Текст книги "Леди Чудо"

Декабрь 25
Действие второе

Артур

Когда-то я даже не задумывался о том, что смогу противостоять матери. Пойду против неё, её желаний и видения меня таким, каким хочет она. Я и не подозревал, насколько она не хотела отпускать меня в самостоятельную жизнь. Тут же вспоминаю слова Роджера, и глубже вглядываюсь в женщину, стоящую внизу. Я не могу припомнить, когда она не выглядела именно так. Всегда безукоризненная, с идеальной причёской, макияжем, не желающая носить сапоги, а только туфли даже в мороз. Требующая от всех подчинения, в том числе и от меня. Только сейчас мои глаза раскрылись, и я вижу, насколько она отличается оттого, что сейчас окружает её.

– Артур, что за ужас ты нацепил? – С отвращением оглядывает меня, сбрасывая на пол пальто. Перевожу взгляд за её спину, встречаясь с карими глазами, насмехающимися надо мной. Хелен. Белокурые волосы, собранные в точном подобии, как у матери. Тот же стиль одежды, только вот неприятна она сейчас для меня. Даже ещё больше, чем раньше.

– Это свитер. Сегодня Рождество, если ты забыла, – медленно спускаюсь, и улыбаюсь тому, насколько я силён всё же. Внутри силён, а раньше был другим. Податливым и мягким с ней.

– Рождество? С ума сошёл? Живо за мной, Артур! Живо! – Взвизгивает она, и это ножом по моему слуху. Не могу вспомнить, чтобы Анжелина себе позволяла такое. Никогда. Всегда подталкивает, но не толкает как она.

– Прости, мама, но у меня другие планы. Прикажи Хелен или Освину, но мне, – делаю паузу, уверенно смотря в обескураженные глаза, – не смей. Я лорд, и ты в моём доме. Я украшаю его так, как хочу. И надеваю то, что хочу. Хоть голый буду ходить, ты не имеешь права даже повышать голос на меня. А сейчас пойди отдохни, прихватив с собой свою ручную мартышку, а у меня по расписанию завтрак. Потом, возможно, у меня появится желание поговорить.

– Как ты смеешь? – Хватает ртом кислород, отшатываясь от меня. Почему раньше не замечал, насколько она хорошо играет?

– Я твоя мать… о, Хелен, мне будет сейчас плохо… – прикладывает руку к голове, а Хелен закатывает глаза, обхватывая мать за талию.

– Артур, милый, твоё поведение ужасно, – отчитывает меня моя невеста. И это буквально переворачивает в моих глазах всё, что раньше считал своим. Я не знаю этих людей, я не хочу их знать.

– Закрой свой рот, Хелен. Следи за тем, с кем ты разговариваешь и как. Ты в моём доме и, будь добра обращаться ко мне подобающе. Иначе я закрою вашу парадную лавочку, никакого бала…

– Что? Ты не можешь! Не посмеешь так со мной поступить! – Кричит мать, уже полностью отойдя от мнимого обморока.

– Не посмею? Уверена? Ты лгала мне! Лгала мне всю мою жизнь, чёрт возьми! – Не сдерживаюсь, злость прорывается через оболочку, что подарила мне Анжелина. Но не могу больше терпеть, не дам им выставлять себя идиотом. Нет.

– Я? Что ты говоришь, сынок? Кто тебя так настроил против меня, милый мой? Я никогда тебе не лгала, я же одна и люблю тебя…

– Ложь. Всё ложь. Что ты скажешь о письмах, что слал отец? – Перебиваю её, складывая руки за спиной и обхватывая одной рукой своё запястье. До боли.

