Текст книги "Леди Чудо"

Декабрь 20
Действие пятое

– Вот она! Вот эта порвала мою куклу и украла её! – Детский крик застаёт врасплох, пока я поднимаюсь по лестнице.

Резко поднимаю голову, встречаясь с ледяным взглядом карих глаз, прикованных ко мне. Эти глаза не дают двигаться, словно замораживают каждую частичку моего тела. Такого я в жизни не испытывала. Страх. А ведь это всего лишь женщина, одетая с иголочки, но столько презрения в её взгляде, что меня передёргивает.

– Я…

– Вот эта грязная прислуга украла мою куклу! Видишь! Видишь, она у неё в руке! – Продолжает визжать Венди, указывая пальчиком на меня.

– Нет, я её не украла…

– С каких пор позволено наёмным работникам говорить с нами? – Сухо перебивает меня, как я понимаю, мать девочки. Опуская взгляд, ищу подходящие слова, чтобы объясниться.

– А как ещё отбелить себя? – Тихо спрашиваю я, поглядывая на неё исподлобья. Но словно не слышит меня, поворачиваясь к дочери.

– Я устала от тебя, Венди. Разберись сама, я тебя этому учила. Ты будущая леди Марлоу, поэтому реши эту проблему так, как считаешь нужным, – раздражённо говорит её мать. Хмурюсь, вслушиваясь в разговор. Как можно так?

– Но…

– Отвяжись от меня, Венди. У меня дела, – отмахивается от неё Хелен, вспоминаю её имя. Спускаясь мимо меня, оставляет после себя шлейф из тонкого дорого аромата.

– Ты! Всё ты виновата! – Обвиняюще кричит Венди, сбегая по ступеням ко мне, но останавливается, чтобы быть выше. Смотрю на неё с жалостью, и не вижу ребёнка. Это маленькая женщина, которую заставили повзрослеть раньше времени, украв у неё всё, кроме положения, и обучения этому.

– Я заштопала твою куклу и не крала её, милая, – как можно мягче произношу я, протягивая ей игрушку.

– Ты что сделала? Ты испачкала её! Посмотри, ты оставила пятна и нитка белая! А моя Присцилла розовая! – Выхватывает у меня игрушку, крутя её в своих руках.

– Так ничего нет, Венди. А нитки. Какие нашла, такими и пришила. Ты ведь её любишь. Разве важно какой ниткой она пришита? – Всматриваюсь в блестящие от злости голубые глаза.

– Она стоит уйму денег, каких ты никогда не видела. Выброси её, и я увольняю тебя, – швыряет куклу к моим ногам. Тяжело вздыхаю, поднимая игрушку.

– Она не отличается особо от того, что было. И меня уволить ты не можешь. Как только станешь совершеннолетней, тогда и будет у тебя возможность командовать. А меня нанимала не ты, – спокойно отвечаю я выпрямляясь.

Топает ножкой, сжимая кулаки от ярости. Боже, бедный ребёнок.

– И если она тебе не нужна, то я отдам её детям, которые будут рады. Они будут беречь её и аккуратно играть, чтобы передать своим братьям или сёстрам, – продолжаю, наблюдая за реакцией девочки. Кажется, что это только подливает масла в огонь.

– Таким же грязным, как и ты? – Шипит она, сужая глаза. И если бы я не видела её, то решила бы, что это взрослый человек. Сколько в ней ненависти ко всем, и лишь из-за того, чтобы быть ближе к матери.

– Я требую, чтобы ты выбросила её! И перед тобой миледи Марлоу, запомни это! Заруби себе на своём грязном носу! Обратишься ко мне иначе, всё расскажу леди Марлоу. И ты вылетишь отсюда. Не желаю, чтобы эти нищие играли с моей куклой, – снова топает ножкой, складывая руки на груди.

– Ты ещё не миледи, Венди. Чтобы быть миледи или леди, ты должна знать правила приличия. А ты их не знаешь, – качаю головой, поднимаясь по ступенькам.

– Ты должна быть примером для подражания. Дети, при виде тебя, должны восхищаться твоей красотой, добротой и манерами. А сейчас же ты лишь пример для детей, как не надо делать. И пока ты будешь такой, ничего вокруг тебя не изменится, – говорю, останавливаясь на одной ступеньке с ней.

