ведь я первый раз понимаю, что должен делать. И я хочу этого, хочу настолько, что даже ненавидеть никого не могу. Я подарю то, что она хотела. Готов, полностью готов и она будет моей. Я хочу эту женщину, хочу увидеть, как она смеётся рядом со мной. И она будет это делать, я заставлю её. У меня багаж опыта, а она подскажет. И я придумаю, всё придумаю, но оставлю её рядом с собой.