– Ах, вот в чём дело, – смеётся мать, полностью расслабляясь, – Роджер слишком много выдумывает, Артур. И заведомо посеял в твоём сердце ненависть ко мне. Какой он всё же гадкий. Придётся развестись, благо, вы поженитесь, дети мои…

– Я бы на это не надеялся. Сейчас я увидел, как ты умеешь манипулировать людьми, превращая их в своих обезьянок. Но я больше не принадлежу к их числу, – отрезаю я, осматривая мать с головы до ног. И это больно, внутри неприятно и больно, что человек, которому я так верил, была не той, кем я её представлял. Ведь у меня есть доказательства, а она продолжает разрывать всё, что обязана была сохранить между мной и отцом. Семью. А я хочу её, хочу иметь жену, которая будет любить меня и верить в меня. Хочу иметь то место, куда я буду возвращаться не потому, что так надо, а потому что душа именно там, и ожидает моё тело, чтобы воссоединиться и очутиться в уюте и тепле. Вот это всё для меня теперь представляется одной большой болью.

– Артур, ты ведь не собираешься…

– Сейчас я собираюсь отправиться позавтракать, Хелен, хотя аппетит вы мне испортили. А дальше, пока не знаю, – обхожу женщин, готовых продолжать свои спектакли, каждая пытается вытянуть из меня сочувствие. И если раньше я был наполнен им к матери, то сейчас я пуст. Только злость внутри меня, обида, что обращена теперь на неё и нет желания прощать.

– Ах, да, мама, Хелен, с Рождеством, – с улыбкой поворачиваюсь к ним, наслаждаясь бледностью матери. Я хочу, чтобы и ей было больно, как мне в тот момент, когда держал эти письма. Хочу, чтобы призналась и раскаялась, позволила мне простить и отца. Хоть что-то сделала. Не получаю ничего в ответ, а только ядовитую массу, отравляющую мою кровь.

Я вижу лицо матери, которое любил… может быть, я не прав? Может быть, слишком жесток сейчас? Может быть, правда, всё это не моё? А именно сейчас я играю какую-то роль, что никогда не будет моей?

– Ты ведь знаешь, насколько я ненавижу этот день, Артур. За что ты так со мной? Именно в этот день твой отец бросил нас! Я же люблю тебя, – громкие рыдания матери, и я моргаю, уже раскаиваясь сам в своих действиях. Ничего у меня не выйдет, она моя мать и она отдала себя мне, закрыв глаза на свои нужды.

– Мама…

– Илэйн, с возвращением. И уж прости меня, что влезаю, но ты так орёшь, мёртвого поднимешь, – раздаётся голос с лестницы, поднимаю взгляд, встречаясь с Роджером, с улыбкой, встречающего свою жену.

– Ты ещё жив, Роджер, – выплёвывает слова мать.

– Не твоими молитвами. Зачем же ты так неприятно лжёшь? Могу напомнить тебе, моя милая, что, когда родился Артур, ты сменила замки и наняла охрану, дабы я к тебе не подошёл, как и к своему сыну. Даже пыталась подать в суд, лишить меня прав отцовства, а до этого выгнала меня. И да, я признаю, что есть моя вина, но я считал тебя своей женой и никогда бы не подумал, что ты будешь обманывать моего сына.

– Он не твой сын! Он мой сын, понял? Ты забрал Энтони у меня! А мне оставил Артура, только его. И что я должна была делать? Мне пришлось любить его, а не Энтони…

– Пришлось? – Эти слова ударяют по затылку. И я подхожу к матери, бросившей на меня быстрый взгляд.

– Я не так выразилась. Он слишком любил Энтони, не позволял мне даже менять ему подгузники. И я тогда просила его о другом сыне, что будет принадлежать только мне. Конечно, я могла бы родить от другого. Но я ценю чистоту крови. У меня был ты, милый…

– Пришлось любить меня? Меня так сложно любить, мама? – Но я не слышу её, только эти слова повторяются в груди, подводя меня к черте, которую готов переступить.

– Нет, Артур, тебя легко любить, потому что усилия, чтобы это делать, не нужны, – отвечает за мать Роджер, а я смотрю в её глаза, лишённые любых чувств. И мне так больно. Пелена, последняя пелена, что была на моих глазах, падает и я отшатываюсь, погружаясь в собственный ад.

– Кем я был для тебя? – Тихо подаю голос, а внутри меня пустота, с каждым вздохом она увеличивается.

