Текст книги "Из Парижа в Бразилию по суше"

Пока все шло очень хорошо, и путешественники решили, добравшись до Сикуани безо всяких злоключений, и впредь нигде особенно не задерживаясь, столь же энергично продвигаться вперед, к конечной цели.

Жюльен, распоряжавшийся финансами, предложил инженеру проехаться до Хулиаки, откуда более или менее регулярно ходили железнодорожные поезда в Пуно. Инженер живописал невероятные трудности, которые ожидают их в пути, но, благодаря солидной горсти серебряных монет, именуемых пиастрами, все в конце концов уладилось, и через три часа после прибытия в Хулиаку путешественники оказались в Пуно – крупном порту на озере Титикака.

– Ну, дружок, – заявил Жюльен, – дальше мы поплывем!

– Понятно… Просто смешно: плыть по какому-то озеру!..

– Зато подобное короткое плавание не привносит практически никаких изменений в наш сухопутный маршрут.

– Когда отправляемся?

– Ну… через минуту… Если я не ошибаюсь, вот-вот подаст свой голос корабль, которому суждено переправить нас в Боливию.

– Скажи, а как высоко мы поднялись?

– Коли мне не изменяет память, это место расположено на высоте четыре тысячи метров над уровнем моря.

– А… эти пароходы надежны?

– Конечно. По озеру постоянно курсируют два драгоценных, изящных, как игрушки, судна-близнеца мощностью по десять лошадиных сил: «Явари» и «Япура».

– Их здесь строили или они – пришельцы с Луны?

– Корабли доставили сюда на мулах в разобранном виде североамериканские судостроители. Все детали были пронумерованы, чтобы не перепутать их, и вот теперь пароходы преспокойно плавают по Титикаке, облегчая связь между Перу и Боливией.

– А уголь?.. Его тоже доставляют на мулах? Если так, то он должен стоить чертовски дорого!

Жюльен рассмеялся.

– Что здесь смешного?

– Смех у меня вызвал вовсе не твой вопрос, вполне резонный. Просто я подумал о топливе для этих судов, по меньшей мере странном. Догадываешься, о чем я говорю?

– Нет.

– Я имею в виду высохшие экскременты вигони, овец и лам, используемые в качестве топлива на высоких, лишенных древесной растительности плато.

– Должно быть, оно очень эффективно?

– Да, к тому же этот продукт нетрудно транспортировать, поскольку весит он немного.

– Но ведь для этого необходимо иметь огромные стада упомянутых тобою животных и многочисленный персонал для сбора экскрементов, которых может оказаться и недостаточно для нужд пароходства.

– Тут ты прав. Действительно, порой такого топлива не хватает. И однажды некий путник, которому предложили плохой обед, сославшись на то, что не на чем было приготовить еду, воскликнул: «Проклятая страна, где люди, чтобы поесть, должны ждать, когда скотина переварит пищу!»

«Япура» прервал своим гудком беседу двух друзей, и те прошли на прелестный пароходик, причем Жак выглядел при этом совершенно безмятежно.

Озеро, водная поверхность которого вспучивается порой довольно высокими волнами, на сей раз было сравнительно спокойно. Однако из-за ветров, дующих в Кордильерах, суденышко ввиду незначительных его размеров и легкости швыряло из стороны в сторону и то и дело подбрасывало вверх. На Жаке, впервые после своей неудачной попытки совершить водную прогулку из Гавра в Кан добровольно ступившем на борт корабля, – мы не упоминаем здесь кратковременное пребывание его на корвете «Шотландия», стоявшем на якоре, – постепенно стало сказываться совместное действие бортовой и килевой качки. Он побледнел, в висках застучало, к горлу подступила еле сдерживаемая тошнота, и затем… его вырвало.

– Черт! – воскликнул он с юмором и одновременно сердито. – Кажется, мне никогда не избавиться от этой дурацкой болезни! Ну да ладно, поживем – увидим!

Он начал переступать с ноги на ногу и потом зашагал взад-вперед по палубе, – насколько позволяли ее размеры. Его усилия увенчались успехом: недуг почти отпустил его. Голова, правда, болела, но других неприятных ощущений он не испытывал. И нетрудно представить себе, с какой гордостью и триумфом путешественник по суше, закоренелый гидрофоб, одержавший победу над хворью, высадился вечером того же дня в маленьком прибрежном городишке Десагуадеро, неподалеку от моста через реку с тем же названием, служащую естественной границей между Перу и Боливией.

