Текст книги "Ты маньячка, я маньяк или А пес его знает"

Глава 28

Безысходность брата передалась Евдокии – она пришла в ужас и мгновенно восстала.

– С чего ты маньяк? – закричала она, нервно забегав по коридору. – Флакон, полный крови? Ерунда! Что с того, что флакон? Да его кто угодно мог тебе подложить!

«Пенелопа и подложила!» – мысленно решила она и с убежденьем заключила:

– Маньяк хитер и затейлив. Он игрушки играет. Его творчество – зло. И зло – его творчество. Внешнему я не верю. Верю только тому, что внутри, а внутри у тебя нет маньяка. С каких своих ощущений ты маньяком себя посчитал? Что у тебя внутри? Только добро. Братик мой дорогой, ты же самый лучший на свете. Где они, доказательства? Сам подумай, с чего ты маньяк? Ты святой!

Уговаривая задумчивого и застывшего столбом Бориса, Евдокия ни на секунду не оставляла его в покое. Она дергала его за руки, тормошила – наконец он взорвался и закричал:

– Черт возьми! Не трогай меня! Отойди! Не маньяч перед глазами!

– Не маяч, – машинально поправила Евдокия.

– Да, не маяч, – согласился Борис. – Лучше присядь и хорошенько меня послушай.

Евдокия послушно присела на табурет, он же с жаром воскликнул:

– Где доказательства – хочешь ты знать? Пожалуйста, есть доказательства. Я, как никто, вижу себя изнутри и могу с очевидностью полной сказать: я не такой как все!

– А какой? – испуганно выдохнула Евдокия.

– Я маньяк! Настоящий маньяк!

Евдокия снова вскочила и, заметавшись по комнате, начала причитать:

– О господи! Как такое возможно? Мама моя дорогая! С чего вдруг мой брат – маньяк?

– А с того! – с ожесточенным напором воскликнул Борис. – Сама посуди, кто я такой?

– Кто ты такой?

– Я не лгу! Не хитрю! Не ворую! Одеяло на себя не тяну! И не завидую! И не возношусь над другими! Денег совсем не ценю! В долг не беру, но даю и назад никогда не потребую! Я матом совсем не ругаюсь! О женщинах пошлостей не говорю! Всех людей уважаю! Благодарность имею! Добро ценю! Верю в мужскую дружбу! Верю в любовь! Верю в высшую справедливость! И в честность нашего государства! И при этом мне уже 26! И я почему-то не тряпкой, мужчиной считаю себя! И все с этим согласны! Так кто я по-твоему, если не полный маньяк?

Из перечисленного все было так – Борис нигде не сгустил и не преувеличил. Евдокия зашла в тупик. Жизненный опыт ей говорил, что имея такие качества выжить в России практически невозможно (других она стран не знала), но Борис продолжал как-то жить. И порядочностью своей он пробивал иногда неприступные крепости…

Правда, чаще сворачивал с прямого пути в закоулки, ведущие совсем не к вершинам. – К оврагам бесславия и нищеты те закоулки вели. Имея образование, ум, таланты, энергию и чистую душу Бориса, должно бы пользу отечеству приносить, а не прозябать на задворках безделия. Назвать делом то, что доверило общество брату, Евдокия никак не могла и впервые оценила трагедию Боба.

«Мама моя дорогая! – ужаснулась она. – Бог дал ему столько силы, ума и таланта, что хватило бы на весь мир, но нигде это не пригодилось! И он, бедненький, все это понимает, и как-то должен с этим мириться! Точно, не выдержал Боб! С ума он сошел!» – сделала единственно верный вывод потрясенная Евдокия и закричала:

– Надо срочно тебя лечить!

– Очень надо, – согласился Борис и потащил сестру к выходу.

– Куда мы идем? – спросила она.

– Сейчас узнаешь. Надеюсь, ты на машине?

– Да, да, – кивая, ответила Евдокия, и по телу ее прошел мороз.

– Не возражаешь, если я сяду за руль? – спросил Боб, первым выскакивая из подъезда, хотя раньше он женщин всегда вперед себя пропускал.

– Да-да, конечно, садись, – ответила Евдокия, решив теперь всегда с ним соглашаться.