– А это я забираю. Ты добровольно отдала эту игрушку, которая для тебя ничего не значит. Тебе купят ещё, а есть люди, которые работают, как я. И у них дети, не видящие такой красоты, что тебе доступна. Леди должна уметь делиться с людьми, одаривать их своей добротой и быть настоящей принцессой. А ты пока ещё не научилась этому. Леди никогда не станет вести себя, как ты. Тебе должно быть стыдно за своё поведение. И раз уж ты решила быть леди, то будь ей, а не копируй кого-то. Ты личность, так покажи это не криком и капризами. Изучи другую сторону своей души, милая. Я верю, что у тебя она есть, – улыбаюсь девочке, обескураженной моим тоном, моей манерой говорить с ней, как со взрослой. Но она умная и смышлёная, и с такими детьми необходимо говорить именно как с разумными существами, готовыми анализировать и думать. Мне очень нравится эта девочка, и мне хочется сделать для неё что-то значимое, чтобы вернуть ей радость, которую она не знала.

– Ты… ты не имеешь права… – губы Венди подрагивают, видимо, мои слова точно попали в яблочко и задели её.

– Имею, дорогая моя, имею. Я старше тебя и вижу больше, чем ты думаешь. Возьми свою игрушку, – протягиваю ей куклу, которую она нехотя берёт из моих рук. Даже с какой-то опаской, постоянно следя за моими движениями.

– Каждый человек может так же порваться, как твоя кукла. Это называется крахом. Но так же, как я её зашила, люди могут восстанавливаться, но уже изменившись. А как они изменятся, зависит только от них. Они должны захотеть быть теми, кто они есть. А не теми, кого они видят вокруг себя. Пусть тебе сопутствует удача, милая, а мне надо идти зарабатывать деньги, чтобы купить таких же красивых кукол для своих племянниц. Одна из них скоро появится на свет, – улыбаюсь ей несколько секунд, замечая, как неприятны ей мои слова. Поднимаюсь по лестнице, направляясь по коридору.

Отчего же Хелен так отстранилась от дочери? И они непохожи, я бы ни за что не приняла их за мать и дочь. Разный цвет глаз, кожи, овал лица. Они разные, очень разные. И объяснить я этого не могу. Но чувствую, что Хелен вселяет в меня непонятное и неприятное ощущение тяжести. А вот Венди, пусть о ней говорят, что она гадкая, но это не так. Она ищет любовь любым способом. Она пробует разные пути и, жаль, что ей никто не может сказать о том, что плохие поступки никогда не приведут её к тому, что она хочет видеть. Удивительный ребёнок, сколько смекалки и ума в её глазах.

– Энджел, я же сказал – сидеть на кухне, – чуть ли не сталкиваюсь с Джефферсоном.

– Я подумала, что могу вернуться к работе в северном крыле, – слабо улыбаясь, отвечаю, поднимая на него голову.

– Нужна помощь с ужином. Он будет в семь часов. И Лорд Марлоу изъявил желание, чтобы именно ты принесла ему еду в восемь, – указывает рукой на обратный путь.

– Ох, да. Девушка… женщина, у неё схватки и воды отошли, – вспоминаю я.

– Всё с ней хорошо, уже родила прекрасного мальчика. И у нас минус одной пары рук, как и помощи. Мы ничего не успеваем, и если так будет продолжаться, то этот старикашка выставит всех нас вон, – кривится Джефферсон.

– А я видела его. Он сказал мне убрать спальню Венди, – тихо смеясь, иду рядом с ним.

– Освин. Осёл тот ещё, и мнит себя богом среди дворецких. Тычет мне в лицо его званием и членством в сообществе лучших дворецких Англии. Напыщенный индюк, – фыркает мужчина, продолжаю хихикать. Это правда очень весело, не поделили они между собой право за первенство, вот и соревнуются. Как мальчишки.

– А украшать дом будем? К свадьбе или Рождеству? – Интересуюсь я, спускаясь по лестнице и отмечая, что Венди уже нет.

– Нет. И больше не говори об этом, Энджел. Любое лишнее движение и тебя уволят, особенно это касается Рождества.

– Почему? Ведь у них свадьба сразу после него? А бал? – Изумляюсь этому.

– Старший сын лорда Марлоу погиб как раз в Рождество, когда мы веселились в городе, его машину занесло, и он свалился с обрыва. Хороший был мужчина, добрый очень, – грустно объясняет Джефферсон.

Хмурюсь, ведь лорд Марлоу сказал иное. Они скрывают это, верно, чтобы никто не знал, насколько слаб был прекрасный человек, потерявший себя в этом мире. Одновременно с этим невероятное тепло разливается по телу, понимая, что мне доверились. И никто иной, а сам лорд.

