Текст книги "Из Парижа в Бразилию по суше"

Если почва болотиста, то она почти сплошь покрыта дереном[135]135
  Дерен – полукустарник семейства кизиловых, произрастает в Европе, на Дальнем Востоке и Северной Америке.


[Закрыть]. В иных местах преобладают заросли колючей аралии и стелющиеся по земле лианы с широкими, словно у канны, листьями, поднимающимися иногда чуть ли не до плеч путешественника. Стебель и листья этих ползучих растений усыпаны колючками, вцепляющимися в одежду любого, кто осмелится продираться сквозь их непроходимые сплетения. Смельчак будет исцарапан с ног до головы, ранки же эти болезненны, моментально опухают и воспаляются.

Так что нетрудно понять, к чему разыскивать тропинку и неуклонно следовать по ней.

От форта Принс-Джордж, расположенного на реке Фрейзер, на 23° западной широты по Гринвичу, до Ричфилда, главного города прииского округа Карибу, насчитывается едва ли сотня километров. Однако из-за плохой дороги трое европейцев и их канадские проводники с трудом преодолели это расстояние за два дня.

Не из простого любопытства и удовольствия посетить золотой рудник направлялись они в Эльдорадо Британской Колумбии, где обрели счастье лишь немногие, большинство же сгинуло в тяжелой борьбе. От Ричфилда начиналась хорошая дорога, по которой друзья собирались пройти на юг около пятисот лье, чтобы выйти к сорок девятой параллели, отделяющей английские владения в Америке от Соединенных Штатов. Наконец, они мечтали распрощаться в Карибу с ночевками под открытым небом, с отвратительной кухней, с реками, через которые приходилось переправляться вброд или вплавь. Последнее, кстати, оказалось возможным только благодаря удивительной выносливости индейских лошадей, великолепно выдрессированных прежними хозяевами.

На протяжении всей дороги встречались гостиницы для золотоискателей, правда, не слишком комфортабельные, но в них всегда можно было поесть и переночевать. Для путешественников, покинувших столицу Восточной Сибири и с тех пор проделавших более трех тысяч лье, подобная возможность уже казалась роскошью. Ибо на этом пути только в форте Нулато и трех английских факториях – Стейджер, Бальбин и Принс-Джорж – они обедали за столом и спали на настоящих кроватях.

Изыскания в Карибу начались в 1857 году, через восемь лет после начала золотой лихорадки в Калифорнии. Город и его окрестности наводнила жадная толпа авантюристов, набросившихся на золотоносные участки, словно стервятники.

Огромные барыши были получены в первый же сезон, особенно в окрестностях Вильям-Крик, самой богатой долины округа. Но рано ударившие морозы застали людей врасплох. Измученные, без полноценной пищи, жившие в наспех сколоченных хижинах, они умирали десятками.

Зима свирепствовала целых шесть месяцев, и оставшиеся в живых до начала весны влачили поистине ужасное существование. Весной же лед с рек сошел, земля оттаяла и можно было снова приниматься за работу.

Капризы природы немного остудили пыл первых старателей и помешали начаться той золотой лихорадке, которая менее чем за два года обрушила на земли Калифорнии более пятисот тысяч искателей приключений. В Карибу не было подобного нашествия. Иммиграция была упорядочена, вплоть до того момента, когда состоятельные компании приступили к разработке полученных в концессию месторождений, не мешая, однако, при этом работе старателей-одиночек и артелей из пяти-шести человек.

Известно немало примеров внезапного обогащения предприимчивых людей, попытавших счастье в провинции Карибу. В частности, рассказывают о компании, которая, имея всего тридцать рабочих и шесть приспособлений для намывки золота, за один-единственный день добыла огромное количество драгоценного металла – две тысячи восемьсот унций[136]136
  Унция – здесь: мера веса, равная от 28,35 до 31,1035 грамма (в зависимости от используемой системы мер и весов). Л. Буссенар приравнивает унцию к последнему количественному показателю, принимая ее в данном случае за единицу английского аптекарского веса.