Он побледнел, в висках застучало…

– Браво! – поздравил Жака Жюльен, энергично пожимая ему руку. – Ты теперь окончательно сбросил с себя старую шкуру и блестяще дебютировал в роли морского волка!

– Ах, дружище, если бы ты только знал, чего это мне стоило! Однако, сам посуди, какова была бы мне цена, коли проклятая болезнь вновь сломила бы меня, и не где-нибудь, а в этом мини-океане и на борту игрушечного кораблика! Я во что бы то ни стало должен был выдержать схватку со своим старым недугом.

– Ты просто молодец! Особенно если учесть, что мы находимся на высоте четыре тысячи метров над уровнем моря и, следовательно, дышим разреженным воздухом.

После ночи, проведенной в приозерном селении, друзья пустились в дальнейший путь в сопровождении индейцев, которые согласились за умеренную плату провезти всех троих – французов и метиса Эстебана – на плоту из переплетенных древесных ветвей – totora – вниз по течению Десагуадеро, вытекающего из озера Титикака и теряющегося в другом озере – Аульягас. Эта река, протяженностью триста километров, широкая и глубокая, бежит с севера на юго-восток со скоростью чуть ли не восьми километров в час.

Добравшись за два дня и одну ночь до Аульягаса, путешественники пересекли его на суденышке с северо-запада на юго-восток, и еще через двое суток, пятого декабря 1879 года, прибыли, уже по суше, в Чукисаку[273]273
  Здесь Л. Буссенар допускает неточность: в 1839 году, то есть за несколько десятилетий до описываемых в романе событий, город Чукисака был переименован в Сукре и под этим названием обозначается на картах по сей день.


[Закрыть].

Глава 18

Между Чукисакой, расположенной на 67°50′ западной долготы и 19°2′ южной широты, и фазендой Жаккари-Мирим, раскинувшейся по берегам реки того же названия, примерно на 49° западной долготы и 21°50′ южной широты, на территории двух бразильских провинций – Минас-Жераис и Сан-Паулу, по прямой – тысяча девятьсот километров. Однако, если учесть разные повороты и обходные дороги, обусловленные местным рельефом, это расстояние увеличивается на пятьсот километров, и, таким образом, нашим путешественникам в общей сложности предстояло пройти две тысячи четыреста километров.

– Если у тебя крепкие ноги, верный глаз, отважное сердце и ты вынослив и испытываешь трудности с деньгами, без коих невозможны ни войны, ни путешествия, то тебе волей-неволей, вне зависимости от твоего местонахождения, придется покрывать за день не менее сорока километров, – заявил Жюльен.

– Несомненно! – с важным видом подтвердил Жак.

– А это значит, что мы будем проходить в день по десять лье.

– Даже больше, если удастся!

– Согласен! Десять лье – это минимум.

– Сегодня у нас пятое декабря, следовательно, мы должны, если произведем простые арифметические подсчеты и абстрагируемся от крайних случаев, прибыть в мое будущее поместье шестого февраля тысяча восемьсот восьмидесятого года.

– Совершенно верно. С учетом же непредвиденных обстоятельств, которые могут задержать нас в пути, мы окажемся там самое позднее двадцать первого того же месяца.

– «Ол райт!», как говорят наши друзья-англичане… Кстати, ты уже до конца продумал маршрут последнего отрезка нашего пути? Ведь это вопрос очень важный!

– Да, все дело теперь за твоим одобрением.

– Ты же знаешь, я заранее голосую обеими руками «за»!

– И тем не менее было бы совсем неплохо, если б ты ознакомился с моими планами.

– Слушаю тебя.

– Поскольку реки – это своего рода магистрали, которые сами несут путешественника, я предполагаю, насколько возможно, воспользоваться теми из них, которые текут в нужном нам направлении, тем более что дороги и тропы имеют там неприятную привычку то и дело петлять, заставляя несчастного землепроходца отмеривать лишние километры.

– Ты здорово придумал! Молодец! Заставить реки нести нас к заданной цели – разве не замечательно!