– Всем, Артур, ты был для меня всем, так это и осталось. Но сейчас не место и не время обсуждать это. Мы вернулись домой и сегодня у нас будет предсвадебный бал, а завтра свадьба. После неё вы полетите в свадебное путешествие в Норвегию, мы приобрели…

Вот и всё, потухло всё внутри. Я оказался в тишине, наблюдая за каждым, кто здесь стоит. Матери плевать на то, что она в порыве гнева сказала, и я понимаю – это правда. Та самая правда, которую люди говорят сгоряча, а потом боятся, выкручиваются, как она сейчас. Перевожу взгляд на Хелен, с наслаждением наблюдающую этот спектакль, она больше увлечена кольцом, что блестит на её безымянном пальце, чем мной и моим состоянием. И последний Роджер, с сожалением качающий головой и возвращающийся в свою спальню. Больше не помочь этой семье, никогда не помочь.

– Никакой свадьбы, – слышу свой голос, и наступает тишина. Наконец-то, Хелен отрывается от любования кольцом, приподнимая брови. Мать с ужасом смотрит на меня.

– Ты, наверное, забыл, Артур, что я сделаю, если ты отменишь её? – Ехидно произносит Хелен.

– Нет. Всё помню, но это того не стоит, – качаю головой, обходя женщин и поднимаясь наверх.

– Артур!

– Сынок! Что здесь у вас произошло?

– Артур! Я отдам её в приют!

А мне плевать, я ничего не слышу, направляясь к себе в кабинет. И только за закрытыми дверьми могу зажмуриться, позволяя боли, что ни разу до этого не чувствовал, так красочно затопить моё сердце. Я предал всех, буквально всех, в том числе и Анжелину. Я не знаю, как так произошло. Я не понимаю… они все разрывают меня, перетягивая на свою сторону. А для меня это не знакомо и чуждо. У меня не было раньше своего мнения, только мнение матери. Сейчас же я пытаюсь… Есть ли ради чего?

– Артур, милый, открой. Я же люблю тебя и желаю только добра, – стук в дверь, а я горечь внутри перебороть не могу. Отхожу от двери, позволяя матери войти в кабинет.

– Сынок, да что ж с тобой творится? Почему ты так сказал? Почему так возненавидел меня? – Ласково дотрагивается до моего плеча, я не верю ей. Вновь никому не верю в этой жизни, даже самому себе не верю. Сбрасываю её руку, подходя к креслу и падая в него.

– Поговори со мной, родной мой. Я всегда выслушаю тебя. Что у тебя случилось? Это Роджер настроил тебя против меня? – Продолжая, мать садится напротив меня.

– Ты прятала письма, – утвердительно говорю я.

– Да, прости, прятала. Отсылала назад. Он бросил нас, Артур, что бы он ни говорил, он бросил. И как я могла его простить? Как могла позволить, чтобы он воспользовался тобой и потом бросил, как меня? Я…

– Ты хоть когда-нибудь любила меня?

– Всегда. С самого рождения.

– А Энтони?

– Энтони… он был его сыном, – поджимает губы, значит, врёт, – Роджер бежал к нему, видел только его и избаловал его. Посмотри, что стало с ним. Он мёртв. Роджер своими руками убил его. А если он так поступит с тобой, Артур? Всё должно быть в меру. Иначе можно задавить любовью. От неё начинает тошнить, от всего начинает тошнить. От смеха, от веселья, от улыбок. Они становятся ненавистны, как и эти все праздники. Зачем ты это сделал?

– Одна девушка…

– Ах, вот в чём дело, – смеётся она, вставая с кресла и подходя ко мне. – Артур, сколько раз я говорила тебе, что они видят в тебе только деньги и возможность подняться в обществе. Они пользуются тобой, а если бы тебя растил Роджер, то ты нашёл бы другую Хелен, и она бы шантажировала тебя. Никто тебя не сможет полюбить, как я, милый, потому что не знают, какой ты внутри. Они знают, что ты владелец замка, не представляя, насколько он дорого обходится, если его не сдавать. Они видят в тебе только средство, а не мужчину, которого могут полюбить. И даже та девушка, она заметила, что меня нет рядом и добралась до тебя. Очень сложно подбирать тебе спутницу жизни, Артур, и сейчас я вижу, что Хелен не просто так появилась среди нас. Она хоть не из богатой семьи и жизнь у неё не складывалась из-за Энтони и ребёнка, что висел на ней, но она женщина умная, и сможет выгодно подать звание леди Марлоу. Я обучила её всему, что знала за эти годы. Она идеальная женщина для такого как ты. Хелен я лепила по своему подобию, и тебе будет легко с ней.