[Закрыть], или 87 килограммов 50 граммов, что в слитках имеет стоимость 262 500 франков. Немец Вильям Диц, один из первопроходцев Вильям-Крика, погибший в лесу от голода, за восемь часов намыл двести унций золота (6 килограммов 250 граммов) стоимостью 18 750 франков. Смерть его была ужасна. Обнаруженный через несколько дней посланными на поиски товарищами, труп его хранил следы мучительной агонии. Сведенная судорогой рука сжимала оловянную флягу, где он попытался ножом нацарапать горький рассказ о своих страданиях.

Хотя добыча драгоценного металла сопряжена с холодами, трудностями в доставке продовольствия, а отсюда и дороговизной съестного, требует больших предварительных затрат и нередко двух-трех лет ожидания, пока полученная прибыль перекроет расходы, золотые месторождения Карибу отнюдь не пустовали. К моменту прибытия туда наших троих друзей и их проводников там, как и двадцать лет назад, велась добыча.

Сведенная судорогой рука сжимала оловянную флягу

Едва подъехав к приискам, они поспешили осмотреть участки и с удивлением отметили невероятную рутину в организации труда. Жюльен де Клене, видевший рудники Австралии, и Алексей Богданов, у которого – увы! – состоялось близкое знакомство с сибирскими рудниками, не верили своим глазам.

– Сколько богатства пропадает! – не уставал повторять молодой русский при виде примитивных приспособлений.

Прииск, куда они попали, назывался Бейкер-Таун. Право работать здесь оспаривали множество желающих.

Со всех сторон к золотоносному участку подступают каменные утесы и холмы, поросшие елями. Высоты и высотки словно налезают друг на друга по причине геологических напластований. Это не горы в нашем привычном понимании, а некие нагромождения из бесформенных осколков породы. Почва кругом вздыблена, возвышенности во множестве прорезаны узкими оврагами и лощинами. Кое-где скальные породы расположились вертикально, и с них, также вертикально, стекают ручьи.

Эти бесформенные груды, несомненно, были отторгнуты из земных недр одновременно со Скалистыми горами. Между ними, описывая большой полукруг, струятся воды реки Фрейзер, куда впадают многочисленные притоки, насыщенные благородным металлом.

Золото в Бейкер-Тауне, как и на большинстве других приисков Карибу, сокрыто сегодня под землей: поверхностные месторождения округи давным-давно исчерпаны или предельно оскудели.

Золотоносный слой, или pay-dirt[137]137
  В геологии – богатая рудная полоса, богатая струя в россыпи (англ.).


[Закрыть], как именуют слой глины с гравием, содержащий вожделенный металл и покоящийся на гранитном ложе, залегает на глубине десяти – пятнадцати метров.

Чтобы до него добраться, на требуемую глубину роется колодец. Грязь, вычерпываемую из него, подают в длинный узкий деревянный лоток, именуемый «ящиком с сюрпризом» или «Длинным Томом» и имеющий двойное дно. Верхнее дно сделано из параллельных дощечек, между которыми оставлены узкие щели, и расположено на несколько сантиметров выше основного дна, где поперек прибиты деревянные брусочки. Струя воды, пробегая по нескольким деревянным узким желобам, или flumes, установленным на козлах, попадает в «ящик с сюрпризом» и затем – во вторую систему flumes. Золотосодержащую глину – boue-payante, – поступающую в промывочное устройство в виде вязкой массы, беспрестанно размешивают длинными, с частыми зубьями вилами, позволяющими вытаскивать оттуда особо крупные камни. Земля и мелкий песок уносятся течением, золото же, как более тяжелое, проваливается сквозь щели верхнего дна, составленного из планок, параллельных друг другу, и оседает на настоящем дне между брусочками, образующими желобки, именуемые riffle[138]138
  Желобок, канавка (англ.).


[Закрыть]. Каждый день «Длинный Том» опорожняется, и из него извлекают драгоценный металл.

Таков основной способ намывания золота, при котором большое количество его не попадает к старателю, а остается в песке или в плохо промытой породе[139]139
  В примечании к парижскому изданию этого романа Л. Буссенар указывает: «Эта примитивная и несовершенная система заменена в наших владениях в Гвиане промывкой золота с помощью рудопромывательных желобов, так называемых «sluice», что несравненно предпочтительнее. Я сам некогда написал большой роман о разработке наших золотых приисков – «Гвианские робинзоны». Гвиана – страна на северо-востоке Южной Америки, в 1817 году официально ставшая колонией Франции.