– В данном отношении сей регион исключительно благоприятен для нас: страны, через которые пролегает наш путь, обладают густой речной сетью, что позволит сократить приходящийся на сушу отрезок маршрута до немногим более пятисот пятидесяти километров.

– Браво!

– И наконец, чтобы счастье было совсем полным, эти пятьсот пятьдесят с небольшим километров мы пройдем в самом начале маршрута и без всяких помех. Таким образом, когда мы подойдем к первому водному пути, то сможем отослать наших помощников и мулов и уже одним отправиться в путешествие по рекам, сообщающимся между собой.

– А большой эскорт будет сопровождать нас?

– Да нет: слишком много людей – тоже плохо. Мы захватим с собой небольшую подвижную группу, способную преодолеть любые препятствия. Многочисленный отряд, к тому же состоящий из особ недисциплинированных, с которыми ты никак не можешь управиться, лишь вызывает тревогу и недовольство у местных жителей. Ну а несколько миролюбивых путешественников могут пройти где угодно, не возбуждая недоверия или чувства страха.

– Полностью разделяю твое мнение.

– Это обстоятельство тем более необходимо иметь в виду, что примерно в пятидесяти лье от Чукисаки мы вступаем на территорию большого индейского племени из группы гуарани[274]274
  Гуарани – группа индейских племен Южной Америки, являющаяся важнейшим этническим элементом в формировании современных парагвайцев, говорят на языке гуарани.


[Закрыть]. Представители этого этноса вежливы, приветливы, трудолюбивы. Они обрабатывают землю и продвинулись далеко вперед по пути цивилизации. Так что с их стороны нам нечего опасаться. Я даже подумываю, а не обойтись ли нам двумя сопровождающими, которые, кстати, будут присматривать и за животными. Наше вооружение, – надеюсь, оно нам не понадобится, – состоит из трех великолепных карабинов-винчестеров и револьверов смит-вессон, подаренных нам сэром Кэмпбеллом. Походного снаряжения у нас вполне достаточно, провизии – тоже. Короче, нас ничто здесь не удерживает.

– Тогда – в дорогу!

Шестого декабря рано утром друзья покинули столицу Боливии – Чукисаку[275]275
  В примечании к парижскому изданию этого романа Л. Буссенар сообщает: «Чукисака уже в течение нескольких лет не является больше столицей Боливии, ибо этим статусом наделен теперь город Пас». Это замечание писателя нуждается в некотором уточнении. Город Сукре (у Буссенара – Чукисака) и поныне (с 1825 г.) является официальной столицей Боливии, хотя функции фактической столицы с 1898 года выполняет город Ла-Пас (в примечании Буссенара – Пас), расположенный в Андах, на высоте 3660 метров над уровнем моря.


[Закрыть], даже не познакомившись с этим красивейшим городом, как он того заслуживает со всех точек зрения. Но ими владела лишь одна мысль – идти вперед во что бы то ни стало!

Мы не будем следовать за ними шаг за шагом по этому обширному региону, куда они устремились со свойственной им энергией. Сопровождать их нам тем более ни к чему, что все дни походили один на другой. Отважные французы проходили километр за километром, и ничто не нарушало заданного ими самим себе монотонного ритма.

Встав утром на заре, они сразу же выступали в поход и шли без остановок до десяти часов. С десяти до двух – привал, во время которого путешественники завтракали и отдыхали. С двух часов и до сумерек – снова дорога. А вечером они готовили ужин, стараясь при этом как можно экономнее расходовать запасы провизии.

На ночлег наши землепроходцы обычно останавливались в небольшой индейской деревушке, состоявшей из нескольких хижин, а иногда и в поселке. Но порой, хотя и редко, им приходилось спать под открытым небом, а это не так-то весело в сезон дождей. В этом случае кроватью служил гамак, подвешенный между двумя деревьями, а крышей – кусок брезента, который до этого был приторочен свернутым в рулон к седлу мула, а теперь растягивался на веревках над походным ложем. В общем, получалось великолепное убежище, надежно защищавшее путников от легендарных тропических ливней.