– Энджел, помоги мне, – войдя на кухню, мне тут же в руки вкладывают поднос, нагруженный хлебом, всевозможными видами выпечки и мой желудок от этого сжимается.

– Пошли. За мной, – командует другая девушка, и Кэрол толкает меня в спину из кухни. Вздыхаю и быстрым шагом следую за ведущей меня через бальный зал в другую комнату, что не видела ещё.

Ночь уже накрыла город своей темнотой. Свечи, горящие на длинном столе, придают невероятно красивую атмосферу большой столовой. Камин потрескивает и хочется замереть, задержать время, чтобы впитать в себя эту обстановку старой Англии.

– Ну давай же! Они уже скоро придут и всё должно быть готово! – Крик отрывает меня от любования мебелью.

– Прости, – шепчу я, подходя к столу, и подставляя поднос, чтобы девушка забрала у меня хлеб.

Они и ужинают, как истинные короли. Столько приборов, всё блестит в свете свечей. Сказка, которую вижу, поднимает меня к небесам, ведь бывает. Всё в этом мире бывает, и я наблюдаю такую красоту.

– Принеси суп, – дают мне следующее указание. Киваю, разворачиваясь и чуть ли не бегу до кухни. Кэрол ставит мне на поднос супницу, возвращаюсь обратно в столовую, смотря, как носятся люди. Только один ничего не делает, дворецкий Освин. Наблюдает за всем, сложив руки за спиной. И, наверное, ему так много видно со своего роста, очень похож на жирафа. Но у нас не Африка, и ему очень должно быть холодно. Это вызывает смех. Подавляю его, слыша новую просьбу принести жаркое. Меня поторапливают, и я несусь со всех ног на кухню, крича указание. Сдуваю прядь с лица, неся ароматный ужин. Вот бы ложечку этого блюда. Только ложечку, и я буду ещё счастливее. Но блюдо уже стоит на столе и меня отправляют обратно на кухню.

– Стоять, – прекращает шум резкий голос. Не знаю, мне ли это. Но на всякий случай останавливаюсь, оборачиваясь, и все замерли в том положении, что делали. Боже, я сейчас уже в голос рассмеюсь.

– Ты, останься, – Освин указывает на меня и ведёт пальцем к стене.

– Все вон отсюда, только те, кому приказано остаться встают по своим местам. Живо-живо, – хлопает в ладоши. Какая-то девушка, подхватывая меня за руку, тащит к стене.

– Что происходит? – Шепчу я.

– Хозяева идут. В зале оставляют шесть человек. И нельзя поднимать головы ни в коем случае. Мы тут как подтверждение их статуса, – так же отвечает девушка.

– Но…

– Тише. Никаких разговоров! Вылетите отсюда! – Злой крик, и я, сжимая рот, смотрю в пол.

Наступает идеальная тишина, настолько, что я слышу всё происходящее и, кажется, даже быстрое сердцебиение всех присутствующих. Тяжёлые шаги. Несколько их. Цокот туфель и быстрые, перебивающие их. Через несколько секунд воздух наполняется смешанным ароматом нескольких видов духов. От голода меня начинает тошнить, жмурюсь, дабы пережить это. Мне необходимо поесть, попрошу Кэрол об этом. Стулья двигаются, и хозяева садятся. Немного поднимаю голову, но успеваю посмотреть, как меня ударяет несильно по бедру девушка, стоящая рядом.

– Нельзя, – одними губами произносит она.

Почему они не разговаривают? Только стук ложек по посуде, и всё. Ни одного слова, вообще, ничего. Словно не люди здесь, а призраки. Это очень странно для меня, ведь у нас обычно шумно и даже при потреблении пищи голоса не смолкают. А здесь просто необычно, но, наверное, именно так ужинают высокопоставленные особы. Мне было бы очень скучно, а вот им нравится.

– Освин, почему она здесь? – Узнаю голос леди Марлоу.

– Кто?

– Вот эта, – что-то подсказывает, что именно на меня указывает женщина. Приподнимаю голову, и точно, она смотрит прямо на меня. Они такие красивые. Одни женщины, одетые в вечерние платья, как и Венди.

– Ты уволена! Тебе неясно было сказано? Вон отсюда, – громко произносит леди Марлоу, поднимаясь со стула.

– Простите, но я не могу, – где-то находятся силы ответить, хотя разумом понимаю, что это запрещено.

– Что? А ну-ка повтори, – обескуражено прикладывает руку к груди.