[Закрыть].

Толщина золотоносного слоя в Карибу обычно не превышает двух метров. И, как следствие, штольни в рудниках неглубокие. Крыша над колодцем покоится на деревянных столбах, скрепленных поперечными балками, а грунтовая вода вместе с породой поднимается наверх колесами с черпаками или бадейками на цепях.

Зимой работы вынужденно прекращаются, потому что нет воды для промывки золотоносной глины.

Алексей, пораженный несовершенством этих примитивных приспособлений, задумался. Наконец, после продолжительных размышлений, он повернулся к Жюльену и с видом человека, принявшего для себя некое важное решение, неожиданно спросил его:

– Вы богаты?

– Ну, – улыбнулся тот, – достаточно богат для того, чтобы быть независимым и удовлетворять свои прихоти. Но это вовсе не значит, что я могу позволить себе предаваться безумствам.

– Не будет ли нескромным попросить вас назвать хотя бы приблизительную цифру ваших доходов?

– Отнюдь, дорогой друг! Она равна примерно сорока тысячам франков, если брать по максимуму.

– Сорок тысяч франков!.. Неплохо.

– Но, похоже, в скором времени доходы порядком поубавятся.

– А не хотелось бы вам удвоить или даже утроить ваши доходы? Вам не придется рисковать основным капиталом, надо только вложить скромную сумму, и вскоре она сама начнет приносить значительную прибыль.

– А зачем? Я не честолюбив и равнодушно отношусь как к ценным бумагам Банка Франции, так и к кусочкам металла с профилями всех суверенов[140]140
  Суверен – правитель, носитель верховной власти.


[Закрыть] мира.

Алексей не мог скрыть своего разочарования.

– Ваш вопрос, дорогой мой, застал меня врасплох, – продолжил Жюльен. – Черт побери, что вы мне предлагаете сделать, чтобы получить эту кучу денег?

– Я предлагаю вам создать товарищество, – смущенно произнес молодой русский.

– С вами?

– Со мной.

– Я не совсем понимаю, о чем идет речь. Но с тех пор, как вы стали нашим другом, я готов подписаться подо всем, что вы мне предложите, и, разумеется, без всяких формальностей.

– Я тоже, со всеми своими миллионами, – поджидающими меня на фазенде Жаккари-Мирим, – со смехом добавил Жак. – Я готов вступить с вами в любое товарищество, но пока, к сожалению, без внесения своей доли капитала, ибо мой последний доллар покоится на дне устья реки Ситкин.

– Мои добрые, дорогие мои друзья, вы же прекрасно знаете, что я беден, как Иов… Что я изгнанник, не имеющий за душой ни гроша. Но гордости у изгнанника никто не отнимет. И я хочу нажить состояние своим трудом. Сегодня судьба привела меня туда, где я смог бы найти желанную для себя работу. Уверен, что и за короткий срок мне удалось бы многого здесь добиться. Вы, как и я, были удивлены допотопными способами, которыми пользуются местные старатели. Даже невооруженным глазом вы замечали в глине, вымываемой из «Длинного Тома», крупицы золота, уносимые потоком воды. Так вот, я готов прийти в «Общество концессионеров», владеющее правом эксплуатации золотоносных участков, и за весьма скромную цену предложить им выкупить у них те участки, где уже велась намывка с помощью «Длинного Тома». Я бы повторно пропустил породу через совершенные приспособления, не позволяющие ускользнуть даже микроскопической частице золота. Если хотите, я подробно изложу вам, каков будет результат подобного предприятия и что необходимо для его осуществления. Золотоносные глины вырабатывают тут лишь частично, при такой примитивной промывке, по крайней мере, одна четвертая часть драгоценного металла ускользает… Пусть даже одна пятая… В худшем случае одна десятая… Все равно повторная промывка с использованием последних достижений науки будет более выгодной, чем та, что делается дедовскими методами. Не придется валить деревья, строить подземные галереи, поднимать глину наверх, устраивать это громоздкое промывочное сооружение, делать отводы для воды. Добыча золота начнется сразу, как только будут установлены нужные приборы, а для этого потребуется всего несколько часов.