Покинув столицу Боливии, друзья прошли через городки Такопая и Пескада и деревни Акито и Сайпура и очутились в краю Чиригуано, жители которого – гуарани – оказались именно такими, как их обрисовал Жюльен.

На девятый день наши французы вышли к болотцам, образуемым во время разливов реки Паранити, и, благополучно миновав эту опасную зону благодаря индейцу, проведшему их тропами, которые были известны лишь ему да его соплеменникам, на двенадцатый день достигли деревеньки Ротиха, расположившейся на берегу Тукубаки.

На этом на какое-то время путешествие по суше закончилось.

В среднем наши герои проходили немногим более сорока километров в день, так что за эти одиннадцать дней они одолели пятьсот семьдесят пять километров, отделяющих Чукисаку от первой судоходной реки.

Французам удалось договориться с индейцами племени чикито, людьми веселыми, гостеприимными и приятными в общении, что те доставят их на своих лодках до старинной миссии Олидера у места впадения в Тукубаку ее притока Сан-Лоренцо.

Верный Эстебан оказал своим хозяевам неоценимые услуги, выступив во время переговоров переводчиком, ибо он блестяще владел lingea geral – «основным языком», а точнее, одним из южноамериканских диалектов, на котором говорит большая часть индейцев, и особенно гуарани.

Плавание, во время которого было пройдено триста километров, длилось неполных шесть дней, причем индейцы, ведшие свои утлые суденышки с лихостью заправских мореплавателей, не выказывали ни малейших признаков усталости.

В Олидере наши путешественники распрощались с Тукубакой и прошли затем пятьдесят километров пешком – в сопровождении индейцев, которые, обратившись в добровольных носильщиков, привели их в Курумбу, первую встретившуюся им в дороге бразильскую деревню, расположенную на берегу Сан-Лоренцо на 60° западной долготы. Таким образом, на то, чтобы достичь границы Бразилии, друзьям потребовалось семнадцать дней.

Они узнали от одного из проводников, где можно пополнить запасы продовольствия. Речь шла о форте Албукерке, в шестидесяти километрах к югу, там, где сливаются реки Сан-Лоренцо и Акидауана и несет свои воды Парагвай.

Новые провожатые привели путешественников в бразильскую крепость. Комендант форта встретил их как нельзя лучше. Заметив удивление на лицах гостей при виде предложенного им щедрого угощения, столь неожиданного в этих диких краях, хозяин объяснил им любезно, что таким изобилием продуктов гарнизон обязан относительной близости Куябы[276]276
  В примечании к парижскому изданию этого романа Л. Буссенар сообщает, что «в Бразилии многие населенные пункты называются Куяба, Кашоейра или Шакосра, что означает в переводе “каскад” или “стремнина”.


[Закрыть].

Согласимся, и впрямь относительной, ибо до указанного пункта – около пятисот километров. Этот город – столица провинции Матто-Гроссо, насчитывающая тридцать тысяч жителей, – представляет собой странный экономический феномен, поскольку является центром оживленной торговли, хотя и расположен в четырехстах лье от ближайшего порта и связан с морским берегом лишь караванами, тратящими на путешествие туда и обратно около десяти месяцев. Однако, начиная от этого селения, река Куяба судоходна, по ней ходят небольшие пароходы и канонерки. И поэтому бразильское правительство сочло возможным разместить здесь небольшой гарнизон.

Счастье, улыбнувшееся наконец нашим друзьям после стольких трудных переходов, не поддается описанию. Дело в том, что комендант форта Албукерке собирался отправить на следующий день курьера, который круглый год доставляет в Рио-де-Жанейро корреспонденцию и золотую продукцию горнопромышленного округа Куябы. Это лицо, ввиду исключительного характера выполняемой им миссии, сопровождают двадцать солдат во главе с офицером. Отряд поднимается на пароходе вверх по течению Акидауны до местечка Сан-Жано, расположенного у истока этой реки. Там вся группа покидает судно и пешком преодолевает расстояние в сорок километров. Оставив позади бассейн Парагвая и перевалив через горную гряду, отделяющую его от бассейна реки Парана, солдаты с курьером прибывают в Порто-Кашоейра на берегу реки Аньянду-Уассу, где их уже ожидает суденышко. Кораблик спускается вниз по течению до Параны, а затем поднимается по ней до Рио-Гранде, берущей начало высоко в горах, затем по Рио-Пардо добирается до Мужи-Уасси, где начинается железная дорога, идущая в Рио-де-Жанейро через Сан-Паулу.