– Я не могу выполнить вашу просьбу, потому что обещала лорду Марлоу принести ему ужин и быть здесь завтра. Это неправильно нарушать обещания, и я так не умею, – сглатываю, а моё сердце уже отдаётся в ушах.

– Наглая девица! Вон! – Повышает она голос, взяв в руки тарелку и с силой бросая её о пол. Грохот и тысячи осколков, от этого вздрагиваю, и уже не думаю о том, что будет. Вылетаю из зала, несясь на кухню. Боже, что же она меня так невзлюбила? Неужели, до сих пор считает, что между мной и её мужем что-то есть? Разве это не доказывает любовь? Конечно, доказывает.

– Энджел, наконец-то. Вот, отнеси лорду Марлоу. По лестнице налево, откуда снова по лестнице, направо, проход и ты в северном крыле. Быстрее, а то ему лекарства принимать скоро, – не успеваю я забежать на кухню, как Кэрол вручает мне поднос.

– Но…

– Энджел, давай, – меня выталкивают из кухни.

Уже ничего не соображаю. В голове стало пусто от адреналина, пробежавшего по венам, от такого отношения ко мне леди Марлоу. Но я могу обрадовать её мужа и уверить его в любви. Сколько раз за сегодня меня уволили? Не сосчитать. Но что-то словно помогает мне остаться в замке. Верно, это судьба. Значит, именно здесь я должна быть сейчас.

Запыхавшись, дохожу до спальни лорда Марлоу. Нагибаюсь, локтем нажимая на ручку. Дверь поддаётся, и я вхожу в освещённое помещение. Лорд Марлоу так и лежит на постели, читая какую-то книгу. Поднимает голову, встречая меня улыбкой.

– Добрый вечер. Принесла вам ужин.

– Как вовремя ты, Энджел. Я уже заскучал от неугомонной девочки, – похлопывает по постели.

– Меня уволили снова, поэтому вряд ли я смогу прийти завтра, – печально произношу я, ставя поднос на одеяло.

– Придёшь, будь уверена. Без моего ведома никого не увольняют, тем более моих сиделок. Илэйн? – Усмехается он, принимая от меня тарелку с супом.

– Да, ваша жена, видно, приревновала вас ко мне. Невероятно, да? – Издаю смешок, передавая прибор и расстилая салфетку на его ногах.

– Очень, потому что это не так. Илэйн ждёт, когда я коньки отброшу. Ссылается на моё старческое слабоумие и боится, что я оставлю её с носом в своём завещании. А вот тебе отдам всё.

– Какая глупость! Зачем вам это делать? Тем более что это полная чепуха. Она любит вас и ревнует, – остаюсь при своём мнении, устало садясь на постель.

– Ела уже? – Интересуется он.

– Нет, дома поужинаю, – улыбаюсь.

– Не пойдёт так. Мне не съесть всего, поэтому бери другую тарелку и вперёд.

– Что вы?! Я не могу…

– Я приказываю, – перебивает меня, указывая на тарелку, закрытую куполом.

Не могу возразить, потому что действительно очень голодна.

– Спасибо, – открываю тарелку, а там то самое жаркое. Какое счастье. Хочется просто наброситься на еду, но сдерживаю себя, ощущая пристальный взгляд лорда Марлоу. И надо быть по максимуму воспитанной и знающей этикет. Но я так голодна. Руки даже трясутся, когда кладу себе в рот кусочек мяса. Божественная пища. Закрываю глаза от наслаждения.

– Простите, – шепчу я, открывая глаза и встречаясь со смеющимися тёмными.

– Кушай, милая моя, кушай, – лорд Марлоу принимается за свой суп.

Какой он добрый, и как его можно не любить? Эти чувства согревают меня, распространяются по всему телу, разнося по венам невероятное счастье. Мы так и ужинаем в тишине, съедая всё, что было в наших тарелках.

– Блаженство, – шепчу я, откалывая тарелку и предлагая лорду булочку и масло.

– Лучше разлей нам чай. Так ты раскормишь меня, и я стану огромным, – качает головой мужчина, передавая мне тарелку.

– Вам и полезно, – намекаю на его худобу, но он лишь улыбается.

– Какой аромат, – произношу я, передавая ему кружку.

– А ты попробуй, это любимый Энтони.

Делаю глоток, закрывая глаза. Кажется, что тысячи приятных иголочек одновременно покалывают мою кожу от букета трав.