– Отлично, дорогой Алексей, – перебил его Жюльен, – я в восторге от вашей идеи! Вы непременно добьетесь успеха и, уверен, сумеете сколотить состояние. Теперь мне понятно, почему вы начали с того, что обратились ко мне с предложением создать товарищество… Не беда, что у вас нет денег, чтобы начать дело: мой кошелек к вашим услугам. Я сделаю больше, чем мог бы сделать простой компаньон: я ссужу вас деньгами, а в случае, если в расчеты ваши вкрадется ошибка, не стану требовать их обратно.

– И все-таки я предпочел бы иметь вас компаньоном, если, конечно, вы не возражаете.

– Как вам будет угодно, дорогой Алексей! Вы же знаете, что денежный вопрос отнюдь не является для нас первостепенным.

– Да, это так, и, зная ваше бескорыстие…

– И, зная мое бескорыстие, вы хотите обогатить меня против моей воли, – закончил за русского Жюльен. – Как вам будет угодно.

– Считайте, что соглашение заключено. Мы давно знаем друг друга и вполне можем назвать свой союз товариществом на доверии.

– Когда бы вы хотели начать работу?

– Немедленно.

– Как, вы собираетесь расстаться с нами?

– Так надо, друзья мои! Рано или поздно нам все равно пришлось бы расстаться, и вы это хорошо понимаете. Однако разлука будет непродолжительной: я рассчитываю задержаться здесь самое большее до ноября, а пять месяцев пролетят незаметно. И, как знать, не придется ли мне просить вашего позволения провести зиму в Жаккари-Мирим, чтобы вернуться сюда весной и снова приняться за работу.

– Мы были бы рады видеть вас там, если только туда доберемся… – ответил Жак. – Хотя цель уже близка… – И добавил в сторону: – Впрочем, сколь же долог он, этот путь из Парижа в Бразилию по суше!

Глава 11

Внезапное решение Алексея Богданова остаться в Карибу глубоко опечалило обоих друзей. Жак и Жюльен, одобряя планы их молодого друга, не могли без горечи думать о предстоящем расставании. Но иного выхода не было. Изгнаннику следовало позаботиться о своем будущем, а здесь ему предоставлялась прекрасная возможность честно заработать средства для независимого существования. Так что Алексею придется хотя бы один сезон провести в Английской Америке.

Детально изложив свой проект относительно промышленной эксплуатации уже прошедшей промывку породы и доказав, что результат ее непременно будет успешным, Алексей, как и договорились, предоставил Жюльену де Клене улаживать необходимые формальности, будучи твердо уверен в том, что помощь, оказываемая ему французским другом, идет от чистого сердца. И каково же было удивление Алексея, – впрочем, Жак был удивлен не меньше его, – когда обнаружилось, что Жюльен – не только превосходный организатор, но и прекрасно разбирается в вопросах добычи золота.

– Так как вы решили непременно покинуть нас, – заявил он Алексею, – необходимо, – вы слышите: необходимо! – в первый же месяц получить золото…

– Мне кажется, что месяца будет недостаточно, – перебил его Жак. – Ведь, если не ошибаюсь, для этого требуется вполне определенное оборудование…

– Которое я обязуюсь доставить сюда из Европы за тридцать дней…

– Ты забыл, что только на то, чтобы отправленный тобою по почте заказ на оборудование дошел до Европы, потребуется не менее двадцати пяти дней.

– А телеграф на что?..

– Как, здесь есть телеграф?!

– Конечно! И если тебе, к примеру, захочется связаться с твоей конторой на улице Люксембург и спросить у своего бывшего патрона, кто теперь сидит в твоем кресле, то это очень просто: шестьдесят сантимов за слово – и никаких проблем!

– Шестьдесят сантимов! Это же совсем дешево!

– Англо-американский кабель доходит до Бреста[141]141
  Имеется в виду портовый город на западе Франции, на полуострове Бретань.