Соглашаться, причем, без лишних вопросов.

«Вопросы могут его возбудить», – опасалась она.

Хотя внешне казалось, возбуждать Боба больше и некуда, Евдокия считала, что резерв природа оставляет всегда. Именно поэтому она согласилась ехать в любом направлении, а потом согласилась покинуть машину и подняться к квартире покойной Ирины Латыниной. Когда они подошли к ее двери, Борис достал из кармана связку ключей и начал попеременно совать их один за другим в замок.

Евдокии хотелось спросить: «Что ты делаешь?!» Но она героически промолчала. Борис ничего не объяснял, а лишь приговаривал:

– Сейчас-сейчас, сейчас все увидишь сама.

Евдокия действительно вскоре увидела как одни из ключей послушно провернулся в замке, и дверь открылась. Но, против ее ожиданий, Борис не вошел в квартиру Ирины. Закрыв на ключ дверь, он зло ухмыльнулся и подал команду:

– За мной!

И потащил Евдокию в машину. На этот раз он зарулил в зеленый двор Майи. У дверей ее опустевшей квартиры произошло то же самое: Борис достал связку ключей и, покопавшись, открыл и этот замок.

– Видишь, что делается, – с чудовищным торжеством изрек он и опять потащил Евдокию в машину.

Там он потряс перед ее носом связкой ключей и сообщил:

– Здесь ключи от квартиры Евы, и от вашей квартиры. Заметь, Ева мне ключ не давала. Сегодня я видел сон, очень странный. Не стану весь пересказывать, но был в нем один эпизод…

Подумав, Борис усмехнулся:

– Да нет, и эпизод не нужен тебе. Скажу результат: проснувшись, я заподозрил неладное. Полез в карман, а там связка ключей. Что за ключи? Как попали в карман? Ничего не помню. Мелькнула догадка – решил проверить. Начал конечно с Евы. Позвонил на мобильный и, узнав, что Ева в консерватории, поехал к ней, открыл дверь и…

– Все как во сне, который ты видел, – продолжила Евдокия, – кровь на клавишах.

Борис благодарно взглянул на сестру и сказал:

– Одна ты с полуслова меня понимаешь. Да, так и было, ночью я видел во сне, что пачкаю клавиши, а утром все подтвердилось.

Евдокия схватилась за голову:

– И флакон оказался в кармане!

– Да, и связка ключей – в другом. Теперь ты понимаешь, что со мной происходит? Теперь тебе ясно, почему я такой?

– Какой? – растерянно прошептала Евдокия.

– Правильный, – горестно вздохнул Боб. – Порядочный до безобразия.

– Безобразие здесь не при чем, ты очень хороший!

– В том-то и дело! Даже если с лупой войти в мою жизнь, только порядок в ней и найдешь.

Она удивилась:

– И чем это плохо?

Борис рассердился:

– Да тем, что нормальный человек, если к нему присмотреться, выглядит неприглядно: в погоне за благом он унижается, воюет и лжет. А все почему? Потому что в стремлении себе угодить человек то попадает в рабство, то в разбойника превращается и все подряд хватает, а ему не дают. Вот тут-то он нападает и защищается тем, что под руку подвернется: дубина – значит дубиной, соломина – значит соломиной, а уж если в руке окажется нож, тут уж держись – у любого он все отнимет и присвоит себе. При условии, разумеется, что нет ножа у того любого.

Евдокия озадаченно потрясла головой и робко спросила:

– Боб, ты о чем? Что-то я не пойму.

– Это я образно говорю. Объясняю, почему современный человек такой нехороший.

– И почему?

– Потому, что соблазнов много. Он хочет всего, и весь мир его враг.

– Враг? – удивленно воскликнула Евдокия. – Почему же обязательно враг?

Борис усмехнулся:

– А кто он? Друг, что ли? Коли друг, так почему человеку сам все не отдает? Почему буквально всего добиваться едва ли не зверски от мира нужно? Конечно враг, – подытожил Борис. – Из этого следует, что человек постоянно в войне с этим миром, а все хорошее он поглубже прячет в себе, чтобы никто не воспользовался. В человеке добро и зло переплелись, он же себя разрывает: плохое тянет наверх, а хорошее прячет в глубины души. Я же наоборот: плохое оставляю в себе, а хорошим наизнанку из какой-то неясной дурости выворачиваюсь! Выворачиваюсь!