– А она не видит во мне деньги, мама? Их она и видит, – усмехаюсь я, поднимая на неё голову.

– Понимаешь, сынок, девушки бывают разные. От Хелен ты знаешь, чего ожидать. Ты знаешь, насколько она помешана на желании подправить свою родословную, и ты это ей дашь, получишь взамен Венди для нашей семьи. Ребёнок Энтони должен остаться с нами. А другая, девушка, что вбила тебе в голову эти глупости. Да ты посмотри, что творится в замке! Ты ругаешься со мной, а мы до этого ни разу так не кричали с тобой. У нас даже ссор не было. А она специально настраивает тебя против меня…

– Какой бред, мама, – качаю головой, поднимаясь с кресла, – ты её не знаешь. Она ведь верит в любовь и добро, он видит в тебе прекрасную леди Марлоу и считает, что ты ревнуешь отца. Она думает, что вы до сих пор любите друг друга. Но я не мог сказать ей, насколько она ошибается, разрушить её веру, потому что в нас верить бесполезно. Ей не нужны мои деньги, мама. Она сама дарит мне подарки, которые ты никогда не делала. Она показала мне многое, незнакомое даже тебе. И я…я…

– Только не говори мне, что ты в неё влюбился, Артур, – словно я ударил её, мать отходит от меня. А я сглатываю, открывая рот, чтобы ответить.

– Не знаю. Влюбился я или же любил её всю жизнь. Я не знаю, что такое любовь, мама. Я знаю только, как надо быть лордом. Как надо злиться и как надо ненавидеть всех вокруг. Я узнал с тобой, как должен жить, имея холодный разум и такое же сердце. Но, прости меня, больше это для меня не может быть правильным. Я не могу отрицать, что чувствую к ней что-то странное. И назвать это любовью тоже не могу, потому что не имею представления об этом чувстве.

– Ты спишь с ней, Артур? Кто она? Прислуга? Одна из этих девок, готовых прыгнуть в твою постель? – С отвращением кривится мать.

– Нет, я не сплю с ней. Я занимаюсь любовью, мама. И это не твоё дело, кто лежит в моей постели, как и то, что тебя не должно волновать, есть ли у неё титул и положение. Нет, у неё его нет, но она намного богаче, чем мы все. Я…

– Артур! Боже, Артур… – не успеваю я договорить, как в кабинет влетает Анжелина, запыхавшаяся и испуг написан на её лице.

– Она до сих пор здесь? – Зло повышает голос мама, указывая на Анжелину, так и застывшую с ужасом в глазах, при виде матери.

– Да, мама. Мисс Эллингтон няня Венди, – спокойно произношу я, и внутри что-то происходит. Если ещё несколько секунд назад я был полностью высушен, готовый поддаться речам матери о правильности моей жизни, то сейчас смотря на миниатюрную девушку, о которой грежу всё время, моё сердце стучит быстрее.

– Она кто? Ты с ума сошёл, Артур? Ты… это она… да? – Уже тише говорит мать, догадываясь о статусе этой женщины в моём сердце, поворачиваясь ко мне. Только улыбаюсь, не отвечая никак, даже взглядом.

– Сошёл с ума, мама. А теперь извини меня, но мисс Эллингтон требуется моя помощь. Займись балом, пока я не отменил его, – бросаю я, подходя к Анжелине, загораживая её от взгляда матери, от которого её трясёт. И хочется защитить её, обхватываю за талию и вывожу из кабинета.

– Простите, лорд Марлоу… боже, прости меня, Артур. Я не знала… знала, но не знала, что ты с матерью. Я… да там Венди… а я, – заикаясь, пытаясь мне что-то объяснить, говорит она.