Отметим попутно, что в пятидесяти пяти километрах от Мужи-Уасси в Рио-Пардо впадает справа река Жаккари-Мирим. Чтобы достичь места слияния двух водных потоков, нужно преодолеть от Албукерке примерно тысячу триста пятьдесят километров.

Комендант крепости предложил Жаку, Жюльену и их слуге присоединиться к отряду, так что предстоявшее плавание на правительственном судне представлялось французам детской забавой.

В сухое время года судоходство на бразильских реках нередко прерывается из-за их обмеления. Но друзьям повезло: обильные ливни на этих широтах не так давно наполнили реки, так что теперь они стали доступны для судов за исключением тех редких участков, где, как и на реках Канады, лодки и прочие легкие плавсредства приходится тащить волоком.

Спустя месяц после отъезда из форта путешественники входили на небольшом баркасе в русло реки, называвшейся так же, как и фазенда, – Жаккари-Мирим, готовые со свойственным им мужеством к борьбе как заключительному аккорду грандиозной эпопеи.

Еще через два дня герои этого романа уже находились в двух километрах от фазенды. Таким образом, они проделали свой маршрут на тринадцать дней раньше, чем было намечено.

Поместье представляло собой своего рода огромный муравейник, где сновали туда-сюда шумные, озабоченные группы черных, краснокожих и метисов – потомков от смешанных браков между неграми и индейцами, и реже – китайцы, молчаливые, часто перебиравшие при ходьбе ногами и с тяжелой ношей на спине.

Впереди, насколько хватало глаз, протянулись просторные строения – galpones, с бамбуковыми стенами и крышами из листьев прекрасного маисового оттенка. Это складские помещения для хранения многочисленных тюков, доставленных сюда по железной дороге.

Между строениями произрастали капустные пальмы[277]277
  Капустная пальма – вид пальмы (Euterpe oleracea), листовые почки которой употребляются в пищу вместо капусты.


[Закрыть] с тонкими и крепкими, как металлические балки, стволами, и великолепные банановые деревья, отягощенные спелыми плодами. Тут же стояло множество бочонков, полных сахара-сырца, ожидавшего дальнейшей обработки.

Чуть поодаль расположились в один ряд чистенькие домики, окруженные садиками, полными цветов, где с радостными криками носилась детвора, не обращая внимание на жгучее солнце, опалявшее своими лучами каждого независимо от цвета его кожи. Здесь, несомненно, проживали рабочие.

А еще дальше вздымались ввысь заводские трубы, выбрасывавшие время от времени облака дыма. Металлические устройства – мудрые творения рук человеческих – рычали, ревели, выли, тявкали, энергично перерабатывая дары земли.

И наконец взору наших друзей предстало огромное здание – настоящий дворец, выстроенный в европейском стиле, но с учетом особенностей местного климата. Этот образец бразильского зодчества стоял на небольшой возвышенности, откуда видно было все поместье.

Хотя Жак и Жюльен не отличались особой впечатлительностью и уже перевидали немало диковинок, тем не менее действительность настолько превзошла все ожидания, что они не находили слов, чтобы выразить свое восхищение. К охватившему путников изумлению примешивались и подчас горькие, а порой и дорогие их сердцу воспоминания о пройденных километрах, о нескончаемом переходе через сибирские снега, ледяные пустыни Аляски, залитые ослепительно ярким солнцем равнины Мексики, непролазные чащобы Колумбии, знойное побережье Тихого океана, негостеприимные Кордильеры, бескрайние пампасы, о перенесенных ими страданиях и тревогах и о нечеловеческих усилиях, в результате которых была достигнута цель.

К отважным французам подошел какой-то человек и вернул их к действительности. Мамалюка, как называют тут метисов – полуиндейцев-полупортугальцев, в европейском одеянии, обвешанный цепями и драгоценностями, с кольцами на каждом пальце, приветливо улыбнулся им, прячась от солнца под зонтом: как только он узнал в незнакомцах европейцев, от его высокомерия не осталось и следа, а черты лица смягчились. Метис предложил путешественникам проводить их к одному из домов, где они смогли бы отдохнуть с дороги.

