Текст книги "Ульмигания"

19

Словно дунул ветер и разогнал туман. Все стало четким и ясным. Тороп вспомнил, что было вчера, позавчера, год назад. – Нет никакого духа Гентара, – сказал он Гунтавту. – Все это – выдумки Виндии.

Барстуки стояли, понурив головы, и молчали.

Торопу даже стало жаль их. Они были похожи на обиженных детей. Но игра, в которую он поневоле их втянул, была слишком взрослой, и пока не поздно, они должны были отказаться от нее.

Первым заговорил Гунтавт:

– Как бы там ни было, полгода ты был нам королем, и мы многому у тебя научились. Вчера мы доказали это самбам, но прежде всего, самим себе. Теперь мы уже не те барстуки, какими были долгие века. Ты научил нас сражаться и повел в первый бой. Наш народ никогда не забудет этого. Но он будет помнить и мое предательство, если я сейчас не пойду с тобой. По нашим законам, пока ты не передал золотую шапку, ты все еще король. А раз так, любой из нас обязан отдать свою жизнь взамен твоей. Так сказано в заветах наших предков, и не нам их менять.

Гунтавт преклонил колено и вслед за ним, то же сделали и остальные десять барстуков. Тороп понял, что отговаривать их не имело смысла. Они пошли бы за ним, так, или иначе. Трудность в выборе решения заключалась для них только в том, чтобы привести его в соответствие с законами. Они нашли, как это сделать, и теперь с легкостью пойдут на верную смерть.

– Хорошо, – сказал Тороп. – Я все понял. Ну, а раз я король, вот вам мой указ: после моей головы, пуще всего стерегите голову Гунтавта. На нее я возложу золотую шапку, если все обойдется. Ну, с Богом!

20

Весть о том, что какие-то барстуки, возглавляемые славянином, ранним утром пробовали штурмовать храм бога Лиго, облетела Витланд мгновенно. Такого история Ульмигании еще не знала. Об этом говорили все. Пожалуй, единственным, кто мог этого не узнать, был Дилинг, спрятавшийся на мысу за болотом от всего мира.

Вмешался случай.

Рыбак, который раз в пять дней возил Милдене рыбу, в тот день снял сети с огромным эскетресом8888
  Эскетрес – атлантический осетр.


[Закрыть]. Недолго думая, он погреб к мысу, выволок на песок лодку с рыбиной, и заторопился к хижине, стоявшей рядом со строившимся деревянным домом.

– Хозяйка! – еще издали начал кричать он. – Хозяйка! Выходи, посмотри, какую рыбу я тебе привез!

Милдена вышла на шум и, прикрыв глаза, смотрела на радостного рыбака, прикидывая, тот ли это день, в который он должен привозить рыбу? Ее подсчеты не сходились.

Добежав, наконец, запыхавшийся рыбак взял ее за руку и осторожно – Милдена была с заметным животом, потащил к заливу.

– Ты посмотри, какая рыба! – приговаривал он. – Я сразу подумал, что не стоит везти на рынок такую рыбу. Зачем? – думаю, Милдене и самой такая рыба нужна.

Эскетрес действительно был хорош, и сверкал на солнце жучками. Милдене трудно было отказаться.

– Ну, что я говорил, – радостно бормотал рыбак, с трудом волоча на себе рыбу. – Понравился? А я только вышел, поднял сети, смотрю – тяжесть какая-то, думал, зацепил что-то, или амсмари баловались, накидали в сеть камней… А я поздно сегодня вышел, думал, останусь уже ни с чем, а вот видишь…

Посмотреть на эскетреса из дома, который он уже подвел под крышу, пришел и Дилинг.

– А я сегодня поздно вышел, – бросив на разделочную доску рыбину, стал объяснять ему рыбак. – С утра такие вести принесли, не слышали? Ну да, где же вам тут услышать! Какой-то витинг напал на храм Лиго. Говорят, хотел похитить жрицу!

– Зачем? – удивилась Милдена.

– Да кто ж его знает? Говорят, он не из пруссов, разве прусс такое себе позволит? Христианин!