– Успокойся, Анжелина. Всё хорошо. Что случилось? – Мягко спрашиваю я, дотрагиваясь ладонью до её щеки. Горит, она вновь горит, а я питаюсь от неё.

– Сам посмотри, Артур. Мне так жаль, – горько шепчет она, уворачиваясь от моей руки. Идёт в сторону лестницы, а я зачем-то отмечаю, что так и не переоделась. Всё так же в этом бесформенном платье.

Она останавливается у одной из двери и толкает её, ожидая меня при входе. Теребит пальцами фартук, а я хмурюсь, подходя к ней.

– Зачем мы пришли в спальню Хелен? – Удивлённо спрашиваю я, поворачиваясь к комнате.

– Чёрт возьми, – выдыхаю я.

Декабрь 25
Действие третье

Артур

– Ты должна была следить за ней, – зло произношу я, оборачиваясь к всхлипывающей Анжелине.

– Да…

– А где ты была вместо этого? – Повышаю голос и тут же корю себя за это. Ведь поднимает она голову с глазами, наполненными слезами и чистосердечным раскаянием.

– В северном крыле… простите, лорд Марлоу, простите, – шепчет она, а то, как назвала меня неприятно ударяет где-то внутри. Барьер, который сам некогда выставил, для меня теперь же оборачивается преградой к ней.

Закрываю глаза на секунду, собираясь с мыслями. Пару мгновений и вновь смотрю на спальню, превратившуюся в хаос из перьев, разорванной одежды, постели, разбитого стекла, расписанных стен алой помадой с пожеланиями отбросить коньки. Раньше я не придавал этому значения, мне было всё равно, что творит ребёнок. Сейчас всё изменилось, она может навредить моим планам, о которых я ещё не могу подумать разумно. У меня просто не хватает времени на это, случается что-то вроде этого, и я распыляю своё внимание…

– Лорд Марлоу, этого ещё никто не видел. Я быстро приберусь здесь, обещаю, что приберусь. Но мне надо пару часов. Я возьму всю вину на себя, пусть думают, что я. Только не говорите ей про Венди. Она не виновата, – тихий голос Анжелины стирает мысли. Поворачиваю к ней голову и без слов смотрю, как она торопливо заверяет меня в своих словах, пряча глаза, стирая незаметно слёзы, то теребя фартук. Кончик носа покраснел от слёз, как и щёки немного порозовели. Я должен решать проблему, а я просто стою и отмечаю, какая она красивая сейчас. Какой свет окружает её фигуру, как он переливается и всё теперь кажется таким незначительным. Чёрт с ней, с этой спальней, да и с Венди, как и с Хелен. Я хочу смотреть на Анжелину и не переживать больше.

– Лорд Марлоу… Артур, – моргаю, оказываясь вновь в бедламе, что развернулся вокруг меня.

– Артур намного приятнее, Анжелина, – улыбаясь, тянусь ладонью к её щеке, но она отскакивает назад.

– Нет… нет, это всё из-за этого. Понимаешь? Если бы не я… не ты… и не всё, что здесь произошло, то Венди бы не относилась так к Хелен. Я виновата, должна была уйти раньше, не привязываться к ней… к тебе. Артур, не надо, я совершила такой грех, отвернула ребёнка от собственной матери…

– Хватит, – обрываю её быструю речь и ногой захлопываю дверь. Хватаю девушку, не ожидающую от меня таких действий, и прижимаю её к дереву, изрезанному ножом.

– А теперь слушай меня, Анжелина. Хелен никогда не была матерью для Венди. Вины твоей нет в том, что ребёнок тянется к любви, которую ты готова ей дарить. Не твоя вина, чёрт бы тебя подрал, что ты хорошая и в тебе нет пороков. Ни ты. Ни я. Ни Венди. Никто не виноват в том, что ребёнок выбирает то, что хочет. Она имеет на это право. Но я отругаю её, Анжелина, как ты меня учила. Отругаю и тебя за то, что не веришь больше в меня, да и в себя тоже. Я…

Только открываю рот, чтобы высказать всё, что думаю о поведении Анжелины, как мягкие губы перекрывают мне кислород. Замираю на секунду, чувствуя осторожные, очень робкие медленные поцелуи на моих губах.