[Закрыть]. Так что из Ричфилда, где мы с вами сейчас находимся, я телеграфирую своему банкиру в Париже и попрошу его поручить честному и смышленому торговому агенту приобрести пять промывочных аппаратов Базена и большой грязеотделитель системы «Сен-Морис», являющийся лучшим на сегодняшний день[142]142
  В примечании к парижскому изданию этого романа Л. Буссенар пишет: «Грязеотделитель системы “Сен-Морис”, выпускаемый в Нейи-сюр-Сен, является, вероятно, самым лучшим приспособлением для промывки золотоносных пород. Я убедился в этом на собственном опыте».


[Закрыть]. Я также попрошу его купить кузнечный горн со всем необходимым, то есть со стальной формой для формования слитков, сорока металлоприемниками из молибденита для отливки золота и двумя отражательными печами. Через четыре дня, включая день отправки послания, эти предметы будут куплены и на скором поезде переправлены в Гавр, Ливерпуль, Портсмут или Кинстаун – все равно куда. Из этих портов шесть раз в неделю отходят суда в Америку. Самое большее через десять дней груз прибудет в Нью-Йорк, откуда заботами французского консула без остановки направится по трансконтинентальной железной дороге в Сан-Франциско. От Парижа до одного из указанных портовых городов четыре дня пути, от порта отплытия до Нью-Йорка – десять дней, от Нью-Йорка до Сан-Франциско – шесть. Итак, всего двадцать один день. К тому времени мы уже будем в этом калифорнийском городе и сами получим наш груз. Я заранее ознакомлюсь с расписанием отхода судов из Сан-Франциско в Британскую Америку и, если потребуется, зафрахтую маленький пароход. Затем пойду в китайское иммиграционное бюро, где найму необходимое число «подданных Поднебесной империи», погружу их на корабль вместе с оборудованием, и – go ahead, или вперед! – плывем до Нью-Вестминстера, расположенного, как вам известно, в устье реки Фрейзер. Прямое расстояние от Сан-Франциско до Нью-Вестминстера, без захода в Викторию, столицу Британской Колумбии, – около ста двадцати лье. Это три дня пути. Затем люди и оборудование на баржах, которые тянут паровые буксиры, поднимаются вверх по течению Фрейзера, реки, как вы сами могли убедиться в форте Принс-Джордж, прекрасно приспособленной для судоходства. От Нью-Вестминстера до Ричфилда – примерно сто сорок километров. Отводя шесть дней на плавание по реке, я и получаю мою цифру в тридцать дней. Вот и все. Как вы находите мой план?

– Он просто превосходен! – заявил Алексей. – Уверен, что вы, с вашей энергией, непременно уложитесь в намеченный срок. Я же со своей стороны приложу все усилия, чтобы сделать наступающий теплый сезон весьма прибыльным…

– Черт побери! – перебил Алексея долго молчавший Жак. – Где это наш друг выучил названия различных там механизмов, применяемых для добычи золота?

– Твой вопрос меня удивляет, – ответил Жюльен. – Ты что же, считаешь что путешествие для меня – это лишь движение вперед, километр за километром? Или думаешь, что я брожу по земле единственно потому, что меня охватила страсть к бродяжничеству, и все, что я хочу, – это чтобы дорога никогда не кончалась? Нет, черт возьми, я смотрю по сторонам. Хоть и на лету, но я стремлюсь – и иногда весьма успешно – получить представление о местной промышленности, – разумеется, там, где она есть, – изучить географию тех мест, которые посещаю, знакомиться с людьми. В своих странствиях мне приходилось встречаться и с золотоискателями, бывать на приисках. Добыча золота интересовала меня, впрочем, не более чем поле, где, к примеру, растут картофель, сахарный тростник или табак. Увиденное и услышанное там я отложил в одну из ячеек своей памяти, чтобы, когда придет время, извлечь оттуда соответствующие знания… Но довольно болтать о пустяках. Если нам приходится расставаться, то сделаем это немедленно.

– Как, уже?! – воскликнул Алексей изменившимся голосом. – Подождите, по крайней мере, до завтра.

– Ни в коем случае: для меня нет ничего мучительнее ожидания неминуемой разлуки. Лучше уж сразу покончить с этим, нежели часами грустить о предстоящем расставании.

– Согласен, – произнес Жак.