Евдокия всплеснула руками:

– И довыворачивался! Был бы как все, не держал бы в себе плохого, почаще его выпускал бы, глядишь и пронесло бы! А теперь зло до критической массы скопилось и начало вырываться из тебя по ночам, когда ты спишь и сам себе не хозяин!

Борис подтвердил:

– Да, получается, что я потому и хороший, что разгружаюсь незримо. Двойную жизнь я, Дуняша, веду. Днем святой, а ночью из меня выбирается дьявол и режет, режет людей!

С воем он заключил:

– Это-оо невыносимо!

– Мама моя дорогая! – заплакала Евдокия. – Надо Ленечку вызывать!

Борис схватил сестру за руки и горячечно зашептал:

– Нет, Леонида не надо, не надо его, умоляю, я справлюсь, справлюсь сам, вот увидишь, убивать больше не буду, к кровати себя привяжу…

– Да тут же себя и отвяжешь, – оборвала его Евдокия. – Не хотела тебе говорить, да только вижу, что и у меня не все ладно. Открою секрет: я хожу по ночам.

– Как?! И ты? – ужаснулся Борис. – Я уж несколько месяцев как по крышам брожу. Лунатизм со мной приключился.

– Вот видишь, симптомы новые появились, совсем одинаковые: у тебя лунатизм, у меня лунатизм. И болезнь у нас тоже одна.

– Неужели лунатизм, это продолжение нашей болезни?

Евдокия кивнула:

– Именно. Если дело так дальше пойдет, то кто может мне гарантировать, что и я не схвачусь за нож? Видишь опасность какая назрела. Нет, ты как хочешь, а я мужу должна рассказать.

– Раз так, хорошо, – согласился Борис. – Только дай мне несколько дней. С духом хочу собраться. Я не трус, но мне страшновато.

– Бояться не надо. Ленечка тебя не потащит в тюрьму. Он будет тебя лечить.

– Это да, но как я могу признаться? Я убивал людей! Женщин! Ты об этом подумала?

– Думаю.

– Нет, так сразу признаться я не могу. Дай мне время. Немного: день или два.

Евдокия вознамерилась брату ответить отказом, но зазвонил мобильный. Прижав трубку к уху, она после паузы грустно вздохнула и сообщила:

– Сам господь дал тебе несколько дней.

– Что случилось? – удивился Борис.

– Ленечка мне звонил, в командировку он уезжает. Просит срочно быть дома. Не стану же я рассказывать ему о тебе на ходу.

Глава 29

Леонид Павлович очень спешил и нервничал невероятно. Пока Евдокия по шкафам собирала его рубашки, он носился за ней и вопрошал:

– Даша, как я оставлю тебя одну?

Она, скрывая смятение, спокойно ему отвечала:

– Очень просто: возьмешь и оставишь. Как всегда. Не первый раз уезжаешь.

– Не первый, – соглашался Лагутин, – но раньше ты была под присмотром. На Пенелопу я мог положиться, а на тебя не могу. Ох, что теперь будет? И не ехать нельзя. Итак уже всем во вред оттянул командировку, но больше тянуть нельзя…

– Не тяни.

– Тянуть и нельзя! – рассердился Лагутин. – Нельзя не уехать! Неприятности на работе зреют, а домработницы я не нашел.

– Потому что ищешь мне няньку, – ответила Едокия, – а я уже взрослая. Порой даже старая, если на руки мои теперь посмотреть. Ты не заметил, что давно уже дом на мне. Все хозяйство на мне. И я как-то справляюсь. Будь спокоен и поезжай с легким сердцем. Все равно ты не видишь меня: днем – на работе, а ночью в другой кровати. Как я тут? Чем занимаюсь? Тебе даже некогда расспросить. Поэтому поезжай и не волнуйся.

– Но как, как я могу оставить тебя одну, когда ты такой ребенок? – разволновался Лагутин. – Дверь не всегда закрываешь, бегаешь по ночам…

– Уже не бегаю, – перебила его Евдокия.

– Так бегать начнешь без меня.

– Не начну.