Рыбак сказал это с таким отвращением на лице, что Милдена рассмеялась. Она еще ни о чем не догадывалась, и не видела, как сдвинул брови Дилинг.

– А что же охрана? – спросил он.

– Охрана! – рыбак аж плеснул руками по бокам от возбуждения. – Еле отбились! Витинг, говорят, молод, да как заговоренный. Пятерых положил! А ему еще целая стая барстуков помогает.

– Значит, отбились, говоришь? – спросил Дилинг.

– Отбились. Что творится! – закряхтел рыбак. – Разве в былые времена…

– Он ночью придет, – негромко сказал Дилинг.

– Что? – спросил рыбак.

Милдена быстро повернулась и посмотрела на Дилинга.

Тот задумчиво почесывал бороду.

– Дилинг, – тихо позвала Милдена.

Он посмотрел отсутствующим взглядом и пошел в хижину.

– Так вот я и говорю, – продолжал рыбак. – В былые времена разве кто посмел бы подойти к храму Лиго? Или вот взять хотя бы то, что творится на рынке в Шоневике. Разве раньше кто из молодых посмел бы…

Дилинг вышел в кольчуге и опоясанный мечом. В руке у него был серебряный пояс Торопа. Ни слова не говоря, он направился к навесу для лошадей и стал седлать сверяписа.

Милдена пошатнулась и схватила рыбака за рукав вилны, чтобы не упасть. Тот что-то говорил ей, но она не слышала. Рыбак подвел ее к штабелю досок у хижины и усадил. Дилинг приладил скайтан, сел на лошадь и ускакал.

21

Крива не был уверен так, как Дилинг, что нападение на храм повторится. Но, несмотря на это, к вечеру вокруг вершины холма стоял высокий частокол, а внутри расположились лучшие витинги Страны воинов.

Обо всех приготовлениях на горе Торопу постоянно доносили вездесущие и незаметные людям барстуки. Они же, как только самбы начали сооружать ограду, стали рыть под нее подкоп. В земляных работах с барстуками могли сравниться только кроты. И те, и другие одинаково хорошо ориентировались под землей. К окончанию работ самбами, ход, шедший к самым стенам храма, тоже был готов. До поверхности оставалось около двух локтей земли, которую два барстука могли выбрать в считанные мгновения.

Как всегда бывает весной на полуострове, после яркого дня с моря натянуло туман. Он оседал на деревьях, и те роняли с веток частые крупные капли. Туман густел, ускоряя мутные сумерки.

Витинги, охранявшие храм, выставили на склонах несколько дозоров. Воины жались к кострам, отчасти спасавшим от сырости.

Барстуки не знали, зачем их королю нужна жрица Лиго, и не задумывались над этим. Их задачей была защита короля, и только она казалась им важной.

Самбы за оградой и в дозорах у костров тоже не привыкли задаваться вопросами. Их делом была война, а на ней раздумывать некогда.

Дилинг, ящерицей облазавший весь холм в поисках Торопа, иногда задумывался о причинах, толкнувших того на штурм храма, но только чтобы понять его дальнейшие действия и оказаться вовремя в нужном месте. Он привел Торопа в эту чужую для него страну, и чувствовал себя виноватым за все злоключения, свалившиеся здесь на русского. Но никаких признаков его присутствия на холме Дилинг не нашел, хотя и знал, что Тороп где-то близко. Это и радовало Дилинга – значит Тороп тот, каким он его знал, и беспокоило – Дилинг боялся опоздать к нужному моменту.

Всерьез обеспокоены ситуацией на горе Лиго были только два человека, два великих вайделота. Крива, потому что не понимал что происходит, а это всегда бесило его. И Виндия, сознававшая, что уже потеряла “сына и мужа”, но все еще отказывавшаяся поверить в это. Вновь и вновь она звала на помощь носейлов, умоляла шар заговорить, открыть ей тайны провидения, но духи к ней не шли, а шар мстил безмолвием и холодностью.

У храма разожгли несколько костров.

Сумерки, смешавшись с туманом, загустели, как сусло, и облаком колыхались над вершиной холма.