– Позвольте же подвести некоторые итоги, – продолжил Жюльен. – Вот деньги на первые расходы, вам их, Алексей, должно хватить до получения первой прибыли. На них вы сможете приобрести у компании право на повторное использование золотоносных пород, оплачивать рабочих, закупить провиант… Оба юных Перро – Эсташ и Андре – вернутся отсюда в Нулато, если только не пожелают остаться с вами.

– Они бы не прочь, сударь! – произнес вместо них семейный вожак Перро-старший. – Сезон охоты на пушного зверя, с позволения сказать, окончен, так что ребята не прочь подзаработать несколько су, задержавшись в этом городишке. К тому же, честно говоря, вокруг приисков всегда ошивается много всякого сброда. А уж мои-то мальчики сумеют защитить вас, месье Алексей!

– Вы же, Перро, надеюсь, отправитесь с нами в Сан-Франциско?

– Куда угодно, только назовите место. Никогда еще я не был так доволен, как сейчас: ведь мне довелось путешествовать с настоящими французами – из нашей старой доброй Франции! День, когда мы распрощаемся, будет для меня черным днем.

– И для нас, отважный и благородный наш соотечественник.

– Ну да что поделаешь! Разве вся наша жизнь – не одно большое путешествие, где удача сменяется неудачей, и так на всем пути, и никто ничего не может изменить?

– Итак, мы расстанемся с вами, Перро, в Сан-Франциско. На обратном пути в Ричфилд вы присмотрите за грузом, который вместе с китайскими рабочими мы отправим сюда тотчас же после его прибытия из Европы… Не забудьте, дорогой Алексей, вот телеграмма, пошлите ее в Париж от моего имени. И помните, телеграфная связь проложена отсюда до самой Панамы, так что мы сможем часто общаться с вами. А теперь, друг мой, прощайте! Наша дружба, зародившаяся при весьма драматических обстоятельствах, окрепла в общей борьбе с опасностями, встретившимися на пути, в изнурительных переходах, и я уверен, что никакая разлука ей не страшна. Наше расставание временное: скоро мы снова увидимся.

Французы обнялись с Алексеем, словно братья, крепко пожали руки Эсташу и Андре, сели на лошадей и в сопровождении Перро покинули золотые прииски Карибу.

От Ричфилда, расположенного чуть выше пятьдесят третьей параллели, они направились на восток, к селению Кенель, раскинувшемуся у места впадения реки того же названия в реку Фрейзер.

Ночь друзья провели в дрянной гостинице, заставившей их пожалеть о ночевках в сосновом лесу. Проснулись они, искусанные клопами. Впрочем, на завтрак была подана превосходная рыба. Закусив, путешественники двинулись по берегу Фрейзера и дошли до одного из его притоков – Сода-Крик.

Через эту водную преграду, достаточно узкую, но весьма глубокую, ходил паром. Жак, все еще разъяренный от совместной ночевки с кучей кровососущих насекомых, машинально последовал за Жюльеном, въехавшим на плоскодонное суденышко прямо на коне, и, лишь когда паром уже отошел от берега, заметил вдруг, что находится посреди коварной стихии, к коей питал непримиримую ненависть.

– Ой! – удивленно вскрикнул он. – Я отплываю!

Жюльен не смог сдержать хохота.

– Если бы не сегодня, то это случилось бы завтра, милый мой гидрофоб![143]143
  Гидрофоб – человек, ненавидящий воду.


[Закрыть] – весело рассмеялся он. – В такой стране, как эта, рек – великое множество, мосты же встречаются крайне редко.

– Выходит, я плыву… по собственной оплошности?..

– Ты что, жалеешь об этом?

– Да, коль скоро речь идет о принципе.

– Признайся честно, ты же сам предпочитаешь пересекать подобные речушки таким вот образом, вместо того чтобы пустить вплавь своего коня и промокнуть при этом до самого пояса.

– Уф!.. Наконец-то мы прибыли!

– Надеюсь, сие плавание протяженностью в шестьдесят метров не вызвало у тебя морской болезни?

– Нет, черт побери! И, говоря по правде, я очень этим удивлен.

– Вот как? Прими же мои искренние поздравления!