– Я верю, Артур, верю и в то же время мне страшно. Твоя мать ненавидит меня, у тебя есть невеста, а я…я просто потеряна сейчас. Прости меня. Да и Венди я приказала отправляться в её спальню, не выслушав её даже, так грубо с ней говорила. Испугалась сильно. За тобой побежала. Я… верю. Верю, Артур, – шепчет она, гладя мою щёку. Улыбаясь, поддаюсь её ладони, обретая с каждым разом внутри себя крепнущий новый мир.

– Хорошо. Надо обсудить это с Венди, понять причину и решить её. Иди к ней, наверное, она уже жалеет об этом. Я дам указания и приду, – отпускать её из рук сложно, но необходимо. Пока необходимо, а потом, ещё немного потерпеть и она всегда будет для меня доступна. Не надо будет прятаться, защищать её от этих взглядов, которыми одарят подчинённые. Скоро она сама будет ими управлять. И никто не посмеет ей и слова сказать, обидеть или задеть. Задушу любого, кто попытается.

Открываю дверь, пропуская Анжелину в коридор. С улыбкой смотрю, как она торопливо идёт по коридору, обнимая себя руками. Да что ж в её голове столько глупостей? Зачем думать о других, когда есть я? Или меня одного мало?

– Освин, подойди, – сбоку замечаю движение, подзывая к себе дворецкого.

– Да, милорд… ох, чёрт возьми, – глаза мужчины расширяются в ужасе, когда отхожу и открываю ему «подарок» Венди для вернувшейся матери. Она даже в первый раз с Анжелиной не так жестоко поступила, как сейчас. Она постаралась испортить все вещи, что были здесь. Буквально все, даже духи, разбив их, и тем самым задержав волну тошнотворного запаха в спальне.

– Ещё как, чёрт возьми, – хмыкаю я. – Итак, собрать все вещи, которые не повреждены, и перенести в свободную спальню. Сюда прислать людей, чтобы спальню убрали, а хотя не надо. Придумай что-то вроде нашествия тарантулов, пауков, тараканов, да хоть саранчи. Закрой спальню, выброси ключ подальше. Никто этого не увидит больше. Всё ясно?

– Да, милорд. Я спешил сказать, что первые гости подъехали…

– Освин, меня это волнует сейчас в самую последнюю очередь, – усмехаюсь я, и, обходя мужчину, выхожу в коридор.

– Ещё ваша матушка дала распоряжение убрать ёлку и все украшения…

– Запрещаю, – рычу я, делая шаг к нему. – Запрещаю что-то трогать здесь. Никто не смеет идти против моих приказов. Занимайтесь гостями и балом, не подходить к Рождественским украшениям. Ты понял меня?

– Да, милорд, – кивает он, опуская голову в пол. – И мне они нравятся, – добавляет, бубня себе под нос.

– Лорд Марлоу! – Крик Анжелины, и я вздрагиваю от страха, оборачиваясь, и буквально ловлю её в свои руки.

– Что…

– Нет её! Венди нет! В спальне нет! В спальне Энтони нет! Я всё северное крыло оббегала! Нет у ёлки! Нигде нет! – Панически кричит Анжелина.

Да что ж это такое?! Придушу этого ребёнка!

– Освин, займись спальней. А ты, – поворочаюсь к Анжелине, ловя её безумный от испуга взгляд, – успокойся. Замок большой, и она где-то прячется. Выйдет, когда надоест.

– Нет… нет, Артур, я чувствую, что нет её здесь. Она ушла… убежала, потому что я отругала её и не выслушала. Её нет тут, поверь мне, я сердцем чувствую, что нет её, – по щекам девушки катятся слёзы. И раньше я бы отмахнулся от того, что зовут интуицией, но сейчас верю ей. Во всём верю, и хоть некоторые вещи для неё имеют вселенский масштаб, но ребёнок для неё нечто особенное и с этим ничего не поделать.