Лагутин ревниво спросил:

– И не будешь разговаривать с незнакомыми людьми?

– Никогда.

– И дружить с чужими мужчинами себе не позволишь?

Евдокия закатила глаза:

– Ленечка, как возможно такое? За кого ты меня принимаешь?

– И к телефону не подойдешь?

Она, покачав головой, шепнула:

– Для меня существует только мобильный.

– И в дом посторонних не станешь пускать?

– Ни в коем случае.

– И дверь будешь тщательно закрывать?

– Ленечка, успокойся, закрою на все замки. Я буду паинька, каких свет не видывал.

Лагутин пристально посмотрел на жену и попросил:

– Поклянись.

Евдокия торжественно произнесла:

– Сто раз клянусь!

Лишь после этого он отстал от нее и занялся чемоданами. Когда чемоданы были закрыты, Лагутин вернулся к жене и с нежностью вспомнил, что надо проститься. Прощались традиционно: страстно и на кровати. И, конечно, наспех: Евдокия толком не успела раздеться – мужу оставила память, не снимая своей комбинации.

После этого времени осталось в обрез: пришло такси, поэтому все наставления (совсем как Пенелопа когда-то) Евдокия на скорую руку давала.

– Не забывай пить таблетки, – скороговоркой твердила она, выскочив к лифту за мужем в том, в чем была, а была она в комбинации. – И, Ленечка, мазать артрит не ленись, и на ночь копресс приложи себе на руку, и, умоляю тебя, вовремя спать ложись, а то потом ты весь день раздражительный и с кем-нибудь поругаешься наверняка.

Лагутин уже был в пути – жену он не слушал, но машинально со всем соглашался:

– Да, дорогая, все буду делать, не волнуйся, все будет так, как положено.

Двери лифта раскрылись, и он закричал:

– Щеку давай!

Евдокия поспешно подставила щеку, но муж ее чмокнул в губы и, виновато пожав плечами, загрузил чемоданы в лифт.

– Я тебе потом позвоню, – бросил он и замахал руками: – Иди, родная, иди, ты раздета, не ровен час соседи увидят.

Двери закрылись – Евдокия, сделав важное дело, опустошенно сказала Бродяге:

– Вот и все, неожиданно мы одни. Человек предполагает, а бог располагает.

Бродяга с ней согласился – он был очень встревожен поспешными сборами и не знал чего от них ждать.

«А вдруг хозяйка уедет и меня не возьмет?» – вопрошали его глаза, но никто не собирался ему отвечать.

Все были заняты страшно.

Лишь теперь, когда ненавистный мужчина был заключен в большой короб, Бродяга вздохнул с облегчением: хозяка осталась, и он при ней. Жизнь хороша, хоть она и собачья.

А вот Евдокие жизнь не казалась хорошей. Проводив наспех мужа, грустная она поплелась домой. В голове – тревога за брата вперемежку с обещаниями, данными мужу.

«И что же я там наобещала ему? – подсчитывала она. – Двери не открывать, с посторонними не разговаривать и к телефону не подходить. Что ж, выполнить это совсем мне не сложно».

Едва она так подумала, как в кабинете Лагутина зазвонил телефон. Евдокия, забыв про обещания и ни секунды не думая, бросилась в кабинет и схватила трубку.

– Леонид Павлович мне срочно нужен, пожалуйста, позовите его, – услышала она взволнованный мужской голос.

– Леонид Павлович только что в командировку уехал, – ответила Евдокия, и «голос» запаниковал:

– В командировку? Это совсем невозможно! Это просто беда!

– И тем ни менее, это так.

– Послушайте! – совсем уже истерически завопил «голос». – Его нужно срочно вернуть! Вы ему кто?

Евдокия призналась:

– Жена.

– Жена?! Отлично! Верните его! – приказал мужской голос.

– Вернуть? Но как?

– На мобильный звоните.

– Мобильный он отключил. Включит только тогда, когда доберется до Нузы.

– А я ему, как дурак, звоню и понять ничего не могу, – посетовал голос и строго спросил: – Зачем же Лагутин сотовый отключил?

– Он перед важной встречей хочет в дороге спокойно книги свои почитать, понимаете?

– Не понимаю!