Витинг, присматривавший за кострами на южной стороне храма, шел с охапкой дров и уронил несколько поленьев. Он наклонился, чтобы поднять их и ему показалось, что трава перед ним шевелится. Потом почва просела, а в одном месте провалилась дырой в земле. Дыра была небольшой, и витинг хотел сунуть туда руку, но поостерегся, вспомнив разговоры об Анге и его нападении на Криву. Он бросил дрова, подошел ближе и взялся за рукоять меча. Но тут ему стало не до оружия – земля начала проваливаться. Витинг замахал руками, и, вскрикнув, вместе с комьями почвы ушел вниз.

Всадив нож в шею витинга, Тороп оставил его заботам барстуков, а сам выскочил наружу. Для того чтобы попасть в каменное святилище ему достаточно было завернуть за угол, но он видел, что в его сторону уже смотрят несколько воинов. Дыра им была не видна, и пока они принимали его за кострового.

– Что там у тебя? – спросил один из них.

– Дрова рассыпал, – сказал Тороп, и стал собирать поленья.

– А чего кричишь, они тебе на яйца упали, что ли? – спросил тот же голос, и витинги засмеялись.

– Зиман! – позвал кто-то из компании.

Тороп не знал, зовут кострового или еще кого, и продолжал, молча собирать на руку дрова.

– Да это, кажется, не он.

Один из воинов направился в сторону Торопа. Тогда он бросил дрова и пошел вдоль камня–стены.

– Эй! – крикнули сзади. – Постой!

Тороп, не оборачиваясь, побежал, на ходу вытаскивая меч. Он знал, что спину ему прикроют барстуки. План тихо вывести через подкоп ту, которую он считал Анной, провалился. Со всех сторон к святилищу бежали витинги.

Первого, на кого он наткнулся, завернув за угол, Торопу удалось свалить в несколько ударов. Другой упал, подкошенный ударами по ногам мечами барстуков. В темноте витинги забывали смотреть под ноги, хотя этим утром кое-кто из них уже пострадал, столкнувшись с маленькими злыми воинами.

Тороп бросился к входу, но там вырос высокий витинг с боевым топором в руках. Лицо его было рассечено глубоким шрамом.

– Ага, – сказал витинг. – Ты все-таки пришел. Хорошо, а то мне пришлось бы тебя искать.

Тороп ударил его снизу, не размахиваясь. Этим приемом владели немногие, и мало кто мог его отбить. Меч громко звякнул, ударившись о вовремя поставленный топор, и отлетел в сторону, едва не вырвавшись у Торопа из рук. Тороп понял, что нарвался на одного из тех, кем держалась слава пруссов.

Вепрь крякнул, нанося свой удар, и Тороп еле успел от него увернуться. Тут же последовал второй, третий… Тороп стал пятиться, с трудом поспевая отбиваться.

Дилинг, услышав крики и звон стали за частоколом, чуть не взвыл от досады. Он искал Торопа, а нужно было лаз под ограду. Как же это ему сразу не пришло в голову? Ведь он еще днем слышал, что Торопу помогают барстуки!

Бревна были в два человеческих роста, хорошо ошкурены и пригнаны друг к другу – не забраться. Ругая собственную глупость, Дилинг побежал к воротам. Они как раз открылись, и внутрь храмового двора бежали витинги. Дилинга они приняли за своего, и никто на него не обратил внимания.

У святилища уже была свалка. Барстуки дрались не по тем правилам, к которым привыкли за века воины пруссов. Карлики очень быстро двигались, перебегая с места на место, наносили опасные калечащие раны ногам самбов и швыряли им в лица маленькие незаметные дротики.

Неожиданностью для самбов стало и то, что один из витингов начал вдруг яростно рубить своих же.

– Держись! – кричал он. – Держись, Тороп, я иду!

Тороп держался, но из последних сил. Вепрь был опытнее и гораздо сильнее него. Два раза Тороп уже падал, но успевал вскочить до того, как опускался топор Вепря. Наконец, понимая, что в прямом бою ему не одолеть самба, Тороп поддался, подставил меч так, что Вепрю удалось выбить клинок. Самб зловеще ухмыльнулся, неторопливо взмахнул топором, открываясь, а Тороп метнул в его незащищенную грудь нож и отскочил в сторону. Вепрь вздрогнул, как дуб, получивший удар, подрубающий его, и рухнул. Тороп подхватил свой меч.