– Опять? Снова она здесь? – Чашка с чаем летит из моих рук прямо на пол, вдребезги разбиваясь на осколки, когда я сама от крика подпрыгиваю с места.

– Илэйн, ты напугала бедную девушку, – вздыхает лорд Марлоу.

– Ты! Я требую её увольнения, Роджер! Она разбила наш фарфор…

– Он принадлежал моей бабушке, и я могу с ним делать всё, что хочу, – лорд Марлоу с силой швыряет кружку на пол, что осколков прибавляется, как и тёмные пятна проступают на потрёпанном ковре.

– Роджер!

– Милая, иди, отдыхай, и пришли кого-нибудь, чтобы здесь прибрались, – обращается ко мне он. А я моргаю от шока, так и замерев на одном месте, не успевая переводить взгляд то на мужа, то на жену.

– Нет! Скажи ей, что она уволена, – требует леди Марлоу, подходя ко мне.

– До завтра, дорогая, буду ждать тебя и завтрак, – улыбается лорд Марлоу и, кажется, ему нравится именно такое поведение своей жены. Быстро киваю и выбегаю из спальни, оставляя спорящих супругов из-за меня.

Боже.

Прикладываю руки к груди, и на губах расцветает улыбка. Ему точно это нравится. Именно ревность супруги необходима ему, как подтверждение её чувств. Посмеиваюсь, спускаясь по лестнице. Вот это лорд. И не скажешь, что он в возрасте. Да он ведёт себя, как юноша, требуя внимания от девушки именно таким способ. Я не против побыть тряпкой для быка, если это поможет ему выйти из спальни.

Останавливаюсь оглядываясь. Вот незадача, я заблудилась. Шла и шла, а теперь не знаю, где я. Полумрак и я не могу вспомнить, была ли я здесь. В итоге я когда-нибудь выйду, поэтому продолжаю идти по тёмно-бордовому ковру, рассматривая канделябры, зажжённые редко, что придаёт некую таинственность этому пролёту.

Замечаю висящую картину на стене и подхожу ближе, рассматривая чету на ней. Лорд и леди Марлоу одна тысяча девятьсот третий год. Издаю восхищённый вздох, всматриваясь в великолепное одеяние, что на них. Иду дальше, встречаясь со следующей четой, их детьми. Вижу настоящего лорда Марлоу в юности. И не удивительно, что его жена так ревнует его. Невероятный красавчик. Следом идёт другая картина, где стоит возле стула мужчина. Лорд Энтони Марлоу. Мой взгляд скользит по белоснежному костюму, что на нём. Поднимается к лицу. Задерживаю дыхание. Голубые глаза, которые передались Венди, смотрят прямо в меня. И даже вижу в них смешинки, что так любил его отец. Светлые волосы, коротко подстриженные, придают ему ребяческий и распутный вид. Он даже серьёзным не смог быть, когда его писали. Слабая улыбка, и я отвечаю такой же, разглядывая его.

– Вы невероятно красивы, милорд Энтони, – восхищённо шепчу я, рассматривая утончённые черты лица: пухлые, розоватые губы, лукаво изогнутые. От него глаз не оторвать. Принц, самый настоящий принц.

– И это ему не поможет больше, – раздаётся низкий, холодный голос. Он словно везде, буквально всюду. Окружает меня, издаю испуганный вздох оборачиваясь. Но только полоска света и темнота за ней.

– Здесь кто-то есть? – Прижав руку к груди, стараясь утихомирить быстро бьющееся сердце, спрашиваю я.

– Здесь есть та, кого не должно быть. Вы, – тот же голос и теперь откуда-то сверху. Поднимаю голову, снова оглядываюсь. Призраки? Или тёмный ангел? Боже, кто здесь?!

– Вы не могли бы выйти на свет? Невежливо разговаривать и прятаться, – задерживаю дыхание, прищуриваясь и всматриваясь в темноту. Сердце не прекращает своего быстрого стука, и это пугает меня. Невероятно сильно, потому что чувствую, именно в темноте прячется он. Незнакомец, что имеет возможность одним голосом заставить меня дрожать от страха. Мёртвый голос. Без эмоций.

Сперва появляется высокий силуэт. Втягиваю в себя воздух. Очертания человека становятся с каждой секундой реальнее и реальнее. Первое, что я вижу тёмные, чёрные глаза, в которых играют отблески горящего канделябра слева от меня. Огонь. Он превращается в ледяной огонь, полыхающий в этом тяжёлом взгляде, смотрящем на меня сверху вниз. Шумно выдыхаю, делая шаг назад. Дьявол Марлоу.