– Да что же тут непонятного, – прикрикнула Евдокия. – Мой муж обстоятельный, ко всему подходит ответственно…

Незнакомец не стал ее слушать, он истерически завопил:

– Умоляю! Верните его! Как угодно верните! Иначе беда!

– Беда?

– Да-да! Ужасное что-то!

Евдокия насторожилась.

– Простите, а беда у кого? – спросила она. – Ужасное у кого?

– Да у всех! У меня! У него! У всего человечества! Умоляю вас! Придумайте что-нибудь! Верните его как угодно! Любым путем! Лагутин вам сам же и скажет спасибо! Иначе! Иначе! Иначе…

Незнакомца заклинило.

– Что – иначе? – воскликнула Евдокия.

– Иначе все! Все погибло!

– Ах, боже ты мой! – испугалась она и прямо в одной комбинации понеслась из квартиры.

И в этом был смысл: на разговор ушло не больше минуты. Вполне возможно, что муж еще грузит чемоданы в такси и есть вероятность его задержать.

«Если, не мешкая, поспешить, я точно его верну», – подумала Евдокия, бросаясь к лифту.

Лифт был занят – пришлось по ступеням бежать. Евдокия неслась, как угорелая, и все же она успела увидеть лишь «хвост» такси, на котором уехал Лагутин. Она прыгала, и кричала, и махала вслед мужу руками, но ее не заметили – такси, набирая скорость, уносило Лагутина в аэропорт.

– Не успела! – в отчаянии крикнула Евдокия и, осознав эту данность, вдруг поняла, что выглядит неприлично: босиком в одной комбинации на тротуаре стоит.

Спешащие мимо прохожие, с укором покачивая головами, стыдливо отводили глаза. Перцу придавал ситуации факт случайный, но очень постыдный: сквозь прозрачную комбинацию было видно обнаженное женское тело, а пышная грудь Евдокии некоторых из прохожих просто сводила с ума.

Оценив свой позор, Евдокия сконфузилась и, покраснев, со всех ног понеслась к подъезду, но и здесь ей не повезло. Одновременно с ней в дверь срочно захотел войти незнакомый мужчина. Точнее, туда он уже входил, когда приспичило поскорей сделать то же и Евдокии. Не имея желания и лишней секунды задерживаться на тротуаре, она повела себя агрессивно и даже пыталась мужчину «слегка» оттолкнуть.

Скорей всего, он тоже спешил – иначе чем объяснить и его настырность? Евдокию он вперед себя не пускал, но и сам пройти в дверь не мог, поскольку с его чемоданом и с ее бюстом желающих было чрезмерно много – габарит двери был настроен на меньшее.

Оба теснились в проеме, упрямо пытаясь войти вдвоем, до тех пор, пока мужчина не ощутил, что его рука напряженно касается полуголой женской груди, весьма привлекательной. Осознав, что его конкурентка не очень одета, он смутился и отступил.

Евдокия, почуяв свободу, на сверхчеловеческой скорости ворвалась в подъезд. Под недоуменно-насмешливым взглядом консьержки она захватила лифт и лишь там отдышалась, стараясь не рвать себе сердце случайным конфузом.

Впрочем, ей было уже не до какого-то там позора – на Леню может рухнуть беда! Догнать и спасти, вот в чем суть ее действий – остальное все чепуха, над которой они потом посмеются. Потом, когда отведут беду.

Поскольку беда была неизвестной, а такси умчалось стремительно, то лифт, казалось, на месте стоял. Евдокия с трудом дождалась своего этажа и вылетела, звуку подобно.

Дверь квартиры (какое счастье!) была нараспашку. Охваченная одним лишь желанием (догнать!!!!), Евдокия устремилась домой, но была остановлена криком о помощи.

– Пожалуйста, помогите мне! – звал незнакомый голос.

Глава 30

Евдокия спешила, но голос звал – она оглянулась и что же увидела: по ступеням бежит мужчина, в шляпе, в строгом костюме, взгляд – добрый, слегка напуганный… Вид в общем солидный. Запыхался, правда, явно спешит и крайне рассеян: даже не замечает неприличного вида женщины, к которой он обращается.

– Не подскажете ли где проживает Леонид Павлович Лагутин, – с трудом переводя дыхание, сбивчиво говорит он и вежливо поясняет: – Тысячу вам извинений, но Лагутин мне очень нужен.