– Найди Айзека, возможно, она пошла в город. Я сбегаю на опушку. Вы там лепили снеговиков, – на ходу бросаю я, сбегая по лестнице, сталкиваясь с громкой толпой людей, идущей мне навстречу.

– Лорд Марлоу…

– Да провалитесь сквозь землю, – недовольно шиплю я, не обращая внимания на гостей. Вот сейчас они мне не нужны. Хотя я должен был стоять внизу и встречать их. Уверен, мать там и стоит, а вот я…у меня есть дела важнее. Только в эту минуту я понимаю, какая лежит на мне ответственность за жизнь ещё маленького человека. И этот человек имеет своё мнение, свои желания и выходки её могут привести к непоправимому. Первый раз я боюсь за Венди, в этом возрасте ты наиболее уязвим. Ты вроде бы всё понимаешь, а в то же время понимаешь не то и не так, как оно есть. Ты видишь вроде то, что происходит на самом деле, но это может быть фантазия. Для меня стал важен этот ребёнок, отголосок воспоминаний о брате, о том, что мы не успели сделать или нам не дали.

– Венди! – Кричу я, запыхавшись от бега. Поворачиваюсь на опушке, а кожу покалывает от мороза. В одном свитере очень холодно, хотя раньше я мог гулять даже в рубашке. А сейчас холодный пот покрывает спину, запускаю руку в волосы, пиная снеговика, моментально разрушив его. И ведь зол, очень зол, хочу орать, ненавидеть всех, а спусковой крючок не срабатывает. Вхолостую.

Бегу обратно к замку, ноги утопают в снегу и, кажется, что никогда не будет тишины и спокойствия вокруг меня.

– Лорд Марлоу, Эндж пешком пошла к воротам, сказала вас ждать…

А, может быть, бросить всё? Оно мне надо? Этот сумасшедший дом во главе с этой женщиной? Если брошу, уволю её, запрещу подходить себе к ней? Отрезав от себя кусок, смогу не захлебнуться собственной кровью?

– Поехали.

Мог бы, бросил. Бросил, чёрт возьми, всё здесь бросил! Жил бы в своё удовольствие, оказывается, это приятно. Я хочу так жить, наслаждаться днями, а не существовать в них, где даже запомнить нечего. Хочу и нет. Мне страшно двигаться, также страшно выпустить из рук Анжелину. Меня тянет, с невероятной силой тянет к ней, и это не остановить. Я не просил этого, не ждал, наоборот, противился. Произошло. Жалею ли? Нет. Только о потерянном времени, а сейчас у меня его катастрофически мало.

– Вон, я вижу их, – указывает пальцем Айзек, а я ловлю руль, когда машину начинает заносить. И его я не виню, потому что помочь хочет, не специально, переживает. А внутри меня с каждой секундой скапливается злость на эту маленькую девочку, создавшую мне столько проблем. Если бы не она, то мне никогда не была доступна доброта, открытое сердце и встреча с Анжелиной. Так могу ли винить её? Нет. Нет, Артур, не имеешь права. Но кто-то же виновен в том, что сердце отчего-то такое тяжёлое.

Подхожу к плачущей Анжелине, обнимающей ребёнка, и неприятно внутри. Смотрю на них и мысли о том, что лучшей матери, чем она, Венди никогда не обретёт. Человека, бездумно бросающегося на защиту ребёнка, никогда больше не встретим мы. Такую женщину страшно терять.

Её затуманенные слезами глаза встречаются с моими, и она улыбается, поглаживая ревущую девочку по голове. Люблю ли я её? Нет… нет. Это другое. Словно я знал её когда-то, очень давно, но забыл. И сейчас воспоминания медленно возвращаются, как и возвращаются краски этого мира, сердцебиение, желание двигаться и жить. Не существовать, а оставить после себя яркий свет, как делает это она. Я знаю её, откуда-то знаю, но не помню. Вряд ли мы когда-то встречались, наши пути никогда не пересекались, а я с точностью узнаю, как тепло внутри. Я чувствовал это прежде, но не так ярко, как с ней. И она была рядом, где-то… была.