– Держись, Тороп! – услышал он.

Так кричать мог только один человек – Дилинг.

Тороп поискал его глазами, но не нашел. Зато увидел, что, возвышаясь над скрежетом и лязгом, над кровью, над стонами раненых и злобным шипением живых воинов, на жертвеннике стоит с факелом княжна Анна. Ее широко распахнутые глаза были устремлены прямо на него, на Торопа. И в глазах этих были и страх, и мольба, и изумление.

Тороп с утроившейся силой развалил голову подвернувшемуся витингу, и ринулся вперед.

Дилинг был совсем рядом.

Занеся меч над одним из самбов, который как полено разрубил надвое барстука, он замешкался, разглядев белые крылья на куртке. Тот же, уловив сбоку движение, ударил в развороте наугад. Удар пришелся на шею. Меч Балварна разрубил Дилингу шейные мышцы и гортань.

– Эх!.. – выдохнул Дилинг вместе с кровью, прежде чем упасть.

– Ты?! – поразился Балварн, подхватывая его.

Дилинг скривил губы в улыбке. Он хотел что-то сказать, но изо рта с красными пузырями вылетело только бульканье и свист. Тогда он указал себе на живот.

На нем было два пояса. Один с серебряными грифонами, уже знакомый Балварну.

– Так это он? – спросил Балварн.

Дилинг не ответил. Умер.

А в Тависке Виндии открылся шар духа Гентара. От него стало исходить слабое теплое свечение. Оно разгоралось, постепенно затмевая свет масляных ламп. Потом появилось белое ядро и в нем – разгоряченное схваткой лицо Торопа. Оно было совсем не таким, к какому привыкла Виндия, не лицом покорного Этскиуна. В нем была надменная ярость – гордая печать, отличавшая потомственных воинов, превыше всего ценивших свою спесь и свободу.

Виндия придвинулась так близко, что рисковала коснуться ядра, а это было очень опасно. Но не одно только лицо Торопа заинтересовало Виндию. Что-то было еще, чего она пока не видела, но к чему уже чувствовала лютую ненависть.

Там было еще одно лицо. Лицо юной жрицы бога Лиго.

Издав хриплый, как треснутое дерево под ветром, звук, Виндия задохнулась. Ей не хватило воздуха. Потом она закричала, протяжно и с подвыванием. Виндия выла, и тем, кто слышал ее вой, сеймину Тависка, казалось, что кожа их рвется и сползает сама собой.

Эхо еще гуляло по замку, а Виндия стояла, вытянув перед собой руки, и шептала заклинания. Она обратилась к богам. Она отдавала им свою власть над Гентаром, и отдавалась сама.

Изображение над шаром стало дрожать, меркнуть, а сам он раскалился, зашипел и треснул, рассыпаясь на множество кусков.

В недрах храмового холма заурчало, заворочалось так, что витинги и барстуки попадали наземь. Страшной силы удар сотряс гору, она раскололась, и каменное святилище с грохотом провалилось в трещину, краем прошедшую прямо под ногами Торопа. Он оступился и упал бы туда вслед за камнями и жрицей, но Балварн, схватил его за капюшон кольчуги.

Люди и карлики бросились в стороны от трещины, прочь по склонам холма.

Сражение закончилось тем, что его участники разбежались кто куда.

Гора, продолжая громыхать, закрылась.

22

Говорить было не о чем. Тороп чувствовал себя так, будто очнулся от долгого мучительного бредового сна, и разобраться, насколько его отдельные видения реальны, был не в силах.

Балварн хотел, было, спросить его: зачем все это понадобилось? Но не стал. Этот чужеземец, в глазах которого еще не полностью остыл мутный огонь сумасшествия, был неприятен ему. Из-за него погибли два великих витинга, и их не вернуть, сколько не выясняй, зачем и почему это случилось?

Всю дорогу молчали.

Ночью переходить Конское болото было опасно. Они заночевали в Шоневике у знакомого Балварну торговца лошадьми. Тот узнал в трупе Дилинга, но лишних вопросов задавать не стал. Дал по куску лайтяна8989
  Лайтян – сухая колбаса.