Декабрь 20
Действие шестое

Кажется, что больше не могу дышать. Мужчина продолжает стоять напротив меня, поджав губы. Он огромный, его аура… что-то в нём очень большое и накрывает меня с головой. Невидимое. Сильнее взгляда, чем у него я не встречала. Мой взгляд пробегает по несильно отросшей щетине, затем по чёрному свитеру под горло и снова возвращается к глазам.

– Вы нарушили четыре правила, – смотрю на его губы, чётко выговаривающие слова. И хочется бежать, бежать от него.

– Да… я…я заблудилась, – голос от напряжения пропадает, моргаю. От волнения губы пересыхают, смачиваю их кончиком языка.

– Или же преднамеренно зашли на запретную территорию, – тоном неприемлемым ни единого объяснения говорит он.

– Нет, уверяю вас, нет. Если вы подскажите мне, то я немедленно уйду отсюда, – мотаю головой, поднимая её и снова этот взгляд, прожигающий меня насквозь.

– Вас уволили, как мне помнится. Несколько раз. Вы до сих пор здесь, – приподнимает одну бровь, не слыша даже моих слов.

– Лорд Марлоу… он… – замолкаю, не находя слов. Не могу ничего внятно произнести, смотря в эти глаза. И правда, словно забирает у меня силы, выпивает их, и становлюсь безвольной, желающей расплакаться.

– Он импотент, чтобы вы знали, – ехидная усмешка появляется на его губах.

– Я…о, боже, нет. Что вы… нет, я… он хороший, и мне надо идти, – бормочу, понимая, что ещё немного и, правда, слёзы покатятся по щекам, вкупе с горящими щеками и полуобморочным состоянием от лишь одной его ауры. Резко разворачиваюсь и забыв о том, что там картина и стена, буквально врезаюсь в неё. Вскрикиваю от неожиданности и боли, от удара лбом в картину. Ноги каким-то образом буквально отнимаются, и я падаю. Не успеваю сгруппироваться, как оказываюсь уже на полу, издавая стон от боли в копчике. А этот мужчина так и стоит, даже не помогает мне, не предотвратил. Жмурюсь, а слёзы скапливаются в глазах. Больно. Очень больно. И боль везде. По всему телу распространяется, как обида, жалость к себе и усталость.

Мой взгляд натыкается на ботинки. Чёрные. Отчего-то знакомые. Момент, который случился со мной в первой половине дня, ярко всплывает в памяти. Поднимаю голову, встречаясь с безразличным взглядом.

– Это были вы, – произношу я, поднимаясь с пола, хотя это больно. Тело ещё не пришло в себя от удара.

Смотрит на меня и ни единой эмоции, даже удивления нет, вопросов ничего. Бездушный. Как так быть может? Человек ли он?

– Это вы прошлись по белью и испачкали его, даже не удосужившись помочь мне подняться, – продолжаю я, приобретая уверенность. Наверное, это обида.

– Я не обращаю внимания на такие мелочи, тем более на обслуживающий неуклюжий персонал. Вы уволены, – равнодушно произносит он, разворачиваясь, чтобы уйти.

– Я работаю на лорда Марлоу, и если он прикажет мне убираться, то только тогда, я это сделаю, – выпаливаю на одном дыхании.

Замирает, медленно оборачиваясь ко мне. Недобрый взгляд, полный смеха, злого и надменного смеха в глубине его зрачков, заставляет сделать шаг назад.

– Я и есть лорд Марлоу, мисс. Мой отец отрёкся от титула год назад, передав его мне. Поэтому вы уволены, убирайтесь отсюда, и чтобы я больше вас не видел, – цедит он. Дыхание сбивается, но стою и не двигаюсь.

– Почему? Почему я уволена? Потому что это мой первый день и ваш замок слишком большой, в котором я заблудилась? – Удивляюсь сама своему уверенному голосу, требующему объяснения.

– Что ж, вам нужны причины, – ухмыляется, полностью поворачиваясь ко мне.

– Первое – вы сломали замок в двери спальни моего отца, – делает шаг ко мне, а я от него.

– Я…я хотела там убрать…

– Второе – вы смотрите на меня, – ещё один шаг, упираясь в стену, рвано дышу от низкого, приглушённого тембра.

– Это запрещено? – Тихо подаю голос. Дрожит, сильно дрожит.

– Категорически, – делает ещё шаг, практически вплотную прижимая меня к стене.