К отважным французам подошел какой-то человек и вернул их к действительности

– Вы управляющий? – спросил Жак.

– Нет, ваше превосходительство. Сеньор Кристобан, управляющий, путешествует, я же его помощник. Но здесь хозяин…

– Хозяин, вы сказали? Уж не ошиблись ли мы? Это действительно фазенда[278]278
  В примечании к парижскому изданию этого романа Л. Буссенар сообщает, что в Бразилии фазенду называют также асьендой.


[Закрыть] Жаккари-Мирим, еще недавно принадлежавшая одному французу по имени Леонар Вуазен?

– Да, ваше превосходительство, вы не ошиблись.

– Он еще завещал все, чем владел, своему племяннику…

– Да, вы правы, ваше превосходительство… Как раз из-за этого-то наследства и пустился в путь управляющий сеньор Кристобан.

– То есть как?

– А так: его превосходительство хозяин наш, дон Леонардо, оставил письмо, которое управляющий должен был вскрыть спустя год после его кончины – в том случае, если бы наследник не объявился. И поскольку наследник так и не объявился, письмо было вскрыто в означенный день. Оно предписывало управляющему отправиться на пароходе во Францию и во что бы то ни стало разыскать там племянника хозяина. И сеньор Кристобан отбыл с первым же судном.

– Однако сейчас уже двадцать четвертое января тысяча восемьсот восьмидесятого года…

– Мы и ждем его с часу на час. А между тем, пока он отсутствует, сюда приехал три недели тому назад, чтобы вступить во владение фазендой, дон Жак Арно. У него на руках завещание, по которому поместье должно перейти к нему, он выполнил все требования, предъявляемые в таком случае к лицу, претендующему на получение наследства, властями как в его стране, так и в Бразилии, и, кроме того, его сопровождал наделенный верховной властью судья. Ну и в результате всего этого он был признан законным наследником.

– Прекрасно! – холодно ответил Жак. – Пусть нас к нему проводят.

– Для меня будет честью самому проводить ваши превосходительства!

Двойник Жака предавался послеполуденному отдыху в великолепной курительной комнате, открытой с той стороны, откуда дул бриз. Ловко соскочив с гамака, он направился навстречу посетителям.

– Ага, полковник Батлер! – воскликнул громко Жак, не в силах сдерживаться. – Вы все время стоите на моем пути!.. Но сегодня, негодяй, вам не улизнуть от меня! Вы заплатите за все то зло, что причинили нам!

Американец, на какой-то миг ошарашенный появлением двух французов, которые, как считал он, навеки погребены в лепрозории Бурро, вскоре вновь обрел хладнокровие. Этот человек крепкого сложения, сухой и желчный янки, всю свою энергию затрачивал на каждодневную битву с превратностями судьбы и посему привык к самым неожиданным ситуациям.

– Не понимаю, – произнес он, притворяясь, будто впервые видит этих людей, – по какому праву осмеливаетесь вы являться сюда и к тому же еще оскорблять меня!.. Мигель, почему вы привели ко мне иностранцев, вооруженных как бандиты?

– Но, ваше…

– Довольно! Я вас выгоняю…

– А я, – весьма кстати прервал американца Жак, – беру вас к себе на службу, так что вы ничего не потеряете… Что же касается вас, месье янки, вор, убийца и мошенник, то я поклялся при первой же встрече убить вас как бешеную собаку!.. Я дал эту клятву, сидя в мерзкой клоаке вместе с прокаженными… И вот пришло время исполнить ее. И когда я вычеркну ваше имя из списка живых, совесть моя будет чиста. Власти же этой страны лишь преисполнятся чувством благодарности ко мне, узнав, кто вы такой!

– Ко мне! – заревел янки, не на шутку испугавшись, ибо Жак, смертельно бледный, уже начал заряжать карабин.

В доме послышались крики, затем с улицы донесся топот копыт, смолкнувший у крыльца. Всадник, соскочив с коня, одним прыжком перемахнул через ступеньки и, влетев в курительную комнату, окинул взором всю сцену.

– Бросайте оружие! – приказал он зычным голосом. – Я – управляющий Кристобан!