В Сода-Крике, поселке, расположенном в семидесяти километрах от Кенеля, путешественникам снова пришлось воспользоваться гостеприимством столь же отвратительной гостиницы.

Оставив позади реку Фрейзер, они поехали из Сода-Крика по дороге на Бридж-Крик и в конце дня остановились на ночь в одном из постоялых дворов под названием «Сотая миля».

Эти временные прибежища для людей, находящихся вдали от домашнего очага, выглядят весьма непрезентабельно. Построенные вдоль прекрасной, оживленной дороги, они ни в коей мере не украшают ее. Живут в них исключительно старатели, которые, богаты ли они или бедны, в равной степени мало заботятся о комфорте: первые – зная, что скоро смогут воспользоваться всеми удобствами, предоставляемыми большим городом, другие же – по причине крайней нужды.

По сути, это просто хижины, сложенные из плохо оструганных бревен и обычно имеющие всего одну комнату. В глубине подобного заведения помещается огромный камин, у противоположной стены возвышается грубо сколоченная стойка, за которой виднеются полки, уставленные рядами бутылок, с сивушным пойлом.

В зависимости от сезона старатели, отправляющиеся на прииск или, наоборот, возвращающиеся оттуда, приходят вечером по двое, по трое, снимают со спины скатки из одеяла и кладут на пол – вместо сидений: стульев в этих лачугах очень мало или даже нет совсем. Пришедшие сразу же требуют выпивки. Тот, кто оказывается побогаче, обычно угощает соседей, после чего все едят, курят и снова пьют. Затем постояльцы, в той или иной стадии опьянения, раскатывают одеяла и устраиваются кто где: на стойке, на мешках с мукой, стоящих тут же, в этой единственной комнате, или же на полу, подошвами ботинок к камину. Но есть и такие, кто сну предпочитает картежную игру: сопровождаемая бранью и изрядной выпивкой, она нередко продолжается до утра.

Эти жалкие придорожные пристанища находятся на расстоянии десяти миль друг от друга и могут служить одновременно своего рода верстовыми столбами, откуда и берутся их названия типа «Сотая миля».

Нашим друзьям не раз пришлось ночевать в таких развалюхах, прежде чем они добрались до Клинтона, поселка, расположенного немного выше пятьдесят первой параллели. Начиная с этого пункта, гостиницы стали более комфортабельными.

Выехав из Клинтона, путешественники следовали около двадцати километров вдоль речушки, носящей громкое имя Бонапарта, и у места слияния ее с рекой Томпсон вышли на проложенный по берегу Фрейзера тракт, соединяющий форт Камлупс с Ялой, Хоупом и, наконец, с самим Нью-Вестминстером.

Горная дорога карабкалась по крутым, нависавшим одна над другой террасам, придававшим долине Фрейзера весьма живописный вид. Но в том месте, где в эту реку впадает Томпсон, она спускалась в низину и, никуда не сворачивая, устремлялась прямо на юг.

Горная дорога карабкалась по крутым, нависавшим одна над другой террасам

В местечке под названием Бак-де-Кук через Томпсон ходил паром, один лишь вид которого вызвал на лице Жака Арно выразительную гримасу. Однако река в этом месте была достаточно широкой и бурной, чтобы у любого отбить всякую охоту переправиться вплавь. И Жаку поневоле, но на этот раз сознательно, предстояло повторить подвиг, совершенный им по оплошности в Сода-Крике.

Вел он себя как герой: въехав на коне на суденышко, оставался на протяжении сей переправы в седле, недвижный, словно конная статуя, и готовый броситься в волны при первом же резком движении лошади.

Жак выдержал это испытание столь же успешно, как и в прошлый раз. Гордый, словно одержавший победу полководец, он в сопровождении двух своих товарищей важно направился по тракту из Бак-де-Кука в Литтон. Хотя и говорится, что этот путь проходит вдоль ущелья, по дну которого протекает Фрейзер, в действительности же сия дорога, возможно, самая необычная во всем мире, как бы врезается ломаной линией в крутые уступы, возвышаясь над ложем реки на две сотни метров. Здесь нет ничего похожего на парапет, да и сам тракт нависает над пропастью, словно выступающий из стены карниз.