– Третье – говорите со мной, да ещё и требуете от меня что-то, не понимаете приказов, и совершенно неподобающе ведёте себя со мной, как и с моей матерью, как и с моей племянницей. Я видел, как вы отчитывали ребёнка. Это не в ваших правах. Вы здесь прислуга, и должны знать своё место. А вы его не выучили, – горьковатый аромат доносится до моего носа. Втягиваю его, различая запах алкоголя. Коньяк, скорее всего.

– Чтобы показать ребёнку, что неверно, не нужно иметь какое-то особое место, – буквально шепчу я, поднимая взгляд на Дьявола.

– Вы слишком распущены и суете нос, куда не следует. Это запишем в четвёртый ваш порок, – теперь иной аромат, чего-то сладкого и терпкого протекает по моим венам вместе с кислородом. Шоколад. Голова кружится, кажется, сейчас упаду от напряжения.

– Желание помочь ребёнку не считается пороком, если его никто не воспитывает, – одними губами произношу.

– Так вы ещё и вульгарны, говоря со мной, как с равным. Это запрещено. Продолжаете смотреть на меня и, верно, уже готовы предложить себя, в качестве прошения за ваше место? – Насмешка, да такая гадкая, что это вызывает внутри смешанные чувства. Обиду. Желание бежать. Ответить. Защитить себя, в конце концов.

– Я говорю с вами, потому что вижу в вас обычного человека, сотворённого из плоти и крови. Вы ничем не отличаетесь от меня или других людей. Ваше положение не красит вас сильнее, чем других и не даёт вам полномочий оскорблять меня, хотя я ничего плохого не сделала. Если вас ударить, то вы ощутите боль, как и я. И ваше заявление о моих мыслях очень громкое, но не имеет во мне ни единого отклика, как и причин вам так думать. Одного звания мало, чтобы мыслить о вас, как о мужчине. Вы лишь тот, кто, не разобравшись, увольняет людей, что хотят работать, оставляя здесь безвольных кукол. Не смотреть на вас. Не говорить. Не дышать. Право, вам необходимо на кладбище, там вы будете удовлетворены в своих желаниях. Никто не нарушит ваши правила, ибо мертвы, – замолкаю, ужасаясь сама тому, что произнесла. Отблеск огня в тёмных глазах и желваки, явно показывающие мне – занесло не туда. Но зачем же… зачем я это сказала.

– Простите, – тут же шепчу я, опуская взгляд. – Простите, но вы неправы. Сильно неправы…

– Вон, – одно слово, и оно как ледяной ветер врывается в мою грудь.

– Уволена? – Жмурюсь от того, что вырвалось изо рта. Как же глупо.

– Вон, – повторяет он, так и не двигаясь. Подавляет меня этой тёмной силой, что в нём. Сглатываю, протискиваясь в сторону.

– Раз я уволена, то могу сказать вам честно и без утайки, что Венди заслуживает родителей, которые будут её любить, а не пренебрегать ею. И раз вы лорд, то вам бы поучиться у своего отца, как быть настоящим. Ваше сердце изо льда, раз вы спокойно наблюдаете за тем, как он угасает, и не желаете ему помочь. Вы безразличны ко всему, и мне вас очень жаль. Жить в таком прекрасном месте и не соответствовать ему. Люди правы, вы Дьявол, – проговорив это, бросаю на мужчину последний взгляд, с надеждой, что поймёт, что достучусь до него. Одновременно ужасаюсь от своей наглости.

Его глаза превращаются в две узкие полоски, и видно только черноту. Бежать бы, да ноги не двигаются. Корю себя за горячность, но поздно. Теперь убьёт…

Разворачивается и исчезает в темноте, оставляя меня одну с тяжёлым ощущением на душе. Издаю облегчённый вздох, прикрывая глаза рукой.

Возможно, я не имела права говорить это. Да, возможно, я заслужила увольнение. Но что-то непонятное, жалость, наполнило грудь и захотелось хоть немного, совсем чуть-чуть донести до него страшную опасность, что таит в себе такая манера поведения.

Перевожу взгляд на портрет Энтони, продолжающего улыбаться мне глазами.

– Помогите им, ведь вы здесь. Не дайте им полностью погрузиться во мрак, – шепчу, обращаясь к нему. Вздыхаю и разворачиваясь, иду по коридору. Надо найти дорогу. И так обидно, что слёзы всё же капают из глаз. Смахиваю их, не желая предаваться унынию. Нет, не позволю этому человеку забрать у меня мою душу, и окрасить её в чёрный.