– Он нужен многим, но вы опоздали, – бросает ему Евдокия, пытаясь сбежать.

– Скажите хотя бы в какой он квартире живет! – в отчаянии просит мужчина.

– Да в моей и живет. Лагутин мой муж.

С этими словами Евдокия устремилась в свой дом, незнакомец нахально увязался за ней.

– Простите, а мог бы я вас попросить, – воскликнул он, вбегая с ней в холл.

– Могли бы, но я занята.

– Я отниму лишь секунду. Куда Лагутин поехал?

– В Нузу.

– Это я знаю, но как он туда добираться собрался? Куда он поехал сейчас?

– В аэропорт, – ответила Евдокия, поспешно скрываясь в спальне.

Мужчина пойти за ней не решился. Пользуясь этим, она быстро подкрасила губы, глаза, причесалась, прилично оделась и, прихватив дорожную сумочку с деньгами, поспешила обратно. Мужчины в холле она не нашла.

– Эй! Где вы? – воскликнула Евдокия.

Ей никто не ответил.

Наскоро проверив квартиру и не обнаружив там никого, она хотела уйти, но наткнулась на горестный взгляд Бродяги.

«Смотри, не бросай меня. Я на тебя рассчитываю», – говорили его глаза.

– Ах, горе мое, – буркнула Евдокия, хватая на руки пса.

Когда она выскочила из лифта, уже при полном параде, но с облезлой собакой, консьержка не выдержала и спросила:

– Дульсинея, куда ты?

– За мужем! – проносясь мимо нее, крикнула Евдокия.

– В аэропорт?

– Да!

– А заразу зачем с собой тащишь?

– Это Бродяга, он на меня рассчитывает!

Больше консьержка ничего не успела сказать – разговаривать было не с кем. Прощально хлопнула дверь – консьержка с осуждением потрясла головой и горестно молвила:

– И что тут будешь делать? У такого приличного мужа абсолютно непутевая жена. Где он только ее откопал? В каком сумасшедшем доме?

Консьержка не представляла сама как близка она к истине. Впрочем, всего лишь близка.

А Евдокия тем временем шаг за шагом продолжала клятвы свои нарушать. Уже многое, из запрещенного мужем, она сделать успела: к телефону уже подошла, дверь оставляла настежь открытой, незнакомого человека в квартиру впустила и с ним говорила…

Оставалось только с мужчиной чужим подружиться и будет полный порядок. Точнее, окончательный беспорядок наступит – то, чего муж опасался.

Именно это и получилось. Вылетев из подъезда, Евдокия, отправив подмышку пса, запрыгала, замахала руками и закричала:

– Такси! Такси!

Словно по команде с другой стороны улицы развернулась машина с шашечками и направилась к ней.

– Бродяга! Как нам повезло! – порадовалась Евдокия, бросаясь к дверце автомобиля.

В этот самый момент наперерез ей устремился какой-то мужчина и (наглость какая!) прямиком к той же машине. Но как бы не так, Евдокия оказалась проворней: она его оттолкнула и, предусмотрительно забросив на заднее кресло пса, возмутилась:

– Как вы смеете! Машина моя!

– Ваша? – поразился мужчина.

– Моя!

– Да с чего это ваша?

– Потому что я первая закричала: «Такси! Такси!»

– Рад за вас, – ответил мужчина, – но зато я первый такси купил.

Евдокия опешила:

– Вы купили такси? Когда?

– Три года назад для открывшейся фирмы. Коля, я правильно говорю? – обратился мужчина к водителю, мордастому наглецу-верзиле.

Верзила с важностью подтвердил:

– В самую точку, шеф, «тачку» три года назад и купили, а до сих пор новенькая, потому что я четко за ней слежу, как за бабой своей.

С безграничной брезгливостью глянув на пса, водитель презрительно процедил:

– Дамочка, культурно вас попрошу убрать с наших кресел заразу.

– Простите, он чистый, – вспыхнула Евдокия, послушно забирая дрожащего пса.

Бродяга изрядно струхнул, когда его зашвырнули в машину к верзиле: вдруг наглец его увезет, а хозяйку оставит?