[Закрыть], по жбану пива, и оставил их на сеновале.

Уже устроившись спать, Балварн сказал:

– Да, я забыл тебе сказать, его жена беременна.

Тороп не ответил.

Балварн подумал, что он уснул, и решил, что скажет об этом утром.

Однако утром, едва он заговорил о Милдене, Тороп напомнил, что уже слышал это вечером. Они опять замолчали.

Туман все держался. Редкие березы на болоте плавали в воздухе. Тороп никак не мог отделаться от чувства, что бредовый сон не окончательно рассеялся. Он подумал, что ни в одном из русских княжеств нет таких плотных и бесконечных туманов.

Милдена не плакала и не голосила. Она все выплакала ночью, когда поняла, что если и увидит Дилинга, то вот таким – с мертвой желтоватой кожей на лице и перепачканного кровью.

Костер складывать не стали. Выкопали могилу. Тороп убил оружие Дилинга и положил с ним рядом9090
  Оружие «убивали», сгибая или переламывая. Оно уходило в Страну Предков вместе с витингом.


[Закрыть]. Милдена предложила зарезать и сверяписа, но Тороп не дал. “Пригодится”, – сказал он.

Когда все условности были соблюдены, и витинги собрались погрести Дилинга, Милдена бросилась к ним.

– Не надо… – иступленно бормотала она. – Не закапывайте, я сама…

Тороп посмотрел на Балварна, но тот только развел руками. Решив, что это часть ритуала, Тороп не стал настаивать, хотя и думал, что Милдене, в ее положении, кидать землю вовсе не стоит.

На тризне он сказал ей:

– Поедешь со мной.

– Нет, – мотнула она головой.

Балварн отвернулся.

– Почему? – спросил Тороп.

Милдена упрямо промолчала.

– Она собирается уйти в Страну Предков вместе с Дилингом, – сказал Балварн.

– Как это? – опешил Тороп.

– Она потому и не дала нам закрыть равис9191
  Равис – могильный холм над прахом воина.


[Закрыть].

– Это правда? – спросил Тороп у Милдены.

– Прусские женно часто так поступают, – вместо нее ответил Балварн.

– Я не позволю этого сделать, – сказал Тороп. – По обычаю моего народа, если воин умирает, младший брат должен взять его жену и заботиться о детях. Ты беременна, а кроме Дилинга на этом свете у меня больше никого не было. Поедешь со мной.

– Куда? – спросила, наконец, Милдена.

– Посмотрим. Земля большая, найдется и нам место.

– Я провожу вас до границы, – сказал Балварн.

Только через два дня, когда они добрались до Немана, туман поредел.

Над Жмудью уже стояло солнце.

23

Виндия ушла из Тависка. Когда и как – сама не знала. Несколько дней где-то бродила, а опомнилась на берегу моря.

Она сидела на валуне посреди большой лужи, намытой последним штормом, в изорванном и мокром пурпурном платье.

Туман размыл горизонт и стер границы между морем, небом и сушей. Было тихо и пусто.

Виндия посмотрела в лужу и увидела там древнюю морщинистую старуху с ввалившимися глазами, длинным носом и редкими серыми свалявшимися волосами. Рукой, похожей на сухую ветку, она провела по этому лицу, ощупывая его морщины, убеждаясь, что это ее лицо, и что она уже никогда ничего с ним не сможет сделать. Виндия старилась. И так быстро, что если б ей вздумалось посидеть на камне до завтра, то она уже не смогла бы с него встать.

Вайделотка встала и пошла в море.

Она входила в него все глубже и глубже, но не делала никаких попыток поплыть.

24

Гунтавт стал королем барстуков, и, несмотря на усложнившиеся отношения с Кривой, из-за участия карликов в штурме храма Лиго, правил очень долго и мудро, стараясь больше никогда не иметь дел с людьми. Это он завещал и потомкам. Они придерживались завета, благодаря чему благополучно дожили в Ульмигании до наших дней.