Это их выбор жить именно так, и я ничего не изменю. Ни капли. Отчего же мне этого хочется, очень хочется увидеть, как малышка будет счастлива. Не могу перестать думать о ней, плутая между коридорами.

– Энджел, вот ты где, – поворачиваясь, смотрю, как ко мне быстрым шагом подходит Джефферсон.

– Простите, я заблудилась, – слабо улыбаюсь. Сил нет, никаких. Ни физических, ни моральных.

– Пойдём, – мужчина указывает мне рукой в обратном направлении.

– И как тебе сегодняшний день? Сильно устала? – Интересуется он.

– Скажите, это правда, что лорд Марлоу это сын, а не отец? – Спрашиваю я.

– Да. После смерти Энтони, которому было подарено это звание перед Рождеством, Роджер Марлоу отказался вовсе от него. Теперь его носит младший его сын. Но все привыкли называть его милордом, поэтому так и продолжается, – поясняет Джефферсон.

– Сколько ему? – Знаю, что не моё дело, но всё же произношу это.

– Тридцать четыре, – чётко отвечает мне. – С чего такой интерес к этому мужчине, Энджел? Ты же не собираешься…

– Нет, что вы. Вы же знаете меня, я до жути любопытная и сломала замок в одну из спален, – перебиваю, мотая головой.

– Ох, да. Лорд Марлоу-старший сказал, что это ничего. И он желает видеть тебя завтра.

– Но меня уволили. Настоящий лорд уволил, я…в общем, я видела его буквально недавно. Он отчитал меня и уволил, – тяжело вздыхаю я, поворачиваясь к Джефферсону.

– Он всего лишь сын, милая. А отец нанимает тебя в качестве сиделки, и ты будешь продолжать убирать спальни. Просто не попадайся на глаза его сыну, и всё будет хорошо, – заверяет меня останавливаясь.

– Как он добр. Я могу идти домой? – Оглядываюсь, оказываясь в гостиной.

– Да, но сначала поешь. Кэрол ждёт тебя. А у меня есть ещё дела, – кивает он.

– Ой, совсем забыла. Лорд Марлоу-старший просил, чтобы в его спальне убрали разбитые чашки, – вспоминаю я, замечая улыбку на лице Джефферсона.

– Уже послал. До завтра, дорогая, отдыхай.

Это да, отдых мне точно необходим. Так и не спав ночь, теперь я ощущаю, как глаза слипаются и полное изнеможение. Иду к кухне, заходя туда. Шум из-за разговоров за столом, где обслуживающий персонал ужинает. Первый раз хочу остаться одна. В тишине.

– Энджел, садись. И Джек попросил тебя подождать его, он подбросит тебя. А мне необходимо ещё сделать заготовки на завтра, – Кэрол подталкивает меня к столу. Две девушки и три мужчины приветливо мне улыбаются, и я отвечаю им тем же. Но говорить не хочу.

Вожу ложкой по тарелке, так и не испробовав суп. Жаркого в спальне лорда Марлоу-старшего было достаточно. И мне не хочется ждать никого. Тихо встаю, относя свою порцию к раковине и оставляя там. Под шум исчезаю из кухни, направляясь к служебному помещению, где осталась моя одежда.

Снимаю свою испачканную форму в чае, пыли, да и уже неприятно пахнущую. Складываю её в большую корзину, где лежит форма других. Переодевшись, набрасываю на себя пуховик и выхожу из замка, вдыхая морозный воздух.

Не горит ни единого фонаря, это место погружено во мрак. А когда-то оно подсвечивалось, и так прекрасно выглядело с маяка, что могла всю ночь смотреть на него. Каждый дом имеет своё настроение и этот, заведомо красивый и сказочный, сейчас полностью принадлежит тьме. И не осталось у меня никаких доводов, чтобы окрасить в яркие тона поведение его жителей. Наоборот, всё так плохо, что мне самой становится не по себе. Словно тень лорда Марлоу-младшего следует за мной по пятам, наблюдает за тем, чтобы я покинула это место и никогда не возвращалась. Я им не нравлюсь, этому дому я точно не пришлась по душе. Это беспокоит меня, ведь я никому не желала зла, а лишь помочь. Но видимо, как и обычно, люди не хотят принимать ничего от меня. Так же было и в Нью-Йорке. Да-да, я знаю всё, что моё видение мира отличается от их, но мне необходимо во что-то верить, потому что не желаю превращаться в заколдованное сердце холодом и безразличием.