– Может и чистый, – ухмыльнулся водитель, – но очень облезлый и старый. Того и гляди этот пес помрет. Трупов я еще не возил.

– Николай, хамить-то не надо, – строго сказал мужчина и спросил у Евдокии: – Вы очень спешите?

Она подтвердила:

– Ужасно спешу.

– А куда вам? Если нам попути, тогда подвезем.

– Мне в аэропорт, – торопливо ответила Евдокия, нервно прижимая Бродягу к груди.

Мужчина внимательно посмотрел на нее, на собаку и задумчиво разрешил:

– Тогда садитесь, мы едем туда же.

Евдокия прыгнула на заднее сидение, мужчина сел рядом с водителем, автомобиль лихо сорвался, и раздался нечеловеческий визг. Нечеловеческий потому, что визжал Бродяга – Евдокия дверью защемила псу хвост. Когда хвост был освобожден и за окнами замелькали деревья, фонари и дома, водитель, озабоченно оглядываясь, спросил:

– Что там у вас телепается по колесам?

– Ой, простите, – вспыхнула Евдокия, – я действительно виновата, сумочку дверью теперь прищемила.

– Ох и неловкая вы, – покачал головой водитель и затормозил: – Извлекайте.

Когда машина снова тронулась в путь, добрый мужчина с любопытством посмотрел на Евдокию и, улыбаясь, поинтересовался:

– Как вас зовут? Я – Кириллов Сергей Иванович, – спохватившись, представился он и предложил: – Если хотите, можно просто Сережа.

– А меня Евдокия, то есть Дуня зовут, – смущаясь, призналась она.

– Дунька, га-га! – заржал водитель. – Это и без объяснений, дамочка, видно!

– Коля, фу! – словно псу, приказал Кириллов и извинился: – Дуняша, не обращайте внимания. Он дурак. В обществе это не редкость.

Евдокия молча с ним согласилась. Сергей с симпатией посмотрел на собаку и спросил:

– Дворянин?

«Я Бродяга!» – ответили песьи глаза.

– Похоже, он со мной не согласен, – усмехнулся Сергей.

– Он добрый, – не зная зачем, пискнула Евдокия и смущенно проглотила язык.

Сергей какое-то время учтиво пытался продолжить беседу, но, увязнув в плотном молчании, отвернулся и до самого аэропорта Евдокию не беспокоил.

В аэропорту автомобиль направился на стоянку.

Евдокия разволновалась: «Сейчас будут место искать и времени тьму потеряют».

– Остановите, пожалуйста, я лучше выйду, – закричала она.

– Как вам будет угодно, – ответил Сергей и обратился к водителю: – Коля, притормози.

Евдокия схватила сумочку, пса и еще на ходу выскочила из машины.

– Куда, сумасшедшая?! – рявкнул водитель. – А если тебя задавлю?!

– Простите, я очень спешу, – крикнула ему Евдокия, роняя пса.

Пес упал на четыре лапы и не пострадал, но на хозяйку посмотрел с осуждением. Евдокия его подхватила, но теперь уронила сумочку. Поднимая сумочку, она опять потеряла пса.

«Надоело», – решил Бродяга и еще раз взять себя не позволил. Когда хозяйка к нему потянулась, он категорически убежал. Евдокия попыталась его догнать, но скоро смирилась.

– Ладно, рядом иди, – разрешила она, и Бродяга за ней потрусил.

Водитель, скептически наблюдавший жонглирование сумкой и псом, выдал нелестную характеристику Евдокии.

– Удолбище еще то, – констатировал он, чем рассердил начальника.

– Сам ты такой, – сказал Сергей и с нежной улыбкой добавил: – А девчонка просто потешная. Останови, я тоже здесь выйду.

Зло хлопнув дверцей, он вышел из автомобиля и направился к аэропорту.

– А мне что делать? – крикнул ему вслед водитель.

– Ты на стоянке жди, – ответил Кириллов. – Я скоро вернусь.

Вернулся он очень растерянный, сел рядом с водителем и задумался. Коля спросил:

– Не сладилось, шеф?

– Не сладилось, не сладилось, – рассеянно пробормотал Кириллов и, сорвавшись с места, стремительно вернулся в здание аэропорта.