А о самой попытке похищения жрицы Лиго поведал нам Христиан Оливский, бывший в то время в плену у Верховного Жреца пруссов. Пробудет он там еще четырнадцать лет, пока князь Вепря Ванграп, в жестокой стычке с витингами охраны Кривы, не отобьет монаха. Князь этот претерпит удивительную эволюцию сознания, в результате чего уведет свой род на юго-запад Пруссии, и там, в замке Фогельзанг9292
  Замок Фогельзанг – первый замок, выстроенный Орденом на правом берегу Вислы, откуда и начался крестовый поход в Пруссию. Раньше его существование подвергалось сомнениям, однако в последнее время получены свидетельства того, что Фогельзанг – реальность.


[Закрыть], примет крещение и станет известен под именем Альбрехта фон Эбура, одного из первых прусских вождей, выступивших на стороне Ордена и Христовой Церкви.

Тороп с Милденой поселились в славном городе Пскове. У Милдены вскоре родился сын, которого она назвала Висигайл. Правда, так его там никто не звал, а звали по-русски – Василько. От Торопа у Милдены будет дочь – Анна. И жили бы они все долго и счастливо, если б в 1242 году не набежали на Псков монголо-татары Александра Ярославича. Защищая Псков, погиб Тороп. Татар поначалу прогнали, но псковичи решили с помощью ливонских рыцарей отомстить поганым, и бесславно сложили головы на Чудском озере. После этого Псков, оставшийся беззащитным, ждали еще большие беды. Милдену с дочерью, вместе с другими псковитянками, Ярославич сжег в одном из храмов города. Василько оказался в Риге. Затем, на какое-то время его следы теряются, но после, совершенно неожиданно, обнаруживаются в Пруссии. И самое удивительное, что сын убитого Торопом Вепря – Ванграп–Альбрехт фон Эбур, встретится здесь с Василькой, воспитанным Торопом сыном Дилинга. Их судьбы странно и причудливо переплетутся, но, ни один, ни другой так и не узнают друг друга.

Жрец
Книга третья

“Еще с тех времен, когда в замке Гермау жили крестоносцы, там появился призрак. Каждый год, 20 декабря, в полночь, из подвалов замка выходил рыцарь в латах, с двуручным мечом. Всю ночь призрак бродил в окрестностях замка, а с первыми петухами исчезал в подземельях. Говорят, что ночи эти были необычайно темными и ненастными, и мало кто из жителей поселка отваживался высунуть нос из дома.

Рассказывают, что в 1670 году, некий молодой человек, по имени Ганс, из бедной, но честной дворянской семьи Клаук, поддавшись на уговоры польских контрабандистов, выкрал из карьера близ Пальмникена два шеффеля9393
  Шеффель – мера веса – около 55 килограммов.


[Закрыть] янтаря. Выкрасть–то выкрал, но продать мешки с янтарем не успел – был пойман с поличным. Тут надобно напомнить, что Янтарный Суд, как и Янтарная Палата, находились в то время в замке Гермау.

Сидит Ганс в подвале замка и ждет суда. В приговоре можно было не сомневаться. За это преступление, что простолюдина, что барона ждало одно – виселица, построенная специально для таких, как он, на холме Гальгенберг, у Кирпенена. И вдруг, дверь его камеры открывается и к Гансу входит рыцарь в латах, какие носили еще во времена крестоносцев. О чем они договаривались, никто не знает. Известно только, что в ту ночь Ганс Клаук объявился дома и рассказал, что из замка его вывел призрак, через подземный коридор, ведущий под болотом из Гермау до Кирпенена, вход в который был к тому времени уже утерян. В плату за спасение, рыцарь потребовал от Ганса, чтобы он в третью ночь, привел к замку какого-то человека. Какого – Ганс не сказал. Этот Ганс был довольно сообразительный малый. Рассудив, что того человека, который нужен призраку, он может и не найти, а распорядители Янтарного Суда того и гляди явятся по его душу, он решил бежать куда-нибудь подальше и от судей, и от призрака. И бежал.

Два дня о Клауке ничего не было слышно. На третье утро крестьяне поселка Кирпенен, выгонявшие коров на пастбище, увидели труп Ганса, болтающийся на виселице на холме Гальгенберг. Тут же выяснилось, что Янтарный Суд не имел к этой казни никакого отношения”.