– Венди, зачем ты это сделала? – После долгих слёз Анжелина обхватывает лицо ребёнка ладонями, а я присаживаюсь на корточки. Молча. Просто побыть рядом с ними, словно моя семья.

– Она… эта стерва выбросила все мои подарки… она… она сказала, что Санты нет! Она сказала, что ненавидит меня и она… хочу, чтобы коньки отбросила! Она недостойна кататься на коньках! Пусть она уедет, – Анжелина поворачивается ко мне, а что я могу. Глубоко вздыхая, ищу хоть какие-то слова, но не умею.

– Во-первых, милая моя, нельзя свою маму называть стервой. Во-вторых, желать такого никому нельзя. И в-третьих, Санта существует, просто многие взрослые не хотят верить в него, а выбирают другое. Многое в этом мире существует, только проще не видеть этого, заверяя себя, что всё плохо. Но главное, что видишь и чувствуешь ты, Венди. Пусть тебе скажут, что небо красное. Для кого-то оно именно такое, а для тебя голубое. Тебя будут заверять во многом, но это не означает, что ты должна портить мебель и одежду. Ведь это принадлежит твоему дяде, ты сделала хуже не Хелен, а себе, мне и твоему дяде. Нельзя так поступать, милая, ты нас до смерти напугала своим поведением. В Рождество так нельзя, – мягко отчитывает её Анжелина, а я думаю о своём. Я понимаю её, сейчас понимаю отчего-то, но хочу большего. Знать все тайны, все страхи, проблемы, решать их, помогать ей во всём, пусть это будет даже уборка комнат. Быть рядом, слушать эти слова и увериться в них. Мне тоже необходима вера, а она есть только вблизи Анжелины.

– Она выбросила мои игрушки, прямо за дверь, Энджел! – Возмущается Венди.

– Тебе следовало сказать мне об этом, Венди. Я старше, и я мужчина, это моя обязанность защищать тебя и наказывать обидчиков. Не переживай, Хелен будет наказана за своё поведение, но и ты тоже. Я не собираюсь терпеть такой бунт. Если ты чем-то недовольна, то приди и скажи. Что-то тебя волнует, приди и скажи мне. Не ори, не истери, не убегай – приди и расскажи мне, мы найдём выход. Я отвечаю за тебя, Венди, перед всеми, даже перед собой. И я, обещаю, что не буду ругать тебя за твои желания, но и исполнять их все тоже не буду. Мы будем искать компромисс. А что до игрушек, ты напишешь новое письмо, впереди Новый год и Санта получит твоё письмо, если ты будешь вести себя хорошо, – сам удивляюсь, откуда появляется эта речь. Но улыбка Анжелины, гордость в её глазах дарят мне невероятный подъём снова. У меня получается, немного, но получается быть ближе к чужому ребёнку.

– Дядя Артур, прости меня. Она сломала куклу мою и машинку, а ещё карету… наступила на неё. Она не любит меня, и она не заслужила мою любовь, – упрямо мотает головой Венди.

– Милая моя, любовь нельзя дарить по собственному желанию. Сегодня люблю, а завтра нет. Такого не бывает. И даже когда мы ругаемся, ссоримся и кричим, обижаемся и обижаем, мы продолжаем любить. Любовь не уходит никуда, и у твоей мамы так. Когда взрослые расстроены или же недовольны, то они срываются на самых близких и любимых. Но они любят их, потому что знают, будут прощены. Они нуждаются тоже в жалости и поддержке, иногда это необходимо. Твоя мама очень нервничает перед свадьбой… – отвожу взгляд от Анжелины на этих словах, и чувствую себя последним мерзавцем.

Как я могу обманывать её и себя? Что я, вообще, могу? Что делать должен и как будет лучше? Не могу ответить, потому что не готов сам решить это для себя. Но я знаю, все чувства свои знаю к Анжелине. И они не исчезнут, будет хуже, намного хуже, если я отпущу её. Я потухну снова, и всё станет тёмным. Хочу мёрзнуть, хочу чувствовать боль и радость. Хочу всё это. Пусть даже будет невыносимо, но хочу быть живым. Хочу познать многое и наконец-то не боятся этого. Хочу. Но могу ли себе это позволить?