От Бак-де-Кука до Литтона – не более шестнадцати километров. Именно здесь берут начало доходящие до Ялы слои золотоносных песков, давших уже необычайно много драгоценного металла. Породу, некогда промытую первыми старателями, время от времени снова промывают китайцы, ухитряющиеся за день извлечь из нее золотых крох на один-два доллара.

От Литтона до Ялы расстояние невелико – сорок – пятьдесят километров. И трое путешественников решили остановиться в этом населенном пункте, ибо Яла – настоящий город, красивый, располагающий всеми достижениями цивилизации. Они с аппетитом уничтожили превосходный обед, сервированный на европейский манер, со столовым серебром, фарфором, камчатными[144]144
  Камчатный, или камчатый – узорчатый, как камка – старинная шелковая ткань.


[Закрыть] салфетками и прочими изысканными вещами. Достойный канадец, похоже, никогда не видел подобного великолепия и теперь лишь изумленно таращил глаза. Переночевали они в настоящих мягких постелях, пожалуй, слишком мягких, ибо, привыкнув спать на жесткой земле, с трудом могли уснуть.

Выехав на рассвете из Ялы, друзья через полтора часа прибыли в Хоуп с твердым намерением незамедлительно проехать расстояние, отделяющее этот поселок от границы Соединенных Штатов, то есть двадцать шесть километров.

Индейские лошади бежали привычной бодрой рысью, делая по три лье в час. Путешественники проехали так более двух часов.

– Кажется, мы у цели, – произнес Жюльен, останавливая своего скакуна.

– У цели… – повторил Жак. – И где же это?

– В Америке, черт возьми! И, похоже, уже довольно давно. В Америке… То есть, хочу я сказать, в Соединенных Штатах.

– Что ж, это меня вполне устраивает, – произнес Жак, однако в голосе его не было радости. – Но откуда ты это знаешь? Я, например, не вижу ни рва, ни изгороди, ни речки, ни ручейка, ни холма, ни стены, наподобие той, что в Китае, словом, совершенно ничего, что указывало бы на границу между двумя государствами.

– И все же граница существует. Это астрономическая координата – сорок девятая параллель, которая, начиная от Лесного озера, на девяносто пятом градусе западной долготы по Гринвичу, и до самого Ванкувера, отделяет Американские Штаты от английских владений.

– Но… разве этого достаточно?

– Совершенно достаточно: граждане Соединенных Штатов не допустят, чтобы кто-то даже оспаривал у них хотя бы клочок земли, не говоря уже о том, чтобы отобрал его.

– Действительно, эти янки весьма напористы, – проворчал Жак, вспомнив своего дельца из Ситки.

– И к тому же довольно пронырливы, – дополнил его Жюльен. – До такой степени, что им удалось одурачить самих английских дипломатов, да так, как, наверное, еще никто и никогда не обводил вокруг пальца этих чопорных особ, привыкших одним только словом приводить в трепет всю Европу. Конечно, им здорово помог презабавный случай, можно сказать, детский каприз.

– Расскажи же нам об этом. Ты только порадуешь Перро: он, как истинный канадский француз, от всей души ненавидит все, что относится к Англии.

– Верно, месье, – подтвердил траппер, – любая шутка, сыгранная с этими надутыми гордецами, доставит мне чертовское удовольствие!

– Идет! Так вот, при установлении этой границы британская дипломатия потерпела поражение и лишила правительство Ее Величества куска территории, предположительно уже давно ей принадлежавшего. Это случилось в тысяча восемьсот сорок шестом году. Американские Штаты, искавшие способ расширить свои владения, вздумали потребовать себе весь огромный бассейн реки Колумбии, освоенный некогда канадскими торговцами и эксплуатировавшийся «Компанией Гудзонова залива» задолго до того, как янки перешли через Скалистые горы. Повод был избран самый странный: Вашингтон предъявил претензию на этот край на том основании, что он будто бы является частью… Луизианы!

– Луизиана была ведь продана Соединенным Штатам Бонапартом?

– Да, в тысяча восемьсот третьем году, за восемьдесят миллионов.

– Можно подумать, что первый консул и его представитель, Барбе-Марбуа, продавая Луизиану, не знали, где кончается ее территория!