Текст книги "Моя любимая – Кикимора. Сказки для взрослых"

Осторожно, аленкий цветочек

(Сказки бабушки Ажбеты)

 
В плену чародея опять задыхается дева.
И вроде бы любит, а может лишь терпит шутя.
И он не скрывает и власти безмерной и гнева.
О как ты страдаешь, свободы и света дитя.
При первой при встрече, какой ты казалась счастливой
Но счастье мгновенно, оно догорит без следа
И после чаруют лишь песен его переливы.
И страшная клятва, что вместе вам быть навсегда.
В объятьях его позабудутся скоро родные,
Никто из друзей тебя больше не встретит улыбкой.
В плену чародея мертвеют и все остальные
А ты все металась, шагая по почве по зыбкой.
И это судьба твоя, бедная, бедная дева.
И это любовь, как страшная она будет порой.
В плену чародея, уже без улыбки и гнева
И жизнь догорит, только черная тень над тобой…
 

Был теплый и солнечный весенний день.

Радуница. Веселый день встречи, живых с мертвыми.

Во все времена славяне выходили с песнями и дарами к курганам, и радовались, что не только земля, но и Ирий просыпается, и можно встретиться и поговорить с теми близкими и любимыми, кто давно или недавно покинул этот мир.

Вот и отправилась Любава в этот раз в степь к курганам, чтобы хоть немного воздухом вольным и свежим подышать, да на людей взглянуть. У нее была вечность -целый день для этого и грозный муж отпустил ее – вот чудо. Наверное, верил, что никуда она не денется, прибежит, приползет назад. Ведь ему нет равных ни в этом мире, ни в каком другом, так считали многие, и сам он в первую очередь. А что об этом думала она? Да кто бы ее спрашивал, она была счастлива, должна была быть счастливой.

Она старалась улыбаться. Не хотела, чтобы отец заметил как больно и горько ей, в такой день встречи.

Ведь потом весь год там он изводиться будет и виноватым себя чувствовать за то, что совершилось.

А никто ни в чем не виноват. Она вышла замуж, и поняла, что поговорка права, замужем можно и пропасть. Не потому ли так рано умирали жены и так долго жили мужья и те из дев, кто не пережил такого безмерного счастья.

А ведь как радовалась, когда встретила своего единственного и неповторимого волхва. Это вам не воин, пахарь или князь даже, который всегда в походе, и убит может быть еще до свадьбы.

Нет, волхвы умны, живут долго, и главное он столько всего знает-ведает, с ним так интересно. Они избранные, она сияла от счастья на свадебном пире и потом, правда, сияние куда-то постепенно исчезало. И что самое удивительное, понять она не могла, что не так, что такое творится, когда оказалась рядом с лучшим из лучших, тем, кого она любить продолжала. И ведь как ей завидовали незамужние девицы.

Вот об этом она и хотела у старухи колдуньи спросить, конечно, если та захочет с ней говорить. Но уж если она не знает, как такое может быть, то и никто не знает.

Тени приближались к живым с радостными объятьями, а живые к теням.

Отец ее рванулся к любимой дочке, прижал к груди, говорил что-то ласковое.

Он не заметил ничего, значит, она смогла притвориться. И если бы костлявые пальцы в тот миг не прикоснулись к ней, и не оторвали от отца, то она бы забылась, а может, и вместе с ним незаметно ушла туда.

Конечно, там живым быть не следует, только живая ли она?

Как холодна и печальна.

– Живая ли ты? – спросила ее старуха, отводя в сторону, за курган, где никого пока не было.

Здесь был тенек и прохлада, мох стелился повсюду, и сюда еще не добрались те, кто хотел поговорить со своими, о горе-несчастье рассказать, совета спросить. А теперь, завидев Ажбету, стороной это место обойдут.

Ее и тогда боялись и сторонились, а теперь и подавно.

И только Любава тянулась к ней, сама не ведая почему.

– Живая ли ты? Только туда рано еще и не хитри, и не вздумай заставить своего отца сделать то, о чем он потом пожалеет и в Пекло сброшен будет. Хотя из-за тебя он никакого Пекла не испужается, вот если бы тот, другой был таким, как твой отец, цены бы ему не было. Но таких больше нет в этом мире.

Ничего от взгляда старухи не ускользнуло, она все видела.

– Не позволю я тебе с ним так поступить, а ему потом перед Нием оправдываться, как он там оказаться мог.

– Ладно, -согласилась Любава, – только расскажи мне, как все это вышло.

Она не заметила, что старуха уже гладила рыжего огромного кота, рядом с ней расположившегося на мху и поглядывавшего искоса на печальную девицу.

– Бедняжка, – промурлыкал кот, – тебе наш волхв достался, но может, ты немного утешишься, когда узнаешь, что это не самое страшное.

Старуха слегка шлепнула кота, так, что он почти ласково зашипел, и начала свой рассказ. Кот тоже слушал, но с таким видом, что сразу было понятно – он не даст ей солгать.

№№№№№№

Давным-давно это было, в незапамятные времена случилось. Прекрасный бог Велес всех очаровал, и не мудрено, такую любовь в душе его Лада разожгла, когда волшебным перстнем чела его коснулась, что и сам он полыхал, и всех, кто рядом был сжигал, не задумываясь.

Только долго -то полыхать никому не удавалось, и после этого зола одна и оставалась.

Вот и на этот раз так все было. Провел он страстную ночь с богиней Смерти, да и объявил о том, что расстается с ней. Но коварной оказалась Морена, она и бросила ему на прощание:

– Да если бы тебя они любили, это ладно, а ты чары Лады сними и поглядишь, что будет.

И так звонко смеялась она, что все в Ирии этот смех слышали.

Посмеялся и он над ней, а слова в душу и запали, уже не мог так просто выбирать Велес возлюбленных себе, потому что сразу думал о том, что не его они любят, вот если бы какая нашлась, чтобы и без чар все свершилось, и в него она влюбилась.

Никого не отыскал он и к Яге – первой своей и вечной возлюбленной и отправился – только она могла совет ему верный дать.

Понимала она все, о чем говорил он и печалился, а кот так и вовсе недоброе задумал. Решил он богу помочь и заветное желание его исполнить. И спали чары вмиг, а когда случилось это, то в огромное чудовище превратился наш красавец, да такое, что разбегаться стали все, Пан рядом с ним красавцем теперь казался, и если бы кому пришлось выбирать, то его бы и выбрали, а не Велеса.

Взревел он на весь лес по-звериному, а деваться некуда, сам хотел, сам получил. Только каково же было все потерять и такое пережить?

А тут и Перун обиженный подоспел, и шутка кота так ему понравилась, что он и покрепче чары на него наложил.

Тут уж кот всполошился, он бросился к Яге, чтобы во всем признаться, и рассказать, что натворил, ведь знал он, что от других Яга узнает, тогда ему точно несдобровать, забудет обо всем добром, и о том, что жили они душа в душу. Да и чудовища разъяренного кот боялся больше, чем Ягу саму, ведь он и представить себе не мог, как из любимца и красавца чудовищем вмиг стать, и хорошо, что не мог. А Велес, как в озеро лесное на себя взглянул, так чуть туда и рухнул, да вспомнил, что не смертный он и утонуть все одно не сможет, сколько бы не старался, так что толку Водяного пугать да русалок смешить.

Может он и чудовище, только посмешищем быть не собирался.

Яга уже все знала прекрасно, понимала, что тут без Морены и мести ее не обошлось, и нечего на кота пенять, если за богиней смерти не уследила. Ведь Баюн оказался только слепым оружием мести в ее прекрасных ручках тогда.

– Не был я оружием мести, я сам все делал, – возмутился Баюн

– Сам так сам, от этого ничего не меняется, – спокойно отвечала ему Ажбета и продолжала:

– И поругалась Яга на кота, потом поворчала, да и стали они думать, что сделать можно, как помочь Велесу из шкуры чудовища, в которую они его загнали по доброте или легкомыслию, выбраться.

И ничего не могли придумать лучше, как заставить какую-нибудь невинную красавицу полюбить его, чтобы и желание его давнее сбылось, и сам он переменился да остепенился, и узнал, что такое не страсть пламенная, а любовь да верность.

И чтобы все это красиво было и сказочно, и придумали они тот самый аленький цветочек, который потом стал Жар-цветом. И за ним все рвались в Купальскую ночь, чтобы найти его да желание заветное исполнилось. А тогда все по-иному было, как без цветка этого было деву-то невинную в лес заповедный заманить.

– И стал сниться Аленушке цветок аленький, – заговорил кот, когда Ажбета замолчала. Он при этом так усмехнулся, что ясно было, кто девице-красавице сны эти посылать стал.

Без кота там точно не обошлось тогда.

– Один он раз приснился, второй, третий, а тут и отец ее отправился по делам своим да за подарками дочерям любимым, вот и бросилась она к нему с мольбой цветок найти и привезти ей. Никаких других подарков ей не хотелось тогда.

Если бы знала девица неразумная, о чем просит, так если уж кота Баюна Морене провести удалось, то с этой наивной дурочкой и кот справится без всяких хлопот.

– Как нашел воевода наш цветок этот, -снова начала Ажбета, – тебе потом кот расскажет, – это совсем другая сказка, но привез он наряды для старших разумных дочерей, которых таких цветком не обморочишь, и для нее тот самый цветок Аленький. Только дорого воеводе за него заплатить пришлось. Потребовало чудовище, тут же появившееся и за руку его схватившее, чтобы прислал он дочь свою любимую, если хочет, чтобы она цела и невредима осталась.

Как только не просил его воин старый, сам готов был в том чудном саду оставаться. И услышал он хохот дикий:

– А на что ты мне сдался, Старик, – дочери твоей цветок понадобился, а мне она нужна.

– Это Пана мне удалось заставить то чудовище изобразить, – вставил кот, – если бы воевода настоящее чудовище увидел, то и до дома бы своего не добрался, там и помер бы, как представил, кому ему дочку отдавать надо. А Пан он добродушный и веселый, и музыкой своей все страхи его и усыпил.

– Заботливый ты наш, -усмехнулась Ажбета, кота поглаживая.

– А что воевод-то зря гробить, за напрасно пролитую кровь и коту расплачиваться придется, а я тогда и без того немало бед натворил, и так не расквитываться, а тут все новые да новые совершаются.

– Воевода вернулся домой, и рассказал Аленушке обо всем, что ему пережить пришлось, и как раздобыл он цветок этот чародейский.

– Никуда я не пущу тебя, пусть будет то, что будет, умереть лучше, чем в том саду оказаться.

Только улыбнулась она печально, прильнула к отцу своему, да и говорит:

– Ни в чем ты не виноват, батюшка, мне цветок этот снился, я тебя за ним послала, видно судьба это у меня такая.

Слезами сестры ее обливались, жаль им было наивную девицу губить, любили они ее, и никак отпускать не хотели, но ничего не могли они сделать, хотя надежды спасти и защитить ее не оставляли.

– Я встретил ее в том саду, да и рассказал обо всем, чтобы предупредить ее о том, что ждать ее тут будет. Она только взглянула обреченно, обещала, что не испугается, каким бы жених ее не оказался, -говорил кот.

– Он зато умный, мудрый даже, такие истории знает, ты привыкнешь, ведь и красавцы в душе чудовищами бывают, только это не сразу разглядишь, а он только внешне страшен, – старался успокоить ее кот, чувствуя собственную вину перед нею.

И согласилась с ним девица, наивной и доверчивой она была, а такие всегда чудовищам и достаются. Она и звука не проронила, когда вышел к ней Велес, только глаза ее от ужаса округлились. Но в одном прав кот оказался, своими рассказами чудными, грустью своей вековой и печалью очаровал он ее быстро, да так, что скоро и про дом и про близких она позабыла, и стал он для нее всем в этом мире. Да и мудрено ли, ведь никого прежде и не видела она, а тут сам Велес, перед которым и богини про все забывали. А он очаровывать и богиню любую мог в свое время, уж теперь с девицей этой справился без особенного труда.

И все вроде получилось так, как хотелось коту, и не понимал он, чего это Яга-то недовольна оставалась все время, ворчала все больше. И стал кот у нее допытываться, что нехорошо, если все хорошо

– А что хорошего то– чары ты с него снял, добился, чтобы они ей перешли, она теперь уже и не жива и не мертва, тенью его сделалась. По мне, так лучше Морена, которая развернется да и пошлет его подальше, чем эта холопка безропотная, на нее без слез и не глянешь, а ты любовь да любовь.

– Все не так, а хоть чем-то ты довольна бываешь, – огрызнулся кот.

Но и Яга не унималась.

– Человек человеком и должен оставаться, век его и без того короток, а если он только будет все делать, что от него это чудовище требует, все прихоти его исполнять да в рот заглядывать, то свою жизнь он во что превратит?

Глубоко задумался кот, если и ревновала Яга любимца своего к девчонке, то никогда бы она не стала выдавать себя перед котом, видно в чем-то она была все-таки права.

А потому решил он немного грустное положение это поправить. Прежде снились Аленушке сны о цветочке аленьком, а теперь о доме родном. Батюшку видела она, сестер милых да ласковых, и так после этих снов сердце ее сжималось, что едва она слезы свои скрывать могла.

Но стал Велес допытываться, что с ней такое случилось вдруг. Не выдержала она и призналась. Он понимал, откуда такие сны к ней приходить стали, обругал кота самыми нехорошими словами, да и пообещал ее домой отпустить, если она даст ему слово вернуться назад в назначенный срок. Может, полюбил он ее, а скорее всего хотел полную свою власть над ней показать. Представить себе, что и эта девица, как Морена сбежала, он никак не мог.

Задумалась на миг она, но так нестерпимо ей домой хотелось, что пообещала она ему это исполнить.

Только не знала тогда еще Аленушка, которое это счастье, из чудесного сада вырываться да на воле оказаться. Птицы поют, люди улыбаются, и сама ты можешь лететь куда вздумается, и танцевать и кружиться, и взора тягостного над тобой нет, и никто не заставляет только на него смотреть и все его желания исполнять да еще и угадывать, никто недовольства не выражает, чего бы ты не сделала, и не показывает насколько он лучше тебя, умнее, и мудрее. А у тебя кроме чувства вины, долга и радости натужной ничего в душе не остается, только какой же это тяжкий груз оказывается.

Она только дивилась тому, как могла в клетке этой оставаться, ничего не замечать прежде – чародейство, да и только. Она скучала немного по тюремщику своему, только все, что снова к ней вернулось дороже, роднее было. А уж когда сам князь на белом коне улыбнулся ей, то разрыдалась она над судьбой своей и пленом своим и поняла, что лучше умрет, чем назад к чудовищу вернется.

– Но это завтра, а пока еще с батюшкой встретиться надо и с сестрами, – уговаривала она себя.

А уж как в дом родной шагнула, да обняла всех, да до самого утра от счастья глаз сомкнуть не могла, так и поняла, что никогда в тот чудный сад не вернется ни живой, ни мертвой.

Но срок ее счастливой жизни дома заканчивался даже быстрее, чем хотелось.

И приснилось ей в последнюю ночь, что, не дождавшись ее, упал да и умер муж ее от тоски и страданий, и для нее весь белый свет померк, ничего больше не радовало. Еще сильнее чувство вины в душе ее стало.

Что делать? Болело сердце, разрывалось на части, сестры слезами обливались, а она поспешно отца обняла, понимая, что не увидятся они больше, да и помчалась туда.

– Пусть я умру от тоски и горя, но он ни в чем не виноват, он будет жить, – убеждала она себя, приближаясь к высокой ограде сада, где ее счастливая семейная жизнь и длилась недавно.

Только человек полагает, а кот Баюн располагает, он натворил этих бед и страданий прибавил, он и поправить все должен был теперь. Так и сделал наш кот. Когда в сад она вбежала, то там так же светило солнце и трава зеленела, только никого не было больше в том саду. Сколько не звала она и не искала, не нашла никого, и калитка за ней не захлопнулась.

– Что это? – спросила она у кота.

– Ты свободна, – отвечал тот.

– А он? – вырвалось у девицы.

– Он к своим богиням вернулся, это только каприз бы, чтобы смертная его полюбила, а на самом деле Велес Велесом и останется.

– Так это был он, но ведь говорили, что он так красив, так великолепен…

– Он так и красив, только захотелось ему чудовищем побыть, любви испытать. У каждого красавца свои причуды.

– Он не любил меня? – выдохнула Аленушка.

– Любил, как тот аленький цветочек, только цветочек то завянет, и пропадет, а потом новый появится. Ты свободна теперь, дорогая.

Она медлила, хотя душа уже трепетала от радости. Если все так и кончалось, то она не могла не радоваться.

Но для пущей верности, потребовал кот, чтобы она яблоко в том саду чудесном съела да и забыла о том, что тут происходило, как страшный сон.

Так все и случилось.

А когда вырвалась Аленушка в мир, то князь уже и ехал к ней навстречу, и улыбался.

Они встретились случайно, и не было в душах их никаких чар, кроме чар любви.

Кот проводил этих двоих в мир, и пообещал Яге, что никакого плена, снов, насилий и аленьких цветков не будет больше.

Так и родились в мире любовь и свобода. Они вспыхивали в людских душах внезапно, и погаснуть могли так же внезапно, только винить людям было больше некого. Оставалось только радоваться тому, что с ними такое случалось.

№№№№№№№

Закончила свой рассказ старуха.

Любава взглянула на нее.

Она хотела понять, почему в этот день, когда они встретились только один раз в году, она рассказала ей эту сказку. Старуха молчала, она хорошо ее знала, больше ни слова из нее не вытащить, все остальное решать ей придется самой.

Чувства, чары, аленькие цветки, когда ты даришь чужому свою душу и взамен ничего кроме плена не получаешь, как быть со всем этим?

Она уже привыкла к чудным сказкам, его власти над собой безмерной, но как же хочется воли и свободного паренья.

– Жизнь так коротка, стоит ли становиться только безропотной и безликой тенью, даже если ты влюблена в самого мудрого и самого могущественного чародея.

Она вздрогнула и оглянулась.

Он стоял на той стороне и звал ее.

Ведьма усмехнулась, кот широко открыл свои зеленые глазищи, словно душу ее разглядеть хотел.

Любава медленно поднялась и пошла.

Остановилась, посмотрела на старуху.

Каким кроваво-алым был закат. День встречи живых с мертвыми закончился. А где была она – по ту или по эту сторону кургана, что творилось с ней, и зачем старуха рассказала ей эту странную сказку?

Погаси мое пламя в груди

Погаси мое пламя в груди.

Я горю, я сгораю дотла.

На свиданье ко мне приходи,

Почему ты так рано ушла.

(Змеиная народная песня)

Медленно плыла луна по черному небосклону. Она молила о чем-то сверкавшие звезды, и сама уплывала куда-то. И так ясен был зов ее, что даже волки в заповедном лесу встрепенулись и все завыли в один голос. Ведьма на опушке пробудилась. Она была с вечера одна, и не надеялась, что кто-то навестит ее на этот раз.

От всех чертей и странников залетных она избавилась накануне без особого сожаления. Последний, обиженный однорогий черт Прохор, поторчав немного под ее окошком и так и не повернув избушку к лесу задом, а к себе передом, бросил обиженно:

– Царевича ждешь? Дождешься, он только о такой ведьме и мечтал.

– Ну отчего же, царевича, да мне и Даждьбога самого мало, – усмехнулась ведьма.

Но Прохор уже не мог ее слышать, он был далеко – неудовлетворенные желания и для людей страшная вещь, а для чертей и вовсе гибель.

Но он понимал, что и без того уже для остальных стал посмешищем. Ведь предупреждал же его мудрый черт Федор, что к этой ведьме не стоит приближаться. Предупреждал, только он должен был получить от ворот поворот сам. И можно было конечно в ту самую избушку и через окно залезть и что-то грубое предпринять, только он уже на собственной шкуре убедился в том, что от такого вторжения толку мало, а шуму до самых небес. Не позволит ведьма насилия над собой совершить – на это можно и не надеяться особенно. Да он и не надеялся.

Нет, надо было какую-то другую кикимору поискать. А эту пусть лучше Огненный Змей сожжет дотла, чтобы и духу ее тут не осталась. Может, поселится нормальная ведьма, к которой потом и захаживать можно, когда особенно тягостно становится свои порывы сдерживать. Он представил себе как горит ведьма, и пепел по ветру разлетается, и это доставило ему настоящее удовольствием, чем бы черт не тешился, только не особенно долго он радовался, ведь это были только его фантазии неосуществимые, потому что все знали, что Огненный если и будет кого-то жечь, то их, чертей горемычных, а ведьма сгорит только в последнюю очередь.

Размечтался черт Прохор так, что лягушонка чуть своим копытом не раздавил, а тот тоже задумался о лягушке, только что к ним Кощеем заброшенной, он знал тайну о том, что эта лягушка – настоящая царевна. Только еще не ведал, как к ней подступиться можно. А пока он мучительно думал, как подступить к гордой царевне в лягушачьей шкуре, на него Прохор чуть не наступил. А лягушонок всмятку лягушке, да еще царевне вряд ли нужен.

Вот каких бед ведьма чуть не натворила. Хорошо, что копыто его чуть дальше отпустилось на мох, а то бы досталось ведьме, хотя она ни о чем не знала, но не на себя же черт вину возьмет за раздавленного лягушонка. И то правда, если бы он в ее объятьях оказался, то и лягушонок был бы цел, с какой стороны не посмотреть ведьма во всем и виновата, а кто еще?

– Ищите ведьму, – всегда говорят черти, когда у них что-то идет не туда и не так, и находят. А чего ее долго искать, избушка видная, вторая после хором Яги, но в ту уже лет тысячу никто бы шишку кинуть не посмел, а ведьма молодая и горячая, и такое про нее говорят.

Правда, никто ничего такого на своей шкуре не испытывал, врать даже чертям не хотелось, но зато и Банник и Соловей такого порассказывали.

Хотя понимали черти немалым умом своим, что ни Баннику, ни особенно Соловью верить не стоит, всей – то правды в их рассказах с гулькин нос. Они только с чертом Странником рядом правдорубами могли казаться, потому что тот вообще ни разу слова правды не сказал. Эти иногда говорили, но не тогда, когда о ночах страстных с ведьмой рассказывали остальным, которым еще меньше, чем им самим повезло.

Но кто бы осмелился в чем-то подозревать этих почтенных духов, опять же лучше всего на ведьму все списать. Ничего ей от этого не сделается, муж от ревности не поколотит, ведь нет у нее никакого мужа. Переживет как-нибудь, – так рассуждал обиженный бес Прохор, в то время как какой-то огненный шар мимо него прошмыгнул, и где-то на искры рассыпался.

И показалось Прохору, что именно в том месте, где непреступный дом ведьмы к нему и стоял задом.

Забыв о лягушонке, о своих огорчениях и обо всем, что было, а особенно чего не было, бросился бес Прохор назад, туда, откуда только что пришел. Но все-таки припоздал немного. Заяц ему дорогу перебежал, обходить пришлось, потому что знал бес, что если не обойти стороной, то удачи не будет.

А когда он после всех обходов все-таки там появился, то только спину в кафтане красном и застал. Высокий и важный тип стоял перед ним. А вернее уже ускользал. К нему избушка ведьмы повернулась передом, он знал, как ее поворачивать.

Чертыхнулся Прохор, сплюнул с досады и на того самого лягушонка, за ним увязавшегося и попал. А чего еще ждать, когда с чертом связался, только и остается из огня и в полымя попадать.

Но это все было детскими шалостями, по сравнению с тем, что там теперь творилось.

Черт своими глазами видел, как ведьмино жилище раскачиваться стало, и он даже догадывался, почему такое случилось. И взвыл, как серый волк, от досады. Конечно, с чего бы она черта однорогого принимала, если такого молодца может и не доброго, но страстного дожидалась.

Не везет, так уж по-крупному не везет. Не в первый раз в том убедился черт Прохор. Он взял лягушонка, чуть не растоптанного и оплеванного на ладонь и в глаза его большие заглянул.

– И что же ты обо всем этом думаешь, пучеглазый ты мой, – стал допрашивать он лягушонка.

Тот даже не обиделся на прозвище, наоборот оно ему даже очень ласковым в устах черта показалось.

– А, что тут удивительного, это черт только в ворону и собаку обернуться может, а Змей наш любым царевичем, да еще краше царевича и станет.

Так и узнал черт Прохор, кто был его счастливым соперником, какой это грозный и огненный тип.

№№№№№№

Давно когда-то встретились они в первый раз. Огненный в тот момент девицу какую – то спалил, в прямом, а не переносном смысле дотла, и очень хотел следы своим замести. Тогда он ведьму и разыскал. Хоть и юной была она, но объяснила ему, что силы у них с девицами не равны.

– Молодых тебе надо, да какая же молодая такую страсть выдержит. Скольких еще тебе погубить суждено.

– А Я что-то могу с собой поделать? – допытывался Змей, – вот о том и речь.

А когда матушка Яга к девицам ему приближаться запретила после очередного скандала, тогда в первый раз он к ведьме и заглянул. Яга следила за ним неусыпно, и готова была в ступу вскочить и мчать, пыл его остужать. Но тут остановилась и рукой махнула с усмешкой.

– Эта ничего, – про себя подумала Яга, – если и сгорит, то родственники ее искать не станут, шуму меньше.

А ведьма стойкая оказалась и не сгорела, наоборот, веселая после свидания ходила, песни распевала. Так и понял Огненный, что именно в заповедном лесу и есть у него тихая пристань, когда девицы сгорят или в лапы его не попадутся вовсе, то и к ведьме заглянуть можно. Здесь и был его запасной аэродром, и очень даже не дурственный, надо сказать. Всем было видно, что эти двое нашли друг друга, они жизнью довольны, и не стоит им мешать.

Правда, иногда ему нравилось не в собственном обличии, а добрым молодцем оказаться, и ей и безопаснее и приятнее было, а ему радостнее.

Только от чертей приходилось порой отбиваться, никак они его превосходства терпеть не могли. Вот и приходилось, пару раз пламенем на них дыхнуть, чтобы успокоить немного. И по тем чертям, которые опаленными оказались, и гарью, а не только серой от них воняло, сразу было видно, что Огненным они из-за ведьмы поцапались. Если на воре шапка горела, то на черте шкура его полыхала ясным пламенем, вот и вся разница.

№№№№№№

Избушка сотрясаться перестала. Черт Прохор отпустил лягушонка и поплелся к себе. Ему не хотелось с Огненным столкнуться, еще подумает, что он подглядывал да подслушивал. Хотя на самом деле Прохору этого больше всего и хотелось. Да не мог он туда добраться, а если завтра половину шерсти его Змеюга спалит, ведь сраму не обберешься, пока только лягушонок был свидетелем его неудавшегося свидания, а так и все остальные о его неудачах узнают, на сочувствие надеяться не стоило, обсмеют с большим удовольствием. Нет, лучше ничего не знать. Так точно жить спокойнее будет.

Но когда черт уходил, он слышал, как довольный, почти счастливый змей распевал свою любимую песню

 
Долетался и я у чужих,
У окошек напрасно стоял,
И остались одни миражи,
Я вернулся к тебе, я устал
По постелям чужим ночевать,
Обнимать догоревших давно,
Ты добра, ты умела прощать,
Не простишь, я приду все равно.
Ты пойми, без тебя мне не жить,
Средь блудниц так опасно гореть.
Погаси мою дикую прыть.
Я хочу от любви умереть.
Я умру, но сначала с тобой,
Эту ночку без сна проведу,
Пусть еще полыхает любовь.
И сомненья и снова беду
Принесу я в уютный твой дом,
Ты навстречу ко мне выходи.
Я не мыслю уже о другом.
Погаси мое